Многогранность истинного восприятия войны (СВО) ; The Multifacetedness of the True Perception of War (CBO)

 Многогранность истинного восприятия войны (СВО)

В глубине души, по зову сердца, мы все — Люди, для которых боль других соизмерима, сопоставима собственной!

 Эта истина находит достойное отражение во многих письмах читателей информационного агентства «Медуза», опубликованных здесь*.

Они наиболее полно и развёрнуто раскрывают истинную панораму войны с разных точек зрения обычных людей, отражают настоящий калейдоскоп их опыта, личных взглядов и боли.

Но в суровой реальности истинные чувства людей зачастую принижаются, гражданам пытаются репрессивными методами навязать своё отношение к войне и её причинам. Предпринимаются масштабные попытки преступно оправдать злонамеренную политику политического руководства страны с помощью организованной ими же токсичной, дегуманизированной пропаганды…: подробнее об этом в книге  «Как избавиться от оков тоталитаризма. Вызов преодолеть политическое простодушие» https://www.litres.ru/ervin-filippov/kak-izbavitsya-ot-okov-totalitarizma-vyzov-preodolet-politi/

 *) некоторые письма были немного сокращены или объединены, авторы писем указаны не везде или они анонимны. Но суть сообщений читателей сохранена.

Война глазами читателей «Медузы»:

 Мария. Внутри России страшно. Этот страх неосязаем, но он повсюду. Страшно сказать лишнее, страшно открыть не ту вкладку, пока едешь на учебу, страшно, что любимые украинские и запрещенные песни будет слышно через наушники, страшно читать новости, страшно, что почти все окружение смирилось с происходящим, иногда даже до абсурдного — страшно за скачанный VPN, страшно писать это письмо. За что не страшно, так это за будущее — его просто нет. Нет планов, нет целей, нет надежды. Тут болото.

Помимо страха остались боль, стыд и перманентная апатия. Ты читаешь нововведенные законы и проходишь через несколько стадий: истерический смех и чувство полного сюрреализма, страх за то, что еще не совершил, и апатию с безразличием. Ты следишь за сводками, читаешь новости о новых прилетах, погибших и пострадавших; видишь в реальности весь этот «русский мир» — и тебе становится стыдно и больно. Я думаю, что никогда не смогу без стыда посмотреть в глаза украинцам.

Обе стороны умирают. Тут писали фразу, которая звучит у меня в голове до сих пор: «Понятно, что украинцам еще хуже, но у них есть надежда, здесь надежды совсем нет». Это правда, и поэтому я верю в то, что, когда все закончится, Украина сможет восстановиться и вылезти из этого моря боли и крови. Россию, к сожалению, я не знаю, как видеть. Наверное, я похоронила ее вместе со своим будущим.

Анонимная читательница. Чуть больше трех лет назад мой мир рухнул. Я долгое время интересовалась историей третьего рейха, и в тот день я почувствовала себя одним из ее персонажей. Только сторона была не та, что хотелось.

Я работаю в сфере образования. Это, наверное, одна из тех сфер, которая изменилась больше всего. Скрепя сердце провожу патриотические мероприятия, во время которых из моего рта вырываются далеко не те слова, которые лежат на душе. Убеждаю себя, что делаю для детей только лучше, не прививаю им это чувство вины за то, что делают взрослые люди в этой стране. Но на душе тошно.

Cама я перестала поедать себя поедом в тот момент, когда дрон попал в детскую больницу в соседнем городе. Тогда в голове что-то щелкнуло, и я поняла, что не правы в этой войне все. И что сочувствовать другой стране, ненавидя при этом свою, я не хочу. Моя страна не допускает прилета дронов по дому, где я живу. Чужая страна пытается меня убить просто за факт красного паспорта и русских слов внутри него. И тогда буквы «СВО» перестали быть для меня чем-то, за что именно я должна просить прощения. Я стала более бесчувственной и жестокой. Навряд ли этого хотела добиться Украина, но что произошло, то произошло.

Уверена, через такое прошла не только я одна. Не только я одна прошла путь от «я ненавижу свой народ за… и…» до «а вообще-то твари есть по обе стороны» из-за ракеты или дрона, которые пролетели слишком близко.

Константин (Киев). Если рассматривать эмоциональную восприимчивость как светочувствительную матрицу, мне кажется, у нас всех эта матрица выгорела, как от вспышки сверхновой. Это случилось еще в первые месяцы войны, когда весь мир увидел ужасы Бучи, Ирпеня, а впоследствии сотни других зверств на оккупированных территориях. Мне запомнился на всю жизнь момент, когда Зеленский зашел в подвал для пыток в Буче и вышел из него на десять лет постаревшим, с пустыми глазами… Расчеловечивание — главный итог четвертого года войны.

В обычной жизни это стало проявляться в притуплении всех эмоций без разбора: радость, горе, любовь и ненависть — все по интенсивности стало еле различимыми всплесками, мало отличающимися от ежедневной рутины. Ничего больше не может принести ощущения радости и тем более счастья. Прием еды превратился в прием энергетического мыла, память не держится за воспоминания, ненависть к русским военным трансформировалась в расчеловечивание. Не осталось сил ненавидеть — теперь русские оккупанты воспринимаются как юниты. Пиксели на экране — не люди, не личности, даже не млекопитающие. И это при том, что я живу в Киеве, который периодически, но не постоянно, страдает от «высокоточных» ударов по многоэтажкам и детсадам. А как же тогда трансформировалась психика людей, живущих в прифронтовых районах или переживших оккупацию, как изменились украинцы, воюющие на передовой?

Время от времени я слышу укор внутри украинского общества: «Киев живет своей жизнью и забыл о войне». Но это не так! Когда «прилетает» в соседний дом или осколками уничтожает твой автомобиль, припаркованный возле подъезда, нет ресурса для рефлексии — это уже случилось, едем дальше. Ведь универсальный рецепт жизни во время войны уже найден давно: Keep calm and carry on. В украинском варианте этот смысл закрепился в названии всеукраинского радиодиктанта — «Треба жити!» Киев не забыл о войне, он адаптировался, приглушил свет и живет войной в «энергосберегающем» режиме, потому что жить по другому — это впасть в истерию и, в конце концов, сойти с ума.

Катя (Москва). В 2022 году была надежда на быстрое завершение войны или табакерку в адрес главнокомандующего, но сейчас это чувство сменилось безнадежностью и бессилием. Власти РФ настолько нормализовали происходящее, что, кажется, война может идти бесконечно. Для меня остается загадкой, как можно было так одурачить свое многомиллионное население, что оно так безоговорочно поверило пропаганде. Низкий уровень критического мышления, аполитичность, обожествление власти и государя, бедность, страх — видимо, все это и сыграло на руку властям. Причем среди поддерживающих есть как люди без доступа к интернету (мои родители в глубокой провинции), так и умнейшие образованные столичные жители с ученой степенью.

Думаю, что главная причина — это уход психики в отрицание, неспособность поверить, что после победы в 1945 году мы сами можем стать фашистами. Это осознание разрушило бы их жизнь и психику, и они защищаются от него как могут, повторяя мантры из телевизора и убеждая себя и других, что на нас напали враги. Поэтому им жить немного легче, чем тем, кто против войны — в их мире все правильно, чувство вины и стыда отсутствует, они не рискуют сесть в тюрьму. А я и мои друзья остаемся с горечью, виной, бессилием, ужасом, слезами и риском попасть за решетку.

C сожалением, что твои родители не супергерои, сынок, мы с папой не сели в тюрьму за протесты. нашей страной правит преступник и он пытается уничтожить соседнюю страну, и нашу заодно.  Но мы можем нести добро в себе, как говорил Сэм из «Властелина колец», помнишь? Не поддерживать убийства. Знать, что жизнь человека бесценна. Уволиться с работы, где все за войну. Помочь дальнему племяннику получить бронь. И не общаться с друзьями, которые продали совесть за бабки.

Я не знаю, насколько ребенку это сложно понять, я и сама до сих пор в огромном шоке и слово «позорище» повторяю чаще, чем имена своих детей… Хочу сказать всем людям, кто ждет окончания этого кошмара: я с вами, обнимаю вас, мы дождемся, когда главный преступник помрет и отпразднуем его смерть. А дальше нам предстоит долго работать над тем, чтобы нас простили украинцы (если это возможно), платить репарации и строить страну, в которой никто не хочет быть «патриотом» в сегодняшнем смысле. И будем строить новую Россию, в которой не стыдно.

Андрей (США). Главным последствием войны для меня стало осознание того, что вся история российской культуры оказалась обнуленной: ее образцы показали свою нежизнеспособность и ведут лишь в тупик. Население, принявшее войну или предпочитающее делать вид, что ничего не происходит, вызывает у меня не гнев, а скорее жалость — и ощущение того, что страна оказалась в безвыходном положении. Моя связь с этим народом все слабее: пропасть между нашими ценностями уже не заполнить.

Когда я говорю за границей, что я русский, я не испытываю стыда, но чувствую легкую неловкость — будто надеваю чужой ярлык, который делает меня в глазах других сомнительным.

Отсутствие эмпатии, нежелание принимать различие между народами и вместе с тем непонимание простого принципа, что Бог — со всеми людьми, а не только с «нами», повергают меня в уныние, когда я думаю о своих соотечественниках. Это не любовь. Бессовестная ложь, перекладывание ответственности, шовинизм, отрицание свободы и привычная покорность лишь усиливают это чувство.

Миллионы россиян, покинувших страну за последние годы, — активные, талантливые, свободные — станут гражданами других стран. И таланты, свойственные русским людям — умение адаптироваться, изобретательность, способности к науке, литературе, искусству — теперь будут служить на пользу их новой родине. Россия теряет энергию будущего, а вместе с ней — и само будущее.

Артур (Камчатский край). Тупость. Это главное слово войны или «СВО». Фасады зданий осыпаются, подъезды давно не ремонтировались, дороги дырявые и треснутые, зарплаты низкие. Но давайте потратимся на снаряды и ракеты. Давайте скинемся всей страной, каждый чем может. Скинемся из налогов, поднимем НДС, поднимем расходы бюджета на оборону, увеличим дефицит бюджета. А кроме этого скинемся еще и на срочносборы на РЭБ в карманы z-блогеров. Разве не тупость?

Если средний уровень жизни в РФ станет заметно выше, то почти любой украинец сам захочет присоединиться без войны. Если фасады зданий хотя бы просто покрасить по советской технологии, то реальность за окном будет больше радовать глаз. А сейчас новости по телеку о новых победах выглядят вымышленными и не соответствуют действительности. Если подъезды и дороги ремонтировать хотя бы раз в пять-десять лет (не говорите мне про Мск или СПб, это не Россия), то может быть мой город не будет выглядеть как послевоенный. Присоедините Камчатку к РФ тоже, пожалуйста, не только Мариуполь.

Такие улучшения я называю «ракеты с пиздатой жизнью». Такие ракеты намного дешевле «Искандеров» и тому подобного, от таких ракет не умирают люди. Давайте запускать их пачками по 100-500 штук в неделю: 100 подъездов, 10 километров дорог, 10 зданий.

Рина. В Украине живут мои близкие родственники — моя родная сестра и ее семья. Я помню ужас первого дня: проснулась ночью, мне звонила дочка. И потом уже не уснула, включила телевизор, а тут: «Я принял решение». Судорожно звоню маме: «Мама, война». [Звоню] сестре — не отвечает, снова звоню — не отвечает. Потом не спали недели две, дежурили с мамой по очереди, глотали все новости. Наши живы, но утро, как и раньше, начинается не с кофе.

Я испытываю отвращение ко всем, кто эту войну поддержал, кто пошел на фронт. У моего знакомого на работе руководителя призвали: он уже зрелый мужчина, куча болячек, отлежался в госпитале, вернулся на гражданку — его призыв признали незаконным. Процесс длился долго, подключили все связи, чтобы на фронт не попал. А теперь жена этого мужчины шьет трусы воякам и плетет маскировочные сетки. И у меня в голове не укладывается: как так можно? Своего спасла, а чужим создает условия для гибели?

Я закипаю, когда мои знакомые рассказывают, что вот, ночь не спали, беспилотники летали. А когда спрашиваешь: «А почему так случилось? Что же произошло вдруг?» — не могут связать причину и следствие. Я оборвала все связи с теми, кто хоть как-то поддерживал эту войну. Мне не жаль, я ненавижу эти людоедские настроения, эту кровожадность. Но в скорый мир я не верю. Хотелось бы, но не верю.

Читаю эти письма почти каждый день и часто вижу в них людей умных и человечных. Это помогает самой не скатиться в цинизм, не оскотиниться, не поддаться иллюзии того, что антиутопия все людское (простите) утопила.

Есть люди, много людей, украинцев и русских, которые не тлеют от злобы, не закапывают себя в бесполезной вине, не готовы грызть глотки себе и соседу от бессилия. Вместо этого находят силу жить — откуда она у некоторых берется, я не знаю. Но они мои герои. Они дают надежду если не на светлое будущее, то хотя бы на то, что человечность никто не может убить. А значит, есть смысл доживать до этого самого будущего.

Аня (Москва). За три года чувства к происходящему менялись — от сильной ненависти к происходящему до глубокой безысходности. Как и многим, в начале мне казалось что это какое-то недоразумение, что все быстро закончится. Потом мне хотелось доказать всем вокруг, что надо как можно быстрее остановить убийства людей и разрушения городов, но чем дальше, тем больше я читала в глазах людей неодобрение моей позиции. «Как же, мы защищаем свой народ», «не мы, так нас», — вот слова моего окружения.

В этом году мелькали моменты, которые, казалось, могли приблизить окончание бойни. Но, к сожалению, не сложилось. Ощущение бесконечности происходящего не покидает меня. И самое главное, раньше я задавалась вопросом, когда это все закончится и кто или что сможет это все остановить. А теперь — что же случится дальше и к чему более страшному нас все это приведет

Александр (Челябинская область). Я осуждал войну с самого первого ее дня. Возможности уехать по многим личным обстоятельствам у меня не было и в ближайшее время не предвидится.

Я приношу извинения украинцам, что страдают от моего государства и от моего имени. Я этого не выбирал и не поддерживал. Я надеюсь, что рано или поздно справедливость будет достигнута. Просто позвольте мне принести эти извинения.

Своим же соотечественникам, которые уехали и обливают помоями оставшихся последние четыре года, хочу сказать: мы все помним, я все помню. Вы писали вещи на грани дегуманизации. Близко к ней. Я могу понять людей под обстрелами, но вы — не они. И не надо прикрываться чужими страданиями. Почему-то моему соотечественнику легче смешать меня с дерьмом, чем понять, что лично я не принимал войну как данность ни разу за все время.

Я не буду отвечать соотечественникам, которые так говорят, той же монетой. Я не буду говорить, что все уехавшие — такие: «тыквенная эмиграция», «колбасная эмиграция» и так далее. Мы — не вы. Поэтому я обойдусь и без дешевой театральщины и без ответной дегуманизации. Не все, кто уехал, так думают об оставшихся. Не всем, кто уехал, нужно время от времени пинать оставшихся, не делая различий, просто чтобы подтвердить правильность своего выбора — а жизнь на чужбине нелегкая. Уехать было нелегким выбором. И очень смелым шагом. И этим людям я хочу сказать «Спасибо большое!» Особенно тем, кто старается увидеть в оставшихся не безликую массу, а людей.

Алиса. Я — русская по папе и украинка по маме. Родилась в России и здесь же выросла. Свою родню в Украине посещала регулярно и очень любила. Все время на связи. Дата 24 февраля 2022 года стала смертью для моей веры в людей и общество. Дальше были месяцы кошмара и каждодневных звонков, не буду описывать подробности, думаю, все мы помним начало войны. Мои родственники живы, и каждый день я молюсь, чтобы это оставалось так. Кто смог — уехал из Украины. Другие сейчас на войне.

Осенью 2022 года объявляют частичную мобилизацию в РФ и на войну забирают моего папу. Насильно, одним днем, он не выбирал это. У него были существенные проблемы со здоровьем, которые были весомым основанием для того, чтобы он не подпадал под мобилизацию […]. Мы сделали, что могли: писали в СМИ, куда могли дописаться, прокуратуру, был суд, потом апелляция. Не помогло. По состоянию на сегодняшний день он так и не попал в зону активных боевых действий, а находится «в тылу». Это и сохраняет ему жизнь и остатки здоровья […]. Вот так вышло, что мои ближайшие родственники воюют по разную сторону в этой отвратительной и бесчестной войне.

Могу сказать, что и этого достаточно, чтобы потерять веру в людей и, в особенности, в русское общество. Меня грело то, что вся моя ближайшая родня не потеряла понимания белого и черного в этом мире, понимания того, что является добром, а что злом. Мои родственники с Украины, будучи на войне, точно понимали, за что воюют. Понимали, что этой войне не было оправданий. Понимали, что воюют не для того, чтобы убить русских, а чтобы отстоять свое право на свободное государство. Мы продолжаем любить и поддерживать друг друга, несмотря на то, что было много предпосылок, чтобы потерять эту связь. Но и мой папа не выбирал этот путь, он понимает, насколько неправильно все то, что происходит. Понимает и не верит в эту войну. Просто сбежать не может.

Большим ударом для меня стало поведение людей здесь — на территории России […]. Патриотические лозунги, оправдание войны, восхваление России, когда на территории Украины, наших ближайших соседей, по указке Путина происходит массовое убийство. Я не знаю точную статистику, но у каждого второго моего знакомого была родня в Украине. Как укладывалось в их голове оправдание убийств даже далеких родственников — я не знаю. […]

Дорогая «Медуза», я не понимаю как дальше жить, но пытаюсь. Я чувствую огромный груз вины перед украинским сообществом. Я чувствую презрение к любой форме патриотизма в моей стране. Человеческая жизнь — вот настоящая ценность. Я чувствую свое бессилие и одиночество. Чужой среди своих. Свой среди чужих. А тем временем прошло 3,5 года войны…

Владимир (Евросоюз, ранее — Санкт-Петербург). В феврале-марте 2022 года я думал, что люди это не примут и выйдут на протесты по всей России, но когда я в 2022 году пришел на протест и увидел эту жалкую горстку единомышленников, то мне как-то сразу стало все понятно. До того я уезжать не планировал, но после этого резко засобирался, благо поступило предложение по работе.

С тех пор мнение о войне не то чтобы слишком изменилось. Я все это время делал для себя ставку, что война — надолго, хотя где-то и трепыхалась надежда, что случится чудо. То мятеж Пригожина, то украинское наступление 2022 и 2023 годов. Но как оказалось, ни Путин, ни Зеленский проигрывать не планируют, обильно поливая кровью поля сражений.

Несмотря на то, что мы живем не в России, мы тоже устали от этого всего. Перед тем как приехать в Россию, проверяешь себя, не завели ли каким-то макаром уголовку, не добавили ли в очередные списки. Ты попросту не уверен, не примут ли тебя на границе. На паспортном контроле при мне в этом году людей пачками уводили на «поговорить». Я так своей новорожденной дочке не улыбался, как пограничнику, когда прилетал и улетал в 2025 году.

Я не желаю своей стране каких-то унижений и расплаты. Более того, я не считаю вопрос с аннексиями и репарациями абсолютно ясным. После того, как Путин закончится и страна останется со всем этим наследием, то прежде всего нужно будет наладить нормальную жизнь: накормить голодных, вылечить больных, позаботиться о тех, кто прошел войну. На все это нужны деньги и максимальное спокойствие в стране. Если не будет ни первого, ни второго, то Россия и остальной мир получат Путина 2.0, чего очень бы не хотелось.

Украину и украинцев по-человечески жаль, но я не нахожусь в числе сторонников идеи, что у них в отличие от России есть будущее. Их страна очень сильно разрушена и очень много людей уехало. Откуда Украина возьмет средства на восстановление, и кто это будет восстанавливать, — это большой вопрос.

Оля (Татарстан). Я десятки раз пыталась вам написать и десятки раз мне не хватало слов. Да и что писать, ведь уже все рассказано. У людей одна и та же картина: потрясение, непонимание, страх, боль, одурманенные близкие, потеря контактов с друзьями и жизнь в социальном вакууме. Но так хочется сказать, что я против войны, и быть услышанной!

Я мечтаю, чтобы вышли из матрицы мои родители, мой брат и его семья, мои друзья. Кто-то из них действительно заблуждается, а кто-то делает это сознательно, и это еще страшнее. Я мечтаю, чтобы очнулись все человеки моей страны и чтобы страна стала обычной. Пусть через потрясение, пусть через шок, но обычной. Я хочу, чтобы государство признало, что [оно] сволочь, извинилось, и стало обычным. Я мечтаю, чтобы нас учили жить, а не умирать. А еще я мечтаю перестать бояться жить в своей стране. Мечтаю о бесплатной доброте и любви.

Но… сегодня в школе моей дочери проверяли телеграм и мне пришлось разговаривать с классной руководительницей, а это мрак! Люди не понимают, что это унижает их, унижает детей, что это нарушает простое человеческое отношение друг к другу, что нарушает закон, в конце концов. Знаете, что она мне ответила? Что они выявляют деструктивные группы и подписки — и что детей, у которых много таких подписок, они записывают! Понимаете?! Они их записывают! Как в «Смешариках» в тетрадочку…

Сегодня я в очередной раз поняла, что мне сложно будет дожить до того момента, когда мои мечты смогут стать реальностью, а мне всего 43. И я ничего не могу делать, чтобы они воплотились. Мечтать мне никто не запретит, но сегодня мои мечты опять разбились.

Саша (Москва) Когда все началось в 22-м году, было проще. Злость, депрессия, ужас. Конец мира, конец планам, конец всему. В этом шоке все было однозначно, вот зло: карикатурное, чудовищное, топорное, дремучее, а вот — добро, цельное, понятное, которое вот-вот должно победить, потому что не может быть по-другому.

Спустя три года все так запуталось и усложнилось. Вот я уже еду в поезде с юга, переполненном ранеными свошниками, они все вроде живые люди, как и я. Они рассказывают о прошлой жизни, смешно шутят, а через пять минут вспоминают, как «обнуляли хохлов, потому что приказ пленных не брать», «даже если сдавались без оружия, все равно обнуляли». Потом они вернутся в часть, полечатся немного, отдохнут и поедут снова туда… и все погибнут. Я взяла их телефоны, потому что мне было важно понять, как к этому относиться, и узнать, как оно [война] ощущается с той стороны, стороны зла.

Долгого общения не вышло. Совсем скоро у каждого из них в мессенджерах навсегда осталась своя дата последнего выхода в эфир. Кто через месяц, кто через два. Я все еще не понимаю, как мне к этому относиться. Исследовать? Рвать на себе волосы? Они преступники или жертвы? Наверное, и преступники, и жертвы. Не знаю…

Я зимую в Азии и встречаю там украинцев. Но чем дольше все продолжается, тем больше [становится] пропасть между нами, хоть трижды обернись украинским флагом и спой гимн, поклявшись в солидарности и сочувствии. Можно сжечь себя на Красной площади и после этого все равно остаться для украинцев «сортом зла». Пропасть между нами ширится, как и полосы свежих могил на кладбищах. И множатся годы, которые понадобятся, чтобы все это разгрести. Я вижу, как щупальца этой войны ползут на целые поколения вперед. С каждым днем все дальше. А оно все не заканчивается.

Остается смириться и выживать, лавируя между каплями, совестью и тюрьмой. Жестокий эксперимент над всеми нами. Мне ужасно жаль всех участников, свидетелей, авторов и жертв насилия. Всем скорейшего мира.

В своих поездках по стране я пытаюсь искренне понять, что думают другие. Мне ужасно больно, когда я читаю про «быдло», «Мордор» и «орков» и прочую подобную риторику, потому что это какая-то полуправда, ярлык, поверхностный вывод из обрывков сведений.

Я родом из Сибири, и мне, наверное, больше всего хотелось понять, что думают [о войне] мои земляки. На удивление, завязать разговор о волнующей теме довольно просто: сибиряки вообще контактные, а риторика войны в их регионах повсюду. Мне приходилось разговаривать с разными людьми: кто-то из них поддерживает то, что происходит, кто-то не видит другого выхода из-за низких зарплат, кто-то в ужасе, но боится высказать хоть что-то против. Последние постоянно мне твердили: «Ну на вас вся надежда, вы ж там в центре, вы можете протестовать. А у нас в тайгу увезут, и поминай как звали!» Мне было неловко говорить, что как-то и мы тут не справляемся, а зачастую ждем и от «регионов» помощи. Люди улыбаются грустно, разводят руками: «Ну, значит, такова судьба».

После этих противоречивых разговоров, мнений, безропотного согласия на смерть («А как я семью должен кормить в нашей деревне?») мне сложно назвать этих людей быдлом или орками. Нет, они как раз очень живые и понятные мне. А еще я ощущаю себя немного в долгу: очень хрупкая, но защищенность общественным резонансом есть; возможность раствориться в огромной толпе; зарплата, которой хватает на что-то кроме еды и базовых нужд, и так далее по списку. А у них только надежда на «центр, где смогут» и бескрайняя тайга с тысячами безымянных могил.

Сергей (Киев). Если в начале полномасштабного вторжения я пытался общаться с родственниками и друзьями в РФ, рассказывать, что у нас происходит, объяснять, что то, что им показывают по ТВ, — ошибка, то сейчас я этого не делаю. Те, кто хотели, уехали уже, с теми, кто остался, нам не о чем общаться. Я никогда не думал, что все это быстро кончится — я сразу говорил, что это на три-пять лет в лучшем случае. Тогда мне говорили, что я сумасшедший, что так не может быть, что когда в Россию поедут поезда с «грузом 200», там поднимутся протесты и люди просто не будут идти воевать. Ну или что Украина просто не выдержит, и наша экономика развалится. Ничего этого не произошло.

Что я чувствую сейчас? Я очень устал от того, что каждый день в городах умирают обычные люди от российских обстрелов. Я не чувствую ненависти, но я слежу за динамикой и все чаще думаю о том, что, возможно, нужно было с самого начала идти воевать «и просто убивать много русских». Забавно, да?

Я по-прежнему говорю по-русски, думаю по-русски. Но русскую музыку я не могу слышать, она вызывает просто болезненное отвращение. Русская речь на улицах уже потихоньку тоже. Отвратительное чувство, что мой родной язык, в моей родной стране, стал языком врага, языком ненависти, языком лжи.

Надеюсь ли я на «скорое завершение войны»? Да. Но не верю в него. Надежда, как говорится, умирает последней. Как изменилось мое отношение к миру? Никак, наверное. Там, где нет войны, — там хорошо. Хорошо в «мирных» регионах Украины, хорошо в Европе, приятно летать на самолетах и не думать про ПВО, приятно видеть толпы туристов, у нас тут такого нет уже три года. Украину я люблю, это мой дом, имея возможность «свалить», я остаюсь, я тут.

Как изменилось мое отношение к России? Когда-то я любил Россию и не особо делил русских, украинцев, белорусов. Это было еще до 2013 года. С тех пор это стало невозможно — Россия четко показала, что она агрессор, русские в большей массе четко показали себя великодержавными шовинистами. Наверное, лучшее, что может случиться с этой страной, это если она развалится, распадется на 24 или 89 национальных государств, часть которых потом присоединится к своим историческим корням, а часть останется жить и строить уже какое-то другое свое нормальное будущее. Но империя в любом случае должна умереть. Без этого будущего не будет.

Ольга. Я до сих пор помню свои эмоции в том феврале.

Спустя три года мои эмоции не такие яркие, но мне все еще больно. Я не верю в скорое завершение войны, не верю в справедливость, не верю в Запад. Но я продолжаю верить в человечность, верить в людей. Мне никогда не хватит храбрости на борьбу с системой, но я все еще могу сама не скатываться в слепую ненависть.

Я забочусь о себе, развиваюсь в своей профессии (я врач), строю планы на будущее в современных реалиях. А также стараюсь подарить немного добра, любви и заботы каждому человеку, который встречается на моем пути. Менять мир вокруг себя, бережно и тепло относиться к окружающим — это все, что я могу делать сейчас.

Я очень жду, что весь этот кошмар закончится. Я понимаю, что ничего уже не будет как прежде. Я просто хочу, чтобы люди перестали бессмысленно умирать.

Майя (Нидерланды, ранее — Москва). Испытываю тоску и безнадежность. Изначально хотелось кричать, все всем объяснять, слать российским друзьям фотографии бомбежек. Теперь просто стараюсь меньше читать новости. Иногда картинки с родины вызывают недоумение. Сплошные рестораны и парки. Внутреннее ощущение тоски и недоумения.

Родственники из Украины тоже полны пессимизма. Не очень поддерживают Зеленского, очень хотят просто мира.

В мире много безумного. Израильско-палестинский конфликт кажется еще безнадежней для обеих сторон. Нахожу отдушину и радость в искусстве […].

Артем (Калининград). Российская пропаганда победила, это видно по обилию Z-символики в городе. Все знакомые понимают, что качество жизни ухудшилось из-за начала войны и ожидают еще больших финансовых потерь, так как правительство изыскивает пополнение бюджета за счет малого и среднего бизнеса. Люди в живом общении осуждают президента, однако любой популярный интернет-ресурс, как правило, переполнен антиукраинской риторикой, где все враги, а мы белые и пушистые. Высказываться даже нет смысла — десятки пропутинских ботов смешают с желудями и хрюками, где только одна идея: россиян, осуждающих нападение на соседнюю страну, не существует. А мы существуем. Но наше мнение под запретом. За одиночный пикет — в тюрьму. За несогласованный митинг — в тюрьму. За пост в соцсетях — в тюрьму. Надежды на справедливость не осталось. Чувствую себя героем антиутопии или из романов Стругацких. Безысходность.

Анна (Запорожье). Я та жена, которая уехала. Отношения с мужем за эти годы стали крепче, мы общаемся каждый день по часу-два. У нас остались общие интересы, и как ни странно, он меня больше поддерживает в эмиграции, чем я его, я — просто выслушиваю.  Он меня понял, так как уехала не сразу, но у меня начали дрожать руки от обстрелов, я резко потеряла вес.

Я работаю, зарабатываю, даже ездила посмотреть другие страны, чего раньше мы позволить себе особо не могли. Сказать, что я чувствую себя счастливой — не скажу. У меня длительная депрессия, в которой я то беру себя в руки, то не беру. Мне очень не хватает нашей предыдущей жизни. Но ничего уже не будет как раньше, у нас украли часть нашей жизни, время которое мы потратили на наш дом, который просто забрали.

В чужой стране сталкиваюсь с дискриминацией, с тем, «как вы нам уже надоели», хотя язык выучила и стараюсь быть нормальным членом общества. Возвращаться страшно. Не знаю, чем заниматься там, на что жить, на что арендовать квартиру, и все это под постоянными обстрелами.

Также я не нахожу поддержки у наших граждан. Люди, которые ничего не потеряли, которые сдают свои квартиры беженцам, руководят сообществом, стараются радоваться и водить хороводы, устраивать акции, какие мы прямо украинцы-украинцы. У меня это вызывает неоднозначное отношение — в спектре от рвотного рефлекса до гордости, какие мы молодцы. Поэтому я стараюсь никуда не ходить, так как моя кривая улыбка никого не радует.

Меня ранит несправедливость, которая происходит. Вообще вся. Как люди с пеной у рта утверждают, что мы убивали своих сограждан на Донбассе, и что нас теперь всех надо уничтожить, хотя мы помогали, принимали людей, бегущих оттуда. Мы все понимаем, что никто не мог тогда убивать сограждан, и что стреляли по боевикам, которые также были и в нашем городе. Как люди за деньги с ненавистью идут убивать и насиловать наших людей, между прочим наполовину русских.

А также меня просто убивают наши чаты, где ненавидят всех русских подряд, даже тех, кто изначально стоял с флагом Украины на площади своих городов, доказывая, какая чудовищная эта война. И даже тех, кто совершил поступок, бросив все, забрав детей и уехал в эмиграцию — хейтят. Я знаю по себе, как это тяжело, и эти люди точно не заслужили хейта из-за московского акцента. Хоть блин обмотайся этим флагом и кричи «слава Украине», ничего не спасет.

Я успокаиваю себя, что я просто умнее, но ощущение, что волны ненависти просто захлестывают меня и я тону, преследует меня. Не думаю, что в ближайшем времени все будет хорошо, но спасибо, что дали высказаться, давно не писала так честно. Также всем хочу сказать — если у вас осталось что-то доброе и светлое в душе, пусть вам плохо, но не дайте этому погаснуть. Только на этом будет основываться нормальное будущее.

Дарина (Испания). Мне повезло. Я уехала из Киева за три дня до начала полномасштабной войны и все время это время нахожусь в безопасности, мой ребенок тоже.

Недавно ездила в Киев, очень плохо там спала, шахеды стаями летают по стране. Сидела в ванне и читала, куда летят «Кинжалы». А если в меня? Секунда и меня не станет. Такие были мысли. Люди катастрофически устали, даже самые стальные — ломаются. Нет сил и нет никакого луча надежды на завершение. Безысходность.

А внутри… все вмешалось в одно тупое переживание боли и бессилия [из-за невозможности] это остановить. Первые годы было очень много ненависти и ярости к российской власти и военным. Это хотя бы ресурсное состояние, может давать энергию на борьбу, адаптацию, движение вперед. Сейчас — просто бесконечная боль за всех. Я воспринимаю их как глубоко несчастных людей, которые множат ту тьму, которая их пожирает.

Мой родной брат — бывший украинский военный в Крыму, сейчас — российский военный. Мы не общаемся с первых дней полномасштабки. Недавно мне приснился сон, где он — военнопленный украинский. Я проснулась от удивления — в реальности же все наоборот, но потом поняла, что он — тоже пленный этой трагедии, он оказался пешкой в этой бессмысленной и жестокой мясорубке. Как и мы все. Пусть будет мир.

Антон (Москва). Помню, как бродил по холодной Москве 24 февраля 2022 года абсолютно потерянный. Падал мелкий противный снег, на Пушкинской вязали людей, автозаки стояли в центре на каждом углу. А в метро народ ехал с привычно стеклянными глазами. Я смотрел и не понимал, как такое возможно, почему весь город не гудит, как разворошенный улей. Как можно не замечать, не кричать, не протестовать.

Безумно жалко людей, которых не вернуть. Безумно обидно, что у этой войны вообще нет никакой достижимой и измеримой цели (кроме удержания власти). Украина выстоит и станет сильнее. А мы пока можем только сохранять себя.

В моем окружении все тихо против. Многие уехали. Я остался. Удержали семья и важная для меня работа, обязательства, ответственность. Мои налоги косвенно кормят режим, но благополучие близких для меня важнее. Чаша пока не переполнилась, риски пока не смертельны.

Часто вижу, как люди из-за границы (уехавшие, украинцы, русские) не понимают, почему мы ходим в кафе, почему гуляем по улицам, почему живем свои жизни, когда на города соседней, близкой страны летят бомбы и ракеты. А что остается? Я ходил на митинги с 2012 года, я голосовал против, я делал что мог. В чем моя вина? Что не сел на 5-7-12 лет? Что не бросил семью и не уехал? Я люблю свою страну, почему я должен бежать из нее? Страна — это не государство. Я не считаю, что мы проиграли. Здравый смысл не может проиграть. Таких как я — миллионы. Наше время придет.

Илья (Москва). Главный итог трех лет войны — исчезновение романтического взгляда на мир. Вера в доброту не была инфантилизмом — она была основой жизни. Теперь эта иллюзия рассеялась. Общаясь с уехавшими россиянами, украинцами, иностранцами и Z-патриотами, видишь общую черту: все думают о себе и всем наплевать на других.

Украинцы требуют, чтобы русские шли за них в тюрьму, но сами не готовы воевать. Уехавшие россияне осуждают тех, кто остался в «чудовищной стране», хотя живут в том же Таиланде, где за соседней стенкой насилуют детей. Европейцы и американцы оправдываются тезисом «мы убивали вчера, а сегодня убивать уже нельзя». Z-патриотами движет либо материальная выгода, либо потребность в мнимом моральном превосходстве.

Очевидно одно: сильный устанавливает правила. Это работает везде — от мировой политики до соседнего подъезда. Быть «нравственным» хорошо в тепле и безопасности. Когда удача отворачивается — остаются цинизм и оправдания. Все, что получается делать, — стараться оставаться человеком. Не оправдываться. Не убеждать. Не вредить.

Александр (Барселона). Недавно поймал себя на мысли, что в феврале будет уже четыре года. Когда в школе на уроках истории мы изучали Великую Отечественную войну, казалось, что четыре года с 1941-го по 1945-й — это нереально долго, и было невообразимо представить себе, что люди проходят через это день за днем. А вот оно рядом, мы сами живем в этом уже почти четыре года. И эти четыре года открывают мир и собственное сознание с новой стороны.

Начинаешь понимать, что все кругом — полное лицемерие, и из последних сил держишься за понятия добра, которые когда-то были такими явными, а сейчас так сильно размываются реальностью. Недавно с ужасом осознал, что будто слежу за продвижениями российской армии и ставлю себе какие-то зарубки. Попытался проанализировать это и понял, что подсознание верит, что если дойдут до границ Донбасса, то согласятся на переговоры и заморозку по линии фронта. Но логика подсказывает, что не факт. 

Ашер (Москва). Сегодня моего отца отправляют в горячую точку. Он пошел по контракту — после череды не самых лучших поступков с его стороны он решил, что война закалит его дух и изменит его как человека, а выплаты перекроют долги. Мне до слез больно и обидно — за его лицемерие, за то, что он делает это без оглядки на других, но при всем том мне очень страшно, что он может погибнуть.

Когда он отправился туда пару недель назад, для меня это будто открыло второе дыхание — война в моих глазах вновь стала реальной. Конечно, периодически я посматривал новости, но это все за три долгих года стало почти что нормой, просто другой частью жизни. А сейчас я бесконечно смотрю сводки и интерактивные карты, пытаюсь понять, где он, по телефону даю советы, как обезопасить себя, — и бесконечно надеюсь на то, чтобы он догадался не идти в бой, не брать грех на душу, не становился убийцей.

Скорее всего, это лицемерие с моей стороны — рассказывать про «осознание реальности войны», только когда это затронуло лично меня, но мне сейчас особо без разницы. Я просто надеюсь, что близкий мне человек не убьет и не будет убит.

Диана. Я чувствую только усталость и опустошение, а иногда еще и гнев. Гнев я чувствую как человек, который никогда не голосовал за Путина и никогда всего этого не выбирал, но вынужден страдать из-за чужих решений. И здесь вы можете сказать, что украинцы страдают больше: да, вероятно так, но когда мы вернулись к риторике, кто заслуживает сочувствия, а кто нет?

И точно так же я плохо понимаю, когда мы вернулись к риторике, что есть люди, которых нельзя убивать и которых надо защищать, а есть те, по кому можно и выстрелить — подумаешь, они погибнут, если по заводу рядом с ними будет прилет. Ведь самая верная риторика: никто не должен умирать, никого нельзя убивать. А пока получается так, что никто не расстроится, если в следующую ночь погибну я или моя семья, раз уж мы живем слишком близко к заводу (и тем более раз уж мы живем в России). Но всем будет больно и страшно, если в следующую ночь погибнут люди из Украины.

Мне искренне жаль погибших украинцев, но я не виновата в их смерти — я не голосовала за Путина, я протестовала против Путина и помогала ФБК. Я ни копейки не донатила российским войскам, и никто из моих родственников и близких не пошел на фронт. Никто из моего окружения не убил ни одного украинца. И я просто хотела бы выжить, понимаете? Просто хотела бы, чтобы моя жизнь в ваших глазах чего-то тоже стоила.

Анна (Москва → Нью-Йорк). Скажу непопулярное и недостойное, но, может быть, у кого-то отзовется: я к войне привыкла. Редко читаю эти письма, пролистываю сводки и статьи, не слежу за событиями. Я подозреваю, что это защитная реакция, но не хочу оправдываться. Это отвратительно и подло. Как можно не думать ежесекундно о страданиях и смерти, которые несет твоя страна? Как можно не посвящать всю свою жизнь помощи тем, кто страдает?

Скажу еще несимпатичное: больше всего я мучаюсь из-за того, что война лишила меня дома. Мне пришлось уехать. Но опять же, в какое сравнение это может идти с потерей дома из-за того, что он полностью разрушен? Или с потерей близких? Или с потерей жизни?

Я надеюсь на окончание войны, но не жду его. Я только иногда представляю, каким это окончание могло бы быть — в Украине и среди тех, кто против этой позорной войны. Были бы белые цветы и веселые лица, объятия, смех и много-много звонков: «Ты видел?», «Ты можешь себе такое представить?!» Но вместо этого еще долго будут смерть и слезы.

Я прошу прощения у всех, кто дочитал досюда. К войне нельзя привыкать, и мне стыдно. А еще я благодарю «Медузу» за то, что напоминает мне о войне каждый день. Может быть, это хоть чуть-чуть меня расшевеливает.

Роман. Сложно было даже представить в перспективе своей жизни возможность войны. Казалось, после такого тяжелого опыта прошлого века война попросту невозможна. Что человечество не то что не будет повторять такой экзистенциальный ужас, а вообще — не может, даже если захочет. Больше не способно. Это недопустимо, и все это понимают.

Но это не так. Война не просто идет. Она романтизируется. Более того — ее хотят. Такие же люди. Со своими желаниями, целями, взглядами. Своим пониманием, что хорошо, что плохо. Но видимо, без ценности своей жизни. Иначе массовые убийства не оправдать.

Самым тяжелым для моей психики стало отложенное осознание, что многие в России поддерживают войну. С самим ее фактом пришлось считаться, это та реальность, в которой мы все живем и адаптируемся. Но принять для себя то, что войну оправдывает большинство, прикрываясь абсурдными причинами, не получается. Это полностью перевернуло ошибочное представление о моей стране и о людях, которые там живут. И я не знаю, как это приму в будущем, когда все закончится.

Я пытаюсь представить себе образ мысли человека, поддерживающего войну. Деконструировать его нравственность и попытаться уложить для себя — почему это возможно в его голове и почему невозможно в моей. Как выстроена его нравственная система, позволяющая отдать своего ребенка на лишение частей тела, либо жизни, во благо государства. Того самого, что неприкрыто поделило всех на «страну господ, страну рабов».

И мне кажется есть ключевая эмоция, затмевающая их разум, необъяснимая для самих себя, но понятная извне. Это ресентимент — обида. И война, в этом смысле, оказалась прекрасным решением. Для одних (господ) выход накопленной злости и затаенной обиды, что их не хотели принимать в цивилизованный мир, для других (подданных) ощущение себя причастным к чему-то большему, чем они сами. Ведь если твоя жизнь не представляет ни содержания, ни ценности для себя, то как она будет иметь ценность для других.

Владимир (Екатеринбург). Я привык. Сначала был 2022 год с эмиграцией. Путешествовали по разным странам (работаю удаленно), пытались присмотреться, где мы хотим жить. В итоге с женой пришли к одному выводу, что хотим жить в России, что бы ни случилось — это моя страна, я несу ответственность за то, что она творит, и если мне суждено оказаться в тюрьме за свои взгляды, так тому и быть.

Сейчас я, что называется, во «внутренней эмиграции» — безрассудно с табличкой «Нет войне» на улице не стою, но и войну не поддерживаю. За прошедшие с войны почти четыре (кошмар!!!) года, успел разочароваться во всех, ком можно — от так называемой западной коалиции, до руководства Украины и уехавших.

Загадывать, когда кончится война, перестал — 2025 год убил веру окончательно. Но следующая точка надежды [на прекращение войны] — когда Путин уже захватит оставшуюся часть Донецкой области. Ведь тогда минимальные цели будут выполнены и можно будет объявить о «победе». Поэтому, как ни странно, смотря на таблицу в deepstate с продвижением ВС РФ, ловлю себя на мысли, что в этом есть и что-то позитивное. Простите, сам в шоке от себя.

Анонимная читательница (Россия). Как интересно получается. Я хреновая русская в глазах миллионов украинцев и, наверное, жителей половины Земли. Но в новостях того же «Дождя» я узнаю, что ЕС является главным покупателем газа из РФ. А хреновая все равно я, я спонсирую войну.

Чувство вины и стыда внутри зашкаливает и заставляет не отвечать на вопрос «Where are you from?» где-то не в РФ. Мило улыбаюсь, а мысленно чуть ли не ощущаю себя преступницей и готова морально выслушать, что я живу в Мордоре, что я ничего не делала, чтобы не допустить это все, что происходит в Украине.

Да, мне стыдно. Уехать? Куда? Кому я нужна? Меня ждут в Европе? Меня примут по какой-то программе для иммигрантов? Нет, я никому там не нужна с двумя детьми, не с той профессией, с не очень таким знанием иностранного языка.

Хочу ли я извиниться перед всеми украинцами? Очень. Только им это не поможет. Мне, наверное, тоже. За окном осень. Я сижу в теплой квартире и с ужасом представляю, как люди в Украине остаются в разрушенных домах, без тепла, теряют близких. Перед каждым бы просила прощения. Но погибших не вернуть. Я не могу представить и в кошмарном сне, что испытывают люди, потерявшие своих детей. Они ведь тоже, считай, как умерли. Как с этим жить дальше мамам и папам, я не представляю, и мне страшно узнать это чувство. Боже…

У нас бывают ночью взрывы, сбивают беспилоты над жилыми домами, они падают во дворы, иногда попадают в жилые дома. Самое главное, чтобы они не попали в военные заводы (сарказм). Это главное для вояк.

Военные. Я их ненавижу, презираю, смотрю в их лица, они мразоты. Вижу военные машины и желаю им не доехать до пункта назначения. Для меня они оккупанты, наемники. Мне не жалко их гибели,  мне только жаль их детей, которым долбят, что их папаши герои. Наверное, именно их я считаю виновниками того, что в итоге произошло. У них было в руках оружие, офицеры знали, что будут смерти и разрушения. Многие из них уже видели войны. И все равно их язык был в жопе. Они предали себя и своих сограждан.

Пропаганда. О, люди, как вы ее недооцениваете. Могли бы вы представить, что моя свекровь, которая родилась в 35 километрах от границы с Польшей в Западной Украине, имея родню исключительно «западенцев», будет мне говорить в споре за войну, что она русская. В ответ я только и смогла ей сказать, что тогда я буду украинской, раз вы отказываетесь от своих корней. Но я ведь все еще хреновая для Украины.

Простите, меня, люди Украины! Но прощения нет, ведь я гражданин РФ. Прошу прощения, но сама себя я не могу простить, что родилась здесь.

Александр (Украина). Я украинец, живущий за рубежом. Уехал до начала большой войны. После вторжения, буквально по краю фазы «нет хороших русских», пришел к пониманию, что не делить все на черное и белое — во многом привилегия мирного времени. И что этой привилегией надо пользоваться, раз она мне доступна.

Написать вам меня побудило письмо читательницы, которое начинается с «Я хреновая русская в глазах миллионов украинцев и, наверное, жителей половины Земли». Оно очень сильно тронуло своей искренностью. И еще горечью, которой письмо буквально пропитано. Возможно, это прозвучит наивно, но я хочу поблагодарить за эту искренность. И сказать, что я чувствую вашу горечь. Не думаю, что слова сильно помогут, но если бы я мог вас обнять — я бы обнял.

Анонимный читатель. 22 февраля 2022 года я шел со своим отцом из галереи, и так уж получилось, что зашла тема войны в Украине. Мне было 11, и я не следил за новостями, но уже тогда сказал: «Это глупо, зачем нам нападать на них?»

А теперь утром я открываю глаза, находясь в стране, которая ведет ужасную войну против не только украинского, но и своего, российского, народа уже четыре года. Год назад во мне кипела кровь и я без капли страха кричал о греховности этой войны. Например, в начале года я спорил об этом со своей учительницей, которая это поддерживает. Сейчас ко мне пришла некоторая осознанность, и я стал осторожней. Нет, я не боюсь, просто понимаю, что это нужно делать грамотно. В чем смысл такого протеста, если тебя запихнут в «пазик» и про тебя мир забудет?

Хочу высказаться о солдатах, свошниках… Людоеды видят в них героев, а для меня это нелюди, которые поехали по своей воле убивать людей. При виде их на улице я испытываю только чувство отвращения. Недавно я шел и увидел мужчину в камуфляже, который лежал посреди улицы. Я поинтересовался. Он оказался младшим лейтенантом, а еще жутко пьяным, настолько, что не стоял на ногах. Я подумал: «Это те самые герои, как наши деды?» Нет.

Наше поколение — это будущее страны. Оно уже возмущается — и, дай бог, фитиль, который, на мой взгляд, уже зажжен, дойдет до пороховой бочки.

Сильвестр (Украина → Испания). Я украинец, и встретил начало войны в Киеве. Изначально было огромное желание воевать, защищать свой дом. Ну знаете, как всех нас учили в детстве: мужчина — это воин, защитник. И вообще, огромная честь умереть за родину.

К счастью, жена меня отговорила. Тем не менее, я помогал силам обороны Украины, я донатил огромные суммы, возил лекарства, Я потратил то, что было отложено на строительство дома. Логика простая — если Россия захватит мою землю, я уже ничего там не построю.

Но со временем настрой изменился, ведь для большинства забронированных патриотов я — «ухылянт». И плевать бы мне на них, но со временем стали пропадать друзья. С утра ты выезжаешь на работу, а вечером оказываешься уже в учебке. У меня друг пошел забрать ребенка в садик и вышел на связь через несколько дней, из учебки.

Получается, ночью на тебя летят российские ракеты, а днем тебя пытаются схватить украинские ТЦК. Я перестал выходить из дома, а вскоре нашел вариант и выехал. И опять же, первое время в эмиграции, я старался помогать ВСУ, но в новогоднем обращении 2024 года Зеленский сказал прямо: ты либо гражданин, либо эмигрант, а после этого повысили налоги и военный сбор. И тут я решил — хватит, я эмигрант. Разбирайтесь сами. И жить стало проще, прошла ненависть к россиянам — и тем, которые выехали, и тем, которые остались. Ты не служишь, не убиваешь украинцев, не поддерживаешь путина — ну и все, у меня нет с тобой проблем.

И сейчас морально трудно понять, кто я. Я ненавижу ТЦК и чиновников, но желаю победы ВСУ. Я не считаю Зеленского мразью, но вижу, как его ставленники вместо укреплений строят клумбы в прифронтовых городах. Я не желаю зла россиянам, но радуюсь, когда они сидят в подвалах при ударах ВСУ.

Живите, берегите свою семью, не воюйте ни за кого.

Мария. Когда началась война, у меня на руках была двухмесячная дочь. Гормоны после родов еще не отпустили, и я воспринимала и без того шокирующие новости о вторжении и убийствах людей крайне остро. Прошло уже больше трех лет, гормоны поутихли, но мысли не отпустили.

Как мать я просто в жизни не пойму, как можно испытать столько мук в родах, столько переживаний о ребенке прожить, столько ночей не спать, носиться с ним по больницам, а потом просто взять — и с гордостью отправить его на войну.

Я не могу понять, в какой момент жизнь человека по мере его взросления перестает быть бесценной? Почему сначала ребенку все в рот заглядывают, обучают, кормят, одевают, а потом спокойно отдают на растерзание, потому что какой-то мужик сказал, что так нужно?

Надеюсь лишь на то, что конец этой трагедии наступит скоро, и будет таким же счастливым, как у «Тараканища» Чуковского. Перечитайте, это же про нас.

Катя (Санкт-Петербург). Все, что я чувствую, — это страшное одиночество. Я больше не могу передать свои мысли друзьям, после начала войны у меня их не осталось. Они либо отвалились, либо просто устали и не хотят поддерживать эту тему. Да и опасно. Я не могу поделиться с мамой или родными, они начинают переживать или спорить.

Недавние кадры из Харькова с разбомбленным детским садом меня потрясли, как и кадры с «Охматдетом». Это самый страшный мой страх, потому что у меня тоже малыши. Тем существам, которые принимают такие решения, в аду отдельный котел уготован, а то и при жизни. Я верю в это.

Я понимаю, почему украинцы нас ненавидят. Я сама нас всех ненавижу, даже себя — за то, что угораздило тут родиться. Я не могу уже больше писать в соцсети в закрытом аккаунте: вдруг кто-то донесет, да и это бесполезно. Это нужно, по сути, только мне, чтобы не чувствовать свое бессилие и попытаться быть хорошей хотя бы в своих глазах.

Все, о чем думаю, — как вырваться из всего этого, и скорее бы все закончилось и люди перестали умирать.

Я — чиновник в МО. Небольшой, но у меня есть деньги, есть коттедж в хорошем месте, машины для меня и семьи. Я абсолютно против Путина и войны, я как и [замглавы администрации президента Максим] Орешкин, тоже когда-то был — да и есть — за демократию, свободу слова. Я ненавижу войну. Я ненавижу убийц Навального.

Но подскажите, а что я должен сделать?

только в объятиях Путина я, получается, живу комфортно — хоть и уныло и с грязной совестью. Но, как говорили в одной шутке, лучше рыдать и корить себя в «мерседесе», чем с голым задом где-то на чужбине.

Вот и получается, что я просто заложник у «террориста» (Путина), а «полиции» (Европе и США) на меня наплевать и они, наоборот, кричат, что пусть я сижу у него в заложниках. Ну ок, вот и сижу. И от безысходности кручусь винтиком в его машине. И вся его машина состоит из таких винтиков-заложников, которым просто не рады на Западе. А могли бы просто дать всем желающим вход к ним, ВНЖ, доступ к банку, и половина путинской машины туда свалила бы. Я бы тут все продал и уехал, туда бы деньги перевел. Там бы дали мне интегрироваться — язык подучить, доступ к рынку труда, диплом аккредитовали, я бы там и работать начал. Уже на их благо. А из-за их тупизны работаю на благо Путина.

Есть вопросы, на которые нет ответов, но есть желание жить так, чтобы не стыдно и не страшно было умереть.

не мне решать, кому жить, а кому умирать.

ответственность стала лишь инструментом манипуляции и ухода от реальных проблем

Плевать мне на вашу прошлую вину — это уже произошло, и его не вернуть. Но все эти вышеописанные люди (и миллионы других) в новой войне опять будут говорить, что мы не виноваты, так получилось. Забыв обо всех своих маленьких имперских кирпичиках в цепочке «всё сделали русские — я горжусь — привет, ресентимент — можем повторить».

Признание нами, российским государством, ответственности за ущерб (и наличие правовых механизмов по компенсации этого ущерба), признание территории Украины и ее суверенитета — вот лучший шаг к нормализации государственных отношений, хоть и будет он сделан уже после Путина. На бытовом уровне нужно просто оставаться людьми — не надо демонизировать национальности, потому что плохие люди есть везде, и среди украинцев, и среди россиян.

 не вижу смысла строить хоть какие-то отношения с теми, кто употребляет слова типа «расия» (с маленькой буквы и ошибками), орки/урки, рашисты, ruzzia и пр. Это бессмысленно — они уже повесили на тебя оковы из хэштегов просто на основании твоего паспорта. Для них ты сам не важен. Насильно мил не будешь.

Боюсь, и младший, когда подрастет, впитает и отравит себе душу ненавистью ко всему, что имеет корень «россия».

Пусть вопросы ответственности отдельных людей (тех, которые реально принимали эти решения) решают международные механизмы — если они сохранятся и докажут свою жизнестойкость и адекватность.

Поэтому вместо философствований (которые, если честно, сейчас никому объективно не нужны и для которых сейчас не время) лучше содействовать максимально скорому прекращению смертей, а после этого — оперативно восстанавливать разрушенное.

Люди не должны гибнуть на войнах в XXI веке. И не имеет значения, какие это люди. Просто не должны.

При этом уверен, что российская пропаганда повернет любой исход как «выполнение целей» и «абсолютную победу». Можно ли назвать победой потерю бесчисленного количества граждан (убитых или уехавших), что почти что поставило крест на реальном развитии России на ближайшие десятилетия? Нет. Но еще долго всю эту военную кампанию будут обмусоливать, использовать в пропаганде как «священную войну». Это огромный шрам, который навсегда останется в истории России.

Справедливо будет просто закончить и никогда больше не начинать ничего подобного. И мне все равно, кому придется пойти на уступки ради мира. Мир должен быть. А сейчас хочется просто конца этого ужаса.

Но все страдания украинского народа будут возмещены: на их стороне правда, моральное превосходство. Рано или поздно, у них все будет хорошо. А у нас нет — при любом исходе. Мы титаническими усилиями пытаемся сохранить хоть что-то человеческое, но нас все равно считают отбросами.

Три года весь мир не хочет ничего сделать. А хочет продолжать получать газ, нефть, деньги. Все бренды вернулись в Россию под другими именами, либо окружными путями. Так называемые санкции вызывают лишь насмешки, а до тех, кто принимает решения, они доходят лишь отголосками в виде необходимости делать пересадку при перелете.

Жалеть нас не надо. Я готова взять на себя ответственность, готова выплатить репарации, я готова выживать в ужасной России будущего, потому что это родной дом. Но я устала быть виноватой. Ни я, ни мой маленький сын — мы никого не убили, мы никому не причинили вреда. Мы просто хотим жить дома и жить мирно. Нам нужен настоящий мир, мир, который бы дал нам моральное право вернуться в нормальную жизнь.

Я уверена, что если бы можно было опросить всех солдат с обеих сторон, всех тех жителей, кого война непосредственно коснулась, — все [они] были бы рады любому миру. Уверена, они все хотят уже жить своей обычной спокойной мирной жизнью, и им все равно, что, где, и как будет называться. Я знаю, что президент РФ может оказаться в выигрышном положении. Да, это обидно. Да, он решит, что всех обыграл, что он сильнее, умнее, хитрее и всего добился. Но я считаю, что ну и пусть, — главное, чтобы люди перестали умирать. А все остальное время поставит на место, ничто не вечно на земле.

Я думаю, что любой способ прекратить огонь хорош, и неважно, как это выглядит со стороны. Высокие слова о свободе и борьбе «до последнего украинца» хорошо звучат с трибун, когда все спикеры в безопасности. [Когда] после очередной конференции или марша [все] пожмут друг другу руки, пофотографируются, похвалят друг друга и разойдутся по домам. Я рада, что они могут себе позволить жить за идею.

Но умирают за эти идеи другие люди. И не на встречах каких-нибудь комиссий, а в окопах и в собственных домах. И многим из них хотелось бы, наверное, выжить здесь и сейчас, а не пожертвовать собой ради светлого будущего. И сопротивление украинцев призыву это доказывает.

Пусть вам со стороны кажется, что мы живем как-то неправильно, нас нужно наставить на пусть истинный, научить, как правильно жить — или же что мы ничего не потеряем. Мы потеряем все, как уже теряли не раз. Я не хочу, чтобы мой сын ходил в школу и слушал по утрам «разговоры о важном», я не хочу видеть триколор на улицах и слушать русскую речь в СМИ.

Меня тошнит от вашего желания причинять нам добро, от вашей идеологии, вашей культуры страха, доносов, враждебности к окружающим странам, от вашего великорусского шовинизма.

Я хочу, чтобы нашу страну просто оставили в покое — с гарантиями безопасности. И именно поэтому тут все нормальные люди против этих переговоров про Украину без Украины. Это просто дележка нашей территории, наших ресурсов, стирание страны и нескольких десятков миллионов людей с поля игры из истории. Вы не можете это понять, вы просто не способны это понять, потому что у вас нет иного опыта.

«ну не может такого происходить в наше время. Ну как же так». А потом была злость о том, что по велению какого-то дряхлого старикана жизнь миллионов людей была поломана напрочь. Или прервана.

Оказывается, можно напасть на соседа, убивать, грабить, насиловать — и в конце жертву назовут виноватой.

Путин не отступит, и никто не поможет его победить. Вы можете только отдать свою жизнь, а больше ничего у нас нет. А зачем? Многие страны и народы пережили оккупацию. Иногда она длилась несколько лет, иногда десятилетия. Но если ты умер, то больше у тебя ничего нет, и ты не увидишь лучших времен. Диктаторы умирают, режимы сменяются — а если ты мертв, то тебя больше нет.

Сергей (Россия). 24 февраля я был раздавлен. Нет, то что Путин что-то задумал, было понятно, но война казалась немыслимой. И в момент начала, и спустя год после него я чувствовал и вину, и стыд, и страх, и отчаяние. Было вообще непонятно, как жить. Думал, что я могу сделать — к сожалению, очень и очень мало.

Но жить в России нужно долго. И я больше не верю в коллективную вину или ответственность (что бы кто ни подразумевал под этими словами). Я вижу, как политики в разных странах подыгрывают Путину, и граждане этих демократических стран с этим ничего не делают. Я вижу Трампа, который просто бросил Украину под поезд. Так что и мое отношение к происходящему постепенно изменилось. Я ненавижу войну и ненавижу Путина, потому что Путин — это война. Ненавижу его окружение, «либералов» при должностях, зетников и прочих скотов, которые эту войну начали и поддерживают. И мне очень жаль Украину и украинцев, на которых ежедневно падают бомбы. Но острота чувств притупилась, а вины я больше не чувствую. И мне в общем все равно, что обо мне думают какие-то другие незнакомые мне люди, видят ли они разницу между мной и подонками с таким же паспортом, что у меня. Мне действительно все равно. Если человек, непрерывно переживающий весь ужас войны, находит выход в ненависти к миллионам других людей из-за цвета паспорта — ну что ж, пусть будет так. Если эта ненависть помогает людям справиться с этой страшной бедой, пусть будет ненависть, я это как-нибудь переживу.

Надеюсь ли я на завершение войны? Конечно, как любой нормальный человек я хочу, чтобы люди хотя бы перестали умирать, чтобы перспектива, что моего сына заберут в армию и отправят на какой-нибудь фронт, хотя бы немного отодвинулась. Понятно, что нет никакого выхода, который устроил бы всех. И то, что произойдет, скорее всего, вообще не устроит по-настоящему никого. Но окончание хотя бы активных боевых действий — этого я, конечно, жду. Единственное, что я об этом хочу сказать: мне в голову не придет призывать к миру украинцев. Вы не говорите жертве «перестань сопротивляться». К сожалению, и США, и Европа — независимо от мотивов — заняты именно этим.

Александр. Когда люди говорят об ответственности, они часто путают понятия ответственности и вины. Я считаю, что мы, русские, однозначно несем коллективную ответственность. Что это значит? Это значит, что мы, наши дети, наши внуки будем хранить память об этой войне и о том, что Россия — агрессор и террорист. Это значит, что мы будем рассказывать нашим детям и нашим внукам, как русские пришли на украинскую землю с агрессивной войной. Мы будем преподавать это в школах, мы будем открывать музеи войны, и мы будем честно говорить, что это было незаконно и что русские солдаты никого не защищали, а убивали. Вот это коллективная ответственность. Это то, что имеют в виду комментаторы, которые говорят о Германии после Второй мировой и немцах.

А что такое вина? Вина предполагает наказание. Как наказать 200 миллионов человек по всему миру? Ведь те, кто говорит о вине, вменяют ее не только тем, кто воюет или поддерживает войну, но и тем, кто вообще хоть когда-либо имел российский паспорт, без привязки к месту жительства или даже рождения.

Мы, русские, должны будем хранить память о том, что мы натворили, поколениями. Говорить «никогда больше», а не «можем повторить». Напоминать себе, но мы не выше других наций. Осудить преступления путинского и советского режимов. Отмечать не «день победы», а день скорби. И строго следить за тем, чтобы не возникло реваншизма. Мы это все пока не умеем, но придется научиться. А вина — это пустая болтовня, которая только развязывает руки реальным виновникам и бенефициарам.

К России (а конкретно к одному человеку, ответственному за эту жестокую и бессмысленную войну) отношение нисколько не поменялось: презрение, ужас и злость.. Я надеюсь, что в итоге Россия получит по заслугам, и тогда все смогут вдохнуть с облегчением в спокойном, процветающем и свободном МИРЕ. «Это точно пройдет». Слава Украине.

Данила (Москва). До 2022 года я яростно осуждал режим [в России], ходил на митинги, занимался волонтерством и поддержкой политзаключенных. Но потом все изменилось. Когда из страны уехали миллионы, я понял, что надеяться на то, что общество сплотится и заставит режим прекратить страшную и аморальную бойню, не приходится. Было ощущение, что те, кто уехать не может и при этом не могут мириться с режимом, оказались брошены на съедение человеконенавистническому органу подавления свободы.

К населению России я перестал испытывать сострадание. Это люди, которые молчат и подчиняются, поддерживают и творят беззаконие. У народа было три года, чтобы что-то сделать, но я вижу, как люди толпами идут на поклон очередному губернатору, чиновнику, силовику или президенту. Раболепство и намерение людей решать проблемы бумажками лишили меня надежды на то, что в России наступит хоть в какой бы то ни было степени свободное и правовое пространство. У Украины великое и светлое будущее, ее граждане доказали то, что их не поработить и не истребить. Но про население России такое не скажешь.

Алексей (Москва).

Что я чувствую после трех лет войны? Отчаяние.

Да, как и жизни многих, моя жизнь разрушена этой войной. Три года я пытаюсь собрать себя заново, лишившись дома, семьи, профессии, страны. Да, у нас и у наших детей отобрали будущее, ради которого мы работали последние 20 лет, нас сделали изгоями. Но за три года я чувствую, что меняюсь. Фотографии руин и цифры жертв не вызывают больше ни истерики, ни даже приступа бессилия. Все так, как оно есть. Жизнь продолжается.

Я понимаю и тех своих друзей-россиян, кто остался, воспользовался ситуацией на рынке и успешно работает, платит налоги и соглашается, держа фигу в кармане. И тех украинцев, которых вижу в Европе на дорогих машинах, открывающих бизнесы, скупающих недвижимость. Кому-то кризис, а кому-то — новые возможности. Война или нет — у жизни нет кнопки паузы.

Я привык к тому, что мне отказывают в работе: «Сегодня тебя нет в санкционном списке, а завтра ты там появишься. У нас нет людей, чтобы следить за этим, легче нанять кого-то, с кем таких проблем не будет». Я привык к тому, что всем плевать, «хороший» ты русский или «плохой». Я привык к тому, что горе и боль одних людей становится «картами» в руках других. Я привык к мысли о том, что даже если война закончится завтра, ее последствий хватит еще на десятилетия насилия и депрессии. Человек — это животное, которое привыкает ко всему.

Главный урок взрослой жизни в том, что общие понятия о «справедливости» и «правильности» — это абстракции. Все, что мы можем сделать, — это жить так, чтобы найти гармонию с самими собой и перестать разрушаться и разрушать. Потому что найти гармонию с тем хаосом, в который мы все погрузились, можно, только если ты такой же сумасшедший как те, кто его породил.

Что касается вины и покаяния как гражданки России, про которую так много говорят, то лично я ее не испытываю, и считаю, что я сделала все, что от меня зависело. Я воспитала сыновей, которые отказались участвовать в военных действиях, я знаю что они против убийств невинных людей, как и я.

Возможно, когда эмоции улягутся, то мы все вместе

И конечно хочется мира, лично я его жду с надеждой вот уже три года, каждый день заглядывая в новостную ленту. К сожалению, как война от меня не зависит, так и ее окончание — и это пожалуй самое прискорбное.

Мне больно за украинцев, за невинных русских, за всех, кому пришлось пролить кровь в такой бессмысленный войне. Верю, что многие разделяют мою позицию, просто боятся ее публично высказывать и защищать. Вот я, например, восхищаюсь оппозиционными СМИ и критикую политику Путина в кругу близких, однако не смею ходить на протесты. Страх, что меня поймают, что меня отчислят из университета, за который платит моя мама, что будущее, за которое она с папой так боролась, разрушится — этот страх просто невыносим. Я зла на Путина и его прихвостней, которые делают этот страх вполне реальным для многих людей.

украинцы живут под атаками наших дронов каждый день три года. То, что мы почувствовали на себе одну тысячную того, что другие переживают каждый день, — индульгенция, [позволяющая] теперь не отличать черное от белого? Ну, значит, нужен был только повод. Для кого-то курская операция стала таким поводом, для кого-то западные санкции.

Каждое письмо — извинения себя, поиск разрешения быть таким же, как все в тираническом государстве. Как мы победим тиранию, если хотим разрешения комфортно себя чувствовать в ней?

не претендую на геройство, не претендую стать новым мессией. Я не выбирала жить в исторические времена. Я маленький человек. И мне не стыдно в этом признаться. И вероятно, большому количеству других людей тоже, вне зависимости от их страны.

Да, я хочу оправдываться — я не голосовала за Путина и ни за кого из «Единой России» за все годы, я ходила на митинги, я донатила в организации, помогающие задержанным. Я не поддерживаю войну и поменяла взгляды как минимум нескольких человек на этот вопрос. На уровне своей маленьковости я сделала все, что могла.

Но мне есть что терять. От меня зависит моя семья, мои дети, мои животные. И я не хочу давать себе разрешения кого-то осуждать, мне безумно больно за всю кровь и слезы украинцев и людей, которые потеряли свой дом (по любой из причин), но хочу дать себе разрешение не утонуть в тоске и безысходности от всего происходящего.

Михаил (Москва). <…> К сожалению, многие россияне жалуются «Медузе» на изменившуюся жизнь, пишут «а мы-то в чем виноваты?!», обвиняют Украину в случайной гибели нескольких мирных жителей российских городов. Думаю, такие письма и в самом деле преобладают, — ровно те же слова я слышу почти каждый день в рабочем офисе. Пытаюсь объяснить коллегам, что нельзя нападать на соседнюю страну, убивать и насиловать ее граждан, оккупировать и вписывать в свою Конституцию чужие регионы. Но окружающие меня — словно ослепленные башнями-излучателями герои мира «Обитаемого острова».

Надо научиться жить рядом с таким агрессивным соседом, как Россия, и просто быть сильнее не благодаря ракетам и бомбам, а благодаря отваге, решимости и смелости людей. Украинцы это уже доказали. Сила нации — не в количестве изготовленных ядерных боеголовок и не в точности баллистических ракет. Сила нации и государства — в свободном и процветающем обществе, в высокоразвитых технологиях и технике, в передовой медицине и науке, в демократических свободах и в умении принимать мудрые и своевременные решения. Можно потерять видимое сейчас, но, потеряв, мы будем иметь хороший шанс на прекрасное будущее для своего народа. А можно продолжать неравную борьбу, и потерять еще больше, и упустить возможность для быстрого восстановления и развития.

Инна (Одесса).Да, мы устали. До изнеможения. От войны, от тревожных новостей, от вечного ожидания худшего. Устали видеть разрушенные города, устали хоронить тех, кого любим

Человеческая жизнь — самое главное. Если есть возможность сейчас сохранить десятки тысяч человеческих жизней — ей нужно пользоваться. Территории можно будет пытаться вернуть дипломатическим путем. Да, может, нескоро. Но нынешнее правительство в России — не навсегда. Границы — не навсегда. А вот смерть — это навсегда.

Ком в горле каждый раз. Нас нельзя бросать! Мы не разменная монета. За своих людей надо быть готовыми терпеть лишения и проливать кровь.

Территориальные уступки обесценят смерти наших людей, все будет зря. Мир придет к почти открытому признанию права сильного вместо договоренностей. И только вопрос времени, кто станет следующим.

Хочется просто жить, создавать, придумывать, творить, без надуманных барьеров, без осуждения, без проблем.

И я понимаю, что где-то прямо сейчас люди убивают и калечат друг друга в братоубийственной (а я всегда считал и буду считать украинцев братьями и сестрами) войне, но жить-то хочется, и жить сейчас, а не когда-нибудь потом.Так что да, я просто устал.

K русским у меня не изменилось отношение по той причине, что есть нормальные люди, а есть людоеды. Русские военные и те, кто за войну, — это людоеды, к ним я испытываю ненависть и брезгливость.

И со временем произошло то, за что мне стыдно: я как будто очерствел и свыкся с происходящим. Я по-прежнему не поддерживаю действия своей страны, по-прежнему желаю скорейшего завершения конфликта, все последние три года мне хочется верить, что это всего лишь страшный сон, и вот-вот наступит утро, и я проснусь, и всего этого не будет, но проходит день за днем, а мы никак не просыпаемся… Да и в скорое завершение войны я не верю.

Фраза «иначе все было зря», которую любят произносить обе стороны, — это вообще лакмусовая бумажка на идиота. Представьте: вы решили пойти в магазин, который расположен от вас в десяти километрах. И когда вы прошли уже пять, вам звонит друг Вася и говорит: «Слушай, магазин закрыт, я стою перед входом и вижу объявление». А вы говорите: «Нет, ну я уже пять километров прошел, не поворачивать же мне назад, иначе получается, что я прошел зря!» Звучит знакомо?

Чем дольше люди будут ждать «справедливого мира», тем позже мир настанет, и тем менее справедливым он будет по мнению всех участвующих. И не все до этого мира доживут. Можно либо встать в позу героя, либо остаться живым. И тот, кто выберет позу героя… и хотелось бы сказать «идиот», но нет. Тот подлец. Потому что, выбирая быть героем, ты выбираешь не только для себя, но и для остальных. Вот такая вот «справедливость».

Мое главное открытие спустя три года войны — нет «хороших парней». Нет никакого единого фронта добра на Западе против диктатуры зла. Нет и противостояния как такового. Есть сиюминутные интересы, и «после нас хоть потоп», поверхностные идеологии и безразличие к человеческим жизням. Раньше я думал, что это черта одной страны — страны, в которой я вырос. Но это болезнь всего человечества — первородный грех, возможно?

 В этом мире каждый сам за себя.

Я очень хочу мира для себя, мира для Украины. Но то, что происходит сейчас, меня пугает даже больше, чем три года войны. Нет справедливости, есть безнаказанность. чувства какого-то вселенской несправедливости, разочарования и осознание полнейшего бессилия…

фактически живу в тотальной лжи каждый день, потому что возможностей уйти для себя не вижу по ряду причин. Решил, что буду ждать перемен, потому что в любом случае это все не может продолжаться вечно. Надеюсь сохранить в себе что-то хорошее, и, находясь на своем месте, делать хотя бы что-то, что не наносит вред. 

К России отношение — как к абсолютному злу, к украинским правителям — как к абсолютной тупости и некомпетентности. Мир — аморфная и равнодушная субстанция, тоже уставшая от войны (по-своему). Если была некая надежда на здравомыслие, то она оказалась обманом и самообманом.

 Люди со здравым смыслом всегда против любой войны и насилия. Я искренне верю, что Украина отстоит свою свободу и независимость. Нам чужды иллюзии, мы прекрасно знаем, что если Украина потерпит поражение, то свободу и независимость придется уже отстаивать нам, с оружием в руках.

катерина. Эти три года стали крахом иллюзий о человечестве и какой-то вселенской справедливости. Есть жестокая и циничная политика, есть право сильного, есть боль, ужас и безысходность в жизни попавших под раздачу простых смертных. И в этом надо как-то жить дальше — без иллюзий, но при этом не оскотинившись и не потеряв человеческое лицо. Как это сделать — я пока не знаю. Очень тяжело.

Виктория. Я чувствую, что у меня украли мою молодость, что у меня отобрали мои возможности, похитили и уничтожили мои мечты, лишили меня надежды. Мне 23 года, а во мне столько злости и ненависти, что порой мне самой страшно от себя. Я ненавижу свою страну, которая бомбит своего соседа, из-за которой я не могу реализоваться как профессионал, которой я не нужна и которая убивает будущее миллионов людей. Я ненавижу население этой страны, которое в большинстве своем смирилось с происходящим, робко ждет мира и продолжает жить и работать, будто бы ничего не случилось, будто аэропорты периодически не закрывают из-за ракетной угрозы, будто их государство не крадет у них свободу слова и их жизни, будто в соседней стране не погибают мирные люди.

Я ненавижу Европу, в которой сейчас нахожусь, потому что за маской демократии скрывается равнодушие, лицемерие, практичность и свои обиды на Россию и россиян, лучшие из которых пытаются что-то делать, даже уехали, а их тут ненавидят и тут их кислорода лишают. Я ненавижу отмену русской культуры, русского языка. Я ненавижу понятие «коллективной ответственности»: почему-то все забыли, что в тоталитарных режимах это понятие было инструментом страха, как в СССР, где семья «врага народа» могла быть уволена, арестована и выслана, а в армии это понятие используют для поддержания дисциплины и опять-таки страха, мол, если один ошибся — все из-за одного отжимаемся.

Абсолютный абсурд, что я виновата в поступках сумасшедшего президента и тех, кто его поддерживает. А что? Все немцы были виноваты? Даже Цвейг, который повесился? За что меня ненавидят украинцы? За то, что мне не посчастливилось родиться не в то время и не в том месте?  За то, что у меня прадедушка родился и умер в Днепре, мой дедушка был там рожден, а потом был сослан в Сибирь? За то, что я теперь чужой и потерянный человек везде? И в России никому не нужна, и в Европе — нигде. Во мне не осталось надежды на мир, на прекрасное будущее, на открытые границы и семьи, которые смогут оправиться после потери, боли, ужаса. Надежда во мне умирала долго и мучительно, мне кажется, что я уже услышала последний вздох.

Кирилл (Россия). Бесконечная усталость от всего происходящего и страшное понимание, что люди в России изменились необратимо, разочарование в обществе. Люди воспринимают ежедневную смерть и убийства, которые творит их страна, как само собой разумеющееся, как обычный новостной фон, люди привыкли к жестокости и насилию, смерть не шокирует. И всем все равно, и это последствия войны: мы стали толерантны к самому ужасному насилию. Война стала уже каким-то национальным фольклором — фильмы, «ветераны» в школе и прочие патриотические зарницы. Государство сказало, и люди это приняли, что война это радость, героизм и победа, а не смерть, насилие и равнодушие. Я не знаю, когда это кончится и кончится ли вообще, но одно могу сказать точно — общество изменилось безвозвратно, и эти изменения я не могу принять.

Наталья (Таллинн). Осталась только злость и бессилие, и никаких надежд на то, что это безумие закончится. Просто тупик — и не вижу никакого выхода.

Уже сейчас лично я боюсь, что будет дальше. А вдруг все это зло зачем-то полезет в мою страну? А у меня подрастают трое внуков. А в России живут все мои родственники и друзья. Как это все совместить? За прошедшие три года я совершено перестала понимать Россию и россиян. На примере моих родственников и друзей [вижу, что у них много] и злобы, и ненависти и просто непонимания происходящего. 

Самое ужасное, что Россия открыла какую-то бесконечную дыру в ад, и теперь весь мир смотрит на маньяка с топором в руке и каждый «сильный лидер» видит, что ему тоже так можно. И ничего никому за это не будет. Весь мир погружается в какие-то новые Средние века, и ты объективно ничего с этим не можешь сделать. Я просто жду, чем это кончится […].

Когда начались обстрелы, еще была связь, и мама звонила мне и кричала в трубку: «Да пусть они будут прокляты, все эти русские».…Их просто купили — тем, что им и так было положено. Да, раньше у них многое было недоступно, но у нас был шанс, что это все скоро наладится благодаря ЕС. Россия нас всего этого лишила, а теперь дает это им сама, и выдает это за достижение, а они верят и покупаются на это. И это очень больно и неприятно. 

Ты просто знаешь, что ты их ненавидишь, но стараешься не жить этой ненавистью, ведь она очень разрушает.

Невозможно иначе реагировать на все вещи, которые происходят с украинцами — у меня отняли молодость, у моих братьев и сестер — беззаботное детство, у моих бабушек и дедушек — спокойную старость. Я просто хочу жить и не думать о том, что я могу не проснуться завтра. Я не хочу видеть разрушенные дома в своем городе, травмированных людей, ужасные новости… У россиян такой проблемы нет — как бы они ни пытались доказать обратное, они не знают, как нам, украинцам, тут живется.

Эля. Я устала, я так больше не могу. Боже мой, я так больше не могу. Я устала от идиотов во власти, что в России, что в Европе, что в США — да везде, черт возьми. […] Я устала от всех этих угроз войны с НАТО, я просто хочу спокойно пожить, и почему именно когда началась моя молодость, всем правительствам резко захотелось поиграть в геополитиков? Это нечестно по отношению к поколению Z, это нечестно по отношению к поколениям Альфа и Бета. Это нечестно, потому что именно мы потом должны будем разгребать все, что эти идиоты творят. Я устала видеть страдания других людей. За что? Почему гражданские вообще должны страдать от того, что одного старого идиота в жопу ужалило войну устроить? Я не знаю, пускай между собой дерутся все эти политики, только гражданских в покое оставят. Хоть пять на пять на кольтах в [видеоигре] Brawl Stars, вообще плевать, только без смертей невинных.

Я устала от того, что не имею права даже сказать что-то: в родной стране посадят, в другой я плохая, потому что паспорт не тот. Это чувство, что ты везде чужой, и дома у тебя нет нигде, — отвратительно. Это чувство постоянно скребет тебя когтями по телу, потому что не важно, куда я сбегу, все равно дома у меня больше нет.

И я так устала от своей тревожности. Я не могу спать, дышать, жить, есть, от этой тревожности. Каждый раз я боюсь, что за окном увижу ядерный гриб, у меня кошмары, из-за которых я просыпаюсь в ночи, да так что в ушах сердце бьется. Мне страшно просыпаться на следующий день, я боюсь думать о будущем, я не то что не планирую ничего не следующий год — нет, подумать о новом дне уже для меня огромное усилие. Я просто хочу, чтобы этот кошмар прекратился. Единственное, на чем держится моя психика — это надежда […].

Эта война не на три года, и даже не на пять лет. Эта война на поколения. Она идет в головах и душах. И не прекратится, пока они не излечатся. Что мы все натворили…

Варвара (Сибирь). [… В первый день полномасштабной войны] рухнула иллюзия, что я живу в цивилизованной стране, лидер которой хоть и вороватый бандит, но все же в целом адекватный. Нет. Потом стала общаться с некоторыми родственниками и знакомыми. И рухнула иллюзия номер два, что меня окружают разумные, гуманные люди, для которых эта война — варварство, преступление и фашизм. Нет. Женщина, которая еле ходит и живет после -дцатой химиотерапии, вдруг наполняется таким неистовством и ненавистью и буквально — откуда силы взялись — кричит: «Так и надо! Этих хохлов всех надо перестрелять! Они нас всегда ненавидели!» И мои слова, что за это нельзя убивать, что мир не обязан нас любить, что нам никто не причинил зла, тонут в потоке ее злобы. А я знала ее много лет, считала порядочным человеком.

Мать воодушевленно рассказывает о подругиной дочери, которая

получила похоронные семь миллионов за мужа, купила трехкомнатную квартиру, и еще деньги остались. Я ору на мать, но не могу ей доказать, что нельзя строить свое благополучие на чужой смерти и горе. И что никакая квартира не стоит жизни мужа. Третья иллюзия, что для всех человеческая жизнь превыше всего, рушится […].

В самом начале войны я верила, что сейчас весь мир соберется в кулак и ебнет. Что мир понимает, что Украина — только начало, что Польша, Литва, Латвия, Эстония — следующие. Но Европа колеблется […]. И оказывается, что прав не тот, на чьей стороне правда, а тот, кто наглее и циничнее. Это была, пожалуй, последняя иллюзия — что мир устроен справедливо. Что добро должно побеждать, а зло должно быть наказано. Мне 53 года, я сижу на обломках своих иллюзий — девочка повзрослела.

Я много лет была прихожанкой католической церкви. Но теперь перестала туда ходить. Ведь присутствие на мессе предполагает причастие, а оно возможно после исповеди. А исповедь невозможна без искреннего раскаяния. Но я ложусь спать с мыслью «хоть бы сдох». А утром я первым делом читаю новости в надежде, что сдох. И я не хочу раскаиваться в этом. Сейчас, когда рухнули все иллюзии, ненависть — моя несущая конструкция, без нее я просто распадусь, потому что больше ничего не осталось […].

 Они стали как зомби. Повторяют все слова из телевизора, и в их голове нет ни одной собственной мысли, ни одного собственного слова. Они никогда не поймут своих друзей, своих ошибок и своего фанатизма.

Николай. Что я чувствую? Во-первых, ненависть к стране-агрессору и ее кровожадному лидеру. Во-вторых, глубокое разочарование в неспособности демократического мира активно противостоять агрессору. Ведь, по сути, это война деспотизма с цивилизованным мироустройством. Сейчас едва ли есть перспектива быстрого завершения войны. Спасение путинского режима — в продолжении начатой им бойни.

 Отношение к РФ? Это государство-террорист. К Украине? Это моя любовь и сострадание. К миру? Отвечу двустишием: «на раздорожье идей и мыслей все страны толпой растерянной вышли».

Мы выросли на добрых сказках и историях, где добро всегда побеждает зло, а правда всегда становится явью, как чудовищна ни была бы ложь. Наше поколение заканчивало университеты и радовалось тому, что мир открыт и можно жить, работать и сотрудничать, не зная границ. Первое время после начала [войны] казалось, что «вот сейчас люди выйдут, протест, и все закончится». Потом была вера в мир, Европу, США — казалось, ну не может быть, чтобы зло победило, сила ведь в правде. И вот, спустя три года… Вера в то, что зло будет наказано, отсутствует. Все решает бабло и сила, и как бы ни хотелось верить во что-то другое — реальность такова. Пора взрослеть. Пора принимать реальность. Пора понять, что нас — тех, кто русский, но не хочет быть частью имперско-захватнической России — мало, и нас больше никто не услышит. Когда отнимают веру — это самое страшное.

Александр (Эстония). Я родился и вырос в Эстонии, в русскоязычной семье. У нас всегда было принято отмечать 9 Мая — с гордостью и благодарностью к тем, кто сражался с нацизмом. Память о подвиге наших дедов была священной, а патриотизм — неотъемлемой частью семейных ценностей.

С детства я слышал официальную точку зрения: СССР не освободил Эстонию, а оккупировал ее, и от советской власти пострадало больше людей, чем от нацистской. Но это казалось мне чужим и неправдоподобным. Я не придавал этим словам значения — ведь мои родители были советскими людьми и рассказывали мне, как все было «на самом деле».

Все изменилось после начала войны в Украине. Мой привычный мир рухнул. Я своими глазами увидел, какими методами и с какими целями Россия продвигает свое «освобождение». Мне пришлось признать: все, что я когда-то упорно отрицал, оказалось правдой. То, что я считал убеждениями, оказалось искаженным, навязанным взглядом на историю. Теперь я ясно вижу, как Россия использует те же методы, что и нацистская Германия и Советский Союз: пытки, издевательства, беззаконие, ложные нарративы. И я понимаю, что когда-то верил в эти нарративы сам.

Это больше не то, с чем я хочу себя ассоциировать. Я больше не отождествляю себя с этой страной, ее ценностями и взглядами. Россия теперь настолько далеко от моих взглядов, что я ощущаю внутреннюю потребность дистанцироваться не только от ее политики, но и от культурного наследия, с которым я рос

Люди не должны иметь права законно убивать друг друга во славу таких эфемерных понятий, как «патриотизм», «суверенитет страны» и так далее. Но мы живем в мире, где три года от нашего лица ведется ужасная, беспощадная и кровопролитная война. Что Россия, что Украина — обе страны творят дичь и за просто так убивают людей и разрушают жизни. Иногда невольно задумываюсь, а вот бы все армии во всем мире побросали оружие на пол и пошли по домам… К сожалению, настолько детским и наивным фантазиям никогда не сбыться. Сейчас опять преддверие 9 мая, ощущения праздника нет, есть только горькая и душераздирающая боль, пронзающая все тело. Боль от того, во что превратили праздник из детства, от войны, от смертейи разрушений. Но надо смириться и жить дальше, больше ничего не остается. Веры в скорое окончание войны у меня нет. То, что называют переговорами, — больше похоже на цирк.

Евгений (Израиль). Несколько слов о Дне Победы. Мой отец родился ровно за два года до войны, сейчас ему 86 лет. Он помнит 9 мая 1945 года, ему было почти шесть. Я родился через 20 лет после Победы. Все мое детство и большая половина жизни прошла под знаком «Нет войне!» Мое поколение — это дети детей войны. С малолетства я знал, что Советский Союз и союзники — США, Англия, Франция, — одолели сообща германский фашизм. Ветераны — это тоже часть моей жизни, и они не только были гостями школы. Моим соседом был Иван Филиппович Митрофанов, мужичок низенького роста. Прошел войну, освобождал мою родную Нарву, там и остался. Перед праздником и 9 мая он сильно напивался, и в таком состоянии рассказывал мне, десятилетнему пацану, страшную правду о войне. Эта правда очень расходилась с тем, что показывали по телевизору, но я чувствовал, что правда то, что он говорит, а не то героическое, что показывают на экране.

Так вот, правда в том, что Советский Союз и союзники добились великой победы. Роль союзников признавалась всегда. Скажу крамольную для нынешних россиян вещь: ваша страна как государство не принимала участия ни во Второй мировой, ни в Великой Отечественной, потому как такого государства не было. Был Советский Союз. Точно так же как государства не участвовали в этих войнах ни Украина, ни Белоруссия, ни остальные бывшие республики Союза. Они не были государствами, у них не было независимости — ни экономической, ни политической. Они были винтиками, частями того огромного государства, той страны, котораяи одержала победу. И победа была одна на всех — на русских, украинцев, белорусов, грузин, евреев, узбеков, таджиков и остальных представителей народов, населявших Советский Союз. Не «Можем повторить!», а «Нет войне!», «Нам нужен мир!» — под этим девизом прошла жизнь послевоенных поколений.

В последние два десятилетия Россия медленно, но уверенно вползала в фашизм и стала страной победившего рашизма. Фашисты устраивают парад в знак победы над фашизмом — это ли не сюр. Белое стало черным, черное белым, а Россия, оказывается, участвовала в войне и победила. Победу, как и святой праздник, приватизировала и использует страна, ставшая фашистской. Украина воюет именно с последователями фашизма, это следует четко понимать. «Можем повторить!» мир увидел в Буче, Ирпене, Киеве, Харькове, Сумах. Уничтожение мирного населения, зверства — это фашизм. Призывы и действия по уничтожению целого народа целой страны это фашизм. Если его не остановить сейчас, он пойдет в Европу.

День Победы стал жертвой политики России. Тем не менее я помню, кто, какие страны сломали хребет немецкому фашизму. Страны, победившей фашизм, уже 34 года как нет, а то, что выросло на его руинах, все видят сами.

И нет сил, и нет возможности, и нет аргументов, и нет разумных доводов, чтобы доказать им всем, что российский народ нагло оболванен пропагандой и ложью и что путинская война абсурдна, безосновательна и преступна! Путинская война тащит всю Россию и весь российский народ в непроглядную бездну! Нет у меня простых человеческих слов, чтобы сказать им всем: люди, опомнитесь! Люди, остановитесь! Люди, вразумитесь! Вы творите зло, прикрываясь подлыми и лживыми речами! Но люди кричат с каждого утюга в России: «Можем повторить!» И задыхаются от ненависти и злости. И нет их ненависти и злости ни предела, ни разумного объяснения.

Для меня и моей семьи нет и не было праздника победы никогда. Это день памяти и скорби о тех миллионах невинно убиенных и погибших как тогда, так и сейчас. Миллионы напрасно загубленных человеческих судеб! Миллионы изувеченных и лишенных детства и дома! Миллионы пропавших без вести и превратившихся в прах на чужбине! Нет победы. Есть торжество справедливости. Тогда, 80 лет назад оно случилось и зло было остановлено. Искренне надеюсь, что сегодняшнее зло войны тоже будет остановлено и справедливость наконец восторжествует и виновные в развязывании этой войны понесут наказание. И что долгожданный день мира наступит. День Мира, скорби и светлой памяти о всех погибших. И лучше тихо и со скорбью говорить — «никогда больше», чем зловонное путинское ликование — «можем повторить» […].

Александр (Эстония). 

С одной стороны, это правда, что путинский авторитаризм и пропаганда сделали 9 Мая в России тем, что называется «победобесием» — доходящим до полного абсурда агрессивно-реваншистским действом […] и, что самое мерзкое, прокламацией тождества нынешней, захватнической по своей сути войны с той — оборонительной и вынужденной. Это полные противоположность и издевательство над главным и изначальным содержанием праздника Победы — он про фундаментальную ценность и хрупкость мира, про память о жертвах тех, кто культивировал ненависть, войну и идеи национального, расового превосходства одних над другими. Это очень похоже на фашизм.

С другой стороны, мне очень не нравится тренд последних лет (очень заметный в политике и общественном дискурсе стран Балтии), на полное обесценивание дня Победы, официальное объявление его преступной «пропагандой военной агрессии и оккупации», отрицание положительной роли Советского Союза и его народов в разгром тех сил, что принесли ужас, массовое уничтожение, смерть и огромные разрушения в большую часть Европы, Азии и даже часть Африки. Простите, но тот факт, что тоталитарный и, безусловно, преступный, несправедливый и безжалостный империалистический режим сталинского СССР принес страдания и оккупацию в страны Восточной Европы, никоим образом не отменяет того огромного вклада, который советское общество внесло в сопротивление нацизму и фашизму в Европе и в его разгром — с немыслимыми жертвами, в союзе и координации с крупнейшими демократиями мира.

Сталинский режим СССР, будучи тоталитарным, не был подотчетен обществу — и рядовой красноармеец не нес ответственности за решение диктатора и ЦК аннексировать и оккупировать страны Балтии. Более того, народы СССР стали одной из самых сильно пострадавших жертв нацистской военной агрессии и преступлений, они защищали свое право на жизнь, буквально свои семьи и дома. Совершали ли войска (как простые солдаты, так и руководство) антигитлеровской коалиции, включая СССР, военные преступления против мирного населения в ходе той войны? Да, и систематически. Должно ли это быть осмыслено и должны ли виновные в них понести ответственность? Да, должны. Но остановили ли они своими общими усилиями немыслимое до тех пор, несравнимое ни с чем зло, систематически, массово и жесточайшим образом уничтожавшее целые народы и социальные группы людей во имя безумнейших идей? Тоже да. […] Попытки искусственного упрощения, раскрашивания всего в черно-белое приносят только еще больше страданий и вреда. Для миллионов жителей Европы и десятков тысяч узников лагерей смерти солдат Красной армии был освободителем, а не оккупантом (во всяком случае не только оккупантом), и это сложно отрицать.

Новый смысл [Дня Победы] должен быть максимально приближен к общему для всей Европы и старому, изначальному: память и скорбь о десятках миллионов невинно убитых жертв, радость о восстановлении мира и благодарность тем, кто его приблизил, надежда на нормализацию жизни и восстановление, недопустимость развязывания войн — а не милитаризм военных парадов […].

Рустам (США). Наверно, самым большим открытием для меня с начала войны стало то, насколько методы пропаганды всесильны. Раньше я смотрел на своих родителей (мне сейчас 38) и думал: ну да, люди этого поколения привыкли верить телевизору, вряд-ли можно их в чем-то разубедить. Телевизор им как член семьи, они проводят с ним больше времени, чем с нами. Но мы, следующее поколение, не такие — у нас есть интернет, разные источники информации, сейчас такое повторить невозможно. Но я ошибался.

Я был поражен, сколько моих друзей и знакомых искренне считают, что Буча — это театральная постановка, НАТО хочет окружить и доить Россию, Европа хочет всех россиян сделать геями и прочую ересь. Для меня стало настолько очевидным фактом, что все ресурсы надо бросать на то, чтобы вывозить семью из России, что те, кто это не делает, кажутся мне теперь такими же зомбированными. Отписался от всех знакомых, кто выкладывает фото с детских «патриотических» утренников. Потому что за каждый ракетой, пущенной по детской площадке в Сумах и по больнице «Охматдет», стоит не лично Путин, а конкретный человек, нажимающий кнопку, которого, как и меня когда-то, на 9 мая наряжали в хаки и заставляли махать флажком. И как этот круг разорвать в обозримом будущем, я не знаю.

Меня бесконечно возмущают люди, которые путают любовь к своей стране и смердящий режим, который в этой стране установился. Которые подменяют понятия, показывая 9 мая репортажи из Украины, выдавая это за героизм, или же отказываются вовсе от дня Великой победы, так как теперь «праздник омрачен».

Меня огорчает, что люди перекладывают ответственность за воспитание своих детей на образовательные учреждения, (которые, естественно, часть режима) вместо того, чтобы разговаривать с детьми, объяснять, учить критическому мышлению. Ватников из детей делает не школа и не телевизор. А родители, которые не проговаривают, не учат отделять факты от мнения, не учат рассуждать, думать и принимать решения.

Меня до коликов достало это бесконечное перебрасывания мяча: «переговоры» — «нет, остановка огня» — «нет, вы приезжайте» — «нет, вы первые». Этим недочеловекам, играющим в свои игры, совершенно наплевать на настоящих людей. А настоящих людей жалко до слез. Страшно, что этому нет конца. И страшно, что система пережевывает и выплевывает бездыханных благодетелей, оставляя у власти только себе подобных извергов и монстров.

Мария. Какие чувства я испытываю? Боль, несправедливость, злость, ненависть. Я не из Украины, всю жизнь прожила в России и не пережила на своем собственном опыте, что это такое — потерять собственный дом, чувство безопасности в том месте, где ты вырос. Но у меня есть подруга из Украины, поэтому все ее чувства я разделила вместе с нею и продолжаю разделять. Ненависть к нынешнему правительству, чувство бессилия и несправедливости <…>.

Война поменяла мое отношение к этой жизни, она научила меня быть более осознанной в отношении своих поступков, слов, мыслей, но самое главное — она научила меня мыслить глобально, ведь теперь меня беспокоят не только политические проблемы, но и социальные, экологические и многие другие. Я поняла, что, если я живу на планете Земля, я просто не могу закрывать глаза на то, что на ней происходит. Я не имею права быть вне политики, не имею права заглушать свои эмоции алкоголем вместо того, чтобы решать проблемы, не имею права ждать, пока кто-то решит за меня то, что я могу сделать сама <…>.

В самом начале войны я пыталась оправдать действия Путина, верила в слова, что «Зеленский спровоцировал», и — о боги! — я одумалась, всего за две недели ко мне вернулся здравый смысл. Я поняла, что никакое действие не может спровоцировать войну, убийство, насилие и так далее. Путин — это настоящий гной в истории России, но еще ужаснее, что российский народ (преимущественно люди 40–60 лет, но есть и определенный процент молодежи) никак не проснется от «беспробудного сна», они смотрят телевизор, радуются салюту на 9 Мая, называют украинцев «хохлами» и жалуются на замедляющийся интернет. Несмотря на инфляцию, загибающиеся зарплаты и коррупцию, они ходят голосовать за Путина. «Блядь, вы ебанутые?» — хочется спросить <…>.

Нынешняя война — медленный некроз внутри российского социума и самой страны. Но российский народ стерпит и это, как терпел и до этого. Как терпел всегда. Потому что, когда еще можно было говорить, он засунул свой язык в жопу, а сейчас может лишь жаловаться в четырех стенах своего дома (чтобы, не дай бог, не составили донос).

Я благодарна и Навальному, и Яшину, и Немцову, и Горину, и всем остальным общественным и политическим деятелям, кто действительно говорил, кричал, выходил на митинги, входил в отряд сопротивления. И всем остальным мирным жителям, кто вместо работы или учебы находил в себе смелость и шел на несанкционированные митинги. Я восхищаюсь вами, ребята. Увы, мы не смогли предотвратить эту трагедию, и грязные, эгоистичные руки Путина начали разлагать и истреблять Украину <…>.

Василий (ЕС, ранее — Москва). С самого начала войны я не перестаю задаваться вопросом: «Что я могу сделать, чтобы все исправить, чтобы остановить войну, чтобы перестали умирать люди, чтобы Россия стала свободной страной?» И не нахожу ответа. Но думаю, что нужно продолжать жить. Жизнь ведь продолжается, и я ее живу от первого лица. Будет обидно прожить ее в отчаянии и злобе до самого конца.

Да, я не смогу подойти и всыпать всем причастным к этой войне за все невинно загубленные жизни и слезы, хотя и очень хочется. И все же, наверное, кое-что я сделать еще могу — не становиться тем, кого из меня пытается сделать путинская пропаганда, и не быть тем, кем меня пытается показать пропаганда украинская.

Последние письма в «Медузу» от россиян — это мрак какой-то. Мне бы очень хотелось приободрить моих соотечественников — добрых людей, не поддерживающих путина и его страшную войну. Вы — сверхлюди! Сохранить человечность в то время, когда людоедство активно пропагандируется как норма — это самое главное в наше мрачное время. Оставайтесь, пожалуйста, людьми — открытыми, добрыми, мирными. Помните, пожалуйста, что Россия — это вы, и что путин когда-нибудь кончится, а Россия — как была сотни лет до путина, так и еще будет. И если мы с Вами сохраним добро и человечность в нас самих, то есть шанс, что и Россия тоже будет добрее и человечнее.

Евгений (Днепр). Честно говоря,  ничего так не проверяет человека на прочность, как жизнь в военное время. От искренней надежды и веры в светлое будущее до состояния полной безысходности и ощущения, что это будет длиться целую вечность.

Помню письмо парня из России, который писал, что стресс невольно накапливается у всех вокруг от бесконечного потока тревожных событий и новостей, даже у тех, кто к этому непричастен. Могу сказать, что в Украине это видно невооруженным глазом: буквально каждый человек в разной степени что-то потерял, в каждом «умерла» маленькая частичка, которая делает людей людьми. У кого-то уничтожили дом, кто-то погиб от обстрела, кого-то отправили на войну из-за жесткой мобилизации, кто-то на этой же войне потерял близкого человека.

Война просочилась в каждый уголок. Планы можно строить только исходя из реалий сегодняшнего дня. Мы все «катаемся на качелях» — от ненависти к российской армии и Путину до полного отсутствия доверия к своему государству. Офис президента и правительство узурпируют власть, пользуясь положением военного времени, а мужчин призывного возраста пачками отправляют на фронт, лишив всяких прав. Тебя не покидает мысль о том, что все вокруг враги и хотят тебя убить.

Разговоры о войне — рутина, тема, которую не хочется поднимать. Звук воздушной тревоги успел стать привычным, как и почти ежедневные взрывы. Страшно представить, насколько истощена психика у людей, которые живут в прифронтовых зонах. Все это стало частью нашей жизни, и у всех есть стойкое ощущение, как будто так было всегда. Но мы все равно помним жизнь совсем другой. И будем помнить.

Мы научились побеждать страх, и видеть в нем смысл, и никогда не потеряем надежду. Здравый рассудок должен взять вверх, и все это прекратится. Любовь и взаимовыручка между людьми станут прочнее, и мы сможем пережить эту катастрофу.

Денис (США). Если в начале войны был и страх, и неприязнь по отношению к руководству России, и чувство вины, и стыд за то, что твоя страна так поступает с соседями, то сейчас какая-то злая ирония. Зеленский, который продолжает летать по миру как стареющая поп-звезда. Европа, которая грозится принять вот теперь-то точно разрушительные санкции. Новая Зеландия активно поддерживает борьбу Украины за мировую демократию. Что это за фарс?

Вопросов о том, кто злодей и кто начал, тут нет. Вопросов о том, кто идиот и не желает прекращать, становится все меньше. Можно, задыхаясь от возмущения, рассуждать о том, что Мединский — мудак, но факт остается фактом: Россия будет продолжать воевать и ей нет резона останавливаться. Чем будет править Зеленский, который все больше похож на представителя хунты в своем военном костюме, если война продлится еще три года?

Как поменялось мое отношение за три года? Злоба на агрессора у меня сменилась на «да и хуй с вами, если вам „справедливый и устойчивый мир“ дороже жизни» […]

Анна (Украина → Германия).

Сейчас я живу в Германии — стране, развязавшей Вторую мировую войну. Я живу в обществе, которое до сих пор изживает свое прошлое, я смотрю, как на государственном уровне работают с исторической памятью, чтобы не повторить. Я слышу, как говорят о коллективной ответственности немцев как молчаливого большинства.

Я думаю, о том, что будет после войны и смогут ли когда-нибудь в рф на государственном уровне заговорить о том, что происходит прямо сейчас. Не бояться вслух сказать о тех, кто борется, кто смирился, и о тех, кто поддерживает происходящее прямо в эту минуту. Я провела несколько прекрасных лет в Санкт-Петербурге и мне до сих пор не стыдно за свой диплом СПбГУ и свой русский язык, который я знаю наравне с украинским. Но свою поездку в россию я представить себе не могу.

И вместе с тем я думаю о будущем, о том времени, когда эта трагедия, навсегда изменившая судьбы миллионов людей, завершит свою горячую фазу. О том времени, когда нам снова придется говорить друг с другом. Не на языке дипломатического протокола, а на языке человечности, который обеим сторонам придется, пусть с трудом, но вспомнить. Я очень хочу дожить до этого времени. И до времени, когда мы все сможем начать действительно осмыслять произошедшее, а не просто хватать ртом воздух от бессилия и злобы. Это будет очень медленный и трудный диалог. Но я понимаю, что он должен будет состояться. Чтобы пережить. Чтобы не повторить. Чтобы помнить.

Мне кажется, что мне и моим современникам довелось попасть в самый глаз урагана, в то историческое время и место, в котором снова меняется мировой порядок Европы. Старые механизмы сдерживания утратили свою эффективность. Новые еще не придуманы, и за это платят цену тысячи и миллионы людей. Сейчас всем, кто связан или ассоциирует себя с Украиной, очень больно и горько. Хочется просто кричать. Даже если думаешь, что привык и научился жить дальше. Я не знаю, сколько еще нужно будет времени, чтобы поверить, что «хорошие русские» тоже существуют. Сейчас просто хочется сказать — оставьте нас в покое, дайте нам время, не требуйте от нас понимания. Хотите помочь — помогайте, но не ждите признательности или принятия. Те, кто выбрал не молчать в современной россии, проживают свой сложный экзистенциальный выбор, свою судьбу, но на самом деле это имеет мало отношения к тому, как воспринимается все в Украине, к тому, что вообще происходит в моей стране, в жизнях и сердцах украинцев.

У нас всех впереди много работы. И по обеим сторонам будут люди, оставшиеся на стороне ненависти и непримиримости. Это реальность для ближайших десятилетий. Мы уже изменились навсегда. Но мне очень хочется думать, что не только к худшему.

Ольга (Харьков → Австрия). Я чувствую безысходность и ненависть. Да, я, конечно же, знаю, что это чувство разрушает, но меня никто не сможет убедить, что я могу чувствовать что-то другое, когда умирают люди. Не какие-то люди из статистики, а отцы, дети, сыновья людей, которых ты знаешь. Это не фильм и не роман, а конкретные разрушенные судьбы близких тебе людей. Разрушенных из-за кого? Из-за находящихся по ту сторону границы, возомнивших себя вершителями судеб и управленцами мира. Я их ненавижу. Ненавижу за то, что я от моей семьи за тысячу километров. За неопределенность. За то, что мне приходится выбирать — жить дома под тревоги и взрывы или среди чужих людей в спокойствии. За то, что мой ребенок пугается каждый раз, когда слышит гром.

Я не верю в переговоры от слова совсем. Это понятно любому думающему человеку — условия невыполнимы и унизительны. Во мне до недавнего времени теплилась надежда, что все-таки мир сплотится вокруг нас. Я не могла поверить, что после 70 лет разговоров про демократию, неприкосновенность границ и взаимного уважения весь мир просто будет в стороне наблюдать этот кошмар. Путин плюнул всему миру в лицо, а весь мир вытерся и виновато улыбается […]. Правда, я и в войну не верила, мне казалось, что это просто невозможно, ведь на дворе XXI век. Наверное, надо просто осознать, что человечество прячется за масками и ждет момента, чтобы оголить свою суть — и неважно, какая дата на календаре.

Татьяна (Москва). Да, я считаю, что [выходом из переговорного процесса США] предают [Украину]. Экономического давления недостаточно, тем более такого вялого. Падение цен на нефть не отменит ежедневных бомбардировок и смерти украинцев — неважно, на поле ли боя, или своих домах […].

Моральная ответственность — категория сложная. Возложить на себя ответственность за мир страна может только сама, и США это делали — нравятся ли кому-то способы или нет. Все инструменты воздействия у США имеются и имелись. По сути, это единственная страна, которую опасалась Россия. То, что сейчас делает Трамп, не только роняет престиж страны в глазах «свободного и цивилизованного» мира, но и рушит конструкцию противовеса. Трудно представить, как может выстоять Украина против таких двух монстров, как США и Россия в сговоре.

Присутствие США даже в роли модератора переговоров уже бы сковывало Путину руки. Но этого, конечно, мало. За словами и позицией в документе должны стоять реальные дела: политическое давление, экономические санкции, новые союзы под эгидой США, торговые альянсы. США могут и должны подстегнуть Европу, заключая такие союзы. Это была миссия, которую США сами на себя возложили, именно поэтому существовал план Маршалла […].

Сейчас речь идет о том, что двое больших сдали меньшего и просто смотрят, как Украина истекает кровью. Не за деньги, не за чужие завоевания, а за свою землю. Отвратительно. Тем не менее нужно четко очертить, что моральная ответственность за войну, за способы ее ведения, за риторику ненависти и нагнетания милитаризма сейчас полностью лежит на России, на ее руководстве и обществе.

Настя (Беларусь). Безумная боль и разочарование. Не могу поверить, что такое возможно. Что можно быть настолько неадекватным, чтобы бесконечно нападать на всех подряд. Дело не в Украине. Были и до этого отгрызанные куски территорий от других стран. Приднестровье, Грузия. Беларусь удалось прибрать к рукам даже без прямого воздействия. И все сошло с рук. Путин понял, что может делать все, что угодно, и весь мир молча стерпит. Весь этот шум в газетах и прочее бесполезны. Украина никогда не сможет победить — всего лишь потому, что она гораздо меньше. И деньги не помогут. Нужны люди. Помощь не только деньгами, но и людскими ресурсами. Профессиональные войска. Но их не дадут. А значит Россия додавит Украину. Просто на это уйдет больше времени. Есть вялая надежда, что Путин скопытится и война остановится. Но это шанс процентов на двадцать.

Бесконечное чувство жалости к людям, судьбы которых исковерканы. Сотни тысяч мужчин, которым еще предстоит искать ответ на вопрос «За что мы воевали?». Кто сейчас вспоминает про Афган? За что воевали афганцы, как они возвращались, поломанные морально. Будет так же больно, потому что ответ на этот вопрос у власти есть только для телевизора, для пропаганды, а фактического ответа — нет, его боятся озвучить […].

Анонимная читательница. Моя мама работает в военкомате в одном из небольших городов России […]. Три года сложных разговоров о том, что все «не так однозначно», потом вдруг однозначно, просто я ничего не понимаю и «ведусь на фейки из интернета». Первое время я первая в разговоре повышала голос в попытке докричаться. Сказать, что убийства это плохо, это ад. Что все это не просто «специальное дело», а самая настоящая война. Что матерные частушки про «евромразей» и «бей хохлов» по первому каналу это ненормально. Но в ответ слышала смех и презрение.

Вижу эту усталость, замешательство и страх. При этом они (семья) отчаянно пытаются справиться с этим в своей голове. Теперь они повышают голос, когда речь заходит о войне. Я молчу, а они кричат, что все это происки Запада, заговор, что «нас вынудили и вынуждают». Что все это имеет смысл! Не важно, что этот смысл меняется на глазах и выворачивается наизнанку в каждом эфире. Они просто хватаются за него, судорожно повторяют фразы, лишь бы не разрушиться самим, столкнувшись с реальностью. Кажется, они кричат сами себе.

Моя семья, как и большинство людей в маленьких городах, живет от зарплаты до зарплаты; привыкла подчиняться чинам сверху, лишь бы не отобрали последнее. Я не оправдываю их поведение, их позицию. Лишь с огромной болью смотрю на то, как кто-то нащупал путь к самому больному, примитивному и мерзкому, что может жить в человеке. Вытащил все это наружу, схватил мертвой хваткой и культивирует. Взращивает с экранов, радиоприемников, листовок, газет, при этом глубже закапывая в яму нищеты и отчаяния. Идеальное место, чтобы вырастить еще большее зло. И это пугает меня больше всего.

Вера (Россия). Эта война навсегда уничтожила веру в добро, в справедливость, в какой-то минимальный смысл. Тотальное одиночество, боль и стыд. Стыд жить в этой стране, с ее плакатами повсюду, пропагандой, нескончаемой глупостью. Она повсюду… от автобусов до места работы. Ты будто умер и лишь твой призрак бродит здесь бессмысленно — непонятно зачем. чувствую свою абсолютную беспомощность перед страшной машиной

Все друзья отвернулись — зачем им это. У нас же почти все плотно закрыли глаза и живут дальше. Будто это не касается никого, будто нет пропаганды в школах и детских садах, куда ходят их же дети! Самое странное, что единственным «поддерживающим фактором» оказались как раз друзья с Украины, чьи близкие воюют на другой стороне. Абсурд. А вообще, это невообразимо ужасно и страшно. Жить не хочется, и нет этому конца. Никогда не думала, что в моей жизни произойдет это — ощущение, что ты в Германии… среди нацистов.

Евгений. Недавно я видел видео с войны. Российские штурмовики берут в плен украинского солдата. Мужчине 58 лет. Он безоружен, просит пощады. Говорит, что у него есть дочка и внучка. Штурмовики какое-то время не знают, что с ним делать. А потом «обнуляют». Убивают. Просто. Спокойно. Как будто выкинули мусор. И продолжают болтать между собой, шутить. Убийство стало для них чем-то бытовым.

Больно. Стыдно. Противно. Я не могу этого принять. У меня в голове не укладывается, как можно вот так, глядя в глаза другому человеку, — взять и стереть его из жизни. А потом жить дальше. Есть, спать, звонить жене, выкладывать фото. А как теперь жить его дочке? Его внучке?...

Но разве смысл мира — не в том, чтобы попытаться найти язык, даже если он тебе отвратителен? Чтобы попытаться остановить кровь, даже если для этого придется проглотить гордость? Не ради врага. Ради спасения людей. Все меньше и меньше получается различать стороны, все больше и больше они становятся одного цвета и запаха.

Александра (Москва). До сих пор с трудом укладывается в голове, как может сочетаться такой уровень технического прогресса, в котором мы сейчас существуем, с таким отставанием в гуманитарной сфере. Машины становятся умнее людей, а люди ведут себя хуже зверей — не просто убивают, но и делают это с особой жестокостью и цинизмом. Бытовые убийства осуждаются, но то же самое, совершенное по приказу государства, считается нормой, и мало кого удивляет это противоречие.

Помимо злости на эту несправедливость и жалости к пострадавшим, я все эти три года испытываю фрустрацию от того, что у меня отняли почти все способы на это повлиять. Я привыкла свободно выражать свое мнение, а теперь это стало уголовным преступлением для тех, кто, как и я, не может уехать из России.

В будущем хотелось бы, чтобы предотвращение войн стало основной целью гуманитарной мысли, чтобы на это было направлено как можно больше ресурсов со стороны политологов, социологов, психологов и экономистов разных стран. Ведь как бы ни рос комфорт и достаток, это перестает иметь значение в тот момент, когда ты просто перестаешь существовать по прихоти диктатора.

До 2022 года я принадлежала к тем легкомысленным людям, которые не интересовались политикой. Точнее, не столько в легкомыслии было дело, сколько в привычке и физической возможности жить параллельно официальным новостям: мало ли что там мелют по телеку - у меня есть книги, любимая семья, возможность ходить на концерты и путешествовать… Когда в декабре 2021 года пожилой сосед спросил меня, правда ли, что скоро будет война с Украиной, я подумала, что он совсем тронулся от периодических возлияний.

Но наступил февраль-2022, и я перестала спать ночами […]. С самого первого дня я ни разу не подумала, что «все не так однозначно» или «наверху виднее», нет. Моя прежняя относительная лояльность к П. сменилась отвращением, но самым горьким открытием было то, что вокруг полно людей, для которых украинцы — презираемые хохлы. Людей, которые грезят желанием наказать, разбомбить, проучить ни в чем не повинных соседей. Для меня же эта «операция» — братоубийственная война, и никак иначе.  

В Украине живут мои довольно близкие родственники, кажется, троюродные братья и племянники. Жизнь сложилась так, что я их никогда не видела, и даже телефонное общение с ними прекратилось задолго до войны — без каких-либо ссор, просто не было никаких точек пересечения, кроме родства крови. […] Но сейчас я постоянно думаю о них: живы ли, что происходит с ними, целы ли их квартиры… И внутренне содрогаюсь: то есть в этой войне с одной стороны фронта может быть мой сын, а с другой — его четвероюродный брат?! Как же так вышло, что П. и его окружение втравило нас в этот смертный грех, а многим как будто это даже нравится… Я не пытаюсь искать родственников, потому что не могу предложить им никакой помощи, и потому что мне страшно привлекать лишнее внимание в своей персоне. Уехать из России я не могу в силу финансовых трудностей и некоторого нездоровья, уголовное преследование за инакомыслие я вряд ли выдержу, поэтому приходится его, это инакомыслие, прятать […].

Я не знаю, как дальше жить. У меня постоянная депрессия, я никуда не хочу выходить — меня ранит вид беспечно развлекающихся людей в текущих условиях, и я устала натыкаться на тех, у которых внутри все перекодировано, я не знаю, о чем с ними можно говорить […]. Я не могу бороться — не хочу неприятностей близким и не хочу в тюрьму. Я не могу не думать о разбитых домах и раскуроченных лесах, полях Украины, потому что физически переживаю боль пострадавших людей, животных, птиц, растений… Года два назад искренне надеялась на волю и адекватную реакцию остального мира, но сейчас и эта надежда подвела […].

…некий подневольный закредитованный ипотекой военный по приказу вышестоящего начальства нажмет на кнопку пуска ракеты или «шахеда». А перед этим такие же военные будут тщательно рассчитывать траекторию и вносить координаты «исключительно военных объектов ВСУ» в программу наведения этих боеголовок, чтобы точно угодить в спальный район, где «под видом мирных жителей ВСУ устроили очередной лагерь наемников».

как мы боялись, но продолжали имитировать счастье, ходить на работу, воспитывать детей, держаться подальше от новостей, телевизора и людей в военной форме. Как боялись, бесконечно боялись за себя и за своих, как было стыдно, грустно и невыносимо слышать о разрушениях и погибших с обеих сторон. Знаю и признаю свою вину, но совершенно не понимаю, что могу с этим сделать.

Ольга (Лейпциг). Спустя три года с начала войны я испытываю ужасающее чувство бессилия и горечи. Мы все где-то не досмотрели, где-то были заняты своими мелкими делами, увлечены повседневным — и проглядели,  допустили эту катастрофу.

Когда я читаю последние новости о передаче шести тысяч тел украинских военных, у меня не хватает слов, чтобы описать, что я чувствую. Это не абстрактная цифра. Это не строки в сводке. Это — люди. Реальные люди. У каждого была жизнь, семья, надежды, мечты. Эти люди не должны были погибнуть. Они должны были жить, смеяться, растить детей, быть рядом с теми, кто их любил. Но теперь их тела лежат в рефрижераторах, и на фотографиях — мешки, в которых они возвращаются домой. Шесть тысяч семей теперь живут с болью, которую невозможно унять. Эта цифра взрывает сознание. И при этом страшно осознавать, что эти шесть тысяч — лишь часть, капля в море жертв этой безумной  войны. Войны, начавшейся по воле одного-единственного человека.

Я до сих пор не могу до конца понять, как это вообще стало возможным — в самом центре Европы, в XXI веке. И почему до сих пор никто не может это остановить. Каждый день, видя сводки и цифры, я вновь и вновь сталкиваюсь с чувством бессилия. Я не верю, что это вот-вот закончится. Я смотрю на происходящее в России, на новости, на принимаемые законы — и задаюсь вопросом: кто эти люди? почему они так себя ведут? откуда они вообще взялись?

Украинцы вызывают чувство гордости — за стойкость, за мужество, которое они сохраняют, несмотря ни на что.

Самое неприятное то, что нас заставляют испытывать эмоции, которые испытывать совершенно не хочется. Гордость — когда реально стыдно, торжество — когда хочется плакать, ненависть — когда совершенно безразлично или страх — когда уже нет сил бояться. И если ты будешь испытывать неправильные эмоции, то рискуешь отправиться лес валить. Уехать я не смогу — здесь мои родные, старики, мой дом, моя работа. Что я буду делать в чужой стране, на что жить, кому я там нужна? Мне 50 лет, я живу от зарплаты до зарплаты, я не знаю иностранных языков — и начинать все сначала нет ни сил, ни средств.

Чтобы жить здесь со всем этим, мне пришлось удалить чувство вины — я не могу отвечать за то, что я не могу изменить. Удалить чувство любви к родине — родина никак не связана с паспортом, это понятие абстрактное и не имеет границ. Сильно сократить чувство эмпатии — мне совершенно безразличны проблемы людей, которые поддерживают войну, проблемы общества, которое поддерживает войну. Волонтерство, благотворительность — это больше не ко мне. Кошечек, собачек пожалею, кину денежку, людей — нет. Вот так и живу, как инвалид с удаленными органами, только с удаленными чувствами.

Общаюсь с людьми, которые понимают. Их много, все ждут окончания этого ужаса, возврата к нормальной жизни, но с самого начала было понимание, что такие вещи просто так не заканчиваются.  Есть и такие, кто говорит: «Война — это, конечно, плохо, но зачем они на нас полезли?» Или: «Война — это плохо, но раз страна воюет, надо быть за наших, а после разберемся». С такими не общаюсь. Я без вас — вы без меня. Мама общается с родственниками из Украины. Ничего, вроде за нелюдей нас не считают, и на том спасибо. Как ни странно, все-таки надеюсь на то, что получится дожить до перемен, поэтому стараюсь себя беречь.

Я уверен, что при моей жизни этот конфликт не закончится. Россия виновата, но виноват ли в этом лично я? Скорее всего, да. Просто от позиции, что меня не трогают, а я не лезу в политику. Так и проспал начало путинизма.

Была надежда, что режим Путина будет наказан — как собственным народом через протесты и сопротивление, так и международным сообществом, которое поможет Украине вскрыть моральное и управленческое банкротство Кремля. Надежда, что зло будет названо злом, а добро — поддержано.

Но годы идут, и что-то во мне меняется. Я все чаще испытываю раздражение, усталость, даже горечь.

Я понимаю, что воевать за свою страну — это право, а не ошибка.

С путинским режимом для меня все по-прежнему ясно. Это — тьма. Это — агрессия. Это — преступление. Но меня пугает, что моя эмпатия к Украине, к ее народу, в последнее время все чаще уступает место раздражению и недоверию. Пугает, что в этой войне, где роли были однажды ясно обозначены, я начинаю сомневаться не в морали, а в смысле. И не нахожу в себе прежнего огня. Эти чувства — не позиция. Это — исповедь. Я не знаю, где искать выход.

Анна. …Hаши способы повлиять на Путина совершенно ничтожные и эфемерные, выборов нет, публичная активность невозможна и опасна (а что будет с моим ребенком, если меня посадят? Мой главный долг его вырастить, в любви и хоть каком-то подобии безопасности, а из тюрьмы воспитанием заниматься не получится). На фоне чудовищных смертей, обстрелов, дронов… я просто не представляю, как жить любой украинке, потерявшей ребенка из-за преступлений моей страны. Лично я явно сделала недостаточно, чтобы остановить это — просто голосовать против Путина недостаточно, просто разговаривать о войне недостаточно. И, видимо, с этой виной я буду жить всю жизнь. Несмотря на то, что россияне давно дистанцированы от своей верхушки, я все равно чувствую и свою личную ответственность: когда-то я верила, что можно жить в довоенной России дальше, разговаривая о политическом исключительно дома, по ночам, на кухне. Несмотря на все тревожные звоночки, которых было много. Конечно, оказалось, что нет. Недостаточно.

Но жизнь не особо готовит нас к тому, как противостоять этому безумию, нет идеального рецепта, как защитить всех, а не только себя. Мы бессильны. Я восхищаюсь политзаключенными, но мне кажется несколько… чрезмерно требовать от каждого несогласного быть героем и потерять всё за правду. «Я часто думаю, что я скажу своему ребенку, если он меня спросит однажды: «а где была ты в 2022 году?» Я охраняла свой маленький мирок. В ужасе. Плакала на кухне. Простит ли мой ребенок меня за то, что я не очень-то боролась за мир, в котором ему жить дальше…

Я чувствую усталость. Я чувствую себя так, словно впереди лишь черная дыра. Я уже практически ничего не могу делать. Работа по инерции, жизнь по инерции. Чувство своей бесполезности и беспомощности подавляет еще больше. Замкнутый круг.
Я очень сильно очерствел за время этой войны, стал гораздо более рациональным и безэмоциональным, меня очень мало что сейчас может тронуть. Состояния безнадеги нет. Склоняюсь к тому, что Украину просто утопят в крови. Тут и свои, и чужие постарались. Ну, впрочем, это не ново: война все спишет.

Я стараюсь не думать о том, когда может закончиться война, о лицемерном поведении других стран и безумии, творящемся в России, потому что это совершенный мрак, который я кое-как вывожу только благодаря 2+ годам психотерапии в анамнезе. В черную ненависть и депрессию позволяет не впадать только существование таких людей, как ваша анонимная читательница и кучка интернет-друзей из антивоенного сообщества.

За три года с лишним ничего не изменилось в моем отношении к ситуации, да и что могло измениться? Но… людям действительно нужно чтоб бомбили обязательно их родню, чтобы прийти к элементарной мысли, что война это плохо? Мы что, читали какие-то разные книжки в детстве? Очевидные вещи остаются очевидными вещами, как ни пытайся их игнорировать. Надеюсь, я доживу до момента, когда снова смогу вдохнуть. Держись, анонимная читательница. Не позволяй свету внутри тебя погаснуть.

Mои переживания как россиянина не идут ни в какое сравнение с чувством постоянной тревоги, страха и ужаса, с которыми каждый день живут украинцы. Хотя я и противник так называемой «коллективной» ответственности, но меня постоянно гложет сомнение, что лично я что-то не сделал для того, чтобы это предотвратить. К тому же к этому последнее время добавилось чувство стыда за наш народ. За годы войны пришлось распрощаться с, как я теперь понимаю, наивным мнением, что наш народ добрый и отзывчивый, готовый прийти на помощь и так далее.

Многие живут иллюзией, что сторонниками войны являются люди старшего поколения, которое смотрит только телевизор, но по личному опыту общения с коллегами (понимаю, что это не репрезентативная выборка, но тем не менее) большинство либо за, либо относится индифферентно по принципу «меня лично это не касается». Притом что это люди 30–40 лет, которые при желании явно имеют доступ к информации. Соглашусь с мнением, что наше общество разделено на 10% — 80% — 10% (против — без разницы — за).

Поражает полное отсутствие эмпатии, как будто мы живем в Средневековье, когда понятие «свой-чужой» ограничивалось своей деревней или городом. Поражает, что люди не видят, как страна, победившая фашизм, сама стала фашистским государством. Поражает, что люди, которых постоянно бомбят (Курск и Белгород), вместо требований остановить кровопролитие записывают обращения к путину с мольбами «царь-батюшка, помоги», как будто не он является первопричиной их страданий.

Что касается сроков завершения войны — война как таковая не закончится, пока не сдохнет ее инициатор, так что пока остается надеяться хотя бы на прекращение огня, чтобы перестали гибнуть люди. Но и тут пока не вижу перспектив, что это случится в ближайшем будущем.

Стыдно за свое потребительство. Устал от себя. Наверное стоит жить дальше, а я все еще нахожусь в 24 февраля 2022 года…

Россию ненавижу. Дело даже не в путине. Дело в том, что россияне позволили путину быть. Мазохизм. Мою страну люблю сильнее, чем думала раньше. Украина — это моя кровь, ДНК. О других странах: все думают о себе и своих интересах. Все как всегда. Никого не виню, это нормально.

Александр (Мюнхен)Украинцы не ненавидят русских. Украинцы — такие же люди, как все, такие же, как мы, как американцы, как голландцы. Они ненавидят тех, кто приперся в их дом грабить и разрушать его и диктовать, как им надо жить, без всякого приглашения. И национальность тут ни при чем.

Если ты не машешь флагом, настаивая, что всем надо слушать тебя, потому что твой флаг правильный, не считаешь всех недостаточно великими, как ты сам, чтобы жить по своим правилам, к тебе не будут испытывать ненависти — даже если ты москаль такой, что пробу негде ставить (я был москвич в третьем поколении; откуда я, украинцы понимают со второго предложения, с моим-то выговором). С тобой так же обсудят свои проблемы, так же порадуются твоим успехам, так же расскажут про свои печали, как любые новые знакомые из другого города. Хоть из Пхеньяна, хоть из Сиднея.

Конечно, всегда найдутся и экстремальные варианты, но мой опыт четырех последних лет говорит о том, что все мы примерно на одной волне, всех нас примерно волнует одно и то же. То, что кто-то кого-то ненавидит просто по паспорту, — сказки из телевизора. Оставайтесь людьми, относитесь к другим как к людям, и вам нечего отвечать за преступления тех, с кем вы никогда и не были заодно.

Я точно знаю, что если дрон в следующий раз прилетит в мой дом, то я даже в мыслях не смогу упрекнуть в этом Украину. Винить я буду только одного человека, которого никогда не выбирала, кто вызывает мерзость только одним своим видом, голосом, не говоря уже о словах.

Я так хочу мира. Так хочу просто жить. До слез обидно, что мое будущее и будущее моих детей смыли кровью в унитаз.

Жизнь в глазах политиков — разменная монета. И моя тоже. Я маленький человек с маленькими желаниями на свою маленькую жизнь. У меня моя маленькая семья, которая не поддерживает войну, но мы не станем жертвовать собой, чтобы раствориться каплей в океане голосов, разбивающихся о мощь режима, который существует не просто в россии, а на всей нашей планете. Мы просто ресурс.

Мне бесконечно больно за происходящее. Не только в Украине, но и во всем мире. Но я не стыжусь за это. Это не я взяла в руки оружие и не я отдала приказ стрелять. А так в попытках отыскать соучастников — все люди на планете соучастники.

Мне грустно, что я не могу никак повлиять. И еще грустно слышать от своей же бабушки: «Надо эту Украину стереть с лица земли». Это страшно. Пропаганда мощная штука. Хочется, чтобы все закончилось, но это слишком наивно. Россия не может себе позволить проиграть, как и Украина. Тем не менее, хочется простого: исполнения советского лозунга «Миру — мир!». Love is the only way.

Война — это игра психопатов. Она не закончится, пока психопату интересно играть. Я очень стараюсь не презирать русских, которыми психопат смог манипулировать. Потому что иначе я не знаю, как жить вообще. Каждому имеющему отношение к Украине я говорю: «Прости, я виновата, но я не знаю, как все исправить».

Если бы мне сказали: «Давай мы тебя убьем, но зато война кончится», я бы согласилась немедленно.

Никакой злости, никакой обиды по поводу того, что случилось тут у нас. Это ощущается как неизбежные последствия: некропространство, возникнув где-то, начинает расти и расширяться. И мне очень жаль, что я не знаю, как это остановить.

Полина. Я живу в Москве. Вопреки тому, что пишут, здесь многие против войны. От бессилия мне, конечно, тяжело. Но с февраля 2022-го мои тяжести не имеют никакого значения. Потому что почти каждый день кучка старых убогих ублюдков во главе с Путиным уничтожает Украину. И никто не может ничего с этим сделать.

Алёна (Москва). Эта страна, в которой я оказалась волею судьбы (я украинка, родилась и прожила 20 лет в Украине), стала мне чужой. Люди, поддерживающие это безумие, люди, для которых «все не так однозначно», а также люди, делающие вид, что ничего не случилось, — чужие. Мой мир сузился до размеров моей семьи. Я живу общением с моими сестрами в Украине, они поддерживают меня больше, мне кажется, чем я могу их. Часто плачу, не вижу никакого света в конце тоннеля. Они меня спасают.

И я живу небольшим огоньком надежды, что все же я смогу когда-нибудь их всех увидеть, обнять. Смогу побывать на могилах моих родителей, бабушек, дедушек, умерших до этой проклятой войны. И на новых могилах…

А для начала — эта преступная война должна закончиться! Когда этот маньяк уже напьется крови человеческой?!! Ненавижу! И все же хочется верить, что кожен буде жати, що посiяв = «Каждый будет жать, что посеял»

Я не могу смотреть на этих людей, понимая, что из-за молчания каждого в соседней стране кого-то лишают дома, семьи, жизни. Все эти люди могли и могут все изменить, но увы, не хотят и глубоко уверены, что их это «не касается». Это ужасно.

Я верю, что все еще можно исправить, достаточно лишь перестать бояться.

Меня так умиляют эти письма от людей, которые испытывают ненависть к молчанию большинства — ведь они [большинство] живут, словно ничего не происходит. А что они должны делать? Каждый день плакать? Выходить на улицы и кричать, что мир несправедлив? Уже выходили — и тех вышедших, которые не уехали, уже нашли и посадили. Крики и плач ничего не меняют, более того — даже народ в своей массе ничего не изменит в условиях такого контроля и насилия со стороны государства.

Революция или любой другой переворот снизу невозможен в условиях тотального контроля и притеснений — в каждом случае успешной революции государство уже разваливалось и фактически утрачивало контроль. Ни Сталина, ни Гитлера, ни Франко, ни других подобных лиц не смещал народный бунт — а я уверен, народ в массе своей там был тоже недоволен властью. Так и чего тогда вы хотите от народа в таких условиях? Когда от него реально ничего не зависит? Чтобы они прекратили жить своей жизнью, прекратили пользоваться тем малым, что им дано? Эта война началась из-за ненависти одного человека к одному народу, и проповедуя ненависть другому народу (и даже просто проповедуя ненависть к людям независимо от их национальности), вы становитесь на сторону войны.

Спустя три года после начала этой отвратительной полномасштабки я испытываю отчаяние, злость и апатию. На скорое завершение войны я не надеюсь, потому что население России (трудно кого-то из нас назвать гражданами) разделилось на несколько несмешиваемых частей — беженцев, «релокантов», затаившихся в РФ и боящихся пикнуть, соглашателей с режимом, служителей режиму и пушечное мясо. И, к моему глубокому сожалению, последние три категории — в большинстве,

Сейчас я стараюсь вообще не касаться темы войны в разговорах. Все мои друзья и знакомые, как и я, уже устали от этого.

В начале войны я считал, что во всем виновата Россия. Теперь же больше склоняюсь к тому, что виноваты все: Россия не умеет в мягкую силу, Украина переоценивает свою значимость, а Европа — постоянно «обеспокоена», но нихера не делает.

Если бы Зеленский договорился с Путиным, войны бы не было??!.

Договорился? Договорился кто? Если бы евреи договорились с Гитлером? Если бы Сталин договорился с Гитлером? Если бы Вьетнам договорился с Америкой? Если бы Зеленский договорился с Путиным? Я правильно понимаю, если бы все, на кого напали, умели договариваться, то не было бы войн и насилия?

Ребята, это называется виктимблейминг. Агрессор не хочет договариваться, не слышит и не слушает, он приходит взять то, что он хочет, ему для этого не нужны права, законы и ваше согласие.

Павел (Лиссабон). За три года русские изменились тектонически. Мне стало сложно общаться с родственниками. …В итоге негатив и злоба исходят в разговоре от меня, и я чувствую себя виноватым. Хотя я никого не убивал, не бомбил и ненавижу тех, кто убивает и бомбит. Но таков сегодняшний парадокс.

Война продолжается не из-за Путина. Война продолжается, потому что «их мальчиков» поддерживают миллионы добрых бабушек и дедушек, теть и дядь, которые искренне отдадут последнюю рубашку, претерпят любые невзгоды, будут пить скипидар и питаться корой с туалетной бумагой, лишь бы умножить площадь самой большой страны мира еще на два раздолбанных в корень села. Патриотизм — зло. Все самые страшные вещи в истории человечества произошли из-за любви к родине. Она лишает человека способности думать и сопоставлять факты, заменяя мышление на привычку подгонять реальность под удобные представления о ней. Ну а для русских родина еще и традиционно равна вождю, начальнику, в силу чисто культурных исторических причин. Впрочем, кто-то там умудряется не любить Путина, но поддерживать войну, — вот это самая, конечно, загадка. А есть еще категория нормальных ранее людей, которые с 2022 спешно начали искать «невсётакоднозначность» в Украине, Европе, Америке и всех-всех-всех за пределами Великой Руси. «О, XXXLы тоже в жилой дом попали, в Курскую область вошли — ну, значит, они такие же, сами виноваты, можно жить дальше, ура-ура».

Какое-то есть этому объяснение в психологии, наверное. Понимаю даже отчасти такой феномен: если не найти для себя оправдание происходящему, живя в РФ, легко поедешь кукухой, (сумасшествия, ненормального психического состояния, означает нарушение способности здраво мыслить, помешательство). Но уважать таких людей не могу. Все же наличие мозгов — это бремя, налагающее на человека обязанность как минимум видеть логические связи между явлениями. И в этом плане прожженные зэтники без мозга вызывают даже больше уважения. Они изначально были такими, себя не обманывали и оппортунизм свой ни от кого не скрывали. А те, кто все понимал, но убедил себя в нормальности или неважности происходящего, — ну это совсем жалкие какие-то существа.

Когда-то я думал, что Путин сдохнет и все будет хорошо. Но теперь понятно, что Путин в головах русских, и там он не сдохнет никогда. Бледная моль, невнятное чмо вскормилось миллионами восторгов, чинопочитаний и раболепий таких вот добрых простых русских людей и превратилось в зло. Добрый недалекий дед Шевчук так и не понял, что родина — это именно что жопа президента, а вовсе не бабушка нищая на вокзале. Потому что именно бабушка на вокзале голосует за Путина, войну, убийства и «наших мальчиков». Искренне, от всей души и по зову сердца.

чем меньше ненависти будет в этом будущем, тем больше надежды будет в нем. «Ненависть не решает никаких проблем, она только создает их». 

Было принято одно важное для себя решение: я честный человек, не дала ни одной взятки за всю жизнь, прошла кучу митингов, помощи донатами и тому подобное. А теперь — идите на хер. Я буду жить честно и для себя, где мне лучше, теплее и комфортнее, а все моральные терзания оставляю гнилым лицемерам по обе стороны этой войны.

Ночью за окнами творится ад: жужжат железяки, несущие смерть. И ты, полусонный, в пижаме, не успеваешь сообразить, куда бежать — в коридор или на улицу. Не за тобой ли летит очередная дрянь от «соседей». Целыми днями ты проживаешь лишь некоторые моменты от тревоги к тревоге. Но в эти моменты нет расслабленности, просто «фух, слава богу, в этот раз мимо, а скоро следующая тревога, что ждет?». Твои близкие люди уходят: еще недавно вместе ходили в кино, на реку, жарили шашлыки, а теперь нет его, и его, и его… Разрушен мир, мой мир. И так у каждого из нас […].

Я не могу понять, неужели в россии люди не умеют думать, не читают книги, не видят своими глазами, что происходят, а верят плешивому в телевизоре про нацистов, биооружие, что Ленин сотворил Украину. […] Планета должна цвести садами, шуметь лесами, люди — улыбаться и радоваться всему красивому. А вылез один старик, наследник Гитлера и сатаны в одном лице, и сказал, что белое — это черное, и все согласились?

В детстве я любила читать книги про войну, восхищаться героями и знать, что война осталась только в книгах и в памяти ветеранов. А сегодня герои, которые защищают свою землю, противостоят детям и внукам героев Великой Отечественной. Какой-то сюр. Я лично не смогла простить своих родных, которые в россии, я не могу простить всех, кто допустил такое в мире. Вряд ли в ближайшие несколько сотен лет мои сограждане простят соседнюю страну. Мне 46, и я не знаю, сколько мне осталось жить, но я не смогу простить сожженные дома, мертвых стариков и детей, седых девочек и обписывающихся от страха животных. Не смогу. Эта боль от всего увиденного и услышанного неуемная, страшная и всепоглощающая. Ее невозможно унять — и простить тех, кто принес эту боль.

С каждым днем все меньше и меньше чувствую себя человеком. Власть отбирает возможность говорить, смотреть, читать, слушать, помогать, скорбеть, любить. Лишает выбора. И преподносит всю эту хтонь как единогласное волеизъявление народа, традиционные ценности. Мы не народ, мы скот. Плодись, плати налоги, иди на убой и молчи. И лучше вообще не думай. Четвертый год антидепрессанты, бессильные разговоры на кухне, танцы с бубном вокруг ютуба, бесконечный поток новостей… И все больше злости и усталости. Завидую искренне тем, у кого «ачтослучилось», хочется хотя бы на день отключить голову и пожить в вашем мире розовых пони и сахарной ваты. Но однажды проснувшись, нельзя снова вернуться в матрицу. А на зажмуривание нужно слишком много сил, которых и без того осталось мало. Так и смотрю широко раскрытыми глазами в пропасть, в которую несется моя страна. И только одна мысль в голове: «Господь, жги».

Я смотрю на то, как в России люди кричат, что нужно бомбить города, и меня переполняет злоба. Но потом я вижу украинцев, радующихся тому, что очередной дрон упал на жилой дом в России, и мне становится еще хуже. Я хочу спросить: если вы точно так же радуетесь смерти людей, чем вы отличаетесь от тех, кого ненавидите?

После трех лет войны и бесконечных выкриков людоедов по обе стороны я устал. И больше всего я устал от того, что люди не хотят мира. Они кричат о мире, но продолжают защищать только свои интересы и не хотят даже попытаться договориться. А если ты выступаешь против этого, ты сразу становишься «предателем» или «виноватым».

Россияне говорят, что я предал родину, потому что уехал и критикую власть во время войны. Украинцы заявляют, что я виноват в этой войне и должен нести ответственность за действия режима, к которому я не имею никакого отношения: я даже не родился, когда Путин пришел к власти.

Я устал. Устал от войны. Но больше всего — от людей, которые не хотят остановиться. От тех, кто предпочитает бесконечную бойню, лишь бы не потерять «позиции». От тех, кто готов жертвовать жизнями, лишь бы не сесть за стол переговоров. Переговоры между Россией и Украиной за последние годы — как в том анекдоте: «Два дебила — это сила». Один поток обвинений сменяется другим. Один мусор изо рта — в ответ на другой.

Мне больше нечего сказать. Кроме того, что я просто хочу тишины. Не победы, не мести, а тишины. И чтобы хотя бы кто-то решился быть не правым, а живым.

Стараюсь продолжать говорить о том, что считаю нужным. Делать то, что считаю правильным.

Светлана. Когда я была маленькой, мама перед сном пела мне военные песни, читала рассказы о войне. Все они были пронизаны ненавистью к нацистам, к их преступлениям, к самой войне и всем тем ужасам, которые с ней связаны. С детства сформировалась установка: война — это катастрофа. Ее не должно быть. Ее нельзя допускать. Никогда. Ни при каких обстоятельствах.

Теперь же ощущение, что я попала в королевство кривых зеркал. Все, во что я верила, все моральные императивы, этические нормы — все перевернулось с ног на голову. Мама, певшая мне «Бухенвальдский набат» — «люди мира, будьте зорче втрое! Берегите мир! Берегите мир!» — сейчас с восторженным блеском в глазах говорит про патриотизм и поднятие с колен. Слушает Соловьева и считает фейками любые новости о гибели мирных жителей. Как в ее голове сумели совместиться те ценности, которые она заложила мне, и поддержка того ужаса, что происходит сейчас — загадка. Раньше думала, ее отрезвят растущие цены, ЖКХ и прочее — для пенсионеров инфляция особенно чувствительна — но нет, кошелек не вступает в противоречие с пропагандой. Надежды на то, что она (а вместе с ней и такие же, как она) прозреет и вновь сможет здраво мыслить, давно уже нет.

Зато повезло, что на моей стороне семья и близкие друзья. Не пришлось резать по живому, чувствую их поддержку. Даже любимые музыканты тоже оказались в моем «лагере», пусть и дурацкое, но все-таки утешение.

В первый год чувство вины было таким сильным, что я не могла дышать. Жила на таблетках, много плакала. Помню, когда вышел эпизод «Масяни» про войну, где все они погибают, разрыдалась прямо в офисе, физически не могла заставить себя успокоиться. Сейчас боль притупилась. Привычка — страшное дело, организм пытается остановить процесс разрушения, блокирует острые эмоции. Но из жизни как будто высосали всю радость. Нет ощущения стабильности, зато есть постоянный страх — у меня растет сын. До одури страшно, что не сумею его уберечь. Этот страх теперь со мной всегда.

Отношение к происходящему не изменилось. Изменилось наивное детское представление о том, что хороших людей все-таки больше чем плохих, а добро всегда побеждает зло. Я больше не верю в сказки.

Читала, что после ВОВ немцев, обычных бюргеров, которые поддерживали политику Гитлера, водили на принудительные экскурсии в концлагеря, чтобы они своими глазами увидели то, что там происходило. Многие после этого сходили с ума. Не знаю, может, это художественный вымысел, но я мечтаю о том, что когда все закончится, такие же экскурсии будут проводить для тех, кто сейчас кричит «мочи их!». Думаю, это было бы правильно.

Наше будущее украли. Что страшнее — украли будущее у наших детей. И теперь с этим нам надо как-то учиться жить. Вот только не знаю, как.

Алевтина (Москва). Все вокруг притворяется таким же, как было. Ложь, фальшь, лицемерие. Не помню, кто из великих и мудрых сказал, что первая жертва войны — правда. И это не только о пропаганде и фейках отовсюду, это про частную жизнь тоже. Все вокруг меня лгут. Одни — словами, другие — замалчиванием. Говорить не с кем — вот что случилось. Я имею в виду разговор по душам, а не о ценах на свинину. Если поставить по порядку главные трагедии войны, то, во-первых, это гибель людей с обеих сторон, во-вторых, разрушение экономик, в-третьих, крах личных связей, дружб, утрата доверия, любви.

В 2022 году, кроме бессильного гнева, было и огромное недоумение: как это возможно, что люди, которых я знала всю свою жизнь (а мне 60!), могут не только оправдывать, но и поддерживать войну?! Постепенно я усвоила: я просто этих людей никогда и не знала, я их себе придумала, априори решила, что они тоже гуманисты, тоже понимают, что любая жизнь бесценна. Куда там!

А как же дальше жить? Даже после войны? Чем жить? Если прошлое оболгано, настоящее отвратительно, каким может быть будущее? Мне тяжело думать о молодых россиянах. У них нет будущего в этой стране. Образование и наука не могут развиваться в изоляции от всего остального мира.

Господи, до каких пор это может продолжатся? Ничто не может оправдать этой бойни, война не метод решения проблем в современном мире. Если вы не можете договориться, грош вам цена как дипломатам. Никакие «умные» высказывания, объяснения «причин» этой войны не перевесят кровь и страдания простых людей. Мое самое заветное желание, чтобы все, развязавшие эту бойню, предстали перед международным судом и ответили по всей строгости закона, как в свое время это произошло в Нюрнберге.

Алексей (Московская область). Первый год была злость и скандалы с родителями. Сейчас просто тихое презрение к тем, кто продолжает смотреть, читать и воспроизводить, даже в личных, конфиденциальных разговорах, кремлевские нарративы про «бандеровцев», «восемь лет» и «ну они же посылают к нам дроны — значит, мы можем посылать к ним ракеты». К рф за эти три с половиной года отношение стало заметно хуже. Да, я, к сожалению, продолжаю оставаться в рф, ехать мне некуда и не на что. К тому же перед глазами есть примеры тех, кто уехал на эмоциях в 2022-м, потерял все деньги и вынужденно, в 2024-м, вернулся. Свое пребывание в рф мне сложно назвать жизнью. Это просто физическое существование, а не жизнь. Каждый день открываю новости и все отчетливее понимаю, что впереди только путь в пропасть, в бездну, дальнейшее сползание экономики, дальнейшее закручивание гаек и усиление тоталитаризма, дальнейшее увеличение озлобленных лиц «ветеранов СВО» на улицах, от которых неизвестно чего ждать через секунду.

Я не считаю, что вина только на путине и военных, прямо участвующих в войне. Вина также на каждом, кто помогает российской армии деньгами или посылками, в общем, материально. На каждом, кто участвует в «срочносборах». Часто думаю, как быстро бы закончилась война, если бы российская армия осталась один на один со всеми ее проблемами, ставшими такими заметными за эти три с половиной года, и если бы не вся эта «народная помощь», о которой так любят писать зэтники. И прихожу к выводу, что либо уже закончилась бы, либо близилась бы к концу. Увы, все эти «волонтеры», «добровольцы», жалеющие «наших мальчиков» и отправляющие им вещи и деньги, все эти «народные помощники» продлевают преступную бойню еще на неопределенный срок, на годы. И это осознание очень гнетет: я как будто во тьме, и надежд на свет в конце туннеля всё меньше.

В последнее время все сильнее крепнет ощущение, что люди находятся на грани. Вроде война далеко, вроде мы все как-то научились с ней жить, кто-то старается особо не читать новости и не соприкасаться — но кажется, что подсознательно война отравляет даже тех, кто предпочитает ее игнорировать. В обычном общении это практически незаметно, но начинает сильно проявляться в работе.

Война облучает каждый день. Новостными сводками, тормозящим интернетом, заблокированными сайтами, хаосом в аэропортах, бесконечными запретами одного, второго и третьего, каким-то зашкаливающим безумием в том, что недавно называлось массовой культурой. И защититься от этого излучения уже невозможно, если только не уйти жить в пещеру.

Да, это и близко не сравнится с тем, что чувствуют украинцы, но все же война касается каждого. Хочет он этого или нет, замечает он это или нет. И судя по тому, что я вижу, до предела, до точки кипения обществу остается совсем немного. Вопрос — что будет за этой точкой.

Раньше мной руководил принцип «мы можем изменить все, если не будем молчать и будем действовать». Сейчас я понимаю, что реальных инструментов, которые могут помочь хотя бы по шажку вернуть себе власть над своей жизнью и ее условиями, просто нет.

Матвей (Санкт-Петербург). Вот уже почти три года как я уехал из России, но недавно впервые за эти годы на короткое время прилетел домой, в Петербург. Меня совершенное поразило, насколько все в РФ стараются не замечать войны. По меткому выражению Екатерины Шульман, «все силы нации направлены на зажмуривание», и для стороннего наблюдателя (каким я себя ощущал в России) это выглядит очень странно. Если хорошенько зажмуриться, даже только прищуриться, там как будто ничего не изменилось. Все так же сидят хипстеры в кофейнях, все так же ходят кораблики по Неве и гуляют по Невскому туристы. Оставшиеся в стране друзья и коллеги живут свою жизнь, покупают квартиры, заводят семьи, строят планы, стараясь не замечать ни полуживого интернета, ни постоянно прибавляющихся запретов, ни перебоев в авиасообщении, ни «вражеских» дронов, ни рисков мобилизации, ни — главное — ежедневных смертей и разрушений, творимых от их (и моего) имени.

Три с лишним года чувство стыда и жгучей ненависти к тем, кто это затеял, не дает мне дышать. Три с лишним года я не понимаю, как жить дальше с мыслью о том, что снова — как в худшие моменты прошлого — концентрация власти в руках одного человека стала причиной страданий миллионов. И все, что остается, — беспомощно ждать, пока естественный ход времени или иное счастливое стечение обстоятельств не положит конец этому безумию.

Но что останется нам после этого? Нам останутся кресты на могилах убитых — счет им уже, похоже, пошел на сотни тысяч, — останутся полчища физических и моральных калек, останется вековой позор, останется растленная, отравленная насилием, полуоторванная от западной цивилизации, и хорошо еще если не вконец разоренная страна с разрушенными институтами, обескровленной провинцией, раздутым военным бюджетом и тяжёлыми демографическими проблемами. Сколько еще десятилетий понадобится, чтобы вернуться к тому состоянию, которое было нормой еще несколько лет назад?

И все это ни для чего, ни по какой объективной причине, ни для какой разумной цели, а только потому, что нейроны в мозгу одного человека сформировали определенные логические цепочки и привели к определенным выводам. Я не вижу важнее задачи для человечества, чем каким-то способом (технологическим? политическим? медицинским?) исключить подобное в будущем, потому что ситуация, когда миллионы людей являются заложниками одного, совершенно неприемлема и невыносима.

https://meduza.io/feature/2025/07/30/voyna

 Максим (Санкт-Петербург). Я часто думаю о том, с каким доверием многие граждане России относятся к государственной пропаганде. Мой мозг действительно разрывает от того, насколько ее тезисы идут вразрез с элементарной логикой. Первая по площади страна мира (и 12-я с конца по плотности населения), страдающая от демографических проблем (среди которых одна из первых — ранняя мужская смертность), кладет двести с лишним тысяч мужчин убитыми (это не считая раненых и уехавших), чтобы добавить к своим 17 миллионам квадратных километров (преимущественно неухоженной и необжитой) территории еще сотню-другую тысяч квадратов начиненных минами развалин! Чтобы такое затеять, надо быть по-настоящему великим стратегом. Чтобы верить в разумность такого решения, надо полностью утратить критическое мышление.

Я смотрю на убитые региональные дороги (по работе приходится много ездить), на сельские школы и больницы, которые давным-давно исчерпали свой ресурс и нуждаются в срочном ремонте. Сколько всего хорошего и полезного можно было сделать на те деньги и теми людьми, которые были и будут потрачены на войну! Это просто немыслимо, как можно продолжать ездить по разбитой грунтовке, учиться и лечиться в ужасных условиях, наблюдать бесконечные ряды свежих могил на сельских кладбищах и продолжать считать, что зато в результате СВО мы обретаем какое-то величие, добиваемся какого-то суверенитета или — что там еще придумают эти демагоги на государственной зарплате? И люди, которые верят в эту ересь, они повсюду вокруг меня. Просто уму непостижимо.

https://meduza.io/feature/2025/07/29/voyna

будто привыкаешь и остается только жгучая боль к тому, что из-за одного человека миллионы должны страдать, должны проститься с домом, должны проститься с привычным укладом жизни. И так страшно от осознания, что все это происходит, страх будто заставляет тебя свыкнуться — и только воспоминания о жизни «до» дают осознание, что когда-то было хорошо.

Политическая апатия при нормальной повседневной жизни. Своих идеалов о либеральном, свободном будущем России я не потерял. Но нет ни малейшей возможности это приблизить. Во многих деятелях российской оппозиции я сильно разочаровался и не хочу иметь с ними ничего общего. Мне кажется, они уже никогда не будут иметь ничего общего с Россией. Дискредитировали себя не пропагандой, а своими словами и поступками.

Я продолжаю жить в Москве. Лозунги «это наш город» и «это наша страна» глубоко запали мне в душу. Даже в такое время я постоянно нахожусь в антивоенном комьюнити — и на работе, и в баре, и на тусовке. Нас тут много. Но глобально мы чувствуем, что нас бросили. Нас ненавидят все: и власть, и «коллективный Запад», и бывшие оппозиционные деятели. Если с первыми все давно понятно, то на вторых были наивные надежды, но никакой помощи нет, а скорее наоборот. Но я верю, что настанет день, когда наши голоса снова станут слышны. Возможно, это будет нескоро, но пока мы здесь, в своем городе и своей стране, мы продолжаем жить и хранить свои идеалы, ожидая момента, когда сможем их воплотить.

Радует, что в россии остались люди, сохранившие трезвый взгляд на события. Но на собственном опыте знаю — таких там абсолютное меньшинство.

Я провел весь период боев в Мариуполе. Думаю, не надо объяснять, что это было. Скажу одним словом — Апокалипсис. Многие пишущие здесь о том, что они устали от войны, даже близко себе не представляют, что это такое.

Все мои российские родственники от меня отвернулись, их мозг съел телевизор. Друзья, которых тоже было много, в лучшем случае делают вид, что ничего не происходит. Большинство же рассказывает мне о том, как нас освобождали, и о том, что они лучше меня знают о тех событиях.

Уверен — с таким народом россию ждут очень печальные времена. Причина не в путине, причина — в простых людях. Они в восторге от всего этого.

Я даже не могу подобрать слов, чтобы описать, насколько мне все кажется абсурдным, неправильным и перевернутым. И кажется, что никто рядом этого не ощущает, кроме меня.

Не нужно читать Оруэлла, потому что жизнь и так похожа на антиутопию. Я не хочу такой жизни.  Мне страшно и больно от всего, что я вижу вокруг. Так не должно быть. Я хочу мира и спокойствия. Мне всего лишь 20 лет, я хочу думать о глупостях: платьях, туфлях, пытаться найти себя, переживать из-за любви и из-за того что на хобби и друзей времени не хватает. А основная тема разговоров — война, смерти и репрессии. Это страшно.

«Убивало надежды и мечты сожгло». Столько всего не реализовалось, и вряд ли реализуется, просто потому что в нынешних обстоятельствах это невозможно. Я хочу жить, да и вроде бы живу, но постоянно на фоне ощущаю тяжесть предоставившихся нам обстоятельств. Моя жизнь — одна большая попытка уйти в свой мир, в котором нет войны, и нет тех, кто солидарен с ней. Меня все это жутко пугает. Я не хочу ни терпеть это, ни жить в этом.

Но я ничего не могу сделать с этим. Любая попытка протеста — опасна. Любые слова против этой войны — незаконны. Всех, кто остался, заставляют стать соучастниками. Свой мир построить уже не получается… Уже четвертый год я читаю местные паблики, с новостями о дронах и осколках, которые падают на дома. Читаю крупные СМИ, в которых рассказывают об ужасах, происходящих в сотне километров от меня.  Это пугает, я не хочу так жить. Я постоянно на что-то надеюсь и во что-то верю, но это с каждым днем все сложнее и сложнее. Потому что этой войне и ее ужасам нет конца.

 Испытываю отчаяние, разочарование. Очень надеемся на скорое завершение войны: если это будет продолжаться, то нет смысла жизни.

Отношение к миру изменилось в худшую сторону. Была надежда, что Запад нас поддержит, но теперь понятно, что мы лишь разменная монета, и миру плевать на наши проблемы. Правительство Украины озабочено только своими личными финансовыми вопросами, и на граждан им тоже все равно. Что говорить о России: если [в Украине] мы никому не нужны, то там нас еще и будут считать «бандеровцами», и возвращаться [домой в оккупированный Бердянск] страшно.

Обращаюсь сейчас к людям, которые думают, что все русские такие же, как Путин, или такие же, как те, которые убивают на войне: я не такой! Я не виноват в том, что я родился в РФ. И многие другие, которые против этой войны, тоже не виноваты. Виноваты те, кто ее начал. И те, кто в ней участвует. А всех под одну гребенку грести не надо. Нет плохих наций, есть плохие люди.

Надеюсь ли я на скорое завершение войны? Честно — Нет. (Хотя я очень хочу ошибаться). Путин не хочет завершать войну. Он и не собирался ее завершать. Все эти его телефонные переговоры с Трампом, все эти якобы попытки мирного урегулирования «конфликта» — это просто игра! Он просто валяет дурака. Ему глубоко наплевать на людей. У него нет никакой эмпатии к людям, это же видно. У него явно проявляется антисоциальное расстройство личности. А это и есть психопатия.

Николай (Германия). Мне надоели эти постоянные прогревы о скорой заморозке конфликта и скорой остановке войны. Сначала Стамбул, потом «саммит двадцатки» осенью 2022 года (помните о таком? а сколько разговоров было!). В 2023 году не припомню серьезных разговоров, хотя после неудачного контрнаступления какие-то сообщения в СМИ вроде были. В 2024 году тоже было немало ситуаций «вот сейчас Си надавит, и война закончится», потом обещания Трампа и зимний прогрев 2024-2025, вот теперь снова. Наверняка опытный журналист вспомнит и другие события, после которых у людей возникали необоснованные ожидания.

Смотря на все это, ничего не ожидаю от предстоящей встречи. Трамп и Путин скажут что-то дежурное, похлопают друг друга по плечу, обсудят разработку редкоземельных элементов на плато Путорана, ЕС по этому поводу выскажет озабоченность, а война будет идти своим чередом.

«Что-то» сейчас произойдет, только если эксперты во властных кругах России посчитают, что летнее наступление не оправдало ожиданий.

Ведь если верить некоторым z-блогерам, то сейчас основная задача — создание возможности обстрела фронтовой артиллерией Сум и Харькова, что радикально удешевит стоимость ведения боевых действий в этой немилосердной чертовой математике. Наверное, этот вопрос могут хорошо прояснить военные эксперты «Медузы». За месяцы таких обстрелов вынудить жителей этих городов оставить их, или сильно усложнить им жизнь, разрушить еще не разрушенные логистические и промышленный центры, так как от снарядов артиллерии ПВО и антидроновая защита не спасает. Ну и зачем в такой ситуации Путину останавливаться?

Надеюсь, я ошибаюсь, и уже скоро все эти безумные страдания прекратятся.

Анастасия (Ленинградская область). Я родилась и выросла в Ленинграде, городе, пережившем блокаду. Все детство нам говорили: «Лишь бы не было войны». Мы никогда не выбрасывали хлеб, старались использовать продукты, не допуская их порчи. Росли в 1990-е, когда можно было в сочинениях писать собственное мнение.

Я выросла, вышла замуж, родила и воспитывала детей, работала, мне было не до политики. Я пропустила 2014 год. Муж предлагал куда-нибудь уехать, но я не хотела, говорила, что буду скучать по родному городу, культуре, березкам, да и родителям нужна помощь.

22 февраля 2022 года все перевернулось. Моя мама плакала и говорила, что дед и бабушка в гробах вертятся, ведь они оба родом с Украины. Дед воевал под Сталинградом (познакомились они уже после войны). У нас остались родственники на Украине, знакомые. Их разметало по миру. Стыдно смотреть в глаза людям, с которыми играл в одном дворе в детстве, когда приезжал в гости к родным.

Маме промыли мозг пропагандой. Она болела, я не хотела с ней спорить. Мама умерла. Старшего поколения не осталось. Нам уже 45+, ехать нам особенно некуда, нет никаких накоплений, но очень хочется уехать из России, дать хоть кому-то из детей другое будущее без ненависти, войны, репрессий, с желанием проявлять себя без страха.

Надеюсь теперь только на свою жизнерадостность и любовь к приключениям. Очень люблю русскую культуру, литературу, музыку, живопись, архитектуру, природу, родной город, но, думаю, больше у меня нет Родины как страны. Я — человек мира. Работаю в школе, стараюсь нести детям гуманистические ценности. Сложно было  сначала внутренне принимать детей мигрантов, но мы и сами можем ими стать. Учу язык, надеюсь на лучшее. На силы и здоровье. Воспитываю себя. Стараюсь не обсуждать с друзьями политику, понимая, что она разведет нас навсегда. А эти люди мне дороги с детства, даже если они заблуждаются. Не принимает душа насилия. Нет войне!

Василий (Россия).Разговоры о прекращении огня, если не ошибаюсь, идут с прошлой осени. При этом всегда было очевидно, что для Трампа больше важны популистские лозунги и образ президента-миротворца, который может остановить войну одним лишь выступлением. Кремль же все время юлил — готовы прекратить огонь, но на невыполнимых условиях, готовы к встрече, но не сейчас, не прекратим, а приостановим войну (как это вообще?!)

Трамп говорил, что если нефть подешевеет еще на 10 долларов, то Путин будет вынужден остановиться. В это я тоже не верю — это позиция расчетливого бизнесмена, но понимает ли Трамп, что имеет дело не с подобным себе, а с идеологически мотивированным фанатиком? Как будто бы не понимает. Путину неинтересна экономика, наша ситуация похожа на тот грустный анекдот: «Я не стану меньше пить, а вот ты будешь меньше есть».

Я согласен с мнением, что если бы те санкции, которые наложены сейчас, случились в 2014 году, то может и не было бы того, что мы видим. Но этого не случилось. Боюсь, что сейчас мы на пороге чего-то подобного. Могут принять какие-то полумеры, которые лишь отсрочат (и усугубят) разрешение конфликта.

Реакция людей и близких родственников еще больше удивляла, люди не понимают или не хотят понимать очевидное. Они не хотят думать, за них это уже сделали и сказали, как правильно.

Больше всего поражало и поражает мнение одного из ближайших родственников. Человек считает, что то, что происходит в стране в данный момент — это «временное неудобство», и, как только все закончится, все сайты магическим образом разблокируют, ютуб перестанет замедляться, а информационный пузырь лопнет и «заживем как раньше». И я не удивлюсь, если так думают многие мои знакомые, я просто не понимаю, как можно жить в состоянии амебы и радоваться жизни, делая вид, что ничего не происходит, что все это нормально…

Больше всего меня пугает осознание того, что все это в принципе стало нормой… Как мы до этого докатились? Как люди могут жить и не думать об этом всем? Нет, я не считаю, что все неудобства, весь информационный пузырь и запреты — это хуже, чем быть под гнетом дронов и ночных обстрелов. Я считаю, что все мы заложники ситуации…

Отвечая на вопрос о переговорах и изменениях: Нет, Трамп не закончит войну. Нет, ничего не изменится. Все будут гнуть свои линии, пока кто-нибудь первый не уйдет на тот свет и гарантий, что у той же России или Украины будет будущее, нет. Я просто боюсь того, что не выдержу и не увижу конца этого ада.

Елена (Бахмут). Когда это все началось, у меня не укладывалось в голове, что такое возможно, что Россия придет нас убивать и разрушать все вокруг. Я из смешанной русско-украинской семьи. Родители всегда жили дружно, разговаривали на обоих языках и считали это нормальным. Наверное, счастье, что они этого уже не видят. Я, русскоязычный житель Донбасса, была лишена «освободителями» всего: дома, квартиры, работы, спокойной старости и даже могил родителей.

Теперь вместо моего красивого и цветущего города мертвые руины. Там нет людей, там нет жизни. Я уехала за границу, и огромное спасибо той небольшой европейской стране, которая нас приняла, обеспечила всем необходимым, людям, которые хорошо к нам относятся. Но обидно скитаться на седьмом десятке лет, остаться без надежды, без будущего. И что сейчас предлагает «освободитель» — отдайте мне то, что я безуспешно пытаюсь завоевать 1270 дней, а я не стану забирать то, что и так 1270 дней забрать не могу. Он понимает, что там еще остались большие города, которые им не достанутся, если за несчастный Часов Яр, в котором было девять тысяч человек населения, воевали полтора года. И трагедия сотен тысяч людей не волнует тех, кто якобы «борется за мир».

Наталья (Кременчуг).

…Это четвертая самая жуткая ночь за последние два месяца. Еще три таких были в июне, когда массированно атаковали мой город, когда была многочасовая тревога и бесконечные взрывы и стрельба за окном. На четвертый год войны я потеряла надежду, что политики смогут договориться. На четвертый год войны я понимаю одно: спасение утопающего — дело рук самого утопающего. На четвертый год войны для меня автор и исполнитель войны очевиден! Это Путин и его приспешники. Я не ненавижу русских, но я не понимаю, как можно быть оболваненным пропагандой настолько, чтобы верить в то, что убивать соседей — это освобождение от нацизма и геройство? С каких пор убийство стало нормой в нашем мире? Почему нельзя жить в своей стране и заниматься своим домом и не лезть к своим соседям? Почему на войну есть миллиарды и триллионы, а на медицину и развитие неблагополучных регионов России денег нет? Как это все стало возможным, и зачем бескрайней России еще один поселок или село в Украине?

Войну закончить может тот, кто ее начал — Россия. Но этого не будет, потому что есть ресурсы воевать дальше и нет политической воли остановиться и, что самое страшное для меня как человека, — потому что народ в России в большинстве своем эту всю преступную и мерзкую войну поддерживает! Не поддерживают войну и сопереживают украинцам лишь немногие граждане России, к сожалению. Каждый день в Украине гибнут люди. Каждый день Европа выражает озабоченность и грозит очередными санкциями, каждый день Трамп говорит о сделке, русские z-патриоты и пропагандисты требуют жахнуть ядерной бомбой и радуются очередной захваченной, но стертой в пыль деревне на Донбассе! Сюррррр! Полный мрак! Вот если бы каждый зачинщик войны (и особенно диванные z-патриоты) сидел каждую ночь в коридоре или бомбоубежище и слышал бесконечное количество взрывов за окном и знал каждую минуту, что следующий взрыв может быть последним в его жизни и в жизни его детей, возможно, эта война закончилась бы быстрее. А так увы, у меня жуткая реальность за окном, и сегодняшняя массированная атака ракетами и шахедами моей страны — это не о желании мира, а о продолжении войны. Почему это очевидно только нам, сидящим ночью в укрытии или в собственном коридоре? Почему эту войну никто не может остановить при таком количестве международных организаций, ресурсов и возможностей? Потому что у всех, увы, есть интересы. А жизнь обычного человека даже сейчас, в XXI веке, ничего не значит. К сожалению. Наконец-то стихли взрывы, 4 утра 15 минут. Очередной день этой безумной войны начался.

https://meduza.io/feature/2025/08/19/voyna

Анна (Луганская область). Война для нас началась намного раньше, чем для остальной Украины, а «настройка» на военный лад, если анализировать сейчас, была с нами с пеленок. Любое школьное мероприятие, все, что про родной край — это «Молодая гвардия», это великая победа, это рассказы о том, что западная Украина нас ненавидит и людьми не считает, это «Янукович же свой, он продвинет Донбасс», это отправлять ребят провокаторами на Майдан за горстку рублей, это «говорить на украинском — колхозно», это «наконец, вы стали Россией, как и хотели».

А я ни помню ни дня, когда мы реально хотели бы. Зачем нам туда хотеть, если можно дорогу перейти просто по внутреннему паспорту, и ты там? Много ли россиян предпочли бы жизнь в российском Луганске жизни в молодой европейской стране, которой мы могли стать? Да едва ли, при малейшей возможности все перевозят семьи в ту же Европу. В 2014 году информация вообще стала на вес золота, когда у тебя из вариантов что-то понять — попытаться откопать правду на российском ТВ, которое иногда ловит, и бабушки на улицах. Но правдой не наешься, жажды не утолишь, люди выживали, голодный считает любого человека с едой спасителем.

С тех пор я много переезжала, жутко злилась на одноклассников, ставших вдруг патриотами чужой страны, соседей, братьев — кого угодно, кто видел вместе со мной, как российские танки колонами заходят в город под рябящее радио, рассказывающее про «ни одного русского солдата на Донбасе», и выстраиваются между жилых кварталов. Как их выгнать, не «бомбя Донбасс 8 лет»? Оккупанты, убедившие народ, что деоккупация — война против местных.

В 2022 году была даже надежда, что сейчас то весь мир увидит их без масок спасателей, и что-то изменится. В 2025-м террорист прилетал в США, где его встретили красной дорожкой. По моему дому ездят танки, теперь с американским флагом в придачу к российскому. «Мы не ненавидели Океанию вчера, она всегда была нашим союзником».

К людям с обеих сторон, кроме боли и сочувствия, я не испытываю больше ничего. У человека есть слабости, но мы не виним общество романа «1984» за мир, который они не выбирали, и не виним обманутого в том, что его обманули. У нас есть очевидное, огромное зло, которое портит жизнь не только украинцам, но и своим, в страшных масштабах. И, наверное, ничего не изменится, пока каждая, даже самая маленькая, шестеренка этого механизма не остановится и не задумается, частью какой такой военно-«спасательной» машины она служит.

Мы не говорим о политике, потому что знаем — это обсуждение очень больно ударит по нам всем, но ничего не изменит. И еще мы мечтаем встретиться. Однажды, под мирным небом. Сейчас эта мечта кажется утопией

Безусловно, не все ненавидят всех, и есть люди, и я продолжаю верить, что их большинство, которые отделяют страну от правительства, обычных граждан от политиков, но все же… Выпади на нашу долю ежедневный страх за свою жизнь, жизнь родных, свое будущее из-за государства, которое войну прикрывает словами «восстановление справедливости» и «благо», а переговоры о прекращении огня ведет так, будто изначально владело территорией обеих стран и сейчас идет на уступки, вообще снисходя до общения — разве мы бы стали любить этих людей и их страну?

Грустно не только от того, что это происходит — ужасно больно от того, что повлиять на происходящее обычная людская единица не в силах. Помню, когда все только началось, я была на энергии юношеского максимализма и думала о том, что после совершеннолетия точно буду активисткой, выходящей на митинги, заявляющей во все горло о несправедливостях и лжи, которые есть вокруг. Сейчас гормоны утихли, и единственное желание каждый день — хоть бы косвенно уже не попасть под какую-то статью, в очередной раз принятую под лозунгом: «Мы обеспечиваем вашу безопасность». Хоть бы не коснулось меня, моих близких, моих знакомых. Потому что ты продолжаешь каждый день читать новости о том, кто пропал без вести, кого привлекли, кто в розыске, кого не стало в стенах СИЗО — и понимаешь, что все их многочисленные действия были ничтожны по сравнению с тем, какую продуманную и подавляющую народ систему выстроило правительство.

Очень хочется, чтоб все поняли простую истину: «Ценнее жизни ничего нет». Но почему-то люди будут продолжать убивать из-за куска земли.

У меня лично ощущение, что мир переворачивается. Не только Россия vs. Запад, но вообще весь мир. Меняется климат, меняется глобальная экономика. Человечество начинает иначе вертеться.

Мне тоскливо кажется, что старость я буду встречать в каком-то незнакомом и страшном для себя мире. Что будет стоить жизнь и голос таких как я? Мне кажется она уже ничего не стоит. Если нужно, кто-то нарисует за меня и мнение и роспись. А я — потемкинская деревня. Просто хочется мира и жизни. А ничего другого уже не хочется.

Анна. Я живу в Москве, и здесь не слышно войны: проходят фестивали, ярмарки и работают рестораны. Для Москвы вся война остается только в сводках новостей. Да и то, смотря какие новости читать.

За три с половиной года я так и не смогла привыкнуть к тому что от моего имени убивают людей. Это чувство ярости, страха, безнадежности, беспомощности и горя получилось лишь немного отодвинуть чуть-чуть в сторону. Но оно возвращается ко мне каждый раз, когда я планирую завтрашний день, когда думаю что приготовить на ужин и думаю о том «где вы видите себя через пять лет».

Я не вижу себя нигде, я не вижу никакого будущего в мире, для которого разрушенные города — разменная монета, а жизни людей — числа, которые даже не стоит вписывать в статистику.

Много разговоров идет о том, кто на чьей стороне. Кто чей враг, а кто чей друг. Все выбирают стороны политиков, оппозиции, политических направлений или стран. Пытаются разобраться в шахматной партии, которую разыгрывают не для нас, а нами.

В Москве не слышно войны, но ее слышно в регионе, на кухне моей мамы, когда ее лицо напрягается, она долго прислушивается к звукам снаружи, а потом облегченно выдыхает: «Это просто фура». Или «это просто салют». За все это время я поняла, на чьей я стороне. Я на стороне маленького человека, его маленькой жизни, маленьких мечт, больших потерь и бесконечного одиночества. Потому что кажется, что на стороне этих маленьких людей нет никого.

Виктория. Страшно видеть как люди приучаются к насилию. Как и те, и другие радуются жестоким расправам и смертям, как друг другу желают захлебнуться кровью. И обе стороны еще оправдываются, что так надо, так «нормально». Расчеловечивают прямо по телевизору.

Люди перестают видеть перед собой людей. С теми кто «не свой» можно делать все. Можно резать, насиловать, пытать, взрывать. Все забывают, что как и здесь есть дети, женщины, мужчины — невинные, не жаждущие крови, так и там. Как там, так и здесь. Точно такие же. С такими же мечтами. С такой же любовью к близким, к родственникам. С такой же тягой к жизни. К нормальной жизни.

Меня пугают люди, что с радостью и гордостью кричат о славе и о силе, когда столько людей были лишены самого ценного, что у всех нас есть — жизни. Убивают и судьбы тесно переплетенные с погибшими. Разбиваются в дребезги все мечты на совместное будущее их близких. Разрываются и уничтожаются души и сердца. Одним внушается восторженные ненависть и злость, другим парализующие страх и отчаяние.

 Наяву происходят самые страшные вещи. В первую очередь, умирает так много людей, что невозможно осознать эти масштабы. Я делаю упражнения, чтобы сердце не зачерствело: когда я вижу очередные сообщения о погибших, то тут же представляю семьи, которые теряют дорогих людей, их ужасное горе. Нужно делать этот укол боли, чтобы не начать закрывать глаза на ужас. Страшно очерстветь, страшно стать слепой, страшно жить в стране, которая ведет войну, но при этом любить свою страну. Страшно.

Душевная глухота – мама: свое, святое, наше возвращаем. Еще присказка дурацкая про то, что «мы там быстро порядок наведем». Я все равно рассказывала об увиденном и прочитанном, а в ответ получала обвинения в предательстве. Да что я, такое во многих семьях… И силы неравны: кто я перед Скабеевой и Соловьевым-Киселевым, мама на них сидит как приклееная годами, сериалы смотреть перестала!

Три недели назад случилось несчастье: мама на даче сломала шейку бедра и попала в ближайшую больницу, 70 километров от Москвы. Спасибо хирургу, операцию сделали, мама худо-бедно приходит в себя. И спрашивает, слабенькая, бледная после операции: «Ну что там, как, наши Покровск взяли?» Мама, говорю, какой тебе Покровск? Памперсы, бинты, кремы-мази-таблетки, пеленки сюда сами тащим. Дешевую цинковую мазь от пролежней за 60 рублей больница не в состоянии купить для больных. Ты подумай, мама, ты посмотри на обшарпанные старые-престарые матрасы, на облупленные кровати рядом, на одну измудоханную санитарку на 70 лежачих… Мама, зачем нам эта война? Что же мы за люди такие, что не хотим жить по-людски?

Мне так тяжело, когда я вижу фото гробов с маленькими детьми, целыми семьями погибших от бомб, которые посылают в Украину на мои же налоги. Я проклинаю всю верхушку нашей власти. Но и к власти Украины я отношусь не более доверительно, потому что годы этой войны научили меня тому, что власти никогда нет дела до своего народонаселения.

Первое время я возлагала надежды на переговоры и прочую бурду, которой нас кормили. Сейчас у меня нет надежды ни на что. Потому что даже если боевые действия остановятся, как мы будем жить? Я как будет жить несчастная Украина, которую мы разбомбили? Как будем жить изолированные от всего цивилизованного мира мы — российские граждане? Без интернета, без денег, без открытых границ, без принятия нас как адекватных людей в других странах?

Я живу при Путине всю свою сознательную жизнь. Я просто хочу комфортной жизни — не хочу уезжать заграницу, где у меня нет знакомых, нет знания языка, нет работы, нет перспектив. Я не хочу бросать здесь свою пожилую маму. Но я не хочу жить и здесь, зная, что мои налоги идут на продолжение войны. Ощущать на себе санкции, зная, что до «верхушки» эти санкции не дойдут, они их просто не ощутят. Каждый раз вздрагивать и бояться сказать «что-то не то».

Я понимаю, что война не может длиться вечно, что когда-то она закончится. И я очень надеюсь, что это произойдет побыстрее, чтобы больше не было бессмысленных смертей. Но еще мне страшно, что с войны вернутся все те, кто туда пошел по самым разным причинам. В каком состоянии они оттуда вернутся? Будут ли им оказывать психологическую помощь? У моей подруги уже был случай, что на нее на улице посреди дня напал один такой «ветеран» за кроссовки «не того цвета».

Но почему-то страшнее от мысли, что когда война закончится, то внимание «верхушки», подобно Оку Саурона, обратится внутрь страны. И репрессии против простого населения еще усилятся.

Ты делаешь обыденные вещи — и вдруг понимаешь, что все это не имеет никакого смысла, потому что идет война. И начинается этот вечный и бесполезный круг самобичевания, который ни тебе, ни людям, пострадавшим от войны, помочь не может.

А что остается, когда ты ничего не можешь сделать? Плакать, носить пацифик, жертвовать деньги тем, кто пока не запрещен. Иногда хочется плюнуть на все, и что-нибудь сделать, как-нибудь высказаться. Но я думаю о своих родственниках, которые от меня зависят, и сижу тихо. Работаю, смеюсь, хожу по улице. Плачу по ночам.

Последнее время становится хуже. Начинаю привыкать к мысли, что умру в российской тюрьме, потому что репрессии не прекратятся, а мое терпение не бесконечно, и когда-нибудь оно лопнет.

Понимаю, что «как раньше» уже ничего и никогда не будет. Осознаю абсолютную истерическую бессмысленность всего, что делаю. Не думаю о будущем, не думаю о прошлом. Встаю с утра, и просто делаю следующий шаг.

Самое страшное, что происходит сейчас — это нормализация войны. Я не имею в виду людей, которые продолжают жить, как жили, особенно там, где не взрываются бомбы и куда не прилетают беспилотники — а как еще этим людям жить, что им делать? Я о том механизме войны, который уже встал на поток и который приносит отдельным людям неплохие дивиденды. Как известно, нет ничего более постоянного, чем временное, и война в этом смысле ничем не отличается от других таких же «временных» явлений. Шьется камуфляж, продается оружие, даются взятки ради спасения жизни своих и близких, возрастают цены на элементарные вещи и продукты: все это обслуживание войны так хорошо и смазанно идет в карманы убийц, что у меня мало надежды увидеть как все это закончится. Это не закончится, просто сменит форму, когда высосет из нас все досуха и оставит добивать друг друга. Или произойдет какое-то совсем новое потрясение, которое изменит все. Но на это можно надеяться так же, как на метеорит.

Екатерина. Почему-то в последнее время все чаще возвращаюсь в памяти к началу войны: такое ощущение, что то страшное опустошение, растерянность, беспомощность и злость на это не исчезают, даже не приглушаются — висят все время на периферии сознания. Я иду домой мимо панелек — и вижу осколки Мариуполя. Я лежу ночью в телефоне — и слушаю, как мимо летит дрон и как его сбивают.

Прямо сейчас — усталость. Я помню мир до войны, но я уже не верю, что он был. Я хочу мир после войны, но я не могу представить, каким он будет. Идет многосотенное повторение 24 февраля и сил на что-то надеяться и во что-то верить уже нет. С каждым законом, с каждой новостью — усталость и тупое отчаяние.

Остается мечтать, строить планы на неблизкое будущее и верить, что оно все же будет близким. Сейчас многие смеются: мол, опять тарологи и астрологи предсказали конец войны через год. На самом деле, жить, когда надеешься, что через год все закончится, легче, чем когда не веришь и в это. Я знаю, что все это ложь, но это — сладкая ложь, дарящая надежду.

Что касается информационной изоляции. Да, происходящее с интернетом в последние годы прискорбно, но это не повод опускать руки. Мы можем — и должны — бороться. Контроль и анализ данных — постоянная и дорогая нагрузка для государства. Если вы с другом регулярно пересылаете друг другу огромные, бессмысленные файлы, вы наносите удар по самой уязвимой точке системы: по ее кошельку. Если таких людей будет достаточно, государству придется масштабировать контроль — каждая подобная «песчинка» ускоряет деградацию режима.

И немного надежды — в форме черного юмора. Сразу хочу подчеркнуть: я никому — в том числе и идеологическим врагам — не желаю смерти и не рад чужим страданиям. В начале войны Путин сказал: «Россия самоочищается». Он имел в виду одно, а я использую эту фразу как риторический прием: подумайте, кто гибнет и травмируется на фронте, а кто выжил, затаившись или уехав. Нас, противников войны, с течением времени становится больше. Быть «зетником» сегодня в России куда опаснее, чем либералом. И это еще сыграет свою роль. Заметьте: с 2022 года прошло всего два настоящих соцопроса — мобилизация и мятеж. И что они показали? Поддержку войны и Путина?

Мы здесь. Нас становится больше. И это нельзя игнорировать.

Александр (Украина). Чувства можно описать одним словом — адаптация. Человек ко многому может привыкнуть. Последние полтора года войны по сути сформировали новую «нормальность». Обстрелы, волонтерство, мобилизация, погибшие и раненые друзья и родственники — все потихоньку из шоковых новостей превратилось в обыденность, что-то само собой разумеющееся. Ты либо принимаешь эту реальность и живешь дальше, либо скатываешься в тотальную депрессию. Помогает понимание того, за что воюет наша страна и что будет, если мы сложим оружие.

На скорое завершение войны не надеюсь, и в последнее время не люблю это слово. Слишком много в мире людей, которые вечно на что-то надеются, но ничего для воплощения этих надежд не делают.

Войну может остановить только тот, кто ее начал. Либо сам, либо по принуждению. Не видно, чтобы правительство РФ выражало такое желание, а принудить кто не может, а кто и не хочет.

В последнее время на меня лично война влияет мало — живем за городом, всем советую. За последние годы отношение поменялось больше всего к США и Европе. Вдруг оказалось, что о демократии, правах и свободах, международном праве многие готовы говорить, но мало кто готов их защищать. Из мира ценностей мы перешли в мир силы. Наверное, человечеству нужен еще один урок, но думаю, что выучат его уже следующие поколения.

Михаил (Томск). Долгое время я кипел от ненависти при чтении новостей об очередных обстрелах и «победоносных освобождениях» руин городов. В определенный момент пришло осознание, что эта ненависть выедает меня изнутри, поэтому четвертый год войны я, как и многие, встретил со смирением от собственного бессилия.

Представители z-сообщества даже с самыми людоедскими взглядами уже давно не вызывают у меня никаких эмоций, только горькую ухмылку. Глубокое презрение испытываю только к блаженным, которые до сих пор считают, что ничего не произошло.

Новости про войну стараюсь не читать дальше заголовка, так лучше для нервной системы. Лично для себя решил: не могу повлиять на происходящее, но сделаю все, чтобы не иметь никакого отношения к этому позорищу.

Если мне понадобится начать новую жизнь в другой стране, чтобы не замазаться этим говном — что ж, это лучше жизни с осознанием соучастия в одном большом, совершенно бессмысленном и бесполезном военном преступлении. И уж тем более лучше, чем смерть от беспилотника в безымянной лесопосадке на чужой земле.

У меня нет чувства, что война может закончиться скоро, так же как и нет уверенности, что она будет длиться долго. Это ужасное время учит меня жить в неопределенности, предполагая любой из сценариев развития событий.

Но желание перемен огромное! Дай Бог нам сил не сломаться в ожидании, найти способ жить «несмотря на»! Мое отношение к происходящему менялось и продолжает меняться в сторону непреклонной однозначности того, что курс нашей страны губителен, как для нас, так и для всех, до кого мы, к сожалению, можем дотянуться. Я говорю «мы», подразумевая, что остаюсь гражданином своей страны и осознаю то, какой огромный урон она наносит миру, людям! Но «Родина — не жопа президента!», как сказал мой соотечественник.

И да, я учитель, работаю в общеобразовательных школах. Я вижу и то, что есть оголтелые пропагандисты, и то, что есть те, кто все понимает и не участвует в этом, по-тихому саботируя директивы, и то, как много тех, кто не заморачивается всем этим в принципе. А еще вижу то, что вся пропаганда в школах все больше переходит в деятельность для галочки. Главное сохранять островки нормальности! Переживем!

Анна. Мы переехали семьей в США за два месяца до начала войны. Через год к нам приехали 70-летние родители мужа, которые сейчас живут с нами постоянно. У нас установлено русскоязычное IP-телевидение, но мы сразу отключили все пропагандистские каналы, четко понимая, что родители будут их смотреть, не отрываясь.

Каждый день мы с мужем при родителях обсуждаем политические новости. Но даже при нашей четкой неизменной позиции в отношении войны и отсутствии пропагандистских каналов по телевизору родители умудряются находить на YouTube и в тиктоке Z-патриотов — и регулярно спорить с нами о том, что эта война не бессмысленна и не разрушительна, и убеждать нас, что она вот-вот закончится. Очень часто они рассказывают, как украинцы проигрывают в войне, используют уничижительные определения жителей бывших советских республик, говорят о том, что русские им построили все заводы, которыми они сейчас пользуются. Это презрительное отношение не к «русским» меня поражает. Такой глубокий, подсознательный, записанный на подкорку радикальный национализм! И эти люди живут в максимально изолированной от российского программирования среде уже три года!

После одной откровенной беседы мы пришли к выводу, что для них очень страшно признать, что они причастны к ужасной, непоправимой ошибке. Страшно и неудобно согласиться, что из-за этой ошибки там умирают люди, разрушены судьбы. Оказывается, проще думать, что наше дело правое — и тогда не нужно оправдывать свои убеждения и действия.

Ничего не вижу, ничего не слышу… и не хочу ничего видеть и слышать. Очень больно, что из-за общенационального страха и слепоты страдают другие нации. Поэтому я считаю, что изменения в России невозможны, психологические установки большинства людей придется менять десятилетиями, а может и больше. Если хотеть их менять. Я не хочу, чтобы мои дети возвращались когда-нибудь в Россию. Нет там особого пути, есть беспробудный вечный страх. Страх самих себя.

ясно вижу, что и моя жизнь — это хрупкий относительно гармоничный мирок посреди сгущающейся тьмы и варварства, и снаряды уже падают недалеко […].

Гражданам свободной Украины хочу выразить свою боль и стыд за то, что зло, поработившее Россию, терзает их прекрасную страну руками моих соотечественников — и свое восхищение тем, что они все эти три чертовых года ему противостоят. Противостоят, отдавая свои жизни и здоровье. Противостоят там, где многие другие бы сдались и покорились. Верю, что скоро они получат мир и независимость, и что страшная плата за них окажется не напрасной — и что в будущем наши два народа все же смогут хотя бы начать снова разговаривать и идти к примирению.

Всем, кто сейчас вместе со мной в России и против войны и диктатуры, я хочу сказать: нам выпала миссия сохранять достоинство, сопротивляться злу и помнить, что движение к свободе и справедливости все равно возможно. Да, это значит — катить в гору большой и тяжелый камень. Но это все равно лучше, чем дать этому камню нас раздавить. И, кроме нас, эту работу все равно делать некому.

Сейчас у нас нет возможности для организованного протеста — это факт, сейчас даже за «пацифик» на одежде может прилететь. Но раз запрещают «пацифик» — пусть будет много разных «пацификов», заметных своим, тысяча разных малозаметных по отдельности способов давать друг другу понять — мы есть, мы против того, что сейчас происходит, мы верим в лучшее будущее. Это может быть эзопов язык, анекдот, крашеная прядь волос, случайно брошенное слово, надпись на стене, неброская деталь одежды, обрывок антивоенной песни из окна проезжающей машины. Свободный разговор на прогулке или в походе компанией друзей. Волонтерство там, где можно встретить своих. Совместное чтение книг. В конце концов (полезно уже думать и об этом) — договоренности между друзьями и коллегами, кто у кого может пересидеть, если начнутся облавы. Пусть товарищ майор подольше побегает по льду, прежде чем кого-нибудь поймать — глядишь, и поскользнется, выбившись из сил. Такова наша задача на ближайшие год-два-три-четыре. А что потом? Вспомним Ганди и индусов в 1947-м, «цветных» в Америке 1960-х, несломленную Прагу после 1968-го, движение сапатистов в Мексике, ГДР в 1989 — Перестройку, наконец.

 У Бога нет других рук, кроме наших.

попытка расспросить о войне?: эта тема как будто не существует, касаться ее стыдно и  ответа толком не будет. Я не знаю, как об этом говорить, потому что для меня этот разговор связан с разрушением представления о базовой безопасности мира, о том, что базово люди хорошие — особенно те, кто обладают властью над нашими жизнями.

В самом начале, в конце зимы — весной 2022 года, меня просто захлестывали стыд, гнев, недоумение. Казалось естественным, что люди должны, возмутиться и сообща что-то предпринять. Постепенно градус негодования понизился, но полной адаптации не произошло. Я по-прежнему начинаю день с чтения новостей, страстно ожидая хороших известий. Иногда, просыпаясь ночью, думаю, что, наверное, где-то на Украине люди сейчас прячутся от обстрелов в метро или в подвалах, и снова делается стыдно…

Больно читать о военных преступлениях наших вояк, о гибели мирных граждан, особенно детей. Все эти годы чувствую себя инородным телом: у меня ощущение, что людям, меня окружающим, наплевать на происходящее. Я живу в деревне, и мои соседи, в лучшем случае, говорят, что от них ничего не зависит, поэтому нет смысла «париться», а остальные безоговорочно поддерживают наше начальство. Меня бесит, когда мне говорят: «Если тебе здесь не нравится, то что же ты не уезжаешь?» Я не уезжаю, блин, потому что это моя страна, с ней связана вся моя жизнь. Здесь все мои родственники, старая мама, а главное, я сама уже немолода и не хочу садиться на шею налогоплательщикам где-нибудь в Европе.

Наверное, самом сильное разочарование моей жизни — это разочарование в моих соотечественниках. Поразительно, как легко люди покупаются на ложь и пропаганду, но особенно тревожит развращение детей посредством внушения им шовинистических и других ложных идей.

Я бы мечтала о том, чтобы мой любимый внук, когда вырастет, поехал восстанавливать Украину (если, конечно, ему разрешат украинцы) или помогать украинцам, которым война поломала жизнь.

Друзья, коллеги, братья и сестры — будьте осторожны и внимательны.

«Игорь, ты долбоеб! Посмотри, как тупо ты распорядился своей жизнью и свободой. И если ты вдруг со мной не согласен и будешь сейчас цепляться за иллюзорный „опыт“, который ты здесь получил — знай, я тебе не верю. Это очередная попытка исказить реальность. А внутри ты прекрасно знаешь, что натворил полную хуйню. И пока ты не научишься себе в этом признаваться — ты не приблизишься к тому, чтобы быть счастливым, свободным и живым».

[Его объяснения] при долгом общении можно свести к следующему тезису: «Все есть, все сделал, что задумал, хочется чего то нового. А когда свои в драку полезли, стоять в стороне нельзя»