В
статье проведен анализ представлений древнерусских мыслителей (Иллариона,
Даниила Заточника и Владимира Мономаха) о справедливом управлении обществом.
Показано, что справедливость на данном этапе развития философской мысли связывалась
с категорией "правды" и морально-нравственным обликом правителя, его
личностными качествами, воплощалась в гуманизме и заботе правителя о своих
подданных; юридические законы понимались как производные
от "правды", божественных заповедей и велений совести. http://www.gramota.net/materials/3/2014/4-1/6.html
Зона временного
содержания
06.03.2020,
08:13
Денис
Драгунский о том, почему надо отменить обязательное среднее
образование
Недавно
в прессе появилась статья известного педагога, заслуженного учителя РФ Евгения
Ямбурга под названием: «Российским учителям предложили выдать боевую экипировку
с камерой заднего вида».
…
А ведь и в самом деле. Все чаще и чаще читаешь не только о неуважении к
учителю, не только о презрении к его словам, не только о насмешках,
издевательствах, ругани и оскорблениях, но даже о побоях. Даже иногда – о
ножевых ранениях. Почему?
А
ни почему. Точнее, прекрасно понятно, почему. Не надо называть «безмотивным»
проступок, мотив которого прост и ясен. Настолько прост, что эта ясность для
нас неприемлема. Потому что разрушает нашу привычную картину мира.
Огромная масса
школьников ненавидит школу. Не знаю, сколько там в процентах, но, мне
кажется, не менее половины. А может быть, и больше.
Причем
дети ненавидят школу не потому, что их там унижают-оскорбляют. Это тоже
случается, увы, это ужасно – но не это главное. Дети
ненавидят школу потому, что не видят в ней смысла, цели, перспективы. Не могут ответить на самый главный вопрос:
«Зачем мне все это? Синусы и косинусы, нейтроны и щелочи, взятие Бастилии
и в придачу дуб, который неизвестно за каким чертом рассматривает князь
Андрей?».
Вот
отсюда и возникают унижения и оскорбления со стороны учителя: он сам, человек
прежнего поколения и прежних ценностей, глубоко оскорблен принципиальным
нежеланием детей изучать нейтроны и князя Андрея. Не каким-то там непослушным,
веселым и хулиганистым сиюминутным нежеланием, как в прежние времена случалось,
и ничего страшного – а именно принципиальным. Потому что непонятно, зачем
это все человеку надо. Но учитель, оскорбленный этой принципиальностью,
которая бьет в самую сердцевину его убеждений и ценностей – в ответ начинает
карать ученика. Теми средствами, которые в его распоряжении – от двоек и
проработок до издевательств и морального террора. Ну и получает «ответку», как
нынче принято говорить в высших сферах.
Не
подумайте, что я оправдываю жестокого учителя или агрессивного ученика. Оба
(не)правы. Я всего лишь пытаюсь увидеть общую картину школьного
образования. А она безрадостна.
Особенно
на фоне веселых криков о том, что так называемые «hard skills» не так уж
нужны, нужны «soft skills». То есть твердые знания и навыки (та же
математика, физика, литература) должны потесниться, уступить мягким – умению
общаться, договариваться, улыбаться, находить друзей, работать в команде.
На фоне
бесконечных курсов по укреплению самооценки и прокачке мотивации.
На фоне
вдохновляющих (а на самом деле демотивирующих) историй успеха – но теперь не о Форде,
Гейтсе или Джобсе, которые что-то созидали, а о пятнадцатилетних юношах и
девушках, которые якобы зарабатывают миллионы, ведя «бьюти-блоги».
На
фоне того, что старая индустриальная система массовой однотипной
фабрично-офисной занятости уже практически рухнула. Фабричное производство
вынесено в дальние страны, где не надо отапливать помещения (ибо тепло), и даже
освещать их как следует не надо (ибо обойдутся), и где рабочему надо платить в
десять раз меньше, чем в европейских странах, включая Россию. А в офисной
работе все больше «удаленки» и многоступенчатого аутсорсинга, который, в
конечном итоге, сводится к той же самой удаленке.
То
есть причина объективна: существенные изменения структуры занятости в
постиндустриальном обществе, в котором нам повезло жить.
Если
совсем грубо – школа столетиями (примерно три века) готовила молодых людей к
фабрике или к конторе, к госслужбе или к работе в научном коллективе. Все
знания и навыки, которые давались в школе, были нацелены именно на это (ну и на
продолжение образования в университете). В этой ситуации попытки
сохранить школу в том виде, в котором она была двадцать-тридцать лет назад,
принесут только вспышки насилия. Потому что при нынешней структуре занятости
насилием является обязательное среднее образование для всех, особенно же для
тех, кому оно ни к черту не сдалось. А насилие порождает насилие, это
элементарно, мой дорогой Ватсон.
Но
как сделать, чтобы учителя уважали или хотя бы не обижали?
Одни
говорят, что надо вооружить учителя правовыми и техническими средствами защиты
от учеников – от закона об оскорблении учителя до видеокамер кругового обзора.
Другие
говорят, что надо резко увеличить зарплаты и соцпакеты для учителей, уменьшить
количество учеников в классах, и вообще «сделать профессию учителя престижной».
Не
выйдет.
Насчет
видеокамер и прочих средств контроля, изъятий гаджетов при входе в школу и
прочих полицейских мероприятий – напомню старую мудрость из рассказа Чехова:
«Воры завсегда были проворней сторожов!» Все равно обманут,
извернутся, изощрятся и посмеются.
Насчет
денег и престижа. Мне кажется, что, если бы мне платили 300 000 рублей в месяц
и дали бы мне чин государственного советника первого ранга, но при этом я (сидя
в классе на 10 учеников), объяснял бы восьмиклассникам особенности почерков
византийских писцов Х века, или что-то про эволюцию взглядов Жака Лакана в
сравнении с Мелани Кляйн, они бы меня ненавидели точно так же. А может быть,
еще сильней, потому что в маленьком классе труднее спрятаться от столь жестокого
интеллектуального насилия.
Господа!
Не надо учителю шлемов, бронежилетов и панорамных видеокамер. И делать его
чиновником высокого ранга с огромной зарплатой – тоже не надо. Я полагаю, что
сделать профессию учителя весьма уважаемой – довольно просто. Надо всего лишь
отменить обязательное среднее образование. Обязательным (особенно в эпоху гаджетов) должно стать максимум четырехклассное (а лучше трехклассное)
начальное образование.
Человек
должен уметь: читать и понимать смысл прочитанного, уметь расписываться и записывать
от руки недлинные тексты, уметь бойко набирать в мессенджере и в текстовом
процессоре. Пользоваться поисковиками и социальными сетями. Считать устно в
пределах сотни, считать на калькуляторе в рамках четырех действий арифметики.
Быть вежливым, уважать старших, не обижать девочек. Обладать общими
представлениями о правах человека, об уважении к личности. Знать в общем и
целом, что такое закон и о том, что бывает за его нарушение. Ну и
конечно, твердо усвоить, что дуб – дерево, роза – цветок, олень – животное,
воробей – птица, Россия – наше отечество, а смерть неизбежна. Последнее надо
сообщать ближе к концу курса начальной школы, чтобы зря не расстраивать
малышей.
А
как же дальше, после четвертого класса?
Да
очень просто. Среднее образование (как и начальное) должно оставаться
строжайше, безо всяких оговорок бесплатным. Кстати, на мой личный вкус, я бы
вообще запретил платные школы в принципе. Но посещение
средней школы должно быть строго добровольным. В возрасте от 10 до 12
лет это должно быть выбором родителей или опекунов, а с 13 и до 17 — выбором
самого подростка. Хочешь учиться? Учись и соблюдай правила. Учись, чему тебя
учат умные, специально этому обученные люди. Не хочешь учиться или не
хочешь соблюдать правила – вон там дверь.
Вот,
собственно, и все. Никто никого ни к чему не
принуждает.
При
этом всякий человек в любом возрасте может продолжить образование хоть в школе,
хоть на каких угодно курсах. А уж работодатель или приемная комиссия вуза будут
решать, чего это образование стоит, на что может претендовать его обладатель.
Сейчас
все чаще приходится слышать, что самые востребованные профессии будущего – это
инженеры-биотехнологи и специалисты по искусственному интеллекту. Ибо это
передний край науки. Увы. Тут маленькая путаница. Самые желанные и самые
высокооплачиваемые профессии – это одно. Самые востребованные (то есть те, на
которые проще всего устроиться) – совсем другое.
В
конце 1940-х – начале 1950-х передним краем науки было все, связанное с ядерной
бомбой и ракетами. Однако сказать, что физик-ядерщик или инженер-ракетчик были
самыми востребованными профессиями в послевоенном СССР – это значит впасть в
романтические фантазии.
И
тогда, и сейчас самими востребованными профессиями являются те, что связаны с
не самыми сложными навыками работы. Уборка помещений. Погрузка-разгрузка и
доставка. А также все прочие работы в сфере услуг и торговли. Плюс
строительство, наверное. Вот это на самом деле востребованные, а не вымечтанные
профессии.
Всякий
родитель хочет видеть своего взрослого ребенка если не «топ-», то хоть каким-то
менеджером. Администратором, юристом, бизнесменом, актером. Если желания
родителей и детей совпадают – слава Богу.
А
если нет – давайте с этим, наконец, смиримся.
Но
вот тут возникает самое сильное возражение. «Значит, вы хотите,
чтобы половина детей в возрасте от 10 лет была предоставлена самим себе? Это
же ужас! Это какие-то «банды Нью-Йорка!» Они же будут сбиваться в стаи
и нападать на прохожих, будут воровать, грабить, калечить! Куда они, простите,
денутся, когда родители на работе?».
В
самом деле, кошмар. В этом возражении есть резон. Но в этом резоне есть некое
страшное открытие. Значит, примерно для половины учеников школа – это
всего лишь «изолятор временного содержания», «дневная тюрьма», «зона с 8 до
15», место, куда их загоняют, чтоб они не хулиганили, не крали, не разбойничали
без надзора?
Сдается,
что в огромной массе случаев это именно так. Значит, для начала надо признать, что проблема школы именно в этом, а не в
программах обучения.
https://www.gazeta.ru/comments/column/dragunsky/12990787.shtml
Пожилые люди о смерти: «Раньше жилось лучше — когда я контролировала ситуацию вокруг» (Der Spiegel, Германия)
Каково это — в конце жизни смотреть вперед? Шесть очень пожилых людей рассказали нам, как они живут, зная, что скоро покинут этот мир.
24.05.2020 Мена Кост (Mena Kost)
Каждому человеку рано или поздно придется умереть, однако лишь немногие готовы открыто говорить о смерти. «Даже многие пожилые люди молчат, потому что не хотят обременять молодых — а иногда и потому, что стесняются говорить о собственных страхах», — написала швейцарская писательница Мена Кост.
Однако это, по ее мнению, неправильно: «Поговорить о смерти полезно. Потому что тогда можно вместе принять тот факт, что она придет, — принять хотя бы отчасти. Потому что такие разговоры способствуют чувству единения людей».
Вместе с фотографом Аннетт Бутелье (Annette Boutellier) Мена Кост встретилась с людьми, которые скоро покинут этот мир. В общей сложности они поговорили с 15 мужчинами и женщинами в возрасте от 83 до 111 лет, и те рассказали, что думают по поводу смерти. Эти разговоры, вошедшие в книгу «Прожить жизнь» (Ausleben), состоялись между осенью 2018 и осенью 2019 года. Некоторые из этих людей за этот год умерли.
Каково это — в конце жизни смотреть вперед? «Многие пожилые люди теряют страх перед смертью. Некоторые даже начинают относиться к ней приветливо и с юмором», — резюмировала Кост.
Эта статья посвящена шести женщинам и мужчинам. Двоих из них автор позднее дополнительно спросила, что они думают о кризисе, вызванном коронавирусом….
Вернер Арбер, род. 1929
Между стопок бумаг Вернер Арбер (Werner Arber) видит Рейн. Вода коричнево-зеленого цвета протекает под мостом Драйрозенбрюке. Микробиолог и генетик сидит за письменным столом в своем кабинете на верхнем этаже старого базельского биоцентра. Лауреат Нобелевской премии приезжает сюда примерно раз в неделю. Для работы.
«В таком возрасте кое-что нужно уже отпускать. Например, после инфаркта три года назад в чем-то я был ограничен: поездки стали даваться тяжелее, чем раньше, и я меньше выступаю с докладами. Я больше не могу столько работать и должен сосредоточиться на основном.
Но я принимаю это без возражений. Я очень благодарен за мою длинную жизнь. Я счастлив с семьей. Я ни о чем не жалею. И я знаю, что мне придется умереть.
В жизни есть много причин для смерти. Мы много знаем о медицине, но не всегда получается предотвратить грозящую смерть. Сегодняшняя пандемия коронавируса в этом отношении представляет собой особую проблему, потому что у нас еще нет надежных медицинских средств для борьбы с ней.
Я еще много лет назад начал задумываться о смерти. В том числе потому что по работе я многое узнал о процессах эволюции. Тот, у кого есть потомки, не будет жить вечно — это концепция. Если бы мы жили вечно, скоро не хватило бы места на Земле, и мы не могли бы больше производить на свет детей.
Со времен Дарвина мы знаем, что генные мутации позволяют живым существам по принципу случайности пытаться адаптироваться ко всем жизненным ситуациям. Каждое живое существо должно иметь шанс размножаться и пробовать новую мутацию. То есть люди умирают в том числе и для развития человечества.
У меня нет страха смерти. Но мне очень помогает тот факт, что моя работа и моя жизнь имеют долгосрочные последствия. Во-первых, мое исследование, которое заложило фундамент современной молекулярной генетики. Во-вторых, мои дети. Они несут в себе наследственную информацию — мою и моей жены. То есть мы передаем дальше наши качества — за пределы смерти.
Даже если постоянно добавляется новая наследственная информация, старая, то есть моя, никогда полностью не исчезнет. Это же прекрасная мысль. Плюс воспитание — мы, люди, много лет живем с вместе с нашими детьми. И от этого мы что-то берем и затем передаем это дальше, детям.
Когда человек умирает, нужно утешать тех, кто еще жив. Иногда это получается, а иногда нет. Одна наша подруга очень страдает после смерти мужа. Я так долго не грущу. С захоронением тела смерть на шаг отдаляется от меня. Что остается со мной, когда кто-то умирает, так это хорошие воспоминания.
Я воспитан религиозным человеком, и христианство для меня всегда образец. Мне нравится триединство. Иисус был человеком, он должен был — как и все мы — умереть. Живя, он показал нам, какой должна быть хорошая жизнь на Земле. Творец и Святой Дух, напротив, по моему мнению, ответственны за Вселенную. Когда произошел большой взрыв, оба взяли на себя ответственность за фундамент жизни.
Что касается этого фундамента, я, кстати, думаю не о больших молекулах, а о частицах атомов. Когда я умру, то верну эти кирпичики фундамента обратно, и они смогут внести свой вклад в создание чего-то нового. Это может быть растение или червь. Я считаю, очень хорошо знать, что возвращаешь эти кирпичики. Для меня это воскрешение. С этой точки зрения я чувствую себя в безопасности».
Nav komentāru:
Ierakstīt komentāru