Многогранность истинного восприятия войны (СВО) ; The Multifacetedness of the True Perception of War (CBO)

 Многогранность истинного восприятия войны (СВО)

В глубине души, по зову сердца, мы все — Люди, для которых боль других соизмерима, сопоставима собственной!

 Эта истина находит достойное отражение во многих письмах читателей информационного агентства «Медуза», опубликованных здесь*.

Они наиболее полно и развёрнуто раскрывают истинную панораму войны с разных точек зрения обычных людей, отражают настоящий калейдоскоп их опыта, личных взглядов и боли.

Но в суровой реальности истинные чувства людей зачастую принижаются, гражданам пытаются репрессивными методами навязать своё отношение к войне и её причинам. Предпринимаются масштабные попытки преступно оправдать злонамеренную политику политического руководства страны с помощью организованной ими же токсичной, дегуманизированной пропаганды…: подробнее об этом в книге  «Как избавиться от оков тоталитаризма. Вызов преодолеть политическое простодушие» https://www.litres.ru/ervin-filippov/kak-izbavitsya-ot-okov-totalitarizma-vyzov-preodolet-politi/

 *) некоторые письма были немного сокращены или объединены, авторы писем указаны не везде или они анонимны. Но суть сообщений читателей сохранена.

Война глазами читателей «Медузы»:

 Мария. Внутри России страшно. Этот страх неосязаем, но он повсюду. Страшно сказать лишнее, страшно открыть не ту вкладку, пока едешь на учебу, страшно, что любимые украинские и запрещенные песни будет слышно через наушники, страшно читать новости, страшно, что почти все окружение смирилось с происходящим, иногда даже до абсурдного — страшно за скачанный VPN, страшно писать это письмо. За что не страшно, так это за будущее — его просто нет. Нет планов, нет целей, нет надежды. Тут болото.

Помимо страха остались боль, стыд и перманентная апатия. Ты читаешь нововведенные законы и проходишь через несколько стадий: истерический смех и чувство полного сюрреализма, страх за то, что еще не совершил, и апатию с безразличием. Ты следишь за сводками, читаешь новости о новых прилетах, погибших и пострадавших; видишь в реальности весь этот «русский мир» — и тебе становится стыдно и больно. Я думаю, что никогда не смогу без стыда посмотреть в глаза украинцам.

Обе стороны умирают. Тут писали фразу, которая звучит у меня в голове до сих пор: «Понятно, что украинцам еще хуже, но у них есть надежда, здесь надежды совсем нет». Это правда, и поэтому я верю в то, что, когда все закончится, Украина сможет восстановиться и вылезти из этого моря боли и крови. Россию, к сожалению, я не знаю, как видеть. Наверное, я похоронила ее вместе со своим будущим.

Катя (Москва). В 2022 году была надежда на быстрое завершение войны или табакерку в адрес главнокомандующего, но сейчас это чувство сменилось безнадежностью и бессилием. Власти РФ настолько нормализовали происходящее, что, кажется, война может идти бесконечно. Для меня остается загадкой, как можно было так одурачить свое многомиллионное население, что оно так безоговорочно поверило пропаганде. Низкий уровень критического мышления, аполитичность, обожествление власти и государя, бедность, страх — видимо, все это и сыграло на руку властям. Причем среди поддерживающих есть как люди без доступа к интернету (мои родители в глубокой провинции), так и умнейшие образованные столичные жители с ученой степенью.

Думаю, что главная причина — это уход психики в отрицание, неспособность поверить, что после победы в 1945 году мы сами можем стать фашистами. Это осознание разрушило бы их жизнь и психику, и они защищаются от него как могут, повторяя мантры из телевизора и убеждая себя и других, что на нас напали враги. Поэтому им жить немного легче, чем тем, кто против войны — в их мире все правильно, чувство вины и стыда отсутствует, они не рискуют сесть в тюрьму. А я и мои друзья остаемся с горечью, виной, бессилием, ужасом, слезами и риском попасть за решетку.

C сожалением, что твои родители не супергерои, сынок, мы с папой не сели в тюрьму за протесты. нашей страной правит преступник и он пытается уничтожить соседнюю страну, и нашу заодно.  Но мы можем нести добро в себе, как говорил Сэм из «Властелина колец», помнишь? Не поддерживать убийства. Знать, что жизнь человека бесценна. Уволиться с работы, где все за войну. Помочь дальнему племяннику получить бронь. И не общаться с друзьями, которые продали совесть за бабки.

Я не знаю, насколько ребенку это сложно понять, я и сама до сих пор в огромном шоке и слово «позорище» повторяю чаще, чем имена своих детей… Хочу сказать всем людям, кто ждет окончания этого кошмара: я с вами, обнимаю вас, мы дождемся, когда главный преступник помрет и отпразднуем его смерть. А дальше нам предстоит долго работать над тем, чтобы нас простили украинцы (если это возможно), платить репарации и строить страну, в которой никто не хочет быть «патриотом» в сегодняшнем смысле. И будем строить новую Россию, в которой не стыдно.

Андрей (США). Главным последствием войны для меня стало осознание того, что вся история российской культуры оказалась обнуленной: ее образцы показали свою нежизнеспособность и ведут лишь в тупик. Население, принявшее войну или предпочитающее делать вид, что ничего не происходит, вызывает у меня не гнев, а скорее жалость — и ощущение того, что страна оказалась в безвыходном положении. Моя связь с этим народом все слабее: пропасть между нашими ценностями уже не заполнить.

Когда я говорю за границей, что я русский, я не испытываю стыда, но чувствую легкую неловкость — будто надеваю чужой ярлык, который делает меня в глазах других сомнительным.

Отсутствие эмпатии, нежелание принимать различие между народами и вместе с тем непонимание простого принципа, что Бог — со всеми людьми, а не только с «нами», повергают меня в уныние, когда я думаю о своих соотечественниках. Это не любовь. Бессовестная ложь, перекладывание ответственности, шовинизм, отрицание свободы и привычная покорность лишь усиливают это чувство.

Миллионы россиян, покинувших страну за последние годы, — активные, талантливые, свободные — станут гражданами других стран. И таланты, свойственные русским людям — умение адаптироваться, изобретательность, способности к науке, литературе, искусству — теперь будут служить на пользу их новой родине. Россия теряет энергию будущего, а вместе с ней — и само будущее.

https://meduza.io/feature/2025/09/25/voyna

Артур (Камчатский край). Тупость. Это главное слово войны или «СВО». Фасады зданий осыпаются, подъезды давно не ремонтировались, дороги дырявые и треснутые, зарплаты низкие. Но давайте потратимся на снаряды и ракеты. Давайте скинемся всей страной, каждый чем может. Скинемся из налогов, поднимем НДС, поднимем расходы бюджета на оборону, увеличим дефицит бюджета. А кроме этого скинемся еще и на срочносборы на РЭБ в карманы z-блогеров. Разве не тупость?

Если средний уровень жизни в РФ станет заметно выше, то почти любой украинец сам захочет присоединиться без войны. Если фасады зданий хотя бы просто покрасить по советской технологии, то реальность за окном будет больше радовать глаз. А сейчас новости по телеку о новых победах выглядят вымышленными и не соответствуют действительности. Если подъезды и дороги ремонтировать хотя бы раз в пять-десять лет (не говорите мне про Мск или СПб, это не Россия), то может быть мой город не будет выглядеть как послевоенный. Присоедините Камчатку к РФ тоже, пожалуйста, не только Мариуполь.

Такие улучшения я называю «ракеты с пиздатой жизнью». Такие ракеты намного дешевле «Искандеров» и тому подобного, от таких ракет не умирают люди. Давайте запускать их пачками по 100-500 штук в неделю: 100 подъездов, 10 километров дорог, 10 зданий.

Рина. В Украине живут мои близкие родственники — моя родная сестра и ее семья. Я помню ужас первого дня: проснулась ночью, мне звонила дочка. И потом уже не уснула, включила телевизор, а тут: «Я принял решение». Судорожно звоню маме: «Мама, война». [Звоню] сестре — не отвечает, снова звоню — не отвечает. Потом не спали недели две, дежурили с мамой по очереди, глотали все новости. Наши живы, но утро, как и раньше, начинается не с кофе.

Я испытываю отвращение ко всем, кто эту войну поддержал, кто пошел на фронт. У моего знакомого на работе руководителя призвали: он уже зрелый мужчина, куча болячек, отлежался в госпитале, вернулся на гражданку — его призыв признали незаконным. Процесс длился долго, подключили все связи, чтобы на фронт не попал. А теперь жена этого мужчины шьет трусы воякам и плетет маскировочные сетки. И у меня в голове не укладывается: как так можно? Своего спасла, а чужим создает условия для гибели?

Я закипаю, когда мои знакомые рассказывают, что вот, ночь не спали, беспилотники летали. А когда спрашиваешь: «А почему так случилось? Что же произошло вдруг?» — не могут связать причину и следствие. Я оборвала все связи с теми, кто хоть как-то поддерживал эту войну. Мне не жаль, я ненавижу эти людоедские настроения, эту кровожадность. Но в скорый мир я не верю. Хотелось бы, но не верю.

Читаю эти письма почти каждый день и часто вижу в них людей умных и человечных. Это помогает самой не скатиться в цинизм, не оскотиниться, не поддаться иллюзии того, что антиутопия все людское (простите) утопила.

Есть люди, много людей, украинцев и русских, которые не тлеют от злобы, не закапывают себя в бесполезной вине, не готовы грызть глотки себе и соседу от бессилия. Вместо этого находят силу жить — откуда она у некоторых берется, я не знаю. Но они мои герои. Они дают надежду если не на светлое будущее, то хотя бы на то, что человечность никто не может убить. А значит, есть смысл доживать до этого самого будущего.

Аня (Москва). За три года чувства к происходящему менялись — от сильной ненависти к происходящему до глубокой безысходности. Как и многим, в начале мне казалось что это какое-то недоразумение, что все быстро закончится. Потом мне хотелось доказать всем вокруг, что надо как можно быстрее остановить убийства людей и разрушения городов, но чем дальше, тем больше я читала в глазах людей неодобрение моей позиции. «Как же, мы защищаем свой народ», «не мы, так нас», — вот слова моего окружения.

В этом году мелькали моменты, которые, казалось, могли приблизить окончание бойни. Но, к сожалению, не сложилось. Ощущение бесконечности происходящего не покидает меня. И самое главное, раньше я задавалась вопросом, когда это все закончится и кто или что сможет это все остановить. А теперь — что же случится дальше и к чему более страшному нас все это приведет

Александр (Челябинская область). Я осуждал войну с самого первого ее дня. Возможности уехать по многим личным обстоятельствам у меня не было и в ближайшее время не предвидится.

Я приношу извинения украинцам, что страдают от моего государства и от моего имени. Я этого не выбирал и не поддерживал. Я надеюсь, что рано или поздно справедливость будет достигнута. Просто позвольте мне принести эти извинения.

Своим же соотечественникам, которые уехали и обливают помоями оставшихся последние четыре года, хочу сказать: мы все помним, я все помню. Вы писали вещи на грани дегуманизации. Близко к ней. Я могу понять людей под обстрелами, но вы — не они. И не надо прикрываться чужими страданиями. Почему-то моему соотечественнику легче смешать меня с дерьмом, чем понять, что лично я не принимал войну как данность ни разу за все время.

Я не буду отвечать соотечественникам, которые так говорят, той же монетой. Я не буду говорить, что все уехавшие — такие: «тыквенная эмиграция», «колбасная эмиграция» и так далее. Мы — не вы. Поэтому я обойдусь и без дешевой театральщины и без ответной дегуманизации. Не все, кто уехал, так думают об оставшихся. Не всем, кто уехал, нужно время от времени пинать оставшихся, не делая различий, просто чтобы подтвердить правильность своего выбора — а жизнь на чужбине нелегкая. Уехать было нелегким выбором. И очень смелым шагом. И этим людям я хочу сказать «Спасибо большое!» Особенно тем, кто старается увидеть в оставшихся не безликую массу, а людей.

Алиса. Я — русская по папе и украинка по маме. Родилась в России и здесь же выросла. Свою родню в Украине посещала регулярно и очень любила. Все время на связи. Дата 24 февраля 2022 года стала смертью для моей веры в людей и общество. Дальше были месяцы кошмара и каждодневных звонков, не буду описывать подробности, думаю, все мы помним начало войны. Мои родственники живы, и каждый день я молюсь, чтобы это оставалось так. Кто смог — уехал из Украины. Другие сейчас на войне.

Осенью 2022 года объявляют частичную мобилизацию в РФ и на войну забирают моего папу. Насильно, одним днем, он не выбирал это. У него были существенные проблемы со здоровьем, которые были весомым основанием для того, чтобы он не подпадал под мобилизацию […]. Мы сделали, что могли: писали в СМИ, куда могли дописаться, прокуратуру, был суд, потом апелляция. Не помогло. По состоянию на сегодняшний день он так и не попал в зону активных боевых действий, а находится «в тылу». Это и сохраняет ему жизнь и остатки здоровья […]. Вот так вышло, что мои ближайшие родственники воюют по разную сторону в этой отвратительной и бесчестной войне.

Могу сказать, что и этого достаточно, чтобы потерять веру в людей и, в особенности, в русское общество. Меня грело то, что вся моя ближайшая родня не потеряла понимания белого и черного в этом мире, понимания того, что является добром, а что злом. Мои родственники с Украины, будучи на войне, точно понимали, за что воюют. Понимали, что этой войне не было оправданий. Понимали, что воюют не для того, чтобы убить русских, а чтобы отстоять свое право на свободное государство. Мы продолжаем любить и поддерживать друг друга, несмотря на то, что было много предпосылок, чтобы потерять эту связь. Но и мой папа не выбирал этот путь, он понимает, насколько неправильно все то, что происходит. Понимает и не верит в эту войну. Просто сбежать не может.

Большим ударом для меня стало поведение людей здесь — на территории России […]. Патриотические лозунги, оправдание войны, восхваление России, когда на территории Украины, наших ближайших соседей, по указке Путина происходит массовое убийство. Я не знаю точную статистику, но у каждого второго моего знакомого была родня в Украине. Как укладывалось в их голове оправдание убийств даже далеких родственников — я не знаю. […]

Дорогая «Медуза», я не понимаю как дальше жить, но пытаюсь. Я чувствую огромный груз вины перед украинским сообществом. Я чувствую презрение к любой форме патриотизма в моей стране. Человеческая жизнь — вот настоящая ценность. Я чувствую свое бессилие и одиночество. Чужой среди своих. Свой среди чужих. А тем временем прошло 3,5 года войны…

Владимир (Евросоюз, ранее — Санкт-Петербург). В феврале-марте 2022 года я думал, что люди это не примут и выйдут на протесты по всей России, но когда я в 2022 году пришел на протест и увидел эту жалкую горстку единомышленников, то мне как-то сразу стало все понятно. До того я уезжать не планировал, но после этого резко засобирался, благо поступило предложение по работе.

С тех пор мнение о войне не то чтобы слишком изменилось. Я все это время делал для себя ставку, что война — надолго, хотя где-то и трепыхалась надежда, что случится чудо. То мятеж Пригожина, то украинское наступление 2022 и 2023 годов. Но как оказалось, ни Путин, ни Зеленский проигрывать не планируют, обильно поливая кровью поля сражений.

Несмотря на то, что мы живем не в России, мы тоже устали от этого всего. Перед тем как приехать в Россию, проверяешь себя, не завели ли каким-то макаром уголовку, не добавили ли в очередные списки. Ты попросту не уверен, не примут ли тебя на границе. На паспортном контроле при мне в этом году людей пачками уводили на «поговорить». Я так своей новорожденной дочке не улыбался, как пограничнику, когда прилетал и улетал в 2025 году.

Я не желаю своей стране каких-то унижений и расплаты. Более того, я не считаю вопрос с аннексиями и репарациями абсолютно ясным. После того, как Путин закончится и страна останется со всем этим наследием, то прежде всего нужно будет наладить нормальную жизнь: накормить голодных, вылечить больных, позаботиться о тех, кто прошел войну. На все это нужны деньги и максимальное спокойствие в стране. Если не будет ни первого, ни второго, то Россия и остальной мир получат Путина 2.0, чего очень бы не хотелось.

Украину и украинцев по-человечески жаль, но я не нахожусь в числе сторонников идеи, что у них в отличие от России есть будущее. Их страна очень сильно разрушена и очень много людей уехало. Откуда Украина возьмет средства на восстановление, и кто это будет восстанавливать, — это большой вопрос.

Оля (Татарстан). Я десятки раз пыталась вам написать и десятки раз мне не хватало слов. Да и что писать, ведь уже все рассказано. У людей одна и та же картина: потрясение, непонимание, страх, боль, одурманенные близкие, потеря контактов с друзьями и жизнь в социальном вакууме. Но так хочется сказать, что я против войны, и быть услышанной!

Я мечтаю, чтобы вышли из матрицы мои родители, мой брат и его семья, мои друзья. Кто-то из них действительно заблуждается, а кто-то делает это сознательно, и это еще страшнее. Я мечтаю, чтобы очнулись все человеки моей страны и чтобы страна стала обычной. Пусть через потрясение, пусть через шок, но обычной. Я хочу, чтобы государство признало, что [оно] сволочь, извинилось, и стало обычным. Я мечтаю, чтобы нас учили жить, а не умирать. А еще я мечтаю перестать бояться жить в своей стране. Мечтаю о бесплатной доброте и любви.

Но… сегодня в школе моей дочери проверяли телеграм и мне пришлось разговаривать с классной руководительницей, а это мрак! Люди не понимают, что это унижает их, унижает детей, что это нарушает простое человеческое отношение друг к другу, что нарушает закон, в конце концов. Знаете, что она мне ответила? Что они выявляют деструктивные группы и подписки — и что детей, у которых много таких подписок, они записывают! Понимаете?! Они их записывают! Как в «Смешариках» в тетрадочку…

Сегодня я в очередной раз поняла, что мне сложно будет дожить до того момента, когда мои мечты смогут стать реальностью, а мне всего 43. И я ничего не могу делать, чтобы они воплотились. Мечтать мне никто не запретит, но сегодня мои мечты опять разбились.

Саша (Москва) Когда все началось в 22-м году, было проще. Злость, депрессия, ужас. Конец мира, конец планам, конец всему. В этом шоке все было однозначно, вот зло: карикатурное, чудовищное, топорное, дремучее, а вот — добро, цельное, понятное, которое вот-вот должно победить, потому что не может быть по-другому.

Спустя три года все так запуталось и усложнилось. Вот я уже еду в поезде с юга, переполненном ранеными свошниками, они все вроде живые люди, как и я. Они рассказывают о прошлой жизни, смешно шутят, а через пять минут вспоминают, как «обнуляли хохлов, потому что приказ пленных не брать», «даже если сдавались без оружия, все равно обнуляли». Потом они вернутся в часть, полечатся немного, отдохнут и поедут снова туда… и все погибнут. Я взяла их телефоны, потому что мне было важно понять, как к этому относиться, и узнать, как оно [война] ощущается с той стороны, стороны зла.

Долгого общения не вышло. Совсем скоро у каждого из них в мессенджерах навсегда осталась своя дата последнего выхода в эфир. Кто через месяц, кто через два. Я все еще не понимаю, как мне к этому относиться. Исследовать? Рвать на себе волосы? Они преступники или жертвы? Наверное, и преступники, и жертвы. Не знаю…

Я зимую в Азии и встречаю там украинцев. Но чем дольше все продолжается, тем больше [становится] пропасть между нами, хоть трижды обернись украинским флагом и спой гимн, поклявшись в солидарности и сочувствии. Можно сжечь себя на Красной площади и после этого все равно остаться для украинцев «сортом зла». Пропасть между нами ширится, как и полосы свежих могил на кладбищах. И множатся годы, которые понадобятся, чтобы все это разгрести. Я вижу, как щупальца этой войны ползут на целые поколения вперед. С каждым днем все дальше. А оно все не заканчивается.

Остается смириться и выживать, лавируя между каплями, совестью и тюрьмой. Жестокий эксперимент над всеми нами. Мне ужасно жаль всех участников, свидетелей, авторов и жертв насилия. Всем скорейшего мира.

В своих поездках по стране я пытаюсь искренне понять, что думают другие. Мне ужасно больно, когда я читаю про «быдло», «Мордор» и «орков» и прочую подобную риторику, потому что это какая-то полуправда, ярлык, поверхностный вывод из обрывков сведений.

Я родом из Сибири, и мне, наверное, больше всего хотелось понять, что думают [о войне] мои земляки. На удивление, завязать разговор о волнующей теме довольно просто: сибиряки вообще контактные, а риторика войны в их регионах повсюду. Мне приходилось разговаривать с разными людьми: кто-то из них поддерживает то, что происходит, кто-то не видит другого выхода из-за низких зарплат, кто-то в ужасе, но боится высказать хоть что-то против. Последние постоянно мне твердили: «Ну на вас вся надежда, вы ж там в центре, вы можете протестовать. А у нас в тайгу увезут, и поминай как звали!» Мне было неловко говорить, что как-то и мы тут не справляемся, а зачастую ждем и от «регионов» помощи. Люди улыбаются грустно, разводят руками: «Ну, значит, такова судьба».

После этих противоречивых разговоров, мнений, безропотного согласия на смерть («А как я семью должен кормить в нашей деревне?») мне сложно назвать этих людей быдлом или орками. Нет, они как раз очень живые и понятные мне. А еще я ощущаю себя немного в долгу: очень хрупкая, но защищенность общественным резонансом есть; возможность раствориться в огромной толпе; зарплата, которой хватает на что-то кроме еды и базовых нужд, и так далее по списку. А у них только надежда на «центр, где смогут» и бескрайняя тайга с тысячами безымянных могил.

Сергей (Киев). Если в начале полномасштабного вторжения я пытался общаться с родственниками и друзьями в РФ, рассказывать, что у нас происходит, объяснять, что то, что им показывают по ТВ, — ошибка, то сейчас я этого не делаю. Те, кто хотели, уехали уже, с теми, кто остался, нам не о чем общаться. Я никогда не думал, что все это быстро кончится — я сразу говорил, что это на три-пять лет в лучшем случае. Тогда мне говорили, что я сумасшедший, что так не может быть, что когда в Россию поедут поезда с «грузом 200», там поднимутся протесты и люди просто не будут идти воевать. Ну или что Украина просто не выдержит, и наша экономика развалится. Ничего этого не произошло.

Что я чувствую сейчас? Я очень устал от того, что каждый день в городах умирают обычные люди от российских обстрелов. Я не чувствую ненависти, но я слежу за динамикой и все чаще думаю о том, что, возможно, нужно было с самого начала идти воевать «и просто убивать много русских». Забавно, да?

Я по-прежнему говорю по-русски, думаю по-русски. Но русскую музыку я не могу слышать, она вызывает просто болезненное отвращение. Русская речь на улицах уже потихоньку тоже. Отвратительное чувство, что мой родной язык, в моей родной стране, стал языком врага, языком ненависти, языком лжи.

Надеюсь ли я на «скорое завершение войны»? Да. Но не верю в него. Надежда, как говорится, умирает последней. Как изменилось мое отношение к миру? Никак, наверное. Там, где нет войны, — там хорошо. Хорошо в «мирных» регионах Украины, хорошо в Европе, приятно летать на самолетах и не думать про ПВО, приятно видеть толпы туристов, у нас тут такого нет уже три года. Украину я люблю, это мой дом, имея возможность «свалить», я остаюсь, я тут.

Как изменилось мое отношение к России? Когда-то я любил Россию и не особо делил русских, украинцев, белорусов. Это было еще до 2013 года. С тех пор это стало невозможно — Россия четко показала, что она агрессор, русские в большей массе четко показали себя великодержавными шовинистами. Наверное, лучшее, что может случиться с этой страной, это если она развалится, распадется на 24 или 89 национальных государств, часть которых потом присоединится к своим историческим корням, а часть останется жить и строить уже какое-то другое свое нормальное будущее. Но империя в любом случае должна умереть. Без этого будущего не будет.

Ольга. Я до сих пор помню свои эмоции в том феврале.

Спустя три года мои эмоции не такие яркие, но мне все еще больно. Я не верю в скорое завершение войны, не верю в справедливость, не верю в Запад. Но я продолжаю верить в человечность, верить в людей. Мне никогда не хватит храбрости на борьбу с системой, но я все еще могу сама не скатываться в слепую ненависть.

Я забочусь о себе, развиваюсь в своей профессии (я врач), строю планы на будущее в современных реалиях. А также стараюсь подарить немного добра, любви и заботы каждому человеку, который встречается на моем пути. Менять мир вокруг себя, бережно и тепло относиться к окружающим — это все, что я могу делать сейчас.

Я очень жду, что весь этот кошмар закончится. Я понимаю, что ничего уже не будет как прежде. Я просто хочу, чтобы люди перестали бессмысленно умирать.

Майя (Нидерланды, ранее — Москва). Испытываю тоску и безнадежность. Изначально хотелось кричать, все всем объяснять, слать российским друзьям фотографии бомбежек. Теперь просто стараюсь меньше читать новости. Иногда картинки с родины вызывают недоумение. Сплошные рестораны и парки. Внутреннее ощущение тоски и недоумения.

Родственники из Украины тоже полны пессимизма. Не очень поддерживают Зеленского, очень хотят просто мира.

В мире много безумного. Израильско-палестинский конфликт кажется еще безнадежней для обеих сторон. Нахожу отдушину и радость в искусстве […].

Артем (Калининград). Российская пропаганда победила, это видно по обилию Z-символики в городе. Все знакомые понимают, что качество жизни ухудшилось из-за начала войны и ожидают еще больших финансовых потерь, так как правительство изыскивает пополнение бюджета за счет малого и среднего бизнеса. Люди в живом общении осуждают президента, однако любой популярный интернет-ресурс, как правило, переполнен антиукраинской риторикой, где все враги, а мы белые и пушистые. Высказываться даже нет смысла — десятки пропутинских ботов смешают с желудями и хрюками, где только одна идея: россиян, осуждающих нападение на соседнюю страну, не существует. А мы существуем. Но наше мнение под запретом. За одиночный пикет — в тюрьму. За несогласованный митинг — в тюрьму. За пост в соцсетях — в тюрьму. Надежды на справедливость не осталось. Чувствую себя героем антиутопии или из романов Стругацких. Безысходность.

Анна (Запорожье). Я та жена, которая уехала. Отношения с мужем за эти годы стали крепче, мы общаемся каждый день по часу-два. У нас остались общие интересы, и как ни странно, он меня больше поддерживает в эмиграции, чем я его, я — просто выслушиваю.  Он меня понял, так как уехала не сразу, но у меня начали дрожать руки от обстрелов, я резко потеряла вес.

Я работаю, зарабатываю, даже ездила посмотреть другие страны, чего раньше мы позволить себе особо не могли. Сказать, что я чувствую себя счастливой — не скажу. У меня длительная депрессия, в которой я то беру себя в руки, то не беру. Мне очень не хватает нашей предыдущей жизни. Но ничего уже не будет как раньше, у нас украли часть нашей жизни, время которое мы потратили на наш дом, который просто забрали.

В чужой стране сталкиваюсь с дискриминацией, с тем, «как вы нам уже надоели», хотя язык выучила и стараюсь быть нормальным членом общества. Возвращаться страшно. Не знаю, чем заниматься там, на что жить, на что арендовать квартиру, и все это под постоянными обстрелами.

Также я не нахожу поддержки у наших граждан. Люди, которые ничего не потеряли, которые сдают свои квартиры беженцам, руководят сообществом, стараются радоваться и водить хороводы, устраивать акции, какие мы прямо украинцы-украинцы. У меня это вызывает неоднозначное отношение — в спектре от рвотного рефлекса до гордости, какие мы молодцы. Поэтому я стараюсь никуда не ходить, так как моя кривая улыбка никого не радует.

Меня ранит несправедливость, которая происходит. Вообще вся. Как люди с пеной у рта утверждают, что мы убивали своих сограждан на Донбассе, и что нас теперь всех надо уничтожить, хотя мы помогали, принимали людей, бегущих оттуда. Мы все понимаем, что никто не мог тогда убивать сограждан, и что стреляли по боевикам, которые также были и в нашем городе. Как люди за деньги с ненавистью идут убивать и насиловать наших людей, между прочим наполовину русских.

А также меня просто убивают наши чаты, где ненавидят всех русских подряд, даже тех, кто изначально стоял с флагом Украины на площади своих городов, доказывая, какая чудовищная эта война. И даже тех, кто совершил поступок, бросив все, забрав детей и уехал в эмиграцию — хейтят. Я знаю по себе, как это тяжело, и эти люди точно не заслужили хейта из-за московского акцента. Хоть блин обмотайся этим флагом и кричи «слава Украине», ничего не спасет.

Я успокаиваю себя, что я просто умнее, но ощущение, что волны ненависти просто захлестывают меня и я тону, преследует меня. Не думаю, что в ближайшем времени все будет хорошо, но спасибо, что дали высказаться, давно не писала так честно. Также всем хочу сказать — если у вас осталось что-то доброе и светлое в душе, пусть вам плохо, но не дайте этому погаснуть. Только на этом будет основываться нормальное будущее.

Дарина (Испания). Мне повезло. Я уехала из Киева за три дня до начала полномасштабной войны и все время это время нахожусь в безопасности, мой ребенок тоже.

Недавно ездила в Киев, очень плохо там спала, шахеды стаями летают по стране. Сидела в ванне и читала, куда летят «Кинжалы». А если в меня? Секунда и меня не станет. Такие были мысли. Люди катастрофически устали, даже самые стальные — ломаются. Нет сил и нет никакого луча надежды на завершение. Безысходность.

А внутри… все вмешалось в одно тупое переживание боли и бессилия [из-за невозможности] это остановить. Первые годы было очень много ненависти и ярости к российской власти и военным. Это хотя бы ресурсное состояние, может давать энергию на борьбу, адаптацию, движение вперед. Сейчас — просто бесконечная боль за всех. Я воспринимаю их как глубоко несчастных людей, которые множат ту тьму, которая их пожирает.

Мой родной брат — бывший украинский военный в Крыму, сейчас — российский военный. Мы не общаемся с первых дней полномасштабки. Недавно мне приснился сон, где он — военнопленный украинский. Я проснулась от удивления — в реальности же все наоборот, но потом поняла, что он — тоже пленный этой трагедии, он оказался пешкой в этой бессмысленной и жестокой мясорубке. Как и мы все. Пусть будет мир.

Антон (Москва). Помню, как бродил по холодной Москве 24 февраля 2022 года абсолютно потерянный. Падал мелкий противный снег, на Пушкинской вязали людей, автозаки стояли в центре на каждом углу. А в метро народ ехал с привычно стеклянными глазами. Я смотрел и не понимал, как такое возможно, почему весь город не гудит, как разворошенный улей. Как можно не замечать, не кричать, не протестовать.

Безумно жалко людей, которых не вернуть. Безумно обидно, что у этой войны вообще нет никакой достижимой и измеримой цели (кроме удержания власти). Украина выстоит и станет сильнее. А мы пока можем только сохранять себя.

В моем окружении все тихо против. Многие уехали. Я остался. Удержали семья и важная для меня работа, обязательства, ответственность. Мои налоги косвенно кормят режим, но благополучие близких для меня важнее. Чаша пока не переполнилась, риски пока не смертельны.

Часто вижу, как люди из-за границы (уехавшие, украинцы, русские) не понимают, почему мы ходим в кафе, почему гуляем по улицам, почему живем свои жизни, когда на города соседней, близкой страны летят бомбы и ракеты. А что остается? Я ходил на митинги с 2012 года, я голосовал против, я делал что мог. В чем моя вина? Что не сел на 5-7-12 лет? Что не бросил семью и не уехал? Я люблю свою страну, почему я должен бежать из нее? Страна — это не государство. Я не считаю, что мы проиграли. Здравый смысл не может проиграть. Таких как я — миллионы. Наше время придет.

Илья (Москва). Главный итог трех лет войны — исчезновение романтического взгляда на мир. Вера в доброту не была инфантилизмом — она была основой жизни. Теперь эта иллюзия рассеялась. Общаясь с уехавшими россиянами, украинцами, иностранцами и Z-патриотами, видишь общую черту: все думают о себе и всем наплевать на других.

Украинцы требуют, чтобы русские шли за них в тюрьму, но сами не готовы воевать. Уехавшие россияне осуждают тех, кто остался в «чудовищной стране», хотя живут в том же Таиланде, где за соседней стенкой насилуют детей. Европейцы и американцы оправдываются тезисом «мы убивали вчера, а сегодня убивать уже нельзя». Z-патриотами движет либо материальная выгода, либо потребность в мнимом моральном превосходстве.

Очевидно одно: сильный устанавливает правила. Это работает везде — от мировой политики до соседнего подъезда. Быть «нравственным» хорошо в тепле и безопасности. Когда удача отворачивается — остаются цинизм и оправдания. Все, что получается делать, — стараться оставаться человеком. Не оправдываться. Не убеждать. Не вредить.

Александр (Барселона). Недавно поймал себя на мысли, что в феврале будет уже четыре года. Когда в школе на уроках истории мы изучали Великую Отечественную войну, казалось, что четыре года с 1941-го по 1945-й — это нереально долго, и было невообразимо представить себе, что люди проходят через это день за днем. А вот оно рядом, мы сами живем в этом уже почти четыре года. И эти четыре года открывают мир и собственное сознание с новой стороны.

Начинаешь понимать, что все кругом — полное лицемерие, и из последних сил держишься за понятия добра, которые когда-то были такими явными, а сейчас так сильно размываются реальностью. Недавно с ужасом осознал, что будто слежу за продвижениями российской армии и ставлю себе какие-то зарубки. Попытался проанализировать это и понял, что подсознание верит, что если дойдут до границ Донбасса, то согласятся на переговоры и заморозку по линии фронта. Но логика подсказывает, что не факт. 

Ашер (Москва). Сегодня моего отца отправляют в горячую точку. Он пошел по контракту — после череды не самых лучших поступков с его стороны он решил, что война закалит его дух и изменит его как человека, а выплаты перекроют долги. Мне до слез больно и обидно — за его лицемерие, за то, что он делает это без оглядки на других, но при всем том мне очень страшно, что он может погибнуть.

Когда он отправился туда пару недель назад, для меня это будто открыло второе дыхание — война в моих глазах вновь стала реальной. Конечно, периодически я посматривал новости, но это все за три долгих года стало почти что нормой, просто другой частью жизни. А сейчас я бесконечно смотрю сводки и интерактивные карты, пытаюсь понять, где он, по телефону даю советы, как обезопасить себя, — и бесконечно надеюсь на то, чтобы он догадался не идти в бой, не брать грех на душу, не становился убийцей.

Скорее всего, это лицемерие с моей стороны — рассказывать про «осознание реальности войны», только когда это затронуло лично меня, но мне сейчас особо без разницы. Я просто надеюсь, что близкий мне человек не убьет и не будет убит.

Диана. Я чувствую только усталость и опустошение, а иногда еще и гнев. Гнев я чувствую как человек, который никогда не голосовал за Путина и никогда всего этого не выбирал, но вынужден страдать из-за чужих решений. И здесь вы можете сказать, что украинцы страдают больше: да, вероятно так, но когда мы вернулись к риторике, кто заслуживает сочувствия, а кто нет?

И точно так же я плохо понимаю, когда мы вернулись к риторике, что есть люди, которых нельзя убивать и которых надо защищать, а есть те, по кому можно и выстрелить — подумаешь, они погибнут, если по заводу рядом с ними будет прилет. Ведь самая верная риторика: никто не должен умирать, никого нельзя убивать. А пока получается так, что никто не расстроится, если в следующую ночь погибну я или моя семья, раз уж мы живем слишком близко к заводу (и тем более раз уж мы живем в России). Но всем будет больно и страшно, если в следующую ночь погибнут люди из Украины.

Мне искренне жаль погибших украинцев, но я не виновата в их смерти — я не голосовала за Путина, я протестовала против Путина и помогала ФБК. Я ни копейки не донатила российским войскам, и никто из моих родственников и близких не пошел на фронт. Никто из моего окружения не убил ни одного украинца. И я просто хотела бы выжить, понимаете? Просто хотела бы, чтобы моя жизнь в ваших глазах чего-то тоже стоила.

Анна (Москва → Нью-Йорк). Скажу непопулярное и недостойное, но, может быть, у кого-то отзовется: я к войне привыкла. Редко читаю эти письма, пролистываю сводки и статьи, не слежу за событиями. Я подозреваю, что это защитная реакция, но не хочу оправдываться. Это отвратительно и подло. Как можно не думать ежесекундно о страданиях и смерти, которые несет твоя страна? Как можно не посвящать всю свою жизнь помощи тем, кто страдает?

Скажу еще несимпатичное: больше всего я мучаюсь из-за того, что война лишила меня дома. Мне пришлось уехать. Но опять же, в какое сравнение это может идти с потерей дома из-за того, что он полностью разрушен? Или с потерей близких? Или с потерей жизни?

Я надеюсь на окончание войны, но не жду его. Я только иногда представляю, каким это окончание могло бы быть — в Украине и среди тех, кто против этой позорной войны. Были бы белые цветы и веселые лица, объятия, смех и много-много звонков: «Ты видел?», «Ты можешь себе такое представить?!» Но вместо этого еще долго будут смерть и слезы.

Я прошу прощения у всех, кто дочитал досюда. К войне нельзя привыкать, и мне стыдно. А еще я благодарю «Медузу» за то, что напоминает мне о войне каждый день. Может быть, это хоть чуть-чуть меня расшевеливает.

Роман. Сложно было даже представить в перспективе своей жизни возможность войны. Казалось, после такого тяжелого опыта прошлого века война попросту невозможна. Что человечество не то что не будет повторять такой экзистенциальный ужас, а вообще — не может, даже если захочет. Больше не способно. Это недопустимо, и все это понимают.

Но это не так. Война не просто идет. Она романтизируется. Более того — ее хотят. Такие же люди. Со своими желаниями, целями, взглядами. Своим пониманием, что хорошо, что плохо. Но видимо, без ценности своей жизни. Иначе массовые убийства не оправдать.

Самым тяжелым для моей психики стало отложенное осознание, что многие в России поддерживают войну. С самим ее фактом пришлось считаться, это та реальность, в которой мы все живем и адаптируемся. Но принять для себя то, что войну оправдывает большинство, прикрываясь абсурдными причинами, не получается. Это полностью перевернуло ошибочное представление о моей стране и о людях, которые там живут. И я не знаю, как это приму в будущем, когда все закончится.

Я пытаюсь представить себе образ мысли человека, поддерживающего войну. Деконструировать его нравственность и попытаться уложить для себя — почему это возможно в его голове и почему невозможно в моей. Как выстроена его нравственная система, позволяющая отдать своего ребенка на лишение частей тела, либо жизни, во благо государства. Того самого, что неприкрыто поделило всех на «страну господ, страну рабов».

И мне кажется есть ключевая эмоция, затмевающая их разум, необъяснимая для самих себя, но понятная извне. Это ресентимент — обида. И война, в этом смысле, оказалась прекрасным решением. Для одних (господ) выход накопленной злости и затаенной обиды, что их не хотели принимать в цивилизованный мир, для других (подданных) ощущение себя причастным к чему-то большему, чем они сами. Ведь если твоя жизнь не представляет ни содержания, ни ценности для себя, то как она будет иметь ценность для других.

Владимир (Екатеринбург). Я привык. Сначала был 2022 год с эмиграцией. Путешествовали по разным странам (работаю удаленно), пытались присмотреться, где мы хотим жить. В итоге с женой пришли к одному выводу, что хотим жить в России, что бы ни случилось — это моя страна, я несу ответственность за то, что она творит, и если мне суждено оказаться в тюрьме за свои взгляды, так тому и быть.

Сейчас я, что называется, во «внутренней эмиграции» — безрассудно с табличкой «Нет войне» на улице не стою, но и войну не поддерживаю. За прошедшие с войны почти четыре (кошмар!!!) года, успел разочароваться во всех, ком можно — от так называемой западной коалиции, до руководства Украины и уехавших.

Загадывать, когда кончится война, перестал — 2025 год убил веру окончательно. Но следующая точка надежды [на прекращение войны] — когда Путин уже захватит оставшуюся часть Донецкой области. Ведь тогда минимальные цели будут выполнены и можно будет объявить о «победе». Поэтому, как ни странно, смотря на таблицу в deepstate с продвижением ВС РФ, ловлю себя на мысли, что в этом есть и что-то позитивное. Простите, сам в шоке от себя.

Анонимная читательница (Россия). Как интересно получается. Я хреновая русская в глазах миллионов украинцев и, наверное, жителей половины Земли. Но в новостях того же «Дождя» я узнаю, что ЕС является главным покупателем газа из РФ. А хреновая все равно я, я спонсирую войну.

Чувство вины и стыда внутри зашкаливает и заставляет не отвечать на вопрос «Where are you from?» где-то не в РФ. Мило улыбаюсь, а мысленно чуть ли не ощущаю себя преступницей и готова морально выслушать, что я живу в Мордоре, что я ничего не делала, чтобы не допустить это все, что происходит в Украине.

Да, мне стыдно. Уехать? Куда? Кому я нужна? Меня ждут в Европе? Меня примут по какой-то программе для иммигрантов? Нет, я никому там не нужна с двумя детьми, не с той профессией, с не очень таким знанием иностранного языка.

Хочу ли я извиниться перед всеми украинцами? Очень. Только им это не поможет. Мне, наверное, тоже. За окном осень. Я сижу в теплой квартире и с ужасом представляю, как люди в Украине остаются в разрушенных домах, без тепла, теряют близких. Перед каждым бы просила прощения. Но погибших не вернуть. Я не могу представить и в кошмарном сне, что испытывают люди, потерявшие своих детей. Они ведь тоже, считай, как умерли. Как с этим жить дальше мамам и папам, я не представляю, и мне страшно узнать это чувство. Боже…

У нас бывают ночью взрывы, сбивают беспилоты над жилыми домами, они падают во дворы, иногда попадают в жилые дома. Самое главное, чтобы они не попали в военные заводы (сарказм). Это главное для вояк.

Военные. Я их ненавижу, презираю, смотрю в их лица, они мразоты. Вижу военные машины и желаю им не доехать до пункта назначения. Для меня они оккупанты, наемники. Мне не жалко их гибели,  мне только жаль их детей, которым долбят, что их папаши герои. Наверное, именно их я считаю виновниками того, что в итоге произошло. У них было в руках оружие, офицеры знали, что будут смерти и разрушения. Многие из них уже видели войны. И все равно их язык был в жопе. Они предали себя и своих сограждан.

Пропаганда. О, люди, как вы ее недооцениваете. Могли бы вы представить, что моя свекровь, которая родилась в 35 километрах от границы с Польшей в Западной Украине, имея родню исключительно «западенцев», будет мне говорить в споре за войну, что она русская. В ответ я только и смогла ей сказать, что тогда я буду украинской, раз вы отказываетесь от своих корней. Но я ведь все еще хреновая для Украины.

Простите, меня, люди Украины! Но прощения нет, ведь я гражданин РФ. Прошу прощения, но сама себя я не могу простить, что родилась здесь.

Александр (Украина). Я украинец, живущий за рубежом. Уехал до начала большой войны. После вторжения, буквально по краю фазы «нет хороших русских», пришел к пониманию, что не делить все на черное и белое — во многом привилегия мирного времени. И что этой привилегией надо пользоваться, раз она мне доступна.

Написать вам меня побудило письмо читательницы, которое начинается с «Я хреновая русская в глазах миллионов украинцев и, наверное, жителей половины Земли». Оно очень сильно тронуло своей искренностью. И еще горечью, которой письмо буквально пропитано. Возможно, это прозвучит наивно, но я хочу поблагодарить за эту искренность. И сказать, что я чувствую вашу горечь. Не думаю, что слова сильно помогут, но если бы я мог вас обнять — я бы обнял.

Анонимный читатель. 22 февраля 2022 года я шел со своим отцом из галереи, и так уж получилось, что зашла тема войны в Украине. Мне было 11, и я не следил за новостями, но уже тогда сказал: «Это глупо, зачем нам нападать на них?»

А теперь утром я открываю глаза, находясь в стране, которая ведет ужасную войну против не только украинского, но и своего, российского, народа уже четыре года. Год назад во мне кипела кровь и я без капли страха кричал о греховности этой войны. Например, в начале года я спорил об этом со своей учительницей, которая это поддерживает. Сейчас ко мне пришла некоторая осознанность, и я стал осторожней. Нет, я не боюсь, просто понимаю, что это нужно делать грамотно. В чем смысл такого протеста, если тебя запихнут в «пазик» и про тебя мир забудет?

Хочу высказаться о солдатах, свошниках… Людоеды видят в них героев, а для меня это нелюди, которые поехали по своей воле убивать людей. При виде их на улице я испытываю только чувство отвращения. Недавно я шел и увидел мужчину в камуфляже, который лежал посреди улицы. Я поинтересовался. Он оказался младшим лейтенантом, а еще жутко пьяным, настолько, что не стоял на ногах. Я подумал: «Это те самые герои, как наши деды?» Нет.

Наше поколение — это будущее страны. Оно уже возмущается — и, дай бог, фитиль, который, на мой взгляд, уже зажжен, дойдет до пороховой бочки.

Сильвестр (Украина → Испания). Я украинец, и встретил начало войны в Киеве. Изначально было огромное желание воевать, защищать свой дом. Ну знаете, как всех нас учили в детстве: мужчина — это воин, защитник. И вообще, огромная честь умереть за родину.

К счастью, жена меня отговорила. Тем не менее, я помогал силам обороны Украины, я донатил огромные суммы, возил лекарства, Я потратил то, что было отложено на строительство дома. Логика простая — если Россия захватит мою землю, я уже ничего там не построю.

Но со временем настрой изменился, ведь для большинства забронированных патриотов я — «ухылянт». И плевать бы мне на них, но со временем стали пропадать друзья. С утра ты выезжаешь на работу, а вечером оказываешься уже в учебке. У меня друг пошел забрать ребенка в садик и вышел на связь через несколько дней, из учебки.

Получается, ночью на тебя летят российские ракеты, а днем тебя пытаются схватить украинские ТЦК. Я перестал выходить из дома, а вскоре нашел вариант и выехал. И опять же, первое время в эмиграции, я старался помогать ВСУ, но в новогоднем обращении 2024 года Зеленский сказал прямо: ты либо гражданин, либо эмигрант, а после этого повысили налоги и военный сбор. И тут я решил — хватит, я эмигрант. Разбирайтесь сами. И жить стало проще, прошла ненависть к россиянам — и тем, которые выехали, и тем, которые остались. Ты не служишь, не убиваешь украинцев, не поддерживаешь путина — ну и все, у меня нет с тобой проблем.

И сейчас морально трудно понять, кто я. Я ненавижу ТЦК и чиновников, но желаю победы ВСУ. Я не считаю Зеленского мразью, но вижу, как его ставленники вместо укреплений строят клумбы в прифронтовых городах. Я не желаю зла россиянам, но радуюсь, когда они сидят в подвалах при ударах ВСУ.

Живите, берегите свою семью, не воюйте ни за кого.

Мария. Когда началась война, у меня на руках была двухмесячная дочь. Гормоны после родов еще не отпустили, и я воспринимала и без того шокирующие новости о вторжении и убийствах людей крайне остро. Прошло уже больше трех лет, гормоны поутихли, но мысли не отпустили.

Как мать я просто в жизни не пойму, как можно испытать столько мук в родах, столько переживаний о ребенке прожить, столько ночей не спать, носиться с ним по больницам, а потом просто взять — и с гордостью отправить его на войну.

Я не могу понять, в какой момент жизнь человека по мере его взросления перестает быть бесценной? Почему сначала ребенку все в рот заглядывают, обучают, кормят, одевают, а потом спокойно отдают на растерзание, потому что какой-то мужик сказал, что так нужно?

Надеюсь лишь на то, что конец этой трагедии наступит скоро, и будет таким же счастливым, как у «Тараканища» Чуковского. Перечитайте, это же про нас.

Катя (Санкт-Петербург). Все, что я чувствую, — это страшное одиночество. Я больше не могу передать свои мысли друзьям, после начала войны у меня их не осталось. Они либо отвалились, либо просто устали и не хотят поддерживать эту тему. Да и опасно. Я не могу поделиться с мамой или родными, они начинают переживать или спорить.

Недавние кадры из Харькова с разбомбленным детским садом меня потрясли, как и кадры с «Охматдетом». Это самый страшный мой страх, потому что у меня тоже малыши. Тем существам, которые принимают такие решения, в аду отдельный котел уготован, а то и при жизни. Я верю в это.

Я понимаю, почему украинцы нас ненавидят. Я сама нас всех ненавижу, даже себя — за то, что угораздило тут родиться. Я не могу уже больше писать в соцсети в закрытом аккаунте: вдруг кто-то донесет, да и это бесполезно. Это нужно, по сути, только мне, чтобы не чувствовать свое бессилие и попытаться быть хорошей хотя бы в своих глазах.

Все, о чем думаю, — как вырваться из всего этого, и скорее бы все закончилось и люди перестали умирать.

Я — чиновник в МО. Небольшой, но у меня есть деньги, есть коттедж в хорошем месте, машины для меня и семьи. Я абсолютно против Путина и войны, я как и [замглавы администрации президента Максим] Орешкин, тоже когда-то был — да и есть — за демократию, свободу слова. Я ненавижу войну. Я ненавижу убийц Навального.

Но подскажите, а что я должен сделать?

только в объятиях Путина я, получается, живу комфортно — хоть и уныло и с грязной совестью. Но, как говорили в одной шутке, лучше рыдать и корить себя в «мерседесе», чем с голым задом где-то на чужбине.

Вот и получается, что я просто заложник у «террориста» (Путина), а «полиции» (Европе и США) на меня наплевать и они, наоборот, кричат, что пусть я сижу у него в заложниках. Ну ок, вот и сижу. И от безысходности кручусь винтиком в его машине. И вся его машина состоит из таких винтиков-заложников, которым просто не рады на Западе. А могли бы просто дать всем желающим вход к ним, ВНЖ, доступ к банку, и половина путинской машины туда свалила бы. Я бы тут все продал и уехал, туда бы деньги перевел. Там бы дали мне интегрироваться — язык подучить, доступ к рынку труда, диплом аккредитовали, я бы там и работать начал. Уже на их благо. А из-за их тупизны работаю на благо Путина.

Есть вопросы, на которые нет ответов, но есть желание жить так, чтобы не стыдно и не страшно было умереть.

не мне решать, кому жить, а кому умирать.

ответственность стала лишь инструментом манипуляции и ухода от реальных проблем

Плевать мне на вашу прошлую вину — это уже произошло, и его не вернуть. Но все эти вышеописанные люди (и миллионы других) в новой войне опять будут говорить, что мы не виноваты, так получилось. Забыв обо всех своих маленьких имперских кирпичиках в цепочке «всё сделали русские — я горжусь — привет, ресентимент — можем повторить».

Признание нами, российским государством, ответственности за ущерб (и наличие правовых механизмов по компенсации этого ущерба), признание территории Украины и ее суверенитета — вот лучший шаг к нормализации государственных отношений, хоть и будет он сделан уже после Путина. На бытовом уровне нужно просто оставаться людьми — не надо демонизировать национальности, потому что плохие люди есть везде, и среди украинцев, и среди россиян.

 не вижу смысла строить хоть какие-то отношения с теми, кто употребляет слова типа «расия» (с маленькой буквы и ошибками), орки/урки, рашисты, ruzzia и пр. Это бессмысленно — они уже повесили на тебя оковы из хэштегов просто на основании твоего паспорта. Для них ты сам не важен. Насильно мил не будешь.

Боюсь, и младший, когда подрастет, впитает и отравит себе душу ненавистью ко всему, что имеет корень «россия».

Пусть вопросы ответственности отдельных людей (тех, которые реально принимали эти решения) решают международные механизмы — если они сохранятся и докажут свою жизнестойкость и адекватность.

Поэтому вместо философствований (которые, если честно, сейчас никому объективно не нужны и для которых сейчас не время) лучше содействовать максимально скорому прекращению смертей, а после этого — оперативно восстанавливать разрушенное.

Люди не должны гибнуть на войнах в XXI веке. И не имеет значения, какие это люди. Просто не должны.

При этом уверен, что российская пропаганда повернет любой исход как «выполнение целей» и «абсолютную победу». Можно ли назвать победой потерю бесчисленного количества граждан (убитых или уехавших), что почти что поставило крест на реальном развитии России на ближайшие десятилетия? Нет. Но еще долго всю эту военную кампанию будут обмусоливать, использовать в пропаганде как «священную войну». Это огромный шрам, который навсегда останется в истории России.

Справедливо будет просто закончить и никогда больше не начинать ничего подобного. И мне все равно, кому придется пойти на уступки ради мира. Мир должен быть. А сейчас хочется просто конца этого ужаса.

Но все страдания украинского народа будут возмещены: на их стороне правда, моральное превосходство. Рано или поздно, у них все будет хорошо. А у нас нет — при любом исходе. Мы титаническими усилиями пытаемся сохранить хоть что-то человеческое, но нас все равно считают отбросами.

Три года весь мир не хочет ничего сделать. А хочет продолжать получать газ, нефть, деньги. Все бренды вернулись в Россию под другими именами, либо окружными путями. Так называемые санкции вызывают лишь насмешки, а до тех, кто принимает решения, они доходят лишь отголосками в виде необходимости делать пересадку при перелете.

Жалеть нас не надо. Я готова взять на себя ответственность, готова выплатить репарации, я готова выживать в ужасной России будущего, потому что это родной дом. Но я устала быть виноватой. Ни я, ни мой маленький сын — мы никого не убили, мы никому не причинили вреда. Мы просто хотим жить дома и жить мирно. Нам нужен настоящий мир, мир, который бы дал нам моральное право вернуться в нормальную жизнь.

Я уверена, что если бы можно было опросить всех солдат с обеих сторон, всех тех жителей, кого война непосредственно коснулась, — все [они] были бы рады любому миру. Уверена, они все хотят уже жить своей обычной спокойной мирной жизнью, и им все равно, что, где, и как будет называться. Я знаю, что президент РФ может оказаться в выигрышном положении. Да, это обидно. Да, он решит, что всех обыграл, что он сильнее, умнее, хитрее и всего добился. Но я считаю, что ну и пусть, — главное, чтобы люди перестали умирать. А все остальное время поставит на место, ничто не вечно на земле.

Я думаю, что любой способ прекратить огонь хорош, и неважно, как это выглядит со стороны. Высокие слова о свободе и борьбе «до последнего украинца» хорошо звучат с трибун, когда все спикеры в безопасности. [Когда] после очередной конференции или марша [все] пожмут друг другу руки, пофотографируются, похвалят друг друга и разойдутся по домам. Я рада, что они могут себе позволить жить за идею.

Но умирают за эти идеи другие люди. И не на встречах каких-нибудь комиссий, а в окопах и в собственных домах. И многим из них хотелось бы, наверное, выжить здесь и сейчас, а не пожертвовать собой ради светлого будущего. И сопротивление украинцев призыву это доказывает.

Пусть вам со стороны кажется, что мы живем как-то неправильно, нас нужно наставить на пусть истинный, научить, как правильно жить — или же что мы ничего не потеряем. Мы потеряем все, как уже теряли не раз. Я не хочу, чтобы мой сын ходил в школу и слушал по утрам «разговоры о важном», я не хочу видеть триколор на улицах и слушать русскую речь в СМИ.

Меня тошнит от вашего желания причинять нам добро, от вашей идеологии, вашей культуры страха, доносов, враждебности к окружающим странам, от вашего великорусского шовинизма.

Я хочу, чтобы нашу страну просто оставили в покое — с гарантиями безопасности. И именно поэтому тут все нормальные люди против этих переговоров про Украину без Украины. Это просто дележка нашей территории, наших ресурсов, стирание страны и нескольких десятков миллионов людей с поля игры из истории. Вы не можете это понять, вы просто не способны это понять, потому что у вас нет иного опыта.

«ну не может такого происходить в наше время. Ну как же так». А потом была злость о том, что по велению какого-то дряхлого старикана жизнь миллионов людей была поломана напрочь. Или прервана.

Оказывается, можно напасть на соседа, убивать, грабить, насиловать — и в конце жертву назовут виноватой.

Путин не отступит, и никто не поможет его победить. Вы можете только отдать свою жизнь, а больше ничего у нас нет. А зачем? Многие страны и народы пережили оккупацию. Иногда она длилась несколько лет, иногда десятилетия. Но если ты умер, то больше у тебя ничего нет, и ты не увидишь лучших времен. Диктаторы умирают, режимы сменяются — а если ты мертв, то тебя больше нет.

Сергей (Россия). 24 февраля я был раздавлен. Нет, то что Путин что-то задумал, было понятно, но война казалась немыслимой. И в момент начала, и спустя год после него я чувствовал и вину, и стыд, и страх, и отчаяние. Было вообще непонятно, как жить. Думал, что я могу сделать — к сожалению, очень и очень мало.

Но жить в России нужно долго. И я больше не верю в коллективную вину или ответственность (что бы кто ни подразумевал под этими словами). Я вижу, как политики в разных странах подыгрывают Путину, и граждане этих демократических стран с этим ничего не делают. Я вижу Трампа, который просто бросил Украину под поезд. Так что и мое отношение к происходящему постепенно изменилось. Я ненавижу войну и ненавижу Путина, потому что Путин — это война. Ненавижу его окружение, «либералов» при должностях, зетников и прочих скотов, которые эту войну начали и поддерживают. И мне очень жаль Украину и украинцев, на которых ежедневно падают бомбы. Но острота чувств притупилась, а вины я больше не чувствую. И мне в общем все равно, что обо мне думают какие-то другие незнакомые мне люди, видят ли они разницу между мной и подонками с таким же паспортом, что у меня. Мне действительно все равно. Если человек, непрерывно переживающий весь ужас войны, находит выход в ненависти к миллионам других людей из-за цвета паспорта — ну что ж, пусть будет так. Если эта ненависть помогает людям справиться с этой страшной бедой, пусть будет ненависть, я это как-нибудь переживу.

Надеюсь ли я на завершение войны? Конечно, как любой нормальный человек я хочу, чтобы люди хотя бы перестали умирать, чтобы перспектива, что моего сына заберут в армию и отправят на какой-нибудь фронт, хотя бы немного отодвинулась. Понятно, что нет никакого выхода, который устроил бы всех. И то, что произойдет, скорее всего, вообще не устроит по-настоящему никого. Но окончание хотя бы активных боевых действий — этого я, конечно, жду. Единственное, что я об этом хочу сказать: мне в голову не придет призывать к миру украинцев. Вы не говорите жертве «перестань сопротивляться». К сожалению, и США, и Европа — независимо от мотивов — заняты именно этим.

Александр. Когда люди говорят об ответственности, они часто путают понятия ответственности и вины. Я считаю, что мы, русские, однозначно несем коллективную ответственность. Что это значит? Это значит, что мы, наши дети, наши внуки будем хранить память об этой войне и о том, что Россия — агрессор и террорист. Это значит, что мы будем рассказывать нашим детям и нашим внукам, как русские пришли на украинскую землю с агрессивной войной. Мы будем преподавать это в школах, мы будем открывать музеи войны, и мы будем честно говорить, что это было незаконно и что русские солдаты никого не защищали, а убивали. Вот это коллективная ответственность. Это то, что имеют в виду комментаторы, которые говорят о Германии после Второй мировой и немцах.

А что такое вина? Вина предполагает наказание. Как наказать 200 миллионов человек по всему миру? Ведь те, кто говорит о вине, вменяют ее не только тем, кто воюет или поддерживает войну, но и тем, кто вообще хоть когда-либо имел российский паспорт, без привязки к месту жительства или даже рождения.

Мы, русские, должны будем хранить память о том, что мы натворили, поколениями. Говорить «никогда больше», а не «можем повторить». Напоминать себе, но мы не выше других наций. Осудить преступления путинского и советского режимов. Отмечать не «день победы», а день скорби. И строго следить за тем, чтобы не возникло реваншизма. Мы это все пока не умеем, но придется научиться. А вина — это пустая болтовня, которая только развязывает руки реальным виновникам и бенефициарам.

К России (а конкретно к одному человеку, ответственному за эту жестокую и бессмысленную войну) отношение нисколько не поменялось: презрение, ужас и злость.. Я надеюсь, что в итоге Россия получит по заслугам, и тогда все смогут вдохнуть с облегчением в спокойном, процветающем и свободном МИРЕ. «Это точно пройдет». Слава Украине.

Данила (Москва). До 2022 года я яростно осуждал режим [в России], ходил на митинги, занимался волонтерством и поддержкой политзаключенных. Но потом все изменилось. Когда из страны уехали миллионы, я понял, что надеяться на то, что общество сплотится и заставит режим прекратить страшную и аморальную бойню, не приходится. Было ощущение, что те, кто уехать не может и при этом не могут мириться с режимом, оказались брошены на съедение человеконенавистническому органу подавления свободы.

К населению России я перестал испытывать сострадание. Это люди, которые молчат и подчиняются, поддерживают и творят беззаконие. У народа было три года, чтобы что-то сделать, но я вижу, как люди толпами идут на поклон очередному губернатору, чиновнику, силовику или президенту. Раболепство и намерение людей решать проблемы бумажками лишили меня надежды на то, что в России наступит хоть в какой бы то ни было степени свободное и правовое пространство. У Украины великое и светлое будущее, ее граждане доказали то, что их не поработить и не истребить. Но про население России такое не скажешь.

Алексей (Москва).

Что я чувствую после трех лет войны? Отчаяние.

Да, как и жизни многих, моя жизнь разрушена этой войной. Три года я пытаюсь собрать себя заново, лишившись дома, семьи, профессии, страны. Да, у нас и у наших детей отобрали будущее, ради которого мы работали последние 20 лет, нас сделали изгоями. Но за три года я чувствую, что меняюсь. Фотографии руин и цифры жертв не вызывают больше ни истерики, ни даже приступа бессилия. Все так, как оно есть. Жизнь продолжается.

Я понимаю и тех своих друзей-россиян, кто остался, воспользовался ситуацией на рынке и успешно работает, платит налоги и соглашается, держа фигу в кармане. И тех украинцев, которых вижу в Европе на дорогих машинах, открывающих бизнесы, скупающих недвижимость. Кому-то кризис, а кому-то — новые возможности. Война или нет — у жизни нет кнопки паузы.

Я привык к тому, что мне отказывают в работе: «Сегодня тебя нет в санкционном списке, а завтра ты там появишься. У нас нет людей, чтобы следить за этим, легче нанять кого-то, с кем таких проблем не будет». Я привык к тому, что всем плевать, «хороший» ты русский или «плохой». Я привык к тому, что горе и боль одних людей становится «картами» в руках других. Я привык к мысли о том, что даже если война закончится завтра, ее последствий хватит еще на десятилетия насилия и депрессии. Человек — это животное, которое привыкает ко всему.

Главный урок взрослой жизни в том, что общие понятия о «справедливости» и «правильности» — это абстракции. Все, что мы можем сделать, — это жить так, чтобы найти гармонию с самими собой и перестать разрушаться и разрушать. Потому что найти гармонию с тем хаосом, в который мы все погрузились, можно, только если ты такой же сумасшедший как те, кто его породил.

Что касается вины и покаяния как гражданки России, про которую так много говорят, то лично я ее не испытываю, и считаю, что я сделала все, что от меня зависело. Я воспитала сыновей, которые отказались участвовать в военных действиях, я знаю что они против убийств невинных людей, как и я.

Возможно, когда эмоции улягутся, то мы все вместе

И конечно хочется мира, лично я его жду с надеждой вот уже три года, каждый день заглядывая в новостную ленту. К сожалению, как война от меня не зависит, так и ее окончание — и это пожалуй самое прискорбное.

Мне больно за украинцев, за невинных русских, за всех, кому пришлось пролить кровь в такой бессмысленный войне. Верю, что многие разделяют мою позицию, просто боятся ее публично высказывать и защищать. Вот я, например, восхищаюсь оппозиционными СМИ и критикую политику Путина в кругу близких, однако не смею ходить на протесты. Страх, что меня поймают, что меня отчислят из университета, за который платит моя мама, что будущее, за которое она с папой так боролась, разрушится — этот страх просто невыносим. Я зла на Путина и его прихвостней, которые делают этот страх вполне реальным для многих людей.

украинцы живут под атаками наших дронов каждый день три года. То, что мы почувствовали на себе одну тысячную того, что другие переживают каждый день, — индульгенция, [позволяющая] теперь не отличать черное от белого? Ну, значит, нужен был только повод. Для кого-то курская операция стала таким поводом, для кого-то западные санкции.

Каждое письмо — извинения себя, поиск разрешения быть таким же, как все в тираническом государстве. Как мы победим тиранию, если хотим разрешения комфортно себя чувствовать в ней?

не претендую на геройство, не претендую стать новым мессией. Я не выбирала жить в исторические времена. Я маленький человек. И мне не стыдно в этом признаться. И вероятно, большому количеству других людей тоже, вне зависимости от их страны.

Да, я хочу оправдываться — я не голосовала за Путина и ни за кого из «Единой России» за все годы, я ходила на митинги, я донатила в организации, помогающие задержанным. Я не поддерживаю войну и поменяла взгляды как минимум нескольких человек на этот вопрос. На уровне своей маленьковости я сделала все, что могла.

Но мне есть что терять. От меня зависит моя семья, мои дети, мои животные. И я не хочу давать себе разрешения кого-то осуждать, мне безумно больно за всю кровь и слезы украинцев и людей, которые потеряли свой дом (по любой из причин), но хочу дать себе разрешение не утонуть в тоске и безысходности от всего происходящего.

Михаил (Москва). <…> К сожалению, многие россияне жалуются «Медузе» на изменившуюся жизнь, пишут «а мы-то в чем виноваты?!», обвиняют Украину в случайной гибели нескольких мирных жителей российских городов. Думаю, такие письма и в самом деле преобладают, — ровно те же слова я слышу почти каждый день в рабочем офисе. Пытаюсь объяснить коллегам, что нельзя нападать на соседнюю страну, убивать и насиловать ее граждан, оккупировать и вписывать в свою Конституцию чужие регионы. Но окружающие меня — словно ослепленные башнями-излучателями герои мира «Обитаемого острова».

Надо научиться жить рядом с таким агрессивным соседом, как Россия, и просто быть сильнее не благодаря ракетам и бомбам, а благодаря отваге, решимости и смелости людей. Украинцы это уже доказали. Сила нации — не в количестве изготовленных ядерных боеголовок и не в точности баллистических ракет. Сила нации и государства — в свободном и процветающем обществе, в высокоразвитых технологиях и технике, в передовой медицине и науке, в демократических свободах и в умении принимать мудрые и своевременные решения. Можно потерять видимое сейчас, но, потеряв, мы будем иметь хороший шанс на прекрасное будущее для своего народа. А можно продолжать неравную борьбу, и потерять еще больше, и упустить возможность для быстрого восстановления и развития.

Инна (Одесса).Да, мы устали. До изнеможения. От войны, от тревожных новостей, от вечного ожидания худшего. Устали видеть разрушенные города, устали хоронить тех, кого любим

Человеческая жизнь — самое главное. Если есть возможность сейчас сохранить десятки тысяч человеческих жизней — ей нужно пользоваться. Территории можно будет пытаться вернуть дипломатическим путем. Да, может, нескоро. Но нынешнее правительство в России — не навсегда. Границы — не навсегда. А вот смерть — это навсегда.

Ком в горле каждый раз. Нас нельзя бросать! Мы не разменная монета. За своих людей надо быть готовыми терпеть лишения и проливать кровь.

Территориальные уступки обесценят смерти наших людей, все будет зря. Мир придет к почти открытому признанию права сильного вместо договоренностей. И только вопрос времени, кто станет следующим.

Хочется просто жить, создавать, придумывать, творить, без надуманных барьеров, без осуждения, без проблем.

И я понимаю, что где-то прямо сейчас люди убивают и калечат друг друга в братоубийственной (а я всегда считал и буду считать украинцев братьями и сестрами) войне, но жить-то хочется, и жить сейчас, а не когда-нибудь потом.Так что да, я просто устал.

K русским у меня не изменилось отношение по той причине, что есть нормальные люди, а есть людоеды. Русские военные и те, кто за войну, — это людоеды, к ним я испытываю ненависть и брезгливость.

И со временем произошло то, за что мне стыдно: я как будто очерствел и свыкся с происходящим. Я по-прежнему не поддерживаю действия своей страны, по-прежнему желаю скорейшего завершения конфликта, все последние три года мне хочется верить, что это всего лишь страшный сон, и вот-вот наступит утро, и я проснусь, и всего этого не будет, но проходит день за днем, а мы никак не просыпаемся… Да и в скорое завершение войны я не верю.

Фраза «иначе все было зря», которую любят произносить обе стороны, — это вообще лакмусовая бумажка на идиота. Представьте: вы решили пойти в магазин, который расположен от вас в десяти километрах. И когда вы прошли уже пять, вам звонит друг Вася и говорит: «Слушай, магазин закрыт, я стою перед входом и вижу объявление». А вы говорите: «Нет, ну я уже пять километров прошел, не поворачивать же мне назад, иначе получается, что я прошел зря!» Звучит знакомо?

Чем дольше люди будут ждать «справедливого мира», тем позже мир настанет, и тем менее справедливым он будет по мнению всех участвующих. И не все до этого мира доживут. Можно либо встать в позу героя, либо остаться живым. И тот, кто выберет позу героя… и хотелось бы сказать «идиот», но нет. Тот подлец. Потому что, выбирая быть героем, ты выбираешь не только для себя, но и для остальных. Вот такая вот «справедливость».

Мое главное открытие спустя три года войны — нет «хороших парней». Нет никакого единого фронта добра на Западе против диктатуры зла. Нет и противостояния как такового. Есть сиюминутные интересы, и «после нас хоть потоп», поверхностные идеологии и безразличие к человеческим жизням. Раньше я думал, что это черта одной страны — страны, в которой я вырос. Но это болезнь всего человечества — первородный грех, возможно?

 В этом мире каждый сам за себя.

Я очень хочу мира для себя, мира для Украины. Но то, что происходит сейчас, меня пугает даже больше, чем три года войны. Нет справедливости, есть безнаказанность. чувства какого-то вселенской несправедливости, разочарования и осознание полнейшего бессилия…

фактически живу в тотальной лжи каждый день, потому что возможностей уйти для себя не вижу по ряду причин. Решил, что буду ждать перемен, потому что в любом случае это все не может продолжаться вечно. Надеюсь сохранить в себе что-то хорошее, и, находясь на своем месте, делать хотя бы что-то, что не наносит вред. 

К России отношение — как к абсолютному злу, к украинским правителям — как к абсолютной тупости и некомпетентности. Мир — аморфная и равнодушная субстанция, тоже уставшая от войны (по-своему). Если была некая надежда на здравомыслие, то она оказалась обманом и самообманом.

 Люди со здравым смыслом всегда против любой войны и насилия. Я искренне верю, что Украина отстоит свою свободу и независимость. Нам чужды иллюзии, мы прекрасно знаем, что если Украина потерпит поражение, то свободу и независимость придется уже отстаивать нам, с оружием в руках.

катерина. Эти три года стали крахом иллюзий о человечестве и какой-то вселенской справедливости. Есть жестокая и циничная политика, есть право сильного, есть боль, ужас и безысходность в жизни попавших под раздачу простых смертных. И в этом надо как-то жить дальше — без иллюзий, но при этом не оскотинившись и не потеряв человеческое лицо. Как это сделать — я пока не знаю. Очень тяжело.

Виктория. Я чувствую, что у меня украли мою молодость, что у меня отобрали мои возможности, похитили и уничтожили мои мечты, лишили меня надежды. Мне 23 года, а во мне столько злости и ненависти, что порой мне самой страшно от себя. Я ненавижу свою страну, которая бомбит своего соседа, из-за которой я не могу реализоваться как профессионал, которой я не нужна и которая убивает будущее миллионов людей. Я ненавижу население этой страны, которое в большинстве своем смирилось с происходящим, робко ждет мира и продолжает жить и работать, будто бы ничего не случилось, будто аэропорты периодически не закрывают из-за ракетной угрозы, будто их государство не крадет у них свободу слова и их жизни, будто в соседней стране не погибают мирные люди.

Я ненавижу Европу, в которой сейчас нахожусь, потому что за маской демократии скрывается равнодушие, лицемерие, практичность и свои обиды на Россию и россиян, лучшие из которых пытаются что-то делать, даже уехали, а их тут ненавидят и тут их кислорода лишают. Я ненавижу отмену русской культуры, русского языка. Я ненавижу понятие «коллективной ответственности»: почему-то все забыли, что в тоталитарных режимах это понятие было инструментом страха, как в СССР, где семья «врага народа» могла быть уволена, арестована и выслана, а в армии это понятие используют для поддержания дисциплины и опять-таки страха, мол, если один ошибся — все из-за одного отжимаемся.

Абсолютный абсурд, что я виновата в поступках сумасшедшего президента и тех, кто его поддерживает. А что? Все немцы были виноваты? Даже Цвейг, который повесился? За что меня ненавидят украинцы? За то, что мне не посчастливилось родиться не в то время и не в том месте?  За то, что у меня прадедушка родился и умер в Днепре, мой дедушка был там рожден, а потом был сослан в Сибирь? За то, что я теперь чужой и потерянный человек везде? И в России никому не нужна, и в Европе — нигде. Во мне не осталось надежды на мир, на прекрасное будущее, на открытые границы и семьи, которые смогут оправиться после потери, боли, ужаса. Надежда во мне умирала долго и мучительно, мне кажется, что я уже услышала последний вздох.

Кирилл (Россия). Бесконечная усталость от всего происходящего и страшное понимание, что люди в России изменились необратимо, разочарование в обществе. Люди воспринимают ежедневную смерть и убийства, которые творит их страна, как само собой разумеющееся, как обычный новостной фон, люди привыкли к жестокости и насилию, смерть не шокирует. И всем все равно, и это последствия войны: мы стали толерантны к самому ужасному насилию. Война стала уже каким-то национальным фольклором — фильмы, «ветераны» в школе и прочие патриотические зарницы. Государство сказало, и люди это приняли, что война это радость, героизм и победа, а не смерть, насилие и равнодушие. Я не знаю, когда это кончится и кончится ли вообще, но одно могу сказать точно — общество изменилось безвозвратно, и эти изменения я не могу принять.

Наталья (Таллинн). Осталась только злость и бессилие, и никаких надежд на то, что это безумие закончится. Просто тупик — и не вижу никакого выхода.

Уже сейчас лично я боюсь, что будет дальше. А вдруг все это зло зачем-то полезет в мою страну? А у меня подрастают трое внуков. А в России живут все мои родственники и друзья. Как это все совместить? За прошедшие три года я совершено перестала понимать Россию и россиян. На примере моих родственников и друзей [вижу, что у них много] и злобы, и ненависти и просто непонимания происходящего. 

Самое ужасное, что Россия открыла какую-то бесконечную дыру в ад, и теперь весь мир смотрит на маньяка с топором в руке и каждый «сильный лидер» видит, что ему тоже так можно. И ничего никому за это не будет. Весь мир погружается в какие-то новые Средние века, и ты объективно ничего с этим не можешь сделать. Я просто жду, чем это кончится […].

Когда начались обстрелы, еще была связь, и мама звонила мне и кричала в трубку: «Да пусть они будут прокляты, все эти русские».…Их просто купили — тем, что им и так было положено. Да, раньше у них многое было недоступно, но у нас был шанс, что это все скоро наладится благодаря ЕС. Россия нас всего этого лишила, а теперь дает это им сама, и выдает это за достижение, а они верят и покупаются на это. И это очень больно и неприятно. 

Ты просто знаешь, что ты их ненавидишь, но стараешься не жить этой ненавистью, ведь она очень разрушает.

Невозможно иначе реагировать на все вещи, которые происходят с украинцами — у меня отняли молодость, у моих братьев и сестер — беззаботное детство, у моих бабушек и дедушек — спокойную старость. Я просто хочу жить и не думать о том, что я могу не проснуться завтра. Я не хочу видеть разрушенные дома в своем городе, травмированных людей, ужасные новости… У россиян такой проблемы нет — как бы они ни пытались доказать обратное, они не знают, как нам, украинцам, тут живется.

Эля. Я устала, я так больше не могу. Боже мой, я так больше не могу. Я устала от идиотов во власти, что в России, что в Европе, что в США — да везде, черт возьми. […] Я устала от всех этих угроз войны с НАТО, я просто хочу спокойно пожить, и почему именно когда началась моя молодость, всем правительствам резко захотелось поиграть в геополитиков? Это нечестно по отношению к поколению Z, это нечестно по отношению к поколениям Альфа и Бета. Это нечестно, потому что именно мы потом должны будем разгребать все, что эти идиоты творят. Я устала видеть страдания других людей. За что? Почему гражданские вообще должны страдать от того, что одного старого идиота в жопу ужалило войну устроить? Я не знаю, пускай между собой дерутся все эти политики, только гражданских в покое оставят. Хоть пять на пять на кольтах в [видеоигре] Brawl Stars, вообще плевать, только без смертей невинных.

Я устала от того, что не имею права даже сказать что-то: в родной стране посадят, в другой я плохая, потому что паспорт не тот. Это чувство, что ты везде чужой, и дома у тебя нет нигде, — отвратительно. Это чувство постоянно скребет тебя когтями по телу, потому что не важно, куда я сбегу, все равно дома у меня больше нет.

И я так устала от своей тревожности. Я не могу спать, дышать, жить, есть, от этой тревожности. Каждый раз я боюсь, что за окном увижу ядерный гриб, у меня кошмары, из-за которых я просыпаюсь в ночи, да так что в ушах сердце бьется. Мне страшно просыпаться на следующий день, я боюсь думать о будущем, я не то что не планирую ничего не следующий год — нет, подумать о новом дне уже для меня огромное усилие. Я просто хочу, чтобы этот кошмар прекратился. Единственное, на чем держится моя психика — это надежда […].

Эта война не на три года, и даже не на пять лет. Эта война на поколения. Она идет в головах и душах. И не прекратится, пока они не излечатся. Что мы все натворили…

Варвара (Сибирь). [… В первый день полномасштабной войны] рухнула иллюзия, что я живу в цивилизованной стране, лидер которой хоть и вороватый бандит, но все же в целом адекватный. Нет. Потом стала общаться с некоторыми родственниками и знакомыми. И рухнула иллюзия номер два, что меня окружают разумные, гуманные люди, для которых эта война — варварство, преступление и фашизм. Нет. Женщина, которая еле ходит и живет после -дцатой химиотерапии, вдруг наполняется таким неистовством и ненавистью и буквально — откуда силы взялись — кричит: «Так и надо! Этих хохлов всех надо перестрелять! Они нас всегда ненавидели!» И мои слова, что за это нельзя убивать, что мир не обязан нас любить, что нам никто не причинил зла, тонут в потоке ее злобы. А я знала ее много лет, считала порядочным человеком.

Мать воодушевленно рассказывает о подругиной дочери, которая

получила похоронные семь миллионов за мужа, купила трехкомнатную квартиру, и еще деньги остались. Я ору на мать, но не могу ей доказать, что нельзя строить свое благополучие на чужой смерти и горе. И что никакая квартира не стоит жизни мужа. Третья иллюзия, что для всех человеческая жизнь превыше всего, рушится […].

В самом начале войны я верила, что сейчас весь мир соберется в кулак и ебнет. Что мир понимает, что Украина — только начало, что Польша, Литва, Латвия, Эстония — следующие. Но Европа колеблется […]. И оказывается, что прав не тот, на чьей стороне правда, а тот, кто наглее и циничнее. Это была, пожалуй, последняя иллюзия — что мир устроен справедливо. Что добро должно побеждать, а зло должно быть наказано. Мне 53 года, я сижу на обломках своих иллюзий — девочка повзрослела.

Я много лет была прихожанкой католической церкви. Но теперь перестала туда ходить. Ведь присутствие на мессе предполагает причастие, а оно возможно после исповеди. А исповедь невозможна без искреннего раскаяния. Но я ложусь спать с мыслью «хоть бы сдох». А утром я первым делом читаю новости в надежде, что сдох. И я не хочу раскаиваться в этом. Сейчас, когда рухнули все иллюзии, ненависть — моя несущая конструкция, без нее я просто распадусь, потому что больше ничего не осталось […].

 Они стали как зомби. Повторяют все слова из телевизора, и в их голове нет ни одной собственной мысли, ни одного собственного слова. Они никогда не поймут своих друзей, своих ошибок и своего фанатизма.

Николай. Что я чувствую? Во-первых, ненависть к стране-агрессору и ее кровожадному лидеру. Во-вторых, глубокое разочарование в неспособности демократического мира активно противостоять агрессору. Ведь, по сути, это война деспотизма с цивилизованным мироустройством. Сейчас едва ли есть перспектива быстрого завершения войны. Спасение путинского режима — в продолжении начатой им бойни.

 Отношение к РФ? Это государство-террорист. К Украине? Это моя любовь и сострадание. К миру? Отвечу двустишием: «на раздорожье идей и мыслей все страны толпой растерянной вышли».

Мы выросли на добрых сказках и историях, где добро всегда побеждает зло, а правда всегда становится явью, как чудовищна ни была бы ложь. Наше поколение заканчивало университеты и радовалось тому, что мир открыт и можно жить, работать и сотрудничать, не зная границ. Первое время после начала [войны] казалось, что «вот сейчас люди выйдут, протест, и все закончится». Потом была вера в мир, Европу, США — казалось, ну не может быть, чтобы зло победило, сила ведь в правде. И вот, спустя три года… Вера в то, что зло будет наказано, отсутствует. Все решает бабло и сила, и как бы ни хотелось верить во что-то другое — реальность такова. Пора взрослеть. Пора принимать реальность. Пора понять, что нас — тех, кто русский, но не хочет быть частью имперско-захватнической России — мало, и нас больше никто не услышит. Когда отнимают веру — это самое страшное.

Александр (Эстония). Я родился и вырос в Эстонии, в русскоязычной семье. У нас всегда было принято отмечать 9 Мая — с гордостью и благодарностью к тем, кто сражался с нацизмом. Память о подвиге наших дедов была священной, а патриотизм — неотъемлемой частью семейных ценностей.

С детства я слышал официальную точку зрения: СССР не освободил Эстонию, а оккупировал ее, и от советской власти пострадало больше людей, чем от нацистской. Но это казалось мне чужим и неправдоподобным. Я не придавал этим словам значения — ведь мои родители были советскими людьми и рассказывали мне, как все было «на самом деле».

Все изменилось после начала войны в Украине. Мой привычный мир рухнул. Я своими глазами увидел, какими методами и с какими целями Россия продвигает свое «освобождение». Мне пришлось признать: все, что я когда-то упорно отрицал, оказалось правдой. То, что я считал убеждениями, оказалось искаженным, навязанным взглядом на историю. Теперь я ясно вижу, как Россия использует те же методы, что и нацистская Германия и Советский Союз: пытки, издевательства, беззаконие, ложные нарративы. И я понимаю, что когда-то верил в эти нарративы сам.

Это больше не то, с чем я хочу себя ассоциировать. Я больше не отождествляю себя с этой страной, ее ценностями и взглядами. Россия теперь настолько далеко от моих взглядов, что я ощущаю внутреннюю потребность дистанцироваться не только от ее политики, но и от культурного наследия, с которым я рос

Люди не должны иметь права законно убивать друг друга во славу таких эфемерных понятий, как «патриотизм», «суверенитет страны» и так далее. Но мы живем в мире, где три года от нашего лица ведется ужасная, беспощадная и кровопролитная война. Что Россия, что Украина — обе страны творят дичь и за просто так убивают людей и разрушают жизни. Иногда невольно задумываюсь, а вот бы все армии во всем мире побросали оружие на пол и пошли по домам… К сожалению, настолько детским и наивным фантазиям никогда не сбыться. Сейчас опять преддверие 9 мая, ощущения праздника нет, есть только горькая и душераздирающая боль, пронзающая все тело. Боль от того, во что превратили праздник из детства, от войны, от смертейи разрушений. Но надо смириться и жить дальше, больше ничего не остается. Веры в скорое окончание войны у меня нет. То, что называют переговорами, — больше похоже на цирк.

Евгений (Израиль). Несколько слов о Дне Победы. Мой отец родился ровно за два года до войны, сейчас ему 86 лет. Он помнит 9 мая 1945 года, ему было почти шесть. Я родился через 20 лет после Победы. Все мое детство и большая половина жизни прошла под знаком «Нет войне!» Мое поколение — это дети детей войны. С малолетства я знал, что Советский Союз и союзники — США, Англия, Франция, — одолели сообща германский фашизм. Ветераны — это тоже часть моей жизни, и они не только были гостями школы. Моим соседом был Иван Филиппович Митрофанов, мужичок низенького роста. Прошел войну, освобождал мою родную Нарву, там и остался. Перед праздником и 9 мая он сильно напивался, и в таком состоянии рассказывал мне, десятилетнему пацану, страшную правду о войне. Эта правда очень расходилась с тем, что показывали по телевизору, но я чувствовал, что правда то, что он говорит, а не то героическое, что показывают на экране.

Так вот, правда в том, что Советский Союз и союзники добились великой победы. Роль союзников признавалась всегда. Скажу крамольную для нынешних россиян вещь: ваша страна как государство не принимала участия ни во Второй мировой, ни в Великой Отечественной, потому как такого государства не было. Был Советский Союз. Точно так же как государства не участвовали в этих войнах ни Украина, ни Белоруссия, ни остальные бывшие республики Союза. Они не были государствами, у них не было независимости — ни экономической, ни политической. Они были винтиками, частями того огромного государства, той страны, котораяи одержала победу. И победа была одна на всех — на русских, украинцев, белорусов, грузин, евреев, узбеков, таджиков и остальных представителей народов, населявших Советский Союз. Не «Можем повторить!», а «Нет войне!», «Нам нужен мир!» — под этим девизом прошла жизнь послевоенных поколений.

В последние два десятилетия Россия медленно, но уверенно вползала в фашизм и стала страной победившего рашизма. Фашисты устраивают парад в знак победы над фашизмом — это ли не сюр. Белое стало черным, черное белым, а Россия, оказывается, участвовала в войне и победила. Победу, как и святой праздник, приватизировала и использует страна, ставшая фашистской. Украина воюет именно с последователями фашизма, это следует четко понимать. «Можем повторить!» мир увидел в Буче, Ирпене, Киеве, Харькове, Сумах. Уничтожение мирного населения, зверства — это фашизм. Призывы и действия по уничтожению целого народа целой страны это фашизм. Если его не остановить сейчас, он пойдет в Европу.

День Победы стал жертвой политики России. Тем не менее я помню, кто, какие страны сломали хребет немецкому фашизму. Страны, победившей фашизм, уже 34 года как нет, а то, что выросло на его руинах, все видят сами.

И нет сил, и нет возможности, и нет аргументов, и нет разумных доводов, чтобы доказать им всем, что российский народ нагло оболванен пропагандой и ложью и что путинская война абсурдна, безосновательна и преступна! Путинская война тащит всю Россию и весь российский народ в непроглядную бездну! Нет у меня простых человеческих слов, чтобы сказать им всем: люди, опомнитесь! Люди, остановитесь! Люди, вразумитесь! Вы творите зло, прикрываясь подлыми и лживыми речами! Но люди кричат с каждого утюга в России: «Можем повторить!» И задыхаются от ненависти и злости. И нет их ненависти и злости ни предела, ни разумного объяснения.

Для меня и моей семьи нет и не было праздника победы никогда. Это день памяти и скорби о тех миллионах невинно убиенных и погибших как тогда, так и сейчас. Миллионы напрасно загубленных человеческих судеб! Миллионы изувеченных и лишенных детства и дома! Миллионы пропавших без вести и превратившихся в прах на чужбине! Нет победы. Есть торжество справедливости. Тогда, 80 лет назад оно случилось и зло было остановлено. Искренне надеюсь, что сегодняшнее зло войны тоже будет остановлено и справедливость наконец восторжествует и виновные в развязывании этой войны понесут наказание. И что долгожданный день мира наступит. День Мира, скорби и светлой памяти о всех погибших. И лучше тихо и со скорбью говорить — «никогда больше», чем зловонное путинское ликование — «можем повторить» […].

Александр (Эстония). 

С одной стороны, это правда, что путинский авторитаризм и пропаганда сделали 9 Мая в России тем, что называется «победобесием» — доходящим до полного абсурда агрессивно-реваншистским действом […] и, что самое мерзкое, прокламацией тождества нынешней, захватнической по своей сути войны с той — оборонительной и вынужденной. Это полные противоположность и издевательство над главным и изначальным содержанием праздника Победы — он про фундаментальную ценность и хрупкость мира, про память о жертвах тех, кто культивировал ненависть, войну и идеи национального, расового превосходства одних над другими. Это очень похоже на фашизм.

С другой стороны, мне очень не нравится тренд последних лет (очень заметный в политике и общественном дискурсе стран Балтии), на полное обесценивание дня Победы, официальное объявление его преступной «пропагандой военной агрессии и оккупации», отрицание положительной роли Советского Союза и его народов в разгром тех сил, что принесли ужас, массовое уничтожение, смерть и огромные разрушения в большую часть Европы, Азии и даже часть Африки. Простите, но тот факт, что тоталитарный и, безусловно, преступный, несправедливый и безжалостный империалистический режим сталинского СССР принес страдания и оккупацию в страны Восточной Европы, никоим образом не отменяет того огромного вклада, который советское общество внесло в сопротивление нацизму и фашизму в Европе и в его разгром — с немыслимыми жертвами, в союзе и координации с крупнейшими демократиями мира.

Сталинский режим СССР, будучи тоталитарным, не был подотчетен обществу — и рядовой красноармеец не нес ответственности за решение диктатора и ЦК аннексировать и оккупировать страны Балтии. Более того, народы СССР стали одной из самых сильно пострадавших жертв нацистской военной агрессии и преступлений, они защищали свое право на жизнь, буквально свои семьи и дома. Совершали ли войска (как простые солдаты, так и руководство) антигитлеровской коалиции, включая СССР, военные преступления против мирного населения в ходе той войны? Да, и систематически. Должно ли это быть осмыслено и должны ли виновные в них понести ответственность? Да, должны. Но остановили ли они своими общими усилиями немыслимое до тех пор, несравнимое ни с чем зло, систематически, массово и жесточайшим образом уничтожавшее целые народы и социальные группы людей во имя безумнейших идей? Тоже да. […] Попытки искусственного упрощения, раскрашивания всего в черно-белое приносят только еще больше страданий и вреда. Для миллионов жителей Европы и десятков тысяч узников лагерей смерти солдат Красной армии был освободителем, а не оккупантом (во всяком случае не только оккупантом), и это сложно отрицать.

Новый смысл [Дня Победы] должен быть максимально приближен к общему для всей Европы и старому, изначальному: память и скорбь о десятках миллионов невинно убитых жертв, радость о восстановлении мира и благодарность тем, кто его приблизил, надежда на нормализацию жизни и восстановление, недопустимость развязывания войн — а не милитаризм военных парадов […].

Рустам (США). Наверно, самым большим открытием для меня с начала войны стало то, насколько методы пропаганды всесильны. Раньше я смотрел на своих родителей (мне сейчас 38) и думал: ну да, люди этого поколения привыкли верить телевизору, вряд-ли можно их в чем-то разубедить. Телевизор им как член семьи, они проводят с ним больше времени, чем с нами. Но мы, следующее поколение, не такие — у нас есть интернет, разные источники информации, сейчас такое повторить невозможно. Но я ошибался.

Я был поражен, сколько моих друзей и знакомых искренне считают, что Буча — это театральная постановка, НАТО хочет окружить и доить Россию, Европа хочет всех россиян сделать геями и прочую ересь. Для меня стало настолько очевидным фактом, что все ресурсы надо бросать на то, чтобы вывозить семью из России, что те, кто это не делает, кажутся мне теперь такими же зомбированными. Отписался от всех знакомых, кто выкладывает фото с детских «патриотических» утренников. Потому что за каждый ракетой, пущенной по детской площадке в Сумах и по больнице «Охматдет», стоит не лично Путин, а конкретный человек, нажимающий кнопку, которого, как и меня когда-то, на 9 мая наряжали в хаки и заставляли махать флажком. И как этот круг разорвать в обозримом будущем, я не знаю.

Меня бесконечно возмущают люди, которые путают любовь к своей стране и смердящий режим, который в этой стране установился. Которые подменяют понятия, показывая 9 мая репортажи из Украины, выдавая это за героизм, или же отказываются вовсе от дня Великой победы, так как теперь «праздник омрачен».

Меня огорчает, что люди перекладывают ответственность за воспитание своих детей на образовательные учреждения, (которые, естественно, часть режима) вместо того, чтобы разговаривать с детьми, объяснять, учить критическому мышлению. Ватников из детей делает не школа и не телевизор. А родители, которые не проговаривают, не учат отделять факты от мнения, не учат рассуждать, думать и принимать решения.

Меня до коликов достало это бесконечное перебрасывания мяча: «переговоры» — «нет, остановка огня» — «нет, вы приезжайте» — «нет, вы первые». Этим недочеловекам, играющим в свои игры, совершенно наплевать на настоящих людей. А настоящих людей жалко до слез. Страшно, что этому нет конца. И страшно, что система пережевывает и выплевывает бездыханных благодетелей, оставляя у власти только себе подобных извергов и монстров.

Мария. Какие чувства я испытываю? Боль, несправедливость, злость, ненависть. Я не из Украины, всю жизнь прожила в России и не пережила на своем собственном опыте, что это такое — потерять собственный дом, чувство безопасности в том месте, где ты вырос. Но у меня есть подруга из Украины, поэтому все ее чувства я разделила вместе с нею и продолжаю разделять. Ненависть к нынешнему правительству, чувство бессилия и несправедливости <…>.

Война поменяла мое отношение к этой жизни, она научила меня быть более осознанной в отношении своих поступков, слов, мыслей, но самое главное — она научила меня мыслить глобально, ведь теперь меня беспокоят не только политические проблемы, но и социальные, экологические и многие другие. Я поняла, что, если я живу на планете Земля, я просто не могу закрывать глаза на то, что на ней происходит. Я не имею права быть вне политики, не имею права заглушать свои эмоции алкоголем вместо того, чтобы решать проблемы, не имею права ждать, пока кто-то решит за меня то, что я могу сделать сама <…>.

В самом начале войны я пыталась оправдать действия Путина, верила в слова, что «Зеленский спровоцировал», и — о боги! — я одумалась, всего за две недели ко мне вернулся здравый смысл. Я поняла, что никакое действие не может спровоцировать войну, убийство, насилие и так далее. Путин — это настоящий гной в истории России, но еще ужаснее, что российский народ (преимущественно люди 40–60 лет, но есть и определенный процент молодежи) никак не проснется от «беспробудного сна», они смотрят телевизор, радуются салюту на 9 Мая, называют украинцев «хохлами» и жалуются на замедляющийся интернет. Несмотря на инфляцию, загибающиеся зарплаты и коррупцию, они ходят голосовать за Путина. «Блядь, вы ебанутые?» — хочется спросить <…>.

Нынешняя война — медленный некроз внутри российского социума и самой страны. Но российский народ стерпит и это, как терпел и до этого. Как терпел всегда. Потому что, когда еще можно было говорить, он засунул свой язык в жопу, а сейчас может лишь жаловаться в четырех стенах своего дома (чтобы, не дай бог, не составили донос).

Я благодарна и Навальному, и Яшину, и Немцову, и Горину, и всем остальным общественным и политическим деятелям, кто действительно говорил, кричал, выходил на митинги, входил в отряд сопротивления. И всем остальным мирным жителям, кто вместо работы или учебы находил в себе смелость и шел на несанкционированные митинги. Я восхищаюсь вами, ребята. Увы, мы не смогли предотвратить эту трагедию, и грязные, эгоистичные руки Путина начали разлагать и истреблять Украину <…>.

Василий (ЕС, ранее — Москва). С самого начала войны я не перестаю задаваться вопросом: «Что я могу сделать, чтобы все исправить, чтобы остановить войну, чтобы перестали умирать люди, чтобы Россия стала свободной страной?» И не нахожу ответа. Но думаю, что нужно продолжать жить. Жизнь ведь продолжается, и я ее живу от первого лица. Будет обидно прожить ее в отчаянии и злобе до самого конца.

Да, я не смогу подойти и всыпать всем причастным к этой войне за все невинно загубленные жизни и слезы, хотя и очень хочется. И все же, наверное, кое-что я сделать еще могу — не становиться тем, кого из меня пытается сделать путинская пропаганда, и не быть тем, кем меня пытается показать пропаганда украинская.

Последние письма в «Медузу» от россиян — это мрак какой-то. Мне бы очень хотелось приободрить моих соотечественников — добрых людей, не поддерживающих путина и его страшную войну. Вы — сверхлюди! Сохранить человечность в то время, когда людоедство активно пропагандируется как норма — это самое главное в наше мрачное время. Оставайтесь, пожалуйста, людьми — открытыми, добрыми, мирными. Помните, пожалуйста, что Россия — это вы, и что путин когда-нибудь кончится, а Россия — как была сотни лет до путина, так и еще будет. И если мы с Вами сохраним добро и человечность в нас самих, то есть шанс, что и Россия тоже будет добрее и человечнее.