Кто посеял ложь – пожнет зло
Изуверство: во имя ПУТИНА развязать войну и конфликтовать с человечностью!
Fanaticism: In the
name of PUTIN, start a war and to conflict
with humanity!
Фильм «Его война» Андрей Захаров
На сегодня это наиболее детальное, обоснованное и объективное расследование о причинах и настоящих виновниках событий, происшедших в 2014 году в Крыму и на Донбассе. Проделана огромная работа, собраны бесценные доказательства о тех, кто сотворил позорную войну, за что огромное спасибо настоящим героям-журналистам Изложенное один в один соответствует воспоминаниям всех знакомых о событиях того времени. Очень хорошо сделанный фильм с аргументами и доказательствами. Надеюсь, что этот фильм увидит как можно больше людей, поддерживающих путинский режим. Огромный респект сценаристам и команде, работавшей над этим фильмом. Возможно, когда-нибудь нам удастся открыть глаза тем, кто изо всех сил держит их закрытыми. Придет время и большая часть российского общества, которая не задумывается о вине России в этой войне, благодаря работе Андрея Захарова и работам многих других расследователей и спикеров, придет к пониманию и признанию вины за Россией. Ждем, когда разоблачение культа личности Путина прокатится по всей стране!
https://www.youtube.com/watch?v=4fHbJL_mZUc
Неужели народы ещё недостаточно настрадались, разве не усвоен
урок незабываемо тяжелого недалекого прошлого, неужто в духе
героизма непростительно игнорируем пережитые нашими родителями, бабушками и
дедушками ужасы войны?! Чудно так и не стали умнее,
если поддаемся гонке вооружений, даже восторгаемся демонстрациями военной
(т.е. разрушительной) силы?
Продолжаем верить в
агрессивную пропаганду, позволяем манипулировать своим мировоззрением! Замыкаемся в частной жизни, решаем свои повседневные
проблемы и с мнимой беззаботностью наслаждаемся жизнью, неосознанно идя по
пути самоуничножения. В азарте геополитических игр не задумываемся о том, что
достаточно лишь нескольких находящихся во главе государственных режимов
неадекватных лидеров, чтобы довести ситуацию в мире до белого каления – до
состояния открытого многостороннего военного конфликта!
Особую
обеспокоенность вызывает наметившийся в настоящее время тренд вовлекать в гонку
вооружений основанные на использовании искусственного интеллекта технологии,
боевых роботов и кибероружие. Возникшая в данной области конкуренция между
государствами может стать причиной новой мировой войны.
Ведущим политикам всех цивилизованных государств следовало бы наконец осознать
свою колоссальную ответственность за сохранение мира, продемонстрировать
способность решать взаимные разногласия посредством партнерства и
конструктивной дипломатии, не допуская возникновения очагов новых конфликтов и
санкционных войн!
Неверные
действия государственных лидеров зачастую определяются их обширными, слабо
контролируемыми со стороны общества полномочиями власти, их социальным
положением. Находясь на верхушке социальной иерархии, большинство руководителей
государств живут в обеспеченной и созданной существующей системой власти изолированной реальности. Они принимают
решения, исходя из реалий такого отгороженного мира, зачастую не считаясь с
интересами общества, – в отрыве от народа, но
за счет народа!
Это анахронизм, это абсурдно, это нонсенс разума – недопустимо продолжать
милитаризацию, радикально ограничивая финансирование на благосостояние,
образование, здравоохранение и социальную защиту народа! Растрачивать скромные
бюджетные средства на политику с позиций силы, в то же время лицемерно
восхваляя свое «миролюбие»,
выражая мнимое доверие декларируемым ООН принципам гуманизма. Куда делось политическое здравомыслие,
человечность, почему берут верх анахронические мировоззрения, порожденная
наваждением власти жажда славы, тщеславие, эгоцентризм, алчность, цинизм,
близорукость!?
Чтобы предотвратить ужасы глобальной войны, людям доброй воли - наделенным
критически конструктивным восприятием, здравомыслием - следует
солидаризироваться во имя идеалов гуманизма на объединяющей всех нас платформе человечности. Это возможно только путем организации,
создания условий для пробуждения от диктуемой материализмом духовной тьмы, от
порожденных узким себялюбием мотивов, от обусловленного своей ограниченностью
политического простодушия, наивности. Не
слишком ли много требуется от обычных людей?!
Разумеется, для тех, у кого нет желания критически оценивать себя,
совершенствовать свою личность, расширять кругозор, – варьируя, корректно
взвешивая и сравнивая разные источники получаемой информации и тем самым
обретая возможность удостовериться в их правдивости, одновременно не упуская
удобного случая пересматривать стереотипы восприятия, шаблоны оценки,
– такое требование не только неприемлемо, но и непонятно.
Значит, государствам следует проводить такую политику, которая обеспечивала и стимулировала бы развитие и рост
личности каждого индивида. Следует изыскивать возможности заинтересовывать
современников в том, чтобы заглянуть в себя, оценить прежнюю жизненную позицию
и укрепить доминанту человечности.
Чтобы достичь этого, в первую очередь
необходимо создать среду, обстановку,
условия, благоприятствующие гражданам государства и побуждающие их к
раскрытию потенциала своей личности, реализации своей самости, самоутверждению
как в собственных, так и общественных интересах.
Это становится возможным в стране, где установлена истинная демократия, где
политическое руководство государства находится в руках достойных власти
должностных лиц. Но это можно обеспечить только путем свободных и честных выборов. Когда избирателям предоставлено
широкое право обдуманно и аргументированно выбирать поистине лучших из лучших,
основываясь на всесторонней, корректной и объективной оценке личности каждого
кандидата….: Подробнее об этом в книге «Как избавиться
от оков тоталитаризма. Вызов преодолеть политическое простодушие» : https://www.litres.ru/ervin-filippov/kak-izbavitsya-ot-okov-totalitarizma-vyzov-preodolet-politi/
*
* *
Путин
о начале «специальной военной операции» в Донбассе
ойна всегда ведëтся за счёт народа, и всегда на ней "греют руки" руководители этого народа. Соберитесь все за круглым столом и решите этот вопрос ,хоть перестреляйте друг друга,но простой народ незачем трогать. Дайте спокойствие мирному населению…. :
https://www.youtube.com/watch?v=iPvB_TcItgQ&t=7s
Путин провел заседание Совбеза по |принятию решения о проведении "специальной военной операции 21.2.22
Нарышкин
жжет!!! Нарышкин чуть не провалил экзамен. Выдал Путина с
патрохами. Большой театр нервно курит в сторонке со своими
артистами. Не покидает чувство гадливости от лицемерия
горе-политиков. Вся военная пропаганда, все
крики,вся ложь и ненависть, исходят от людей, которые на эту войну не пойдут... :
https://www.youtube.com/watch?v=3xmVH_veYZQ&t=8s
Врут и Обманывает
https://www.instagram.com/p/CxqVakUNTl5/
https://www.instagram.com/reel/CyDYLW-NE2a/
Путинизм — это не фашизм, а клептократия с
ненавистью к Украине и имперским ресентиментом.
Политолог Антон Шеховцов о
том, что роднит Путина и Милошевича
21/08/2022
Ксения Гулиа
Построенный в России политический режим после
24 февраля 2022 года все чаще называют фашистским. О том, что путинский
режим соответствует симптомам фашизма, говорит профессор Йельского
университета, автор книг о фашизме, тоталитаризме, истории Европы Тимоти
Снайдер. В Украине уже устоялся термин «рашизм». Правомерно ли
ассоциировать режим Путина с фашизмом? Этот вопрос мы зададим
политологу, специалисту по ультраправым движениям Антону Шеховцову.
Россия — фашистское государство? Отвечает политолог,
специалист по ультраправым Антон Шеховцов
Ксения Гулиа: Антон, здравствуйте.
Антон Шеховцов: Здравствуйте.
Предлагаю сначала разобраться
с терминами. Слово «фашист» сейчас в основном используют
как ругательство и как политическое оружие. Так ведет себя российская
госпропаганда, которая бесконечно
называет «фашистами» и «нацистами» своих оппонентов, клеит
эти ярлыки направо и налево, там это вообще дежурное
обзывательство. Смысл стирается. Поэтому предлагаю его напомнить. Что
понимают под фашизмом его исследователи?
И почему здесь все так сложно?
Почему нет единой общепринятой трактовки?
Вы абсолютно правы, когда говорите,
что сейчас слово «фашизм» в основном используется как
ругательство. Здесь как политолог я говорю — к сожалению,
потому что это политологический термин, это обозначение некоторой идеологии,
это также исторический термин. Печально, что он стал ругательством вместо
того, чтобы обозначать очень определенные политические или исторические вещи.
Мы имеем огромное количество
определений «фашизма». Почему так произошло? Когда мы говорим
о той или иной идеологии (особенно это касается таких нагруженных
терминов, как фашизм) мы невольно подходим точно
так же — идеологически — к этому понятию. Если
мы посмотрим на историю изучения фашизма, мы увидим,
что в XX веке шла борьба между двумя большими школами.
Первая школа — марксистская. Она была популярна
даже не столько в Советском Союзе, сколько среди левых
и левоцентристских исследователей в Европе и США. Существовала
еще либеральная школа. Если у марксистской школы был некий
стержень, который представлял фашизм как контрреволюционную идеологию,
направленную непосредственно против марксизма, коммунизма и зачастую
определял ее как буржуазную, то либеральных определений было огромное
количество.
Но к концу 1990-х-началу 2000-х годов
в либеральной школе сложился некоторый консенсус. Одним
из зачинателей этого консенсуса стал британский профессор, который изучал
политические идеи, Роджер Гриффин. Он предложил ставшее популярным определение
фашизма как политический модернизм, палингенетический или
революционный ультранационализм (палингенез — это концепция
перерождения, используемая в том числе в философии — прим.
ред.). К этому определению присоединилось очень большое
количество политологов, историков.
Изначально термин «фашизм» ограничивался
итальянским фашизмом, относился к движению во главе с Муссолини.
Но другие режимы и движения, появившиеся позднее по всему миру,
считают фашистскими. Ясно, что не каждый авторитарный и тоталитарный
режим — фашистский. Но есть ли ряд черт, которые позволяют
безошибочно распознать фашизм?
Да, действительно, не каждый
авторитарный, и я бы сказал, что вообще ни один авторитарный
режим не является фашистским. Фашизм — это тоталитарная
идеология. Некоторые тоталитарные режимы могут быть фашистскими. Они также
могут быть коммунистическими, они могут быть исламистскими.
Ссылаясь на этот новый консенсус
в изучении фашизма в либеральной школе, мы говорим
об определении минимум. Это ультранационализм, это революционность.
И здесь можно расширять. Гриффин ввел такой термин как палингенез, что
означает рождение заново. Фашизм как движение или режим
стремится к новорождению человека на основе возрождения нации, такой
мифологической нации. Почему здесь используется приставка «ультра»?
Это говорит о том, что этот национализм не либеральный,
то есть он направлен на уничтожение, или на колонизацию,
или на какие-то другие репрессии против тех наций, которые считаются
блокирующими или не позволяющими возродиться нашей собственной нации.
Очень легко на примере гитлеровской
Германии показать, что антисемитизм, который был присущ немецкой разновидности
фашизма, объясняется тем, что Гитлер и его соратники верили, что евреи
мешают возродиться величию арийской расы, немецкой нации.
Такой «фашизм минимум»: революционность, создание нового общества, построение
нового миропорядка, а некоторые фашистские идеологии подразумевали даже
установление нового времени, наступление новой эры — вот такая
революционность перерождения общества, становление тоталитарного общества.
Здесь уже никого не заботят индивидуальные интересы, здесь есть
исключительно интересы коллектива — этого общества, которое должно
быть перерождено.
В самом начале я упомянула
о статье американского историка Тимоти
Снайдера в «Нью-Йорк Таймс», где он приводит аргументы
в пользу того, что современная Россия — это разновидность
фашизма. Там среди аргументов приводятся другие аспекты. Например, культ одного-единственного лидера,
миф о золотом веке и имперском величии, которое нужно восстановить
путем войны. Тимоти Снайдер говорит, что это признаки фашизма.
Вы с этим согласны или у вас другая точка зрения?
Для того,
чтобы какие-то характеристики являлись определяющими характеристиками
того или иного феномена, нам нужно, чтобы эти характеристики
не попадались где-либо еще. Например, культ сильного лидера.
Если мы говорим, что это свойственно фашизму или если это определяет
фашизм, то тогда мы можем считать, что любое общество, где есть культ
сильного лидера, является фашистским. Но это неправда. Мы можем
говорить опять же о коммунистических режимах, где есть культ сильного
лидера. Мы можем даже говорить о каких-то примитивных
сообществах, которые возглавляются вождем, вожаком, где есть культ этого вождя.
И поэтому мы считаем, что это фашистский режим? Это просто неверно
с политологической точки зрения.
Если мы говорим о возрождении
имперского величия, можно также говорить о странах,
которые когда-либо были империями и сейчас хотят
возрождения каких-то новых империй. Это совершенно
не обозначает, что эти режимы или эти движения являются фашистскими.
Ностальгия по империализму может быть свойственна
идеологически другим обществам, идеологически другим движениям
и режимам.
Правильно ли ассоциировать путинизм
с фашизмом?
Мне кажется, абсолютно
неправильно — по нескольким причинам. Я назову несколько
основных. Во-первых, как мне кажется, и некоторые мои коллеги
разделяют это мнение, путинский режим не является
идеологическим по своей сути. У него нет идеологии. Отсутствие
идеологии очень свойственно авторитарным режимам. Авторитарные режимы допускают
некоторую идеологическую мобилизацию, но лишь
кратковременную — для решения тех или иных проблемных задач
в обществе.
Я приведу пример. Когда в конце
2011 года в России началось
оппозиционное «белоленточное» движение (это были люди, которые
протестовали против того, что Путин возвращался во власть), в 2012
году мы замечали, что для того, чтобы загасить или разделить это
протестное движение, Кремль использовал
идеологические «уколы» в тело общества. Например, был принят так
называемый «закон Димы Яковлева», который запретил
американцам усыновлять российских сирот. Здесь игралось
на антиамериканизме. В 2012 году уровень антиамериканизма еще
не был таким высоким, как сейчас, но Кремль использовал
антиамериканизм для разделения протестного движения. Кремль использовал
и другой идеологический «укол» в протестное движение,
использовав перформанс Pussy Riot в одном
из российских храмов. Здесь было разделение по религиозному признаку.
Такие идеологические «уколы» возможны
в авторитарных режимах. Но для того, чтобы поддерживать
постоянную идеологическую мобилизацию, нужен тоталитарный режим. Кремль
к нему не готов, потому что для тоталитарного режима нужна постоянная
идеология. Это не что-то разовое и единовременное. Должна быть
политическая религия, которая бы навязывалась всему обществу. Именно это
толкало бы путинский режим в сторону фашизма. Я этого
не вижу.
Второй момент — почему путинский
режим не является фашистским? Потому что
он не революционный. Вся задача путинского режима
направлена на самосохранение. Путинский режим против
любых реформ. Он против любых революционных движений.
Он против того, чтобы создавать что-то новое. Он всего лишь
хочет сохранять старое.
Как мне кажется,
здесь кто-то мог бы вам возразить и сказать, что путинский
режим все же где-то соответствует пониманию фашизма,
по Гриффину. Во-первых, на войну против Украины можно
посмотреть, как на путинскую консервативную революцию, обращенную
не в будущее, а в прошлое, как на попытку резко нажать
на тормоз и революционным путем не допустить
наступления будущего, наступления перемен. Во-вторых, Путин
неоднократно говорил о стремлении установить «новый мировой порядок»,
и у него проскакивал такой термин как «новая
эпоха». В-третьих, можно сказать, что Россия пытается колонизировать
Украину, которую она считает помехой для собственного возрождения в новом
качестве, перерождения — это опять, кажется, похоже на «фашистский
минимум». Что бы вы ответили на эти аргументы?
Начнем с третьего пункта о том,
что колонизация Украины нужна для того, чтобы возродить Россию. Если
мы сейчас посмотрим на риторику, которая используется кремлевскими,
и на те методички, которые используют политтехнологи. Недавно
была интересная статья на «Медузе», где говорилось, что
изначально подкремлевские политтехнологи предлагали нарратив об оккупации
новых территорий в Украине как «новая
Россия» или что-то такое новое. Это было отвергнуто Путиным и,
видимо, его соратниками, потому что они считают, что это
не что-то новое, а они «возвращают свое». Здесь риторики
палингенеза, того, что происходит что-то новое, — ее нет.
То есть какие-то люди, которые для того,
чтобы кого-то убедить, придумывают какие-то варианты,
но сам Кремль не использует риторику
построения какого-то нового российского общества.
Второй момент — насчет
консервативной революции. Консервативная революция на самом
деле — это имя собственное. Так называлось движение в межвоенной
Германии 1920-х-1930-х годов. По своей сути это было фашистское
движение. Они использовали термин «консервативная революция», но они
имели в виду никакой не возврат в прошлое. Это была революция,
основанная на консервативных представлениях о нации или о расе.
Если рассматривать термин «консервативная революция» не как имя
собственное, как самоназвание движения, которое было в межвоенной
Германии, а как политологический термин, мы поймем, что
это — оксюморон. Такого не бывает, это две совершенно
оппозиционные вещи. Революция — всегда о будущем, она никогда
не бывает о прошлом. Это о реформах общества. Путинский режим — против
реформ, против любых изменений, он именно о сохранении режима.
Насчет того, что Путин говорил
о становлении «новой эпохи», он имел в виду
не какую-то антропологическую революцию иди построение нового
миропорядка. Он говорил о том, что однополярный мир уходит
в прошлое, и есть становление мультиполярного мира. Это
не что-то новое. На самом деле мультиполярный мир существовал
до XX века или, скажем, до конца XX века, когда основной
силой все-таки считались США. Идея Путина о том, что есть новый
мультиполярный мир, — он здесь предполагает такой XIX
век, когда все в мире решают империи, крупные геополитические игроки,
а все остальные страны не имеют никакого своего суверенитета
и должны относиться к той или иной сфере влияния империй. Вот
и все, что он имеет в виду по поводу «нового
миропорядка».
Нужно понимать, что интеллектуальный
уровень Путина не очень высок. Для того, чтобы
строить какие-то планы, направленные на будущее, думать
о какой-то революции, нужно не только иметь некоторую идеологию,
но и некоторое интеллектуальное содержание. Все образование Путина
фактически сводится к тому, что он был сотрудником спецслужб.
У сотрудников спецслужб есть одно предназначение
в жизни — это сохранение существующего режима. Это
интеллектуальный максимум, на который он способен. Мы слышим,
на каком русском языке он разговаривает. Это язык очень
малообразованного человека. Это скорее пацанский, уличный русский язык.
И его интеллектуальный уровень именно об этом. Это не про
построение какого-то нового миропорядка. Он просто использует
эти слова для того, чтобы назвать довольно банальные вещи. Эти банальные
вещи — про сохранение существующего режима.
Вы говорите, что путинизм заточен
на самосохранение. Казалось бы, единственное, что ему нужно было
сделать — не начать полномасштабную войну с Украиной. Без
этой ужасной кровопролитной попытки экспансии, путинский режим бы мог
продолжать свое существование, проводить внутренние репрессии, то есть
спокойно продолжать заниматься тем, чем он больше всего любит заниматься.
Казалось бы, эта катастрофа, эта война, которую развязало российское
политическое руководство, — абсолютно иррациональна с точки
зрения как раз самосохранения, потому что она создает бесконечные риски для
самого путинского режима. Или в Кремле считают по-другому?
Вы абсолютно правы. Без войны,
которую начал Путин, путинизм мог бы существовать достаточно стабильно,
и Россия могла бы существовать достаточно стабильно. Даже больше
скажу: некоторое время назад на Западе сложился некоторый консенсус
в отношении авторитарных режимов, которые находятся вне европоцентричного
или западоцентричного мира.
Этот консенсус заключаются
в следующем: нам больше не интересно, что вы делаете
в своих авторитарных странах. Мы вам показали на протяжении
многих десятилетий, что либерально-демократический порядок ведет
к социальному прогрессу, к экономическому процветанию,
к максимальному сокращению социальных и межнациональных конфликтов.
Вы не хотите этим заниматься? Вы не хотите жить по тем
правилам, которые мы предлагаем? Не живите, хорошо. Нам все равно,
что вы будете делать в пределах своих стран, просто не выходите
за пределы этих стран.
Угрозы
становления либерально-демократического порядка в России
не существовало. Но здесь есть такой важный
момент — скорее из разряда психологии. У Путина
сложилась ненависть к Украине. Она абсолютно иррациональна. Но здесь
есть и рациональное зерно. Не только Путин, но и многие
в его окружении и, возможно, некоторые слои населения в России,
считают, что украинская нация — это всего лишь часть большой русской
нации. Есть такой миф о триедином народе: великороссы, малороссы
и белороссы. Путин и его приближенные считают, что если
у Украины получится модернизироваться, европеизироваться, стать частью
Запада, то это подорвет идейный фундамент всего путинского режима. Он заключается
в том (если мы говорим о международных отношениях или
о сотрудничестве с соседями), что российский народ имеет свой
цивилизационный путь и не может быть частью Запада.
Россия — это особая цивилизация. Есть миф об особом пути Российской
Федерации.
Если Украина
смогла бы стать успешной, это просто подорвало бы этот миф.
А этот миф — один из немногих, который Путин считает своим
наследием. Он уже
не молодой человек. Я совершенно уверен, что он сейчас заботится
о том, как он будет восприниматься в истории России.
Он не может отдать этот мифологический фундамент на то, чтобы
он был подвергнут сомнению. Он слишком много инвестировал в эту
идею. Для него, конечно, очень важно уничтожить Украину и уничтожить
украинскую нацию для того, чтобы показать, что он был прав: никакой Украины
не существует, это просто какие-то оболваненные русские,
а настоящие русские не могут быть частью Запада. И Украина
должна быть уничтожена, чтобы доказать его собственную мифологию.
Вы отметили, что у путинского
режима нет идеологии, а есть некий мутный противоречивый компот
из надерганных то тут, то там образов, и все это
поднимается в зависимости от политической необходимости.
Но то, что они пытаются сделать с участием СССР во Второй
мировой войне, — не является ли это попыткой
создать некую гражданскую религию и идеологию?
Это не идеология по сути. Это
миф. Идеологии часто строятся на мифе о том, что у нас
было какое-то величие в прошлом, и мы хотим это восстановить.
Мифология присутствует в идеологии всегда, но на мифе
не построить общество. Идеология — это про то, как функционирует
государство, какую роль в этом играет общество. Идеология — это,
например, про то, как должны распределяться налоги, грубо говоря, какие свободы
имеют граждане, какой общественный договор есть у государства. Миф
не дает этого всего. То, что делает Кремль с памятью о Второй
мировой войне, недостаточно для построения идеологии.
Критики путинского режима нередко
характеризуют его как мафиозную систему, где ресурсы делятся
между «нужными людьми» через государственные корпорации,
и которая нацелена только на самосохранение
и самовоспроизводство. Вы разделяете эту точку зрения?
И как бы вы охарактеризовали природу построенного в России
режима?
Я с симпатией отношусь к определению
путинской России как мафиозного государства. В своих
работах я использовал похожее определение — клептократия.
Но я все же добавлял политический окрас этой клептократии или,
скажем, мафиозному режиму. Я говорил о правоавторитарной
клептократии. Это
не просто мафия, это мафия, которая использует политические инструменты
для удержания власти в Российской Федерации. Это не левый,
не центристский, это правый режим, так как он постулирует отношение
к неравенству как к чему-то нормальному. Он также
авторитарный. Это никакой не гибридный режим, понятно, что
не демократический, но и не тоталитарный.
Клептократический — это отсылка к тому, что в центре этого
режима стоят люди, для которых [цель] — сохранение этой системы, где
они фактически грабят народ, свое собственное государство, используют его
исключительно в своих персональных целях.
Но я также говорил бы
о том, что путинский режим не статичен. Мы видим его развитие
с начала нулевых годов, где клептократических элементов было гораздо
больше, чем в 2011–2012 годах, мы видим некоторую политизацию этого
режима. Сейчас я вижу, что в центре путинизма произошло усиление
политического аспекта — на уровне даже паранойи. Это ненависть
к Украине и украинской нации. У Путина, насколько
я понимаю, значительно после его изоляции во время пандемии
коронавируса (и в целом он все-таки не молодеет)
выработалась ненависть к Украине, которую можно сравнить
с ненавистью, которую использовал Гитлер к евреям или другие
фашистские и авторитарные (не обязательно даже тоталитарные) режимы
испытывали к каким-то другим нациям. Это говорит о дальнейшей
политизации этой клептократии.
Насколько важен для такого типа режима
конкретный человек, который его возглавляет? Сохранится ли путинизм, когда
Путина уже не будет во главе государства?
Я бы разделил этот вопрос на две
части. В ответ на первую часть вашего вопроса я бы сказал,
что путинизм — это режим, который построен Путиным для самого себя, учитывая все
его собственные пожелания и интересы. Поэтому, по сути, путинизм не может
существовать без Путина — чисто политически это невозможно, потому
что он был построен конкретно под определенного человека.
Кроме того, нужно понимать, что в путинистской
системе Путин играет роль некоего арбитра, который
решает конфликты между различными элитными группами.
Он — человек, который фактически не допускает
межэлитную «гражданскую войну». Поэтому без него точно так же будет
очень сложно сохраниться путинизму.
Но есть еще вторая сторона этой
медали. Путинизм — это же не просто набор
людей. Это еще и огромная бюрократическая машина, которая не сможет
слишком быстро начать работать по-новому. Она будет продолжать
работать точно так же. Как нечто более обширное, как некая логика
функционирования путинизма через бюрократию — чисто технически —
это будет функционировать еще достаточно долго.
Как вы относитесь
к термину «рашизм», который часто применяют в Украине? Имеется
в виду российский фашизм, российский извод фашизма. У этого термина
уже появились страницы в «Википедии» на трех
десятках языков, кстати.
Как обычный человек я спокойно отношусь
к этому слову. Сейчас идет самая смертоносная война в Европе
со Второй мировой войны. Как люди мы не можем реагировать
на происходящее холодно. Мы всегда будем испытывать эмоции,
а когда мы испытываем эмоции, мы иногда хотим ругаться. Ругаться
на противников, называя их «рашистами» или как-то еще,
я думаю, что это вполне нормально.
Как политолог я не очень
понимаю, что это означает. Если это означает российскую версию фашизма,
я не поддерживаю идею, что путинский режим является фашистским. Если
это наименование идеологии, тогда у меня возникает вопрос: если
такая же или похожая идеология будет в другой стране, будем ли
мы иметь право называть ее «рашизмом»? Мне скажут,
что «рашизм» происходит от слова «Россия» (Russia),
и мы не можем, потому что это конкретно под эту идеологию, под
эту политическую систему было придумано это слово.
Чисто в политологическом плане
я не вижу в нем смысла. Если мы говорим об уникальном
политическом режиме в России, у нас уже есть слово путинизм. Есть
термины — сталинизм, гитлеризм, франкизм. Эти слова уже есть,
и они как раз показывают уникальность, потому что есть привязка
к определенному человеку. Когда мы привязываем тот или иной
политологический, исторический термин к названию страны, чисто политологически
это не очень этично, потому что в той или иной стране политическая
система может меняться. Поэтому мы не можем связывать определенный
(тем более эмоционально насыщенный) термин с названием той или иной
страны.
Кстати, говоря
об «уникальности» путинского режима, параллели — это,
конечно, всегда условность, но все же, есть ли режимы прошлого
или настоящего, которые можно назвать очень близкими по смыслу
и по духу путинскому режиму?
Да, можем. Но прежде я бы хотел
добавить момент, который мне кажется очень важным. Я уже сказал, что
нынешняя война России против Украины — самая смертоносная война
в Европе со времен Второй мировой войны. И когда говорят, что
Путин — это второй Гитлер, и путинская
Россия — фашистская, это — результат того, что
мы не помним какую-либо другую войну в Европе, кроме
Второй мировой войны. Мы автоматически переносим нынешние события. Если
у нас есть четко определенное зло, мы его
называем теми терминами, которые нам понятны из предыдущей истории.
Но мне кажется, что если
мы сравниваем путинский режим с какими-либо другими,
с некоторыми феноменами прошлого, мне, честно говоря, Путин больше
всего напоминает Слободана Милошевича, который хотел затеять тоже такой геноцид
и был причастен к геноцидальным войнам на территории
бывшей Югославии в 1990-х годах. Как мне кажется, психологически это
два очень схожих типа. Это люди, на глазах которых развалилась империя.
Понятно, что Югославия — не такая большая империя,
но все же на Балканах это был значимый имперский игрок. У Путина — это
Советский Союз. Есть ресентимент по поводу развала империй на глазах
этих людей.
Большая разница в том, что
у Милошевича не было ядерного оружия. Если бы у Путина,
у России не было ядерного оружия, я думаю,
он разделил бы судьбу Милошевича. Но это очень похоже. Милошевич
тоже был очень коррумпированный человек. Его политическая система была
фактически построена на коррупции, но при этом у него была
этническая ненависть и к албанцам, и к другим этническим
группам, которые населяют Западные Балканы. https://www.rfi.fr/ru
ООН: Россия целенаправленно уничтожает свободы на оккупированных территориях
Россия создала в захваченных областях Украины "удушающую атмосферу страха" и использует ее для контроля над жителями, подавления инакомыслия и развертывания репрессий. К такому выводу приходят эксперты Специальной мониторинговой миссии ООН по правам человека в своем отчете.
Упоминаются 687 случаев произвольных задержаний, 48 случаев сексуального насилия, 26 казней гражданских лиц на месте и убийство 30 человек во время содержания под стражей (и это только доказанные случаи). Эксперты ООН отмечают: безнаказанность военных репрессий в первые месяцы оккупации посеяла страх среди жителей, на котором в дальнейшем строилась российская власть.
Миссия ООН в Украине с начала полномасштабного вторжения России провела более 2 300 интервью с жертвами и свидетелями нарушений прав человека, а также с правозащитниками, адвокатами, медиками, журналистами и чиновниками. Ее представители посещали судебные заседания и места несвободы на подконтрольной Киеву территории.
РФ отказала исследователям в доступе к оккупированным украинским территориям. t.me/dwglavnoe/37798
«Ты сидишь
на трупах, ешь на трупах, и все это очень трудно для
мозгов»
Шура Буртин съездил
в Украину — и поговорил с военными о том, что
происходит на фронте и в тылу. Это очень подробные
(и горькие) свидетельства войны
24 февраля 2024
Обыкновенная денацификация Документальный фильм
Спасибо за правду! Местами аж тошнило, местами ненависть разрывала, местами слезы!
Поражаюсь тому, насколько
люди жестокие. Это не укладывается в голове! Эти все выкрикивания:
"фашисты", "бандеровцы", "твари" и прочее просто
жутко слышать. Сразу задаюсь вопросом: "А что ж у таких людей в голове и в
сердце, какие ценности тогда?"
"Мы очень благодарны
Путину" - говорит женщина на фоне разбомблённого дома, вследствие начала
"СВО" с его руки. Более наглядной иронии придумать невозможно.
https://www.youtube.com/watch?v=6uicsdZDw-Y&rco=1
«Послушайте, тут хуже, чем в аду»
Внесудебные
расправы, которые скрывают в российской армии
привет, это олеся герасименко. осенью прошлого года я узнала, что под херсоном есть такое село крынки - точнее, было, потому что сейчас там выжженная артиллерией земля, покрытая трупами мужчин из России и Украины. мертвых не забирают - потому что с обеих сторон летят снаряды и дроны. с ноября армии воевали за пару километров этой земли, и все это время я разговаривала с российскими военными оттуда.
это было, блядь, непросто. это вообще самый сложный жанр - говорить с
агрессорами из собственной страны, напавшими на соседнее государство. задавать
тупые с их точки зрения вопросы в духе "зачем", "почему не
ушли" и "что теперь". слушать по ночам их неожиданные исповеди,
сохранять видео с надругательствами одних людей над телами других, пытаться
унять озноб и рвоту, и знать, что многие читатели за сам факт этих разговоров в
любом случае назовут тебя пособником фашистов, просто одни - российским, а
другие - украинским.
военные сначала жаловались, что нет отпусков и сложно попасть в больницу, а
потом начали говорить практически об одном: о всплеске насилия внутри
батальонов. унижали, избили, стреляли, грозили изнасиловать. «мы все здесь уже
с ментальными проблемами, но у зэков и мобиков крыша едет совсем», - писал один
из контрактников, уточняя, что есть целые бригады, где свои законы установили
бывшие заключенные - и практикуют там свои виды наказаний.
и даже профессиональные
военные, которые утверждали, что никакой травли среди «своих» на войне быть не
может, сразу добавляли: «но здесь много мобиков, мужички, которые контракт
заключили недавно, а до этого бухали в гаражах. у них дисциплина есть? нет. чтобы
дисциплину держать, нужно жестко их ебать».
от фото и видео, которые присылали мне из Крынок, тошнит. пока я проверяла
информацию и писала текст, собеседники из числа контрактников и мобилизованных
думали, как сбежать - но заканчивали каждый день, исполняя приказы. в итоге
двое из моих источников погибли, трое попали в плен. разговоры закончились, а я
не успела задать все свои тупые вопросы. уголовных дел ни по одному случаю
самоуправства, о которых рассказывали военные, найти не удалось. t.me/svobodnieslova/4110 ;
https://verstka.media/vnesudebnie_raspravi_kotorie_skrivayut_v_rossiiskoy_armii_issledovanie
75 тысяч погибших
российских солдат 120
смертей в день — вот цена, которую платит Россия за нападение
на соседнюю страну.
https://meduza.io/feature/2024/02/24/75-tysyach-pogibshih-rossiyskih-soldat
2-Й ГОД ВОЙНЫ.
Слово
пацана, запрет Акунина, голая вечеринка / #НМДНИ-2023
Смотрится с разрывающе противоречивыми
эмоциями -- с одной стороны, трудно, с другой стороны, все время хочется
сделать паузу на выдох-вдох, оглушает. Тяжело, важно, нужно!
Cчитаю что ваши программы
надо показывать в школе на уроках истории, и я надеюсь, что это будет.
Невероятная работа!!!
https://www.youtube.com/watch?v=HI6fMVONBkM
К чему привела война
Путина в Украине?
Россия подружилась с мировыми
изгоями. В Украине ситуация не улучшается, времена громких побед в прошлом.
Добровольцев практически (как и в России) не осталось. Запад понемногу
отворачивается от Украины. Война никогда к хорошему не приводит!...:
https://www.youtube.com/watch?v=LFNSRCuW7AQ
Фильм «Маріуполь. Хроніки пекла»
TTB Studio Марiуполь
https://www.youtube.com/watch?v=s3hs4fbIWnQ&rco=1
Mariupolis 2 = Мариуполис-2
: хроника ада
https://www.playpilot.com/global/movie/mariupolis-2-2022/
Eastern Front = Восточный фронт: военная хроника
https://www.youtube.com/watch?v=9K-KrJx9u0g
'This is Ukraine's darkest hour. But it's always darkest before dawn' | Ukraine: The Latest
https://filmfreeway.com/TheHardestHour
https://www.youtube.com/watch?v=gHAEwvmyrVU&t=21s
Russian Voices
Concerns Revealed
Anonymously |52 Documentary
Русские голоса
Анонимно высказанные опасения;
Фильм, документальный — «Intercepted»,
Оксаны Карпович
Полтора часа экранного
времени на экране — разрушенные украинские города, сёла, дома. Редкие мирные
жители, пытающиеся привести в относительный порядок свои полууничтоженные
жилища. Лагерь военнопленных, населенный вчерашними бойкими борцами с
украинским «нацизмом» — кто без руки, кто без ноги, на костылях, притихшие,
потухшие. За кадром — голоса.
Российские солдаты звонят из
Украины домой — маме, жене, девушке. Это перехваченные разговоры, из которых
постепенно, мозаикой выкладывается общая картина состояния мозгов одной седьмой
части суши.
https://www.youtube.com/watch?v=n7PHGrJmRc4&t=43s
Tuhottu naapuruus | Истинное лицо войны
Sodan kylmät kasvot
https://areena.yle.fi/1-61882187
Он предупредил западных
союзников, что если Россия добьется паузы в войне и заморозки
конфликта, то через пять лет с новой силой продолжит военные
действия, которые затронут не только Украину, но и другие
соседние страны.
Сейчас Россия рассматривает
разные сценарии на ближайшие годы. Один из них особенно опасен. Если
в этой агрессии против Украины будет какая-то пауза — любое
замораживание ситуации, — то будет новый критический момент. 2028
год. Если России дать адаптироваться сейчас, к 2028 году Кремль сможет
восстановить разбитый нами военный потенциал, и у России будет
достаточно силы напасть на страны, находящиеся в фокусе российской
экспансии.
Кроме Украины, это точно
страны Балтии и те страны, на территории которых присутствуют
российские контингенты. Это четкая информация от нашей разведки. Россия
ищет возможности заморозить ситуацию и адаптироваться, делает выводы
из своих ошибок и готовится идти дальше.
Десятилетиями Россия пыталась
разжиганием войны и замораживанием войны держать контроль над соседями.
Россия причинила боль Молдове, пыталась раздавить и разделить Грузию,
дестабилизировать другие части Кавказа, душит Беларусь, пытается вырвать куски
из тела Украины.
Нам нужен такой формат
поддержки наций, чью жизнь Россия уже пыталась разрушить. Все эти страны
нуждаются в экономической поддержке, все эти страны нуждаются
в гарантиях безопасности, чтобы у России не было и соблазна
попытаться сломить их суверенитет еще когда-нибудь. Требуется четкий
сигнал: никакого шанса России.
Агрессора наиболее надежно
нейтрализует поражение в войне. Именно сейчас и в Украине
у нас с вами есть возможность нанести фундаментальное поражение
агрессии России. Мы уже все вместе с вами, с нашими партнерами
сделали вещи, которые многим казались невозможными. Мы вместе отстояли
Украину.
Благодаря Украине ваши
солдаты сейчас не воюют против России. Мы не сомневаемся
в силе НАТО. Но я уверен: никто из вас не хочет
испытывать, как это будет, если, не дай Бог, НАТО придется вступиться
за кого-то из вас. Мы должны победить в Украине, чтобы
Путин не смог масштабировать эту агрессию.
Каждый российский дрон,
сбитый в Украине, каждый российский танк, уничтоженный
в Украине — это гарантия, что этот дрон, этот танк, любое другое
уничтоженное в Украине российское оружие не ударит по кому-то
другому в Европе. И я благодарю всех вас — каждого
из вас, ваши страны — за оборонную помощь!
https://t.me/V_Zelenskiy_official/8096
«Тирания сделала эту войну возможной» Интервью Михаилa Фишманa главному редактору «Новой газеты Европа» Кириллу Мартынову
Кирилл Мартынов поговорил с Михаилом Фишманом о роли личности президента России в начавшейся войне, мистификации Путина и тактике российских властей.
— Что
стало ключевым фактором начала войны?
— Когда Путин принял
решение о полномасштабном вторжении?
— И как на войну
реагируют обычные россияне, элиты, пропаганда и уехавшие журналисты?
https://www.youtube.com/watch?v=xAV_qRbh-EQ
Караганов, один из учредителей дискуссионного клуба
«Валдай», в заседаниях которого регулярно участвует Владимир Путин, фактически призывает российские власти
применить ядерное оружие и «бить по группе
целей в ряде стран, чтобы привести в чувства потерявших разум».
Адресатом статьи может быть не только Кремль, но и Запад —
статью Караганова опубликовали и на английском языке:
SERGEI A.
KARAGANOV. https://eng.globalaffairs.ru/articles/a-difficult-but-necessary-decision/
«Родину люблю, Путина слушаюсь, Шойгу на мыло,
воевать будем дальше»
Пригожин дал удивительное
интервью, в котором раскритиковал ход «спецоперации», похвалил ВСУ
и дал совет, как «не просрать Россию»
Путин выступил с обращением
на австрийском телевидении
Владимир
Путин обратился к австрийцам на русском и немецком и поблагодарил канцлера
Австрии Себастьяна Курца за предложение выступить. "Весной 1945 года
советские войска штурмом взяли Берлин. Они шли к этой цели почти четыре года,
через ад самой кровопролитной в истории человечества войны. Им не нужна была
эта война, они не хотели ее, она была навязана Советскому Союзу", -
напомнил он.
"Нацисты
напали вероломно, исподтишка, в один миг перечеркнули мирную, спокойную жизнь
нашей страны и ее многонационального народа", - продолжил президент.
"Героическим и жертвенным был путь советских людей к Победе. Мы
преклоняемся перед их отвагой, волей и силой духа. Они смогли преодолеть
нечеловеческие испытания и отстоять родную землю, определили исход Второй
мировой войны, освободили Европу, добыли Победу, которую ждал весь мир", -
подчеркнул он.
Путин:
Нет оправдания попыткам переписать историю
"Память о погибших, о событиях войны, защита правды
о ней и чести подлинных героев - не просто наш общий долг. Это дело нашей совести
перед всем поколением победителей. Они ничего
не пожалели ради того, чтобы мы, их потомки, не знали трагедии войны. И мы сегодня тоже должны сделать
все, чтобы никто и никогда не посмел ее вновь развязать. В этом наша общая
ответственность перед будущими поколениями", - заявил президент…:
https://rg.ru/2020/05/08/putin-vystupil-s-obrashcheniem-na-avstrijskom-televidenii.html
24 мая 2023
О ходе и целях «спецоперации»
Мы пришли по-хамски, прошлись сапогами по всей территории
Украины в поисках нацистов. Пока искали нацистов, наколбасили всех, кого
можем. Подошли к Киеву — русским языком называю, обосрались
и отошли. Дальше к Херсону — обосрались, отошли. И как-то
у нас все не складывается.
СВО делалась ради «денацификации», а мы сделали Украину
нацией, которая известна во всем мире. Они как греки или римляне времен
процветания. Что касается «демилитаризации»: если у них на начало
спецоперации было условно 500 танков, теперь у них их пять тысяч.
Если воевать тогда умело 20 тысяч бойцов — то теперь 400 тысяч.
Как же мы ее демилитаризировали? Теперь получается,
мы наоборот, хрен знает как, милитаризировали Украину.
Об украинской армии
Сегодня ЧВК Вагнера —
это лучшая армия в мире. Конечно, я из корректности должен
сказать, что следующая — это русская армия, но я думаю, что украинцы
сегодня — это одна из сильнейших армий. У них высокий уровень
организации, высокий уровень подготовки, высокий уровень разведки, у них
есть различное вооружение. Они работают на любых системах —
на советских, на натовских — одинаково успешно. У них все идет ради достижения верховной цели, как
у нас в Великую Отечественную войну.
О детях российской элиты
У Шойгу зять ходит,
булками трясет, а дочка открывает форты кронштадтские. Ты заработала
на эти форты? Ты свои деньги тратишь на эти форты?
На боеприпасы, блядь, потрать. Когда министр обороны трясет своей
доченькой и каким-то уебком, который блогер и еще пальцы гнет, что
ему спецоперация не нравится… Не мы придумали эту
спецоперацию. Но мы взяли под козырек и сказали, если
деревня попала в блудняк, если мы пошли пиздиться с соседями,
надо пиздиться до конца. А получается, что мужики бьются,
а кому-то просто нравится балдеть.
Дети элиты в лучшем
случае хлебальники закрыли, а некоторые позволяют себе публичную, жирную,
беспечную жизнь. Важно, что не только у элиты есть дети.
И когда дети элиты мажут себя кремами, показывая это в интернете,
а у обычных людей дети приходят в цинке, разорванные
на куски, и когда мать плачет над своим сыном.
Это раздвоение может закончиться как в 1917
году революцией, когда сначала солдаты встанут, а после этого
их близкие встанут. И напрасно думать, что их сотни,
их сейчас десятки тысяч родственников убитых. Наверняка, будут сотни
тысяч. Мы от этого никуда не денемся. И все закончится тем,
что будет в одно мгновение Варфоломеева ночь. Жировство детей элиты
закончится тем, что люди их на вилы поднимут. Я рекомендую элите РФ, соберите, сука, своих
отроков, отправьте их на войну, и когда вы пойдете
на похороны, когда вы их начнете хоронить, то люди
скажут, теперь все справедливо.
О ЧВК Вагнера
В ЧВК Вагнера
сегодня шесть тысяч человек, которые способны управлять ротой. То есть они
могут управлять как минимум 600 тысячами человек. Если бы нам дали, как
я просил, 200 тысяч человек, мы отодвинули бы фронт
на 50-150 километров в разных направлениях, взяли бы под
контроль весь Донбасс. Мы полноценная армия. Почему нас
не пустили? Это произошло из-за интриг, из-за боязни того, что когда
какая-то структура разрастается, она может начать диктовать условия
и условно прийти на танках в Москву.
О Минобороны РФ
Если система построена на том, что надо
вылизывать жопу, то ЧВК Вагнера это
делать не будет. Основная проблема в Шойгу и Герасимове. Это два
человека, которые своим решением блокировали нам все, несмотря
на заявление президента о том, что снаряды есть.
Если
сегодня Мизинцев становится министром обороны,
а Суровикин — начальником Генштаба, то это была бы
нормальная структура.
Мое политическое кредо: родину люблю, Путина слушаюсь, Шойгу
на мыло, воевать будем дальше.
О сценариях развития войны
Есть оптимистичный и пессимистичный
сценарии. В первый я мало верю. Европа и Америка устанут
от украинского конфликта. Китай посадит всех за стол переговоров. Мы договоримся
о том, что все что мы уже хапнули, это наше, а все, что
не хапнули, это не наше. Вряд ли этот сценарий возможен.
Пессимистичный сценарий: украинцам дают ракеты, они готовят
войска, безусловно они будут продолжать наступление, пытаться контратаковать.
Возможно, контрнаступление где-то случится успешным, они будут восстанавливать
границы до 2014 года и это легко может случиться. Они будут атаковать
Крым, будут пытаться взорвать Крымский мост, отсечь пути снабжения. Поэтому нам
надо готовиться к тяжелой войне.
О том, как не просрать Россию
Мы сейчас
в том состоянии, когда мы просто Россию просрать можем. Поэтому
мы должны ввести военное положение, мы должны объявлять новые волны
мобилизации, мы должны перевести всех кого возможно на производство
боеприпасов. Мы должны перестать жировать, перестать строить новые дороги,
новые объекты инфраструктуры и работать только на войну.
России
надо в образе Северной Кореи прожить определенное количество лет, закрыть
все границы, перестать миндальничать, забрать всех своих отроков из-за границы
и вкалывать. Тогда мы и придем к какому-то результату.
О перспективах ядерного конфликта
Мы устроили эту драку. Есть соседи, и они
поругались. Ты приходишь к соседу, ты можешь ему разбить морду,
можешь разбить посуду. Но если тебя сосед послал на три буквы,
а ты взял топор и уебал ему по башке, то это уже
какая-то странная ситуация. Ядерная бомба — это топор. Не надо
за соседом бегать с топором. Надо честно, либо ему пиздюлей вставить,
либо сознаться, что он тебе вставил. Надо на поле боя доказывать свою
правоту.
https://rutube.ru/video/cdeb735bc0a754c170e39f45a6cd67b1/?r=a
«Монстр, созданный Путиным в лице „Вагнера“, кусает своего создателя». Боррель — о мятеже Пригожина
Мариуполь. Город, которого
нет. Большая трагедия глазами обычного человека
20 Days In Mariupol
(trailer) | FRONTLINE
Трейлер документального фильма "20 дней в Мариуполе"
Документалист Мстислав Чернов и фотограф Евгений
Малолетка
Смотрю и плачу...,Невозможно поверить ,что такое происходит в XXl веке...,боль ,слезы ,руины,смерть... Спасибо за фильм. Все так и было. Увидела знакомые улицы...Проплакала весь фильм. Вы так верно описали весь этот ад... Мы с семьей находились в бомбоубежище на Левом Берегу, возле парка "Веселка", в сталинке. Мы смогли уйти пешком 23 марта 2022. Почти месяц жизни в аду...Нас реально загнали в подвалы и просто убивали, день за днем, день за днем...Выжившие мариупольцы, держитесь! Будем жить! Боже мой, что Вам пришлось пережить. Смотрю и плачу…:
«Когда личность неагрессивная, она непобедимая» - Ошо
Агрессия исходит от скудоумия, глупости, трусости и
от прирождённой преступности.
Настоящий пример агрессивного человека - Пригожин. Он сегодня дал
интервью, где иногда пытался завуалировать эту главную черту своего характера. Именно
агрессивность является двигателем его коррупционности, тщеславия,
желания встать на одну ступень с Путиным, а потом его столкнуть.
Непонятно почему Пригожин
заимел славу отважного правдоруба. Он точно такой же лживый, двуличный, хитрый,
опустившийся и оподлевший, как и любой представитель командования путинской
армии. Пригожин - член хорошо организованной ОПГ, он опасен тем, что
он носитель главных черт государственной власти, а это парализует простого
человека.
В интервью он лихо
проехал по всем, сокрушаясь, что:
- цели СВО провалены;
- ВСУ стала сильнейшей армией мира, но после
ЧВК«Вагнер»;
- Навальный «г@ндон», но он был полезен;
- главная причина провалов - Шойгу, Герасимов, элита
и ее дети;
- нужно менять руководство армии;
- нужно срочно вводить военное положение и объявлять
мобилизацию, а всю экономику переводить на военные рельсы, чтоб каждый
гражданин работал на войне;
- применение ЯО в Украине нецелесообразно;
- «мирный договор» должен быть такой: РФ получает
все, что сумела «хапнуть», остальное - Украине;
- не страшно, если Россия поживет «в образе Северной
Кореи какое - то время».
Когда убийство становится нормой, когда по всем каналам с утра до ночи
говорят, что убивать людей - хорошо, вы неизбежно получите волну жестокости и
насилия. И в отличие от войны, эту волну нельзя будет просто остановить одним
мирным договором.
Удивительно то, что есть
люди, которых это интервью настолько воодушевило, что они всерьёз стали
говорить о Пригожине как о будущем президенте России. Более того, они решили
голосовать за него и объясняют, что Пригожин - это надежда и опора
России. Интересная психика у этих людей: они умеют слышать только то, что им нравится, умеют
читать по диагонали, выдёргивая слова из фраз. Им не дано понять, что Пригожин
просто зондирует общественное мнение для Путина, предлагая выбор между болотом
и переходом всей страны на военное положение. Им трудно объяснить, но надо, что
их держат в напряжениию поэтому предлагают выбрать между добрым/злым убийцей.
Хотя в стране, где
героями делают «вагнеровцев», нас@льников, убийц и рецидивистов, иначе не
бывает.
Ватники забыли, что Пригожин
- это прохвост и зэк, просто прочитавший чуть больше книг, чем они. Поэтому
он изобретательней их, умеет складно говорить и убеждать. Но на нем негде
ставить пробу, ему кинуть ватников, обмануть и обокрасть их, - это как плюнуть.
Россия идёт в стойло по
сужающемуся коридору, что ведёт в пропасть. А Пригожин - это тот, кто
стоит в конце коридора с фонарем и мегафоном, освещает путь и кричит, чтобы
Россия топала.
Чего
произволите?
Как
незаметный петербургский чиновник за 20 лет превратился в шекспировского
Ричарда III: взгляд
социолога
22 сентября 2022 Светлана
Стивенсон
Решение Путина объявить мобилизацию и отправить в мясорубку войны сотни тысяч людей ради невнятных и противоречивых целей, будь то противодействие «коллективному Западу», строительство Новороссии или защита жителей Донбасса от «нацистов», еще раз поставило вопрос о природе российской власти и происхождении того очевидного зла, которое она совершает. Откуда взялась готовность отправлять на смерть и убивать своих жителей и жителей соседней страны, превратить собственное государство в международного изгоя, добить окончательно и без того слабеющую экономику? Превратилась ли Россия в фашистское государство или то, что мы наблюдаем — проявление неизжитой имперскости? Попытки объяснить происходящее в категориях фашистских идеологических проектов или европейских колониальных войн за территории и ресурсы осложняются тем, что у сегодняшней российской власти нет никакой явной идеологии, а о колониальном характере войны трудно говорить, когда режим безжалостно уничтожает ресурсы территорий, которые стремится присоединить.
То, что делает власть, описывается в иных, более
древних и привычных для России категориях — самовластия и произвола.
Правитель, ничем не
ограниченный в своей власти, при слабом, послушном дворе (который мы увидели во
время гротескового заседания Совета Безопасности накануне вторжения),
развязывает войну, для которой, кроме его воли, его обид и страхов, нет никаких
понятных оснований.
Власть ради власти, не нуждающаяся в
идеологии и морали, возвращает нас к миру макиавеллиевского Государя, в котором
сильные или пожирают слабых, или пожираются сами. Власть у Макиавелли аморальна
и прагматична, люди для нее — ничто, лишь
материал для осуществления планов самодержавного демиурга. О воле к власти
как о движущей силе человеческой жизни и истории писали Шопенгауэр и Ницше. Но лучше
всех сущность власти описана в художественной литературе, которая обращается к
живому человеку из плоти из крови, с его тщеславием и жестокостью, страхами и
одиночеством. Это делал Пушкин в «Борисе Годунове», Маркес в «Осени Патриарха»,
но прежде них Шекспир в своих исторических хрониках и в примыкающих к ним
«Гамлете», «Макбете» и «Короле Лире». Власть у Шекспира — это не идеи и не
мораль. Власть для английского драматурга, как писал шекспировед Ян
Котт, это «имена, глаза, рты и руки. Это жестокая борьба живых людей, которые
сидят за одним столом». Власть как ядовитая, отравляющая все вокруг
себя субстанция движет этими людьми, корежит их характеры, ради нее совершаются
жестокие расправы, заговоры и войны. Власть диктует свои законы поведения. В этом смысле психология самодержцев —
это производное от власти, лишаясь которой, они сами исчезают или становятся
неотличимыми от нищих и шутов, как трагический король Лир (или, в более
фарсовом современном исполнении, Дмитрий Медведев).
Путин,
незаметный, мало кому известный за пределами Петербурга чиновник, оказавшись в
Кремле, за более
чем двадцать лет власти превратился в архетипического злодея. Иногда
о нем говорят как о персонаже современной массовой культуры, Волан-де-Морте или
Дарт Вейдере. Но он скорее — Ричард III. Невысокого роста, невзрачный,
вкрадчивый, со странной кривобокой походкой — Путин похож на этого героя даже
внешне. Шекспировский Ричард заточает в крепость, убивает своих соперников,
тех, с кем он пришел к власти, тех, кто только может когда-нибудь претендовать
на власть. В его жизни нет большего императива, чем победить, настоять на своей
воле, «пережать» тех, кто ему сопротивляется. В начале пьесы Ричард вынуждает
вдову убитого им короля, не испытывающую к нему ничего, кроме ненависти, разделить
его постель. Как не вспомнить путинское обращение к Украине: «Нравится, не нравится, терпи, моя красавица».
Властелин делает историю, но он часто ее жертва. Бесконечный кошмар — это страх потери
власти, а с ней и потери жизни. Пустые улицы, по которым едет правитель,
длинные столы, за которыми он общается с людьми, — всё это выдает страх перед
насильственной смертью. Путина страшит судьба убитого Каддафи, потерявшего
власть и в последний момент готового отдать окружившим его повстанцам все,
чтобы спасти свою жизнь. Так, разбитый в бою, Ричард III кричал: «Коня, коня,
корону за коня!» Путин явно не может принять свержение другого правителя,
Януковича, восставшим народом (а по его версии заговорщиками, поддержанными
заокеанскими врагами) и практически открыто заявляет, что его вторжение в
Украину — это месть тем, кто по его мнению, совершил государственный переворот.
Правитель у Шекспира действует в мире, в котором
нельзя не убивать, более того, способность нести смерть является высшим
выражением его власти. Макбет, преодолев начальные сомнения, через убийство
возвышается над повседневностью и выходит за ее границы. После этого все, что у
него остается — это презрение к людям. Отвергнув
человеческое, правитель погружается в мир бездушного цинизма. Вспомним своеобразный юмор российского
властителя: шутливую угрозу провести операцию западному журналисту, чтобы у
него «больше ничего не выросло», или восхищенные слова по поводу израильского
Президента Кацава «Привет передайте своему президенту! Оказался очень мощный
мужик! Десять женщин изнасиловал! Я никогда не ожидал от него! Он нас всех
удивил! Мы все ему завидуем».
Мир
власти, не движимой никакими идеалами и ценностями — это мир без любви. Как
в «Гамлете», в нем все отравлены политикой, уничтожающей живые чувства. Здесь
нет места психологии, это мир без прикрас и риторики («Что произошло с
подводной лодкой «Курск»? — Она утонула»). Здесь не может быть порядка, кроме
порядка, созданного силой. «Мы проявили
слабость, а слабых бьют». Воля в этом мире важнее всего — недаром Путин
советовал школьникам не быть «ботаниками», демонстрировать волю и не думать,
что можно добиться успеха лишь за счет «резиновой попы».
Для такого правителя гуманистические ценности — просто обман и
мошенничество. Как отмечал другой исследователь Шекспира, Родри
Льюис, властителю кажется, что он видит мир с ясностью макиавеллевского
Государя. Но при этом полностью обнаружить себя перед подданными он не может.
Как король Клавдий в «Гамлете», он обречен на
недосказанность, не имея возможности быть откровенным в мире, где уже, как в
елизаветинской Англии, существует гуманистическая философия. «Поняв, что и добродетель, и объективная правда — это всего лишь слова,
он решает относиться к моральным предписаниям не как к ограничениям, а как к тому,
что можно переделать в соответствии с собственным подобием». Наспех реанимированные
советские формулы о победе над фашизмом, маскулинные дворово-криминальные
понятия, лозунги об историческом величии России — все эти трудно совместимые
друг с другом нарративы подгоняются к текущим потребностям власти.
Ричард III, как утверждают некоторые историки,
далеко не был таким злодеем, каким его описывал Шекспир. Но нас интересует не
точность шекспировского портрета, а его видение автократической власти как
проклятия — как для правителя, так и для страны. Недаром от афинской
демократии до американской революции, носители республиканских идей понимали,
что ее необходимо ограничить, что воля к власти — это, выражаясь современным языком, ядерная сила, которую нужно сдерживать всеми силами законов, институтов
и конвенций. Увы, постсоветские реформаторы считали своей главной
задачей вбить осиновый кол в советскую экономику и предотвратить возвращение к
власти коммунистов. Для этого была проведена Президентская Конституция 1993
года, давшая огромные полномочия главе государства. А в конце 90-х — начале
2000-х желание части либерального истеблишмента видеть во главе страны нового
Пиночета, который, как тогда говорили, даст «спокойно провести реформы», в
конце концов привело к кошмару сегодняшних дней. Сами же прежние реформаторы,
мечтавшие использовать Путина как проводника своих идей, сначала превратились в
«Ученый совет при Чингиз-хане» (как злопыхатели называли советскую Академию
наук), а сейчас вообще отодвинуты за ненадобностью.
Возвращаясь к сегодняшнему дню: вполне возможно, что
мы присутствуем при последнем акте трагедии. Решив залатать дыры в украинском
фронте телами россиян, призвав, как Генрих V, «ринемся, друзья, в пролом, Иль трупами своих всю брешь завалим!», Путин, кажется, приблизил конец
своего правления.
Как бы то ни было,
когда-то время Путина на российском троне закончится. Но в думах о построении
будущей России очевидно, что перед страной первоочередным образом будут стоять
задачи реформирования системы власти. России не нужны новые сильные правители,
не нужны лидеры нации, которые поведут ее в пропасть. Федерализация, децентрализация, реальное, а не фиктивное разделение
властей — вот единственный путь, который может ослабить риски будущих катастроф
и предотвратить новые ненужные и преступные войны.
https://novayagazeta.eu/articles/2022/09/22/chego-proizvolite
«Как мы до ТАКОГО дожили?!»
Казанская учительница опубликовала открытое письмо
президенту России, в котором описала беспросветную жизнь своей семьи.
Меня зовут Ирина, я живу в Казани, мне 37 лет. Всю жизнь я работаю в школе, моя зарплата считается высокой для профессии - 25 т.р.. Мой муж строитель, и у него стаж больше моего, он зарабатывает не всегда стабильно. Сейчас примерно 40 т.р. бывает. У нас трое мальчиков, все школьники. С большим трудом мы четыре года назад взяли в кредит трехкомнатную квартиру в микрорайоне Светлый, платить нам еще 11 лет, ежемесячно по 20 т.р. В этом году, я со всей неотвратимостью поняла, что я страшно устала так жить. День за днем, необходимость выживать, работать на износ, забирает у меня, моего мужа, у тех кто меня окружает - таких же учителей, все жизненные силы. Остаться на улице с детьми - это реальная перспектива для моей семьи. Муж все реже находит стабильные заработки, его товарищи, наши семьи, все чаще попадаются на обещания нечестных работодателей. Обман повсюду, если даже заплатят, то не все. И это проблема не только частного сектора, но и государственных предприятий. Вся страна в судах, все “выбивают” долги. У партнеров, у клиентов, у друзей, у родных матерей и детей… Как мы до ТАКОГО дожили!? У нас в семье никто не пьет и не курит, мы с мужем всю жизнь трудимся как успеваем. Я после школы, все свободные часы отдаю репетиторству, иначе нам не хватает. Он берется за любую работу, и самую тяжелую с бетоном и кладкой. Но сколько же можно так жить? Я хочу спросить нашего президента и его друзей, Вы понимаете, что вы сделали с нашим народом!? Сверхприбыли, сверхбогатства, которые вы себе присвоили, превратив наше государство в отсталую провинцию. Наша экономическая модель сегодня еще архаичнее советского гос\плана. Что вы называете рыночными отношениями? Чуть больше двух трех десятков банков, которые вам принадлежат? Авиакомпании и железные дороги, которые тоже контролирует ваша семья, крупнейшие рынки, которые диктуют нам цены на ВСЕ и тоже вам принадлежат. Где скажите рыночные отношения, если все работы распределяют в мэриях? Вы зачем доверили им наши деньги, вы кого поставили проверять бизнесменов!? Тех, кто ни разу не произвел в своей жизни ничего. Мои дети никогда не были за границей, мы живем в самом неблагополучном экологическом районе города, я много лет не могу себе позволить маникюр в салоне. В прошлом году мы занимали деньги в банке, чтобы собрать мальчиков в школу, мы за эти деньги рассчитывались дольше, чем эти вещи им прослужили. За что вы так с нами, с нашим народом? Я смотрю сколько каждый год прибавляется детей, ваши благодарные граждане рожают новые и новые поколения рабов. Люди даже не понимают, что все в этой стране - это ваш бизнес, сама Россия - это ваш доходный кусок. Завтра вы заберете моих мальчиков в свои казармы, защищать вашу корпорацию РОССИЯ, ваши земли, банки, энергокомплексы, нефть и все остальное. Ведь даже все красивые здания в моем городе забрала ваша семья. Я не хочу видеть своих детей такими же рабами, какими стали мы - их родители. Я не хочу видеть их в ваших мраморных кабинетах, чтобы они не потеряли там совесть, я не хочу видеть их в полиции, чтобы они не превратились в бандитов! Но я не нахожу этому выхода никакого! Зачем, чему их учить в каком институте их научат жить достойно среди воров. Я учитель, у меня богатый внутренний мир, я хочу радоваться своей профессии, своей семье, но я накопила столько отчаяния, усталости и безверия, что уже разучилась отдаваться радости. Марина Цветаева за несколько дней до гибели писала заявление, чтобы ее приняли посудомойкой. Ее не взяли, и потом она покончила с собой. Но это был 1941 год! Я не вижу никаких очевидных перспектив для своей бедной страны, для таких как мы. Наша участь жалкая и убогая. Я не помню ни одного такого года, когда надежды совсем не было. Всегда что-то питало во мне веру и надежду на будущее. Теперь только тьма. ПУТИН останови эту чуму из воровства и вседозволенности! Разгоняй все эти фонды, мэрия, корпорации свои и своих дочерей-зятей, верните людям наворованное, дайте нам жить достойно!
https://www.youtube.com/watch?v=vIGtxGXtMq4&t=4s
https://fishki.net/anti/2697555-uchitelynica--prezidentu-kak-my-do-takogo-dozhili.html
«Против России развязана настоящая война» Речь Путина на параде Победы — про русофобию, «агрессивный национализм» и традиционные ценности
Краткий пересказ
9 мая 2023
Поздравляю
вас с праздником, Днем Победы. Наши отцы и деды спасли человечество
от нацизма. Сегодня цивилизация вновь находится на переломном рубеже,
против нашей Родины вновь развязана настоящая война. Но мы дали
отпор международному терроризму, защитим и жителей Донбасса, обеспечим
свою безопасность. Мы хотим
видеть будущее мирным, свободным и стабильным. Любая идеология
превосходства преступна и смертоносна. Западные элиты стравливают
людей и раскалывают общество, сеют русофобию, агрессивный национализм,
уничтожают традиционные ценности, которые делают человека человеком. Они
забыли, к чему привели притязания нацистов на мировое господство,
забыли, кто освободил народы Европы. Цель противников России — распад
нашей страны. Украинский народ стал заложником государственного переворота
и разменной монетой западных хозяев. Битвы, решающие для судьбы нашей Родины, становились
отечественными, народными и священными. Мы гордимся участниками
специальной военной операции, теми, кто сражается на передовой. Нет
сейчас важнее дела, чем ваша боевая работа. Нет в мире ничего сильнее
любви к нашей Родине. За Россию! За наши доблестные вооруженные
силы! За победу! Ура!
https://meduza.io/paragraph/2023/05/09/protiv-rossii-razvyazana-nastoyaschaya-voyna
Владимир Путин, выступая на параде Победы в Москве, обвинил «западные элиты» в том, что они «стравливают людей и раскалывают общество», а также «сеют русофобию и уничтожают традиционные ценности».
Вот что ему ответил на это премьер-министр
Великобритании Риши Сунак (его слова цитирует The Telegraph):
Есть только один человек, который несет
ответственность за незаконное и неспровоцированное вторжение
в Украину, и это президент Путин. Совершаемые преступления
ужасны. Страдания, которые обрушиваются на украинский народ, ужасны.
Вот почему правильно, что мы остаемся
непоколебимыми в поддержке народа Украины, чтобы противостоять этой агрессии.
Это то, что я и Соединенное Королевство будем продолжать делать.
https://meduza.io/live/2023/05/09/voyna
Путин
высказался о партнерстве с Европой
Россия выступает за восстановление партнерства с
Европой. Такую позицию высказал президент Владимир
Путин в статье «Быть открытыми, несмотря на прошлое»,
приуроченной к 80-й годовщине начала Великой Отечественной войны. Публикация
доступна на сайте Кремля.
«У нас много тем, представляющих
взаимный интерес. Это безопасность и стратегическая стабильность,
здравоохранение и образование, цифровизация, энергетика, культура, наука и
технологии, решение климатических и экологических проблем», —
написал он.
По его словам, РФ ощущает свою неразрывную
культурную и историческую связь с Европой.
https://lenta.ru/news/2021/06/22/partnerstvo/
«Счастливый
дедушка думает, что ему хорошо. Но что делать стране, если вдруг окажется,
что дедушка — законченный мудак?» Евгений Пригожин
https://www.youtube.com/watch?v=3H5GHWCoLV8
Парад
дошколят и заплыв “Бессмертный полк“
Mилитаризация зашкаливает. Похоже они все рады на " патриотическом " крючке висеть. Зомби. Хочется вызвать экзорциста…:
https://www.youtube.com/watch?v=V5ZIyyKi-DI
Драма вечного возвращения
Как
захват государством Дня Победы помогает Кремлю объяснять обществу необходимость
войны в Украине?
Рассказывает социолог Светлана Стивенсон
9 мая 2023 Светлана
Стивенсон
В то время как в Европе и большей части остального мира День Победы — это повод выразить скорбь по погибшим и вспомнить о народном подвиге, путинский режим на протяжении многих лет искажает смысл этого дня. Начатый задолго до войны в Украине захват государством этого праздника теперь привел к тому, что победа над Гитлером используется как едва ли не основная идеологема российского режима и важный инструмент для оправдания войны в Украине.
Социолог Светлана Стивенсон рассказывает, почему
даже чисто бюрократические практики, такие как «Разговоры о важном», нужны
Кремлю в его модели пропаганды и как нужно будет поступить с Днем Победы в
новой России, чтобы не допустить принятия обществом войны.
Утрата
морального капитала
До начала войны России в Украине День Победы оставался
одним из немногих по-настоящему народных праздников России — праздником памяти,
гордости за подвиг предков, печали об огромных жертвах.
Однако для российского государства 9 мая с каждым годом становилось всё большей
демонстрацией неприкрытого милитаризма. Правда, в этом году в отсутствие
явных военных побед на фронте эта демонстрация выглядит не слишком убедительно.
Пафос милитаристского действа теперь подорван еще и тем, что главные
мероприятия к 9 мая проходят на фоне Кремля, прежде неприкасаемой святыни,
которая только что подверглась
демонстративному нападению со стороны прилетевших дронов, сбросивших взрывчатку
на здание Сената.
Но и без этого в 2023 году, как и в прошлом, смысл
праздника становится особенно проблематичным. Главный смысл Дня Победы на протяжении многих
десятилетий и в СССР, и в странах — союзницах по антигитлеровской коалиции
состоял в том, чтобы отдать дань героизму
людей, победивших фашизм, вспомнить павших и сказать: «Никогда больше». Война
была трагедией для всего мира, и огромные жертвы, которые понесло советское
население, были сделаны и ради того, чтобы люди после войны могли построить
новый мир, мир без войн.
В послевоенные десятилетия для стран, победивших
фашизм, победа стала, как казалось, точкой отсчета нового будущего. Страдания
мирного населения в результате гитлеровской «тотальной войны», трагедия
Холокоста были глубоко пережиты и переработаны культурой. В западном мире после
кошмара гитлеровского нацизма, с его стремлением к тотальному доминированию над
обществом и насилием во имя расового превосходства, люди мечтали о мировом порядке,
где будет невозможно подавление государством гражданских свобод, уничтожение
целых народов и социальных групп.
Хотя СССР не разделял все эти ценности, нацистский
культ расовой и исторической исключительности немцев в нем безоговорочно
осуждался. При этом благодаря
победе Советский Союз стал одной из главных «моральных держав», страной,
положившей конец фашизму.
Именно этот моральный
капитал теперь полностью уничтожен Путиным. Россия будет еще долго
ассоциироваться с агрессивной войной, развязанной им в Европе.
Культ
Войны
Но задолго до того, как Путин перечеркнул Победу, и
в особенности после 2014 года, ее общечеловеческий смысл начал уходить из
властного дискурса. Для
государства победа в Великой Отечественной войне стала не прологом к лучшему
миру, а способом возвышения России как великой державы. Победа присвоена
режимом, и в официальных речах уже почти не упоминается то, что она была общим
завоеванием народов, составлявших СССР. А союзники по антигитлеровской
коалиции, как оказалось, были пособниками нацистов, активно содействовали
наращиванию военной мощи в Германии, как об этом заявил
Николай Патрушев в своем недавнем интервью.
Гордость за державу, безудержный триумфализм
(именуемый часто «победобесием»)
стали основным смыслом победы. Война стала вписываться в
создаваемую идеологему «тысячелетней России», в которой России удается раз за
разом в своей истории благодаря сильному государству сохранять свою огромную
территорию и отражать нападения врагов. При этом универсальный, общечеловеческий смысл Победы заменяется победой «русского мира», а российский народ объявляется
генетически призванным «побеждать нацизм». Не защита человечества, как говорили
в советское время, от «коричневой чумы», а священная миссия защиты «братьев по
крови и духу», как выразился патриарх
Кирилл, — вот призвание российского народа.
Победа над Гитлером становится архетипом русской победы над злом, явлением вне времени,
которое не нуждается в конкретизации через какие-либо исторические детали.
Нацизм стал тем, что социолог Эмиль Дюркгейм называл
«священным злом», радикально отличающимся от зла обыденного, доступного анализу
и восприятию. Это зло связывается с мощными мировыми и даже потусторонними
силами.
Война принимает
эсхатологический характер. Если в советском изложении истории страна
воевала против конкретного государства, гитлеровской Германии и ее союзников,
то теперь российская пропаганда и видные государственные деятели, включая
Путина, прямо говорят, что Россия борется с сатанизмом. Дмитрий
Медведев в присущей ему с недавних пор оголтелой кликушеской манере призывает россиян «остановить верховного властелина ада».
Мобилизованная
нация
В изложении пропаганды вечная миссия российского
народа — бороться со злом, которое с
неизбежностью возрождается, нести жертвы, терпеть лишения. Пользуясь выражением Фридриха
Ницше, мы видим «драму вечного возвращения». Поскольку победа над злом не может
быть окончательной, народ должен быть всегда в состоянии мобилизованности,
всегда быть готовым к подвигу.
Культ Победы стал важной частью
оправдания войны в Украине. Через фильмы и песни, многочисленные властные
ритуалы, митинги, концерты, посвященные прошедшей войне, происходит символическое производство морально безупречной нации,
призванной, как и прежде, на борьбу со злом.
Даже унылые бюрократические мероприятия, такие как
«Разговоры о важном» в школах или абсурдные детсадовские полки, марширующие под
предводительством воспитательниц, важны для целей
пропаганды, поскольку они создают
массовую идентификацию с победителями и постепенно ведут к принятию новых
войн.
Через
эти мероприятия обществу внушают: мы — это добро вчера, сегодня и завтра. Они,
«нацисты», Запад — это зло, мы его победили в прошлом и будем побеждать
всегда.
Мы
не можем совершать военные преступления, бомбить города, уничтожать мирное
население. Мы — продолжатели побед, совершенных «дедами», которые отбрасывают
на нас свой нравственный свет.
Таким образом, прогрессивный смысл Победы как
события, открывшего возможность построить лучший мир, давно забыт. Общего будущего с человечеством у
России нет. У нас «другое, свое будущее», как заявил Путин.
Россия борется сама за себя. Поле битвы, на которое нас позвали судьба и
история, — это поле битвы за наш народ, за большую историческую Россию.
При этом война из того,
чего надо пытаться избегать любой ценой, стала обыденной частью жизни. В
чем будет состоять победа в войне с Украиной? Власть не дает ответа. Сейчас Россия живет в оруэлловском мире,
описанном в романе «1984», где Океания вечно ведет войны — то с Остазией, то с
Евразией. Никакого явного смысла в этих войнах нет.
С окончанием как этой войны, так и, будем надеяться,
развязавшего ее режима память о той великой Победе над фашизмом должна стать
поводом для общества переосмыслить историю и задуматься о том, что любая война — это трагедия народов и преступление тех, кто ее
развязывает.
Уроки, которые
послевоенный мир пытался извлечь из Второй мировой войны, — о том, что права и
свободы человека должны быть всеобщими, что этнические и идеологические
основания войны недопустимы, должны быть извлечены уже в современной России —
теперь из печальных итогов путинского правления. Вместо парадов, победной
героики, заклинаний «можем повторить» российское общество должно согласиться:
«Никогда больше».
https://novayagazeta.eu/articles/2023/05/09/drama-vechnogo-vozvrashcheniia?utm_source=push
Троицкий: Что такое путинизм?
Путинизм - это
счастье! А несчастье - это иметь такое “счастье“!
https://www.youtube.com/watch?v=zI85fXFzB4M
Если Украина смогла бы стать успешной, это просто подорвало бы этот миф. А этот миф — один из немногих, который Путин считает своим наследием. Он уже не молодой человек. Я совершенно уверен, что он сейчас заботится о том, как он будет восприниматься в истории России. Он не может отдать этот мифологический фундамент на то, чтобы он был подвергнут сомнению. Он слишком много инвестировал в эту идею. Для него, конечно, очень важно уничтожить Украину и уничтожить украинскую нацию для того, чтобы показать, что он был прав: никакой Украины не существует, это просто какие-то оболваненные русские, а настоящие русские не могут быть частью Запада. И Украина должна быть уничтожена, чтобы доказать его собственную мифологию.
Вы отметили, что у путинского
режима нет идеологии, а есть некий мутный противоречивый компот
из надерганных то тут, то там образов, и все это
поднимается в зависимости от политической необходимости. Но то, что они пытаются сделать с участием СССР во Второй
мировой войне, — не является ли это попыткой
создать некую гражданскую религию и идеологию?
Это не идеология по сути. Это
миф. Идеологии часто строятся на мифе о том, что у нас
было какое-то величие в прошлом, и мы хотим это
восстановить. Мифология присутствует в идеологии всегда,
но на мифе не построить общество. Идеология — это про
то, как функционирует государство, какую роль в этом играет общество.
Идеология — это, например, про то, как должны распределяться налоги,
грубо говоря, какие свободы имеют граждане, какой общественный договор есть
у государства. Миф не дает этого всего. То, что делает Кремль
с памятью о Второй мировой войне, недостаточно для построения
идеологии.
Критики путинского режима нередко
характеризуют его как мафиозную систему, где ресурсы делятся
между «нужными людьми» через государственные корпорации,
и которая нацелена только на самосохранение
и самовоспроизводство. Вы разделяете эту точку зрения?
И как бы вы охарактеризовали природу построенного в России
режима?
Я с симпатией отношусь к определению
путинской России как мафиозного государства. В своих
работах я использовал похожее определение — клептократия.
Но я все же добавлял политический окрас этой клептократии или,
скажем, мафиозному режиму. Я говорил о правоавторитарной
клептократии. Это
не просто мафия, это мафия, которая использует политические инструменты
для удержания власти в Российской Федерации. Это не левый, не центристский,
это правый режим, так как он постулирует отношение к неравенству как
к чему-то нормальному. Он также авторитарный. Это никакой
не гибридный режим, понятно, что не демократический,
но и не тоталитарный. Клептократический — это отсылка
к тому, что в центре этого режима стоят люди, для которых
[цель] — сохранение этой системы, где они фактически грабят народ,
свое собственное государство, используют его исключительно в своих
персональных целях.
Но я также говорил бы
о том, что путинский режим не статичен. Мы видим его развитие
с начала нулевых годов, где клептократических элементов было гораздо
больше, чем в 2011–2012 годах, мы видим некоторую политизацию этого
режима. Сейчас я вижу, что в центре путинизма произошло усиление
политического аспекта — на уровне даже паранойи. Это ненависть
к Украине и украинской нации. У Путина, насколько
я понимаю, значительно после его изоляции во время пандемии
коронавируса (и в целом он все-таки не молодеет)
выработалась ненависть к Украине, которую можно сравнить
с ненавистью, которую использовал Гитлер к евреям или другие
фашистские и авторитарные (не обязательно даже тоталитарные) режимы
испытывали к каким-то другим нациям. Это говорит о дальнейшей
политизации этой клептократии.
Насколько важен для такого типа режима
конкретный человек, который его возглавляет? Сохранится ли путинизм, когда
Путина уже не будет во главе государства?
Я бы разделил этот вопрос на две
части. В ответ на первую часть вашего вопроса я бы сказал,
что путинизм — это режим, который построен Путиным для самого себя, учитывая все
его собственные пожелания и интересы. Поэтому, по сути, путинизм не может
существовать без Путина — чисто политически это невозможно, потому
что он был построен конкретно под определенного человека.
Кроме того, нужно понимать, что в путинистской
системе Путин играет роль некоего арбитра, который
решает конфликты между различными элитными группами.
Он — человек, который фактически не допускает
межэлитную «гражданскую войну». Поэтому без него точно так же будет
очень сложно сохраниться путинизму.
Но есть еще вторая сторона этой
медали. Путинизм — это же не просто набор
людей. Это еще и огромная бюрократическая машина, которая не сможет
слишком быстро начать работать по-новому. Она будет продолжать
работать точно так же. Как нечто более обширное, как некая логика
функционирования путинизма через бюрократию — чисто технически —
это будет функционировать еще достаточно долго.
Как вы относитесь
к термину «рашизм», который часто применяют в Украине? Имеется
в виду российский фашизм, российский извод фашизма. У этого термина
уже появились страницы в «Википедии» на трех
десятках языков, кстати.
Как обычный человек я спокойно
отношусь к этому слову. Сейчас идет самая смертоносная война в Европе
со Второй мировой войны. Как люди мы не можем реагировать
на происходящее холодно. Мы всегда будем испытывать эмоции,
а когда мы испытываем эмоции, мы иногда хотим ругаться. Ругаться
на противников, называя их «рашистами» или как-то еще,
я думаю, что это вполне нормально.
Как политолог я не очень
понимаю, что это означает. Если это означает российскую версию фашизма,
я не поддерживаю идею, что путинский режим является фашистским. Если
это наименование идеологии, тогда у меня возникает вопрос: если
такая же или похожая идеология будет в другой стране, будем ли
мы иметь право называть ее «рашизмом»? Мне скажут,
что «рашизм» происходит от слова «Россия» (Russia),
и мы не можем, потому что это конкретно под эту идеологию, под
эту политическую систему было придумано это слово.
Чисто в политологическом плане
я не вижу в нем смысла. Если мы говорим об уникальном политическом
режиме в России, у нас уже есть слово путинизм. Есть
термины — сталинизм, гитлеризм, франкизм. Эти слова уже есть,
и они как раз показывают уникальность, потому что есть привязка
к определенному человеку. Когда мы привязываем тот или иной политологический,
исторический термин к названию страны, чисто политологически это
не очень этично, потому что в той или иной стране политическая
система может меняться. Поэтому мы не можем связывать определенный
(тем более эмоционально насыщенный) термин с названием той или иной
страны.
Кстати, говоря
об «уникальности» путинского режима, параллели — это,
конечно, всегда условность, но все же, есть ли режимы прошлого
или настоящего, которые можно назвать очень близкими по смыслу
и по духу путинскому режиму?
Да, можем. Но прежде я бы хотел
добавить момент, который мне кажется очень важным. Я уже сказал, что
нынешняя война России против Украины — самая смертоносная война
в Европе со времен Второй мировой войны. И когда говорят, что
Путин — это второй Гитлер, и путинская
Россия — фашистская, это — результат того, что
мы не помним какую-либо другую войну в Европе, кроме
Второй мировой войны. Мы автоматически переносим нынешние события. Если
у нас есть четко определенное зло, мы его
называем теми терминами, которые нам понятны из предыдущей истории.
Но мне кажется, что если
мы сравниваем путинский режим с какими-либо другими,
с некоторыми феноменами прошлого, мне, честно говоря, Путин больше
всего напоминает Слободана Милошевича, который хотел затеять тоже такой геноцид
и был причастен к геноцидальным войнам на территории
бывшей Югославии в 1990-х годах. Как мне кажется, психологически это
два очень схожих типа. Это люди, на глазах которых развалилась империя.
Понятно, что Югославия — не такая большая империя, но все же
на Балканах это был значимый имперский игрок.
У Путина — это Советский Союз. Есть ресентимент по поводу
развала империй на глазах этих людей.
Большая разница в том, что
у Милошевича не было ядерного оружия. Если бы у Путина,
у России не было ядерного оружия, я думаю,
он разделил бы судьбу Милошевича. Но это очень похоже. Милошевич
тоже был очень коррумпированный человек. Его политическая система была
фактически построена на коррупции, но при этом у него была
этническая ненависть и к албанцам, и к другим этническим
группам, которые населяют Западные Балканы. https://www.rfi.fr/ru
Логика агрессора к человеческой логике
отношения не имеет |
Сергей Рачинский
Отличная прививка от пропаганды!
https://www.youtube.com/watch?v=lJJXmui3lj4
И.Стрелков
vs Б.Миронов "КРЫМНАШ / НАМКРЫШ"
Премьера программы "Полит-Ринг"
Всё-таки есть в России мудрые справедливые честные и умные люди такие как
Борис Сергеевич Миронов которые смогли бы сделать Россию процветающий и
богатейшей страной мира. Так почему же тогда в 145 миллионной России уже 25 лет
правит один и тот же человек?! Вот материал,который нужно посмотреть всем
жителям России и пошевелить своими извилинами.
https://www.youtube.com/watch?v=aScGX_RWb20
ФЕЙК №
ФЕЙК №
https://www.mk.ru/.../putin-rasskazal-kak-rossiya...
Клинтон тогда ответил, что он «не против»; так что только «товарищу»
Клинтону мы все должны быть безмерно благодарны за то, что Клинтон тогда не
проявил прыть и не удовлетворил
ФЕЙК №
№
P.S. В качестве картинки Вы видите «снежный
#Фейки #Армия #Путин #Война #ВСУ
Хотят ли русские войны?
Дмитрий Назаров и Ольга Васильева
Восхищаюсь талантливым актером и просто честным
человеком, дай Вам Бог здоровья, держитесь! Вы прекрасные, честные и порядочные
люди. Желаю вам удачи и всего хорошего. Всем мира!
https://www.youtube.com/watch?v=2ne9Y9iJj6s&t=73s
Интервью философа Арсения
Куманькова. Он занимается исследованиями войн с точки зрения
морали
2 января 2023
Российские власти задумывали войну как короткую операцию, но отчаянная оборона
Украины полностью разрушила эти планы. Вторжение длится почти год
и привело ко множеству гуманитарных катастроф. Все это время люди по всему миру спорят о том, как
осмыслять происходящее и был ли у мирового сообщества шанс
остановить войну. «Медуза» задала эти вопросы философу и исследователю
войны, преподавателю Московской высшей школы социальных и экономических
наук Арсению Куманькову.
— Вы занимаетесь исследованиями
войн с точки зрения морали. К XXI веку у войны
действительно остались какие-то легитимизирующие морально-этические основания?
— Если мы говорим о том,
считается ли война приемлемой практикой, то к XXI веку она, конечно,
потеряла свою претензию на нормальность, лишилась большей части своей
легитимности, что зафиксировано и в международном праве. Это все еще
часть политической культуры, мы никуда от нее не делись, но, как
правило, международные конвенции, да и сам Устав ООН, говорят о том, что война, в особенности агрессивная, — это нечто ненормальное, запретное
и преступное.
Да и если размышлять
об абстрактном общественном восприятии войны, здесь тот же самый
процесс: войны непопулярны в качестве политического способа решения
конфликтов. По крайней мере это актуально в развитых странах —
глобальный Запад, глобальный Север, как ни назови. В общем,
репутация у войны в XXI веке сомнительная.
С другой стороны, можем ли
мы себе представить ситуации, где военное разрешение конфликта кажется
морально обоснованным? Мне представляется, мораль нам особенно необходима,
чтобы говорить о таких опасных, смертоносных вещах, как война.
И в современном мире есть сценарии, где война остается морально
приемлемой практикой и ответом. Это, например, оборонительная война
в случае, если страна стала жертвой агрессии: у нее, разумеется, есть
в том числе и моральное право на защиту. Это обычно
зафиксировано в Конституции страны, да и в Уставе ООН.
Такая ситуация не кажется морально спорной.
В XXI веке мы постепенно будем
приходить и к принятию других ситуаций, когда война или военное
насилие могут быть оправданны. Чаще всего в этом контексте говорится
о гуманитарных интервенциях, когда в каком-то государстве происходят
серьезные нарушения базовых прав человека — геноциды, этнические чистки
или массовые убийства. Кажется, что в таких ситуациях для наблюдателей
куда больший моральный вызов — это остаться безучастными, сказать, что это
внутреннее дело какого-то народа. Мне кажется, что в ситуациях,
где жертвы не могут защитить себя сами, [военное вмешательство] вполне
соотносится с современными принципами гуманности.
— Такие моральные основания работают,
даже если они только формально прикрывают агрессию, как якобы «защита русскоязычного населения» Россией в Украине?
— Мы должны исходить
из того, что современные войны ведутся с учетом — хотя бы
символическим — международного права. Это такой важный фильтр: сейчас
недостаточно объявить крестовый поход, сказав, что «христиан унижают
и притесняют, а вообще, где-то есть прекрасная земля, текущая
медом, идите, ребята, туда, повоюйте там». Нужно хотя бы попытаться
обозначить, что планируемая война имеет отношение к международному
праву.
Но при этом в последние
десятилетия к правовому обоснованию добавляется моральное содержание.
То есть страна не просто ведет войну против нарушителя международного
права, но и решает большую моральную задачу: защищает культуру,
население, цивилизацию в целом.
Иначе говоря, задействуется сразу два
источника легитимации военного насилия. Самые яркие примеры здесь — это
операции по борьбе с мировым терроризмом. У них были
и достаточно формальные основания — теракт 11 сентября 2001
года, — но одновременно эта война виделась как борьба
за множество демократических ценностей и за будущее всего человечества.
Так, например, оправдывалась война в Ираке в 2003 году. То есть
в риторике США это был не просто плохой режим, который чем-то
не нравился или не соблюдал права граждан. Для того чтобы придать
военной операции большую обоснованность, постоянно подтягивались моральные аргументы.
Российское государство в начале года
тоже шло именно по этому пути. Но к началу непосредственно
вторжения правовой компонент обоснования куда-то потерялся. Можно было бы
попытаться оправдать нападение невыполнением [украинской стороной] Минских
соглашений и стремлением принудить Украину и тех, кто,
по мнению Кремля, ею управляет, к выполнению этих
договоренностей. То есть подать происходящее как восстановление
порядка, предусмотренного международными соглашениями.
Но на деле, если
мы посмотрим обращение Путина 24 февраля,
то обнаружится, что почти все названные им причины
вторжения отсылали к моральным категориям. Владимир
Путин говорил о множестве угроз — не только политических,
но и культурных, — исходящих даже не от самой Украины,
а в целом от Запада. Ведь Запад — это такая опасная среда,
которая наверняка навредит особым российским ценностям. Говорилось, что в Киеве
власть якобы захватил не то что преступный, а такой
«античеловеческий», «нацистский» режим. Говорилось отдельно о «геноциде» русскоязычного населения на востоке Украины —
в Донбассе.
Всего я насчитал семь причин того, почему
Россия вторгается, и все они так или иначе были морально
нагруженными и никакого отношения к правовому обоснованию
не имели.
ЧТО ЭТО ЗА СЕМЬ ПРИЧИН
Казалось бы — XXI век, страны
заявляют о верховенстве права в решении международных конфликтов
и обычно именно в правовых категориях описывают свои военные
операции. Но тут, видимо, не было надежды, что граждане России или
кто-либо в мире признает наличие достаточно веской правовой причины для
нападения на Украину. В результате в ход пошло множество
моральных аргументов, чтобы если не обосновать войну, то хотя бы
усилить ее поддержку со стороны российского населения.
К слову, если говорить
о количестве приведенных причин, обоснование войны в Украине похоже
на обоснование вторжения в Ирак в 2003 году. В обоих
случаях не пытались указать на одну-две причины (как, к примеру,
во время войны в Персидском заливе, когда причиной и поводом
к ее началу стала аннексия Ираком Кувейта в 1990 году),
а давали сразу целый список.
Если послушать заседания [российского] Совета Безопасности, например, можно
услышать сразу 15–20 обоснований. Ровно это же происходило в 2003
году: США также озвучивали десятки причин для того, чтобы напасть на Ирак. Это, как мне
кажется, связано с тем, что политическое руководство и само не видит
достаточно весомых обоснований для начала войны. Поэтому для
усиления чувства неизбежности вторжения политические лидеры переходят
на язык морали и используют стратегию «совокупности причин».
— Почему в этой ситуации
россияне не почувствовали подвоха? Местами это же буквально
дискурс в стиле «они первые начали» и «почему им можно,
а нам нельзя».
— Все мы уже год живем
с вопросом, как вообще возможна поддержка россиянами действий властей. Мы все видели эти
регулярные опросы, и кажется, что такого просто не бывает, чтобы
на протяжении долгого времени [граждане страны]
примерно одинаково относились к масштабному и разрушительному
событию, тем более к такому [географически] близкому.
Конечно же, скептически относиться к результатам
социологических опросов — это уже такое общее место для 2022 года. Важно
помнить про высокое количество отказов [от разговоров
с социологами] и про то, что люди, которые соглашаются отвечать
на опросы, могут транслировать не свою позицию, а ожидаемую,
поскольку воспринимают эту коммуникацию как своеобразную проверку
на лояльность [со стороны государства].
Но при этом мы можем видеть, как
люди обсуждают эту войну в социальных сетях, и просто слышать
разговоры. Объективная реальность, как
мне кажется, такова, что люди действительно заимствуют аргументы, которые
озвучивает власть или российские официальные медиа. То есть
действительно часто и в чатах, и в открытых обсуждениях
можно услышать, как украинцев называют «нацистами» и «террористами».
К 2022 году российское общество
действительно было очень аполитичным и атомизированным,
у него не сложилось практики обсуждения политических вопросов
в условиях конкурирующих нарративов. Для значительного числа наших граждан
есть [Владимир] Соловьев и [Ольга] Скабеева — и, возможно, они
не вполне им доверяют и понимают, что перед ними разыгрывается
бесконечное шоу. Но при этом откуда людям брать другой язык для описания
происходящего? Чтобы получить доступ
к альтернативной повестке, нужно приложить усилие. Информационное поле зачищено, и люди видят
однобокую историю конфликта: что Россия борется с Западом, который хочет
всех поработить и уничтожить «уникальные российские ценности»; что борьба
идет для того, чтобы Россия не распалась на множество частей;
ну и конечно же, что Россия борется с «нацистами» и «террористами», в которых,
видимо, превратились уже все жители Украины.
В общем, я бы
здесь говорил не о том, что россияне до глубины души верят
во все эти утверждения. Я бы говорил о том, что это для
них единственный доступный нарратив, которым можно описывать
реальность. За неимением альтернатив эти объяснения принимаются. Это,
конечно, не снимает реальной ответственности с россиян,
но комфортная [с точки зрения определения своей ответственности] ситуация
для населения выглядит так: есть Путин, он принял решение, и, пока
он несет за него ответственность, можно не думать
своей головой и использовать его для описания происходящего.
Результаты социологических опросов не свидетельствуют об одобрении
войны как таковой, а говорят об одобрении решения, которое принял
президент. Аспект
именно морального одобрения военного насилия отходит на десятый
план.
— Насколько долго система, основанная
на хаотичных и зачастую противоречащих друг другу дискурсах, может
работать?
— Нынешняя ситуация, если
смотреть на нее с точки зрения логики в вакууме, действительно
кажется неправильной. Но она может быть вполне нормальной
и устойчивой для тех, кто десятилетиями рос в условиях, где
не было возможности самостоятельного участия в гражданских
и политических вопросах.
Сейчас наступил момент колоссального
напряжения для российского общества, и мы все ждали, что оно в своей массе вдруг неожиданно начнет проявлять
сознательность, самостоятельность, начнет давать свои оценки откровенно страшным
процессам. Но в реальности более структурно объяснимая реакция —
та, что мы видим.
И к сожалению, это
не уникальный порок российского общества. Мы можем посмотреть
на то, как американцы поддерживали войны США во Вьетнаме или
в Ираке, а французы выступали за войну в Алжире.
Во всех этих сомнительных военных операциях мы увидим схожие
процессы: небольшой процент людей, публично осуждающих вторжение или заявляющих
об уклонении от военной службы, и большинство, никак
не осуждающее происходящее или даже поддерживающее войну. Этот процесс
снятия с себя ответственности в политических вопросах видится мне
вполне общечеловеческой реакцией на крупные вызовы, катастрофы. Много
работ было написано об отношении к войне граждан нацистской
Германии. Так что возможность дистанцироваться от того, что
происходит, за счет назначения ответственным за происходящее
не себя, — это очень типичная реакция.
И я думаю, что это довольно устойчивая
реакция. Отторжение и общественное
неприятие политических решений не рождаются мгновенно.
Мы и на протяжении 2023 года будем видеть эти цифры якобы
поддержки войны, покуда режим устойчив и может обеспечивать стабильность
за счет экономических, социальных или силовых мер.
А в России силовой аппарат чудовищно огромен, это ни для
кого не секрет. Даже какие-то экономические ухудшения не будут
оперативно конвертироваться в «прозрение» со стороны населения.
Быстро мы к этому не придем.
— В конце сентября вы писали, что война в Украине и мобилизация — это
преступление властей России против своих граждан. А сами россияне, которые
поддерживают войну, совершают какое-то моральное преступление?
— Мне кажется, что мораль все-таки
больше связана с действием, чем с мыслью. Мой текст был скорее
обращен к тем, кто может так или иначе, прямо или косвенно оказаться
соучастником этой войны. В такой позиции находятся в первую очередь
российские военные, даже если человек на каком-то аэродроме Энгельс или Дягилево просто охраняет взлетно-посадочную полосу. Даже если военный
не совершает военных преступлений.
Если мы говорим об очень
абстрактном стороннике войны, который эту поддержку держит при себе, никому
не сообщает [о ней], изолировался от общества
и не участвует в военных действиях, моральная
ответственность лежит и на нем, но морального
преступления он не совершает. С другой стороны,
публичное одобрение [войны] со стороны гражданского лица тоже может быть
определено как моральное преступление.
Есть примеры того, как люди боятся
проявлять свое настоящее отношение к войне, потому что все вокруг
ее поддерживают. Им кажется, что высказать свою позицию может быть
опасно. У меня есть друг, у которого, в свою очередь, есть еще
два приятеля. Оба этих человека против войны, но, встречаясь, они высказываются
в поддержку вторжения, потому что считают, что их собеседник —
за войну. А потом каждый из них жалуется на якобы
провоенную позицию своего друга.
Это именно то, о чем мы уже
с вами говорили: люди
воспроизводят тот нарратив, который кажется единственно возможным
в обществе. Но это как самоисполняющееся пророчество: своей
ретрансляцией люди погружают страну в ощущение нормальности,
справедливости происходящего.
— А как современная война влияет
на общество, на которое напали? Какие последствия
в морально-ценностном смысле военная агрессия России может иметь для
Украины?
— У меня нет каких-то
объективных данных, из которых были бы видны процессы, происходящие
внутри украинского общества. Здесь я могу полагаться только на свое
понимание ситуации. Множество людей в Украине остались теми, кем они
были, — людьми, это и есть высочайший моральный подвиг
в условиях войны.
Значительная часть населения
сплотилась и поддерживает друг друга, государство и армию. И,
несмотря на ухудшающееся гуманитарное состояние Украины, кажется, что степень
взаимоподдержки не падает. Но это имеет отношение даже
не столько к появлению у украинцев «более правильной версии»
морали, сколько к гражданской консолидации. То есть речь идет
об использовании самых базовых моральных принципов в экстремальных
ситуациях для поддержки единства. Украина отличается от России
более сильным и развитым гражданским обществом — это им сейчас
и помогает, процесс консолидации усилился.
— Помимо непосредственно моральных
аспектов, вы изучаете и сам феномен «новых войн» в мире. Война
в Украине вообще как-то вписывается в общий тренд XXI века или
выглядит атавизмом?
— Ну да, я написал книжку
[«Война в XXI веке» в 2020 году], где говорил, что современная
война — это не масштабный и не очень интенсивный конфликт.
А потом мы получили большую войну, аналогов которой
не видели многие десятилетия. По уровню потерь, по уровню
разрушений [война в Украине] превзошла все последние войны.
По крайней мере если не заходить на территорию Африки, где войны
всегда масштабны и кровавы.
И я, конечно, тоже думал,
не означает ли вторжение в Украину то, что моя книга
не актуальна, и не было ли ощущение, что на рубеже
XX и XXI веков война поменялась, ошибочным. Не нужна ли нам
какая-то новая теория. Но мне кажется, что мы все еще можем
использовать термины «современные войны», «новые войны», говорить о войнах
XXI века и отличать их от войн прошлого.
В войне, которую ведет Россия, есть
некая архаичность. Политический язык, которым пользуется [Владимир] Путин,
во многом из XVII—XIX веков. Взять для примера идею суверенитета или понятие нации, некоторые из них кажутся для
Путина естественными, некоторые — фейковыми. Ну то есть
в XXI веке [всем должно быть понятно], что, даже если государство
не существовало 200 лет назад, оно все равно имеет право на жизнь
в настоящем. Путин как будто бы ведет войну XIX
века с претензией на существование сверхдержав и великих
империй, у которых есть право на войну, и никто не должен
оспаривать этот факт. Тогда война была еще вполне нормальной
и с моральной, и с правовой точек зрения. Даже наоборот,
статус великой державы заставлял вести войны: государства, не занимавшиеся
такой практикой, империями быть переставали.
Но у нас есть не только
факт нападения России на Украину. Существует, конечно же,
и правовое осуждение [действий России мировым сообществом], которое многократно
повторяется в документах, формирующих корпус международного
и гуманитарного права. Есть еще и глобальная общественная реакция:
она делает эту войну современной, потому что происходящее не кажется нам
нормальным. И мы не можем позволить себе закрыть глаза
на желание империи, или, как она еще себя называет и позиционирует,
«супердержавы», вести войну.
Общественный перелом, социальное
отторжение и переосмысление места войны в современной жизни —
это, конечно же, признаки современных войн. В нынешней эпохе если
уж война и допустима, то только в незначительном, некрупном
масштабе с небольшими потерями.
— Вы также писали, что
неотъемлемый признак современных войн — их гибридность. Насколько это
применимо к войне в Украине?
— Действительно, помимо традиционных
военно-полицейских задач в современной войне сильнейшую роль играет информационное
противостояние. Нельзя проводить только наступательные или
оборонительные мероприятия с помощью войск, нужно еще вести борьбу
за умы и сердца в информационном пространстве.
Мы наблюдаем это. И опять же, чуть ли не первые действия
властей в начале войны были связаны с репрессиями, в том числе технологическими, в отношении СМИ
и социальных сетей. Есть довольно занимательная статистика: в России
в октябре по сравнению с сентябрем на 6% сократилось количество пользователей социальных сетей.
Но при этом количество сообщений, которые оставляются в российском
сегменте интернета, выросло просто невероятно — на 36%. Как мне
кажется, это связано именно с тем, что войну сейчас обсуждают очень
активно, и медиа тоже стали активными участниками войны.
Еще одна черта современных войн —
их глобализированность. То есть мы не можем
сказать, что сейчас ситуация как в XIX веке, когда США воевали
с Мексикой и никому до этого не было дела. Тогда
[общественная реакция] была какой-то вроде «ну воюют и воюют,
локальный частный конфликт».
Сейчас у российского вторжения
в Украину крайне разнообразные и непредсказуемые последствия. Все,
например, в курсе зерновых сделок. Оказывается, что война
в Украине влияет на обеспеченность пищей населения ощутимой части
земного шара. И это уж не говоря о поставках полезных ископаемых. Серьезным образом увеличился уровень детской бедности на территории Восточной Европы
и Центральной Азии. Хотя, опять же, казалось бы, какое отношение
эти страны имеют к войне в Украине? То есть мир очень тесно
связан, и военная агрессия становится источником и поставщиком
ужасных иллюстраций этому факту.
Еще один важный фактор [определяющий войну
в Украине как «новый конфликт»] — использование нетрадиционных сил
в ходе боевых действий, цифровизация конфликта.
Мы привыкли видеть активное использование наступательных вооружений,
но мы понимаем, что сейчас невозможно вести войну без современных
технологий — например, разведывательных дронов.
То есть войну в Украине можно
считать гибридной еще и в том смысле, что она совмещает в себе
признаки новых войн и традиционных, «старых добрых» конвенциональных
конфликтов.
— Сейчас о России часто говорят
как о спонсоре терроризма или как о стране-террористе.
По вашему мнению, действия России сейчас похожи на терроризм?
— Конечно. Что вообще такое терроризм? Это
использование насильственных средств для достижения собственных политических
целей. Но, как всегда бывает с простыми понятиями, которыми
мы часто пользуемся, это довольно расплывчатый термин. Нет каких-то
общепринятых и общепризнанных критериев терроризма.
Непризнание Соединенными Штатами России в качестве спонсора
терроризма объясняется тем, что такое решение блокирует возможность открытых,
публичных контактов с подобным государством. Это только у нас,
в России, можно как-то спокойно и без последствий принимать у себя представителей движения Талибан.
Но это не будет работать в США. Там признание будет означать
полный разрыв отношений — во всяком случае, публичных.
Но если вернуться к той практике, которую мы сейчас
наблюдаем, мне сложно определить ее как-то иначе, кроме как
террористическую.
Очевидно, для того чтобы принудить Украину к переговорам или произвести
там смену режима, России недостаточно военных средств. Так как сил
не хватает, проводятся удары по гражданским целям, которые
на уровне высшего военного руководства прямо признаются акциями отмщения.
ЕЩЕ ОДИН РАЗГОВОР С АРСЕНИЕМ
КУМАНЬКОВЫМ
— В этом отношении
играет ли какую-то роль отказ Кремля от монополии на насилие
и поддержка ЧВК? Почему вообще государство
делает ставку на незаконные, казалось бы, структуры?
— Мне кажется, что [популяризация
ЧВК] напрямую не связана с тем характером войны, который она приняла
осенью и зимой. ЧВК Вагнера никак непосредственно не ответственна
за принятие стратегических решений, или, как они их сейчас
называют, «сложных решений». Так что наемники не влияют
на стратегическую составляющую войны. Возможно, они с большой
симпатией относятся к таким приказам и даже ждут их,
но не их уровень принимать такие решения. Так что в смысле терроризма ответственность
лежит все-таки на российском государстве как таковом.
Но если говорить в целом
о неконвенциональных подразделениях и их использовании
в войне — это то, что, опять же, выдает в войне
в Украине признак современного конфликта. Потому что традиционное
столкновение ведется государством при помощи регулярной армии, государство
очень боится делиться монополией на вооруженное насилие.
Возможность современных стран обращаться
к негосударственным или парагосударственным структурам во многом
связана со множеством запретов в отношении войн на уровне права
и общественной морали. Гораздо удобнее передать кому-то грязную
работу, по сути, дистанцироваться от неизбежных военных преступлений.
Но при этом исчезает монополия
на насилие, а значит, пропадает и контроль над такими
структурами. Поэтому для таких организаций, как ЧВК Вагнера, становится
законным все то, что немыслимо по законам российского государства. Будь то казни или вызволение людей из мест заключения и использование
их в военных действиях.
— Разве Кремль реально стремится
дистанцироваться? В середине декабря
в Госдуму внесли законопроект, исходя из которого
предлагается не наказывать и штатных военных за преступления
в Украине.
— Совершенно очевидно, что
международное право не работает так [как национальное]. Если внутри страны
вдруг признают законным убивать женщин и детей противника с целью
деморализации врага, нет даже капли надежды на то, что весь внешний мир
признает подобную практику ведения войны обоснованной. Международное право действует
поверх суверенитетов, поверх границ и поверх местных законодательств.
Иначе бы в нем не было смысла.
Можно сколько угодно говорить
о низкой эффективности международного права, о том, что оно редко
позволяет остановить военный конфликт и не всегда те, кто совершает
военные преступления, попадают под расследования и получают
наказания. Но эти практики [законы, снимающие ответственность
за преступления в Украине] направлены явно
не на международную арену, а на внутреннюю.
Мы можем гадать, была ли это
спланированная [Кремлем] акция или просто инициатива Госдумы, которая тоже
чувствует необходимость повышать свою воинственность. Но это сигнал для
людей в подразделениях с «подмоченной репутацией» не переживать
о возможности наказания. Такая, по сути, тотальная война,
где каждое средство против противника оправданно и необходимо.
— Но зачем тогда вообще
использовать ЧВК, если власть и не стремится выглядеть законно
с точки зрения международного права?
— Все равно, как мне кажется, для
[Владимира] Путина очень важно умножать различные структуры. Для него это такая
традиционная стратегия: есть армия, почти в таком же размере
внутренние войска — Росгвардия, а есть еще и полиция. «Разделяй
и властвуй» — это вполне в логике путинского режима.
Ну и в любом случае можно
провести параллель, раз уж их и сам Путин любит, с тем, как Америка вела свои войны. Преступления
в Абу-Грейбе — это, наверное, самый известный кейс с нарушениями
законов войны. Они расследовались, и выяснилось, что часть была совершена
военными, а другая часть — сотрудниками ЧВК. Это удобно
работало, [власти США использовали] аргумент «вне нашей зоны ответственности».
Хотя понятно, что [именно] государство нанимает эту структуру.
Тем не менее [официально] это
считается эксцессом, который не имеет отношения к власти
и режиму. Мы же не знаем, чем еще прославятся
«вагнеровцы», — может, в какой-то момент от них будет выгодно
отказаться и дистанцироваться, сказать: «Они — преступники
и террористы, и мы [власти] такого бы никогда
не допустили».
— Большой вопрос заключается
в том, насколько у власти в действительности получится так
сказать. Все-таки »ЧВК Вагнер Центр» в Санкт-Петербурге открыт, не то чтобы власти могли это проглядеть.
— «Преступная халатность местных
властей». Это тоже всегда можно объяснить: где-то «недосмотрели» сами
чевэкашники, а где-то — тот или иной чиновник.
— К чему вообще может привести
государство ситуация, когда монополия на насилие перестает быть
монополией?
— За последнее время это уже
стало постоянной дискуссией и почти общим местом, но нужно
проговорить, что ЧВК Вагнера — это, по сути, никакая не ЧВК. Тут
вы и сами сказали про «ЧВК Вагнер Центр»: проникновение наемников
во властные структуры происходит явным образом.
Да и не бывает ЧВК с собственной авиацией, у таких
структур нет средств и ресурсов, сопоставимых с государством. Поэтому
нам сложно будет взять ситуацию в России — с [ЧВК Вагнера и]
теми полками, которые в Чечне собираются [Рамзаном] Кадыровым, —
и найти какие-то близкие исторические примеры.
Но мы не очень понимаем,
как дальше могут складываться обстоятельства. Возможно, сейчас у [Евгения]
Пригожина и нет политических амбиций, возможно, он такой кристально
чистый человек в этом смысле. Но, может, сейчас их нет,
а потом — раз! — и появились. И конечно, если
политический режим в России пошатнется, я хорошо представляю желание
Пригожина превратиться не просто в удачливого бизнесмена, но еще
и в политика и расправиться с политиками
и чиновниками, которые ему всячески мешают в Петербурге.
Поэтому с точки зрения
здоровья государства эта ситуация тревожная. В условиях
политической турбулентности, в которой Россия неизбежно окажется, очень
невысока вероятность, что ЧВК будут сохранять лояльность. Ну или даже если
ЧВК Вагнера будет сохранять лояльность, совершенно неочевидно, что
не появятся еще какие-то силы, которые будут оспаривать права Путина
и его близких на власть.
— Вы считаете, что наиболее
актуальным способом регуляции конфликтов нового типа
может быть «космополитический подход». Но насколько
международные институты, та же ООН, показали свою эффективность
во время войны в Украине?
— Российское вторжение должно дать
всему человечеству множество уроков. В очередной раз мы видим,
что до сих пор не решен вопрос глобальной
безопасности. Мы не приблизились ни к какому
систематическому возможному ответу на насилие.
ООН не могла сработать в этом году и остановить
российское вторжение. У нее просто нет ресурсов. И мне
не кажется, что сейчас ООН сможет придумать что-то задним числом,
среагировать и завершить войну.
Я думаю, что эта война может
завершиться только за счет продолжения войны украинской армией. Никаким
другим образом. Но задача на будущее — это не только
анализировать военные преступления, преступления против человечности.
В том числе нужно держать в голове, какие институты нам нужно будет
создать, чтобы купировать появление новых конфликтов такого рода.
Нам нужен военный пацифизм, глобальные силы присмотра, армия
ООН, которая сможет проводить операции по принуждению к миру
в тех регионах, где будет вспыхивать конфликт. Сейчас у ООН нет
постоянных военных или полицейских контингентов, которые можно было бы
оперативно вводить в зону назревающего вооруженного конфликта.
Если бы они были, можно было бы еще в 2021 году разместить
несколько тысяч солдат ООН по границам Украины. Сейчас такие формирования
невозможно создать без изменений Устава ООН либо основания новой организации,
которая будет ограничивать государственный суверенитет.
Очевидно, что нужно переформатировать Совет
Безопасности ООН, который просто неактуален. И даже не только
потому, что Россия может блокировать решения, которые могли бы быть
приняты. Просто его состав не отражает уровень современного политического
и экономического развития государств. Государства в нем
представлены неравноценно и неравнозначно. Нужно отойти от идеи
элитарного клуба государств, которые решают самые главные вопросы международной
безопасности. Во время холодной войны была идея, что Совбез будет
балансировать международные отношения. Но мы давно вышли
из этого периода, так что и сам этот орган больше не нужен.
Я не думаю, что есть какая-то
возможность уберечь мир от большой войны такого рода, если не будет
усилена экономическая, а затем и политическая интеграция
— по примеру того, как Европейский союз решил проблему,
казалось бы, естественного извечного соперничества Германии
и Франции. Еще несколько лет назад [в 1945 году] они вели друг против
друга совершенно чудовищную войну, но тем не менее [уже в 1951
году] нашлись межгосударственные решения, которые смогли интегрировать эти
два государства в одно большое образование — сначала экономическое,
а затем и политическое.
Очевидно, что нужно всеми
силами указывать на опасность злоупотребления идеями суверенитета
национальными государствами. Должны существовать институты,
которые будут поддерживать культуру, но не институты, которые могут
привести к большой агрессивной войне против соседа
и к блокированию коллективных решений, как это, например,
делают Венгрия и Польша.
Нам нужно обращать внимание не только
на Россию, а в целом на масштабное отступление
от демократии и рост числа авторитарных режимов
в мире и думать, что с этим можно сделать. https://meduza.io/feature/2023/01/02/kak-strany-razvyazyvayuschie-voyny-ubezhdayut-sebya
Главное для всех людей в том, что жизнь человека, его
права и достоинство выше, чем национальные границы!
Ситуация и Система
Как превратить хорошего человека в злодея
В определенных социальных условиях почти
любой из нас может легко отказаться от человечности и сострадания. Об этом
свидетельствует один из самых спорных экспериментов в истории психологии
«Эффект Люцифера: почему хорошие люди
превращаются в злодеев»: https://kniga.lv/lv/book_author/6830-4374-9817/
Стэнфордский психолог Филипп
Зимбардо разделил добровольцев-участников опыта на «охранников» и
«заключенных», предоставив первым почти неограниченную власть над вторыми. Сам
Зимбардо взял на себя роль начальника «тюрьмы» (устроенной в одном из помещений
психфака Стэнфорда).
Очень скоро обе группы приспособились к
навязанным ролям: многие заключенные были морально травмированы и очень
быстро стали демонстрировать подавленность, страх и выученную беспомощность; с
другой стороны, некоторые охранники начали проявлять садистские наклонности и
такую степень жестокости, которая вовсе не требовалась условиями эксперимента.
В результате возникли угрозы безопасности участников, и эксперимент был
завершен раньше запланированного времени.
Считается, что Стэнфордский тюремный
эксперимент позволил получить крайне важные данные в области психологии
поведения. С другой стороны, несколько лет назад появилась серьезная критика работы Зимбардо: эксперимент был
назван постановочным, а выводы его автора – надуманными, а отчасти просто
сфальсифицированными. В новом издании Зимбардо подробно и в целом убедительно
возражает на эти обвинения.
Ситуация имеет значение
Хороших людей можно
соблазнить, подтолкнуть или заставить творить зло. Еще их можно вынудить к
иррациональным, глупым, саморазрушительным, антисоциальным и бессмысленным
действиям, особенно в «тотальной ситуации», влияние которой на человеческую
природу противоречит ощущению стабильности и целостности нашей личности, нашего
характера, наших этических принципов.
Нам хочется верить в глубинную, неизменную
добродетельность людей, в их способность сопротивляться внешнему давлению,
рационально оценивать и отклонять искушения ситуации. Мы наделяем человеческую
природу богоподобными качествами, твердой нравственностью и могучим
интеллектом, которые делают нас справедливыми и мудрыми. Мы упрощаем сложность
человеческого опыта, воздвигая непроницаемую стену между Добром и Злом, и эта
стена кажется непреодолимой. С одной стороны этой стены – мы, наши
чада и домочадцы; с другой – они, их исчадия и челядинцы. Как ни
парадоксально, создавая миф о собственной неуязвимости для ситуационных сил, мы
становимся еще более уязвимыми, поскольку теряем бдительность.
Стэнфордский тюремный эксперимент (СТЭ),
наряду со многими другими исследованиями в сфере социальных наук, раскрывает
нам секреты, о которых мы не хотим знать: почти каждый из нас может
пережить трансформацию характера, оказавшись во власти мощных социальных сил.
Наше собственное поведение, как мы его себе представляем, может не иметь ничего
общего с тем, кем мы способны стать и что способны совершить, попав в сети
ситуации <…>.
Нам постоянно должны напоминать об этом
поведенческие трансформации охранников нацистских концлагерей и членов
деструктивных сект, например Храма народов Джима Джонса и японской секты «Аум Синрикё». Геноцид и ужасающие злодеяния, творившиеся в Боснии,
Косове, Руанде, Бурунди, а совсем недавно – в суданской провинции Дарфур, тоже
ясно свидетельствуют, что под давлением социальных сил, абстрактных идеологий
завоевания и национальной безопасности человек легко отказывается от
человечности и сострадания. Под влиянием
дурных обстоятельств каждый из нас мог бы совершить самый ужасный поступок,
когда-либо совершенный человеком. Понимание этого не оправдывает зло; оно, так
сказать, «демократизирует» его, возлагает вину на обычных людей, не считая
злодеяния исключительной прерогативой извращенцев и деспотов – их,
но не нас.
Главный урок СТЭ очень прост: ситуация
имеет значение. Социальные
ситуации зачастую оказывают более мощное влияние на поведение и мышление
отдельных людей, групп и даже лидеров нации, чем мы привыкли считать. Некоторые
ситуации оказывают на нас столь сильное влияние, что мы начинаем вести себя
так, как раньше и вообразить себе не могли.
Власть ситуации сильнее всего проявляется в новой
обстановке, в которой мы не можем опираться на предыдущий опыт и знакомые
модели поведения. В
таких ситуациях обычные системы вознаграждения (reward structures) не
действуют, и ожидания не оправдываются. В таких обстоятельствах личностные
переменные не имеют прогнозной ценности, ведь они зависят от оценки
предполагаемых действий в будущем, оценки, основанной на привычных реакциях в
уже знакомых ситуациях, но не в новой ситуации, к примеру, в незнакомой роли
охранника или заключенного.
Поэтому всякий раз, когда мы
пытаемся понять причину какого-то странного, необычного поведения –
собственного или других людей, нужно начинать с анализа ситуации. К
факторам предрасположенности (наследственность, черты характера, личностные
патологии и т. д.) можно обращаться только в том случае, когда анализ,
основанный на изучении ситуации, ничего не дает при разгадывании загадки.
Ситуацию создает Система
Самый важный урок СТЭ заключается в том,
что Ситуацию создает Система. Она обеспечивает узаконенную
поддержку, власть и ресурсы, благодаря которым возникают те или иные ситуации.
Описав основные ситуационные особенности СТЭ, мы приходим к главному вопросу, о
котором часто забывают: Благодаря кому или чему все происходило именно
так? Кто на самом деле создал поведенческий контекст и поддерживал его
определенным образом? Иначе говоря, кто должен нести
ответственность за последствия? Кого следует поздравить с
успехом, а кого обвинять в неудачах?
В случае СТЭ ответ простой: меня! Но
когда мы имеем дело со сложными организациями, например с неэффективной
образовательной или исправительной системой, с коррумпированными
мегакорпорациями или с системой, созданной в тюрьме Абу-Грейб, найти ответ на этот вопрос не так
просто. Власть Системы основана на официальном разрешении вести себя
определенным образом или запрещать и наказывать действия, которые этому
противоречат. Это «власть более высокого порядка», которая
оправдывает новые роли, новые правила и новые методы, обычно запрещенные или
ограниченные законами, нормами, нравственностью и этикой.
Оправданием для новых «правил» обычно
становится идеология. Идеология – это идея
или утверждение, позволяющие узаконить любые средства, необходимые для
достижения некой конечной цели. Идеология
– это «Большой Босс», в его
действиях никто не сомневается, потому что большинству участников группы они
кажутся «правильными» в определенное время и в определенном месте. Те,
кто обладает властью, всегда могут убедить остальных, что их программа хороша,
добродетельна и даже жизненно важна. Программы, политика и процедуры,
возникающие для поддержки идеологии, становятся важной составляющей Системы. А
как только идеология признана священной, любые процедуры Системы начинают
считаться разумными и адекватными <…>.
Мой научный интерес к стратегиям и
тактикам управления сознанием, описанным в классическом романе Джорджа
Оруэлла «1984», должен был помочь мне осознать власть Системы на более
раннем этапе моей профессиональной карьеры. «Большой брат» – это и есть
Система, которая решительно подавляет инициативу личности и желание
противостоять вторжению в частную жизнь.
Много лет дискуссии вокруг СТЭ не касались
анализа на уровне систем, потому что первоначально диалог был ограничен
соперничеством между двумя подходами к человеческому поведению: диспозиционным
подходом и теорией ситуационного влияния. При этом я упускал из виду
более важную проблему: контекст и ограничения, создаваемые Системой. Системный
уровень анализа стал для меня очевидным лишь после того, как я начал
исследовать мотивы злоупотреблений в военных тюрьмах в Ираке, Афганистане и на
Кубе.
Лауреат Нобелевской премии физик Ричард
Фейнман говорил о том, что трагическая катастрофа космического корабля
«Челленджер» была связана не с ошибками отдельных людей, но с системной ошибкой
официального руководства. «Шишки» из НАСА настаивали на запуске корабля,
несмотря на сомнения инженеров НАСА и явную заинтересованность производителя
одного из важнейших элементов оборудования (это был как раз тот неисправный
кольцевой уплотнитель, который и стал причиной катастрофы). Фейнман утверждает,
что НАСА, возможно, стремилась «уверить правительство в непогрешимости НАСА и
успехе миссии “Челленджера”, чтобы добиться финансирования».
В отличие от НАСА, потерпевшей фиаско
из-за попыток следовать политически мотивированному девизу «быстрее, лучше,
дешевле», нацистская система массового уничтожения оказалась
ужасающе эффективной. Здесь была создана прекрасно интегрированная нисходящая
система, состоящая из кабинета министров Гитлера, политиков
национал-социалистической партии, банкиров, офицеров гестапо, войск СС,
инженеров, врачей, архитекторов, химиков, педагогов, проводников поездов и всех
остальных.
В этой целостной программе геноцида
европейских евреев и других врагов государства у каждого была своя роль. Нужно
было построить концентрационные лагеря и лагеря смерти, с крематориями,
рассчитанными на массовое сжигание трупов. Нужно было разработать формулу
нового, смертельно эффективного ядовитого газа. Пропагандисты должны были
разработать кампанию, которая дегуманизировала евреев и изображала их врагами государства
в кино, в газетах, журналах, на плакатах и т. д. Учителя и проповедники должны
были подготовить молодежь к слепому послушанию нацистам, заставить ее принять
оправдания «окончательного решения еврейского вопроса».
Нужно было создать новый язык, скрывающий
за невинными эвфемизмами реальность нечеловеческой жестокости и
деструкции: Sonderbehandlung (особое обращение); Sonderaktion (особые
действия), Umsiedlung (переселение) и Evakuierung (эвакуация).
Под условным термином «Особое обращение» понималось физическое уничтожение
людей, иногда он для краткости сокращался до аббревиатуры SB.
Обергруппенфюрер СС Рейнхард Гейдрих
изложил основные принципы безопасности во время войны в докладе, сделанном в
1939 году:
Необходимо проводить различие между теми,
с кем можно иметь дело обычным способом, и теми, кому нужен особый режим [Sonderbehandlung].
К последним относятся субъекты, которые вследствие своей несовершенной природы
или способности служить инструментами вражеской пропаганды пригодны для
устранения, без всякого уважения к личности и без всякой жалости (обычно путем
уничтожения).
Для нацистских врачей, которым было
приказано отбирать заключенных, подлежащих уничтожению, и тех, на ком можно
проводить эксперименты, часто возникал вопрос раскола лояльности (split
loyalty) – противоречие между клятвой Гиппократа и военной присягой, между
убийственной жестокостью и состраданием, которое врачи СС, очевидно, постоянно
ощущали во время своей работы в Освенциме.
Но это не устраняло раскола. Он был
постоянным аспектом нестабильного психологического баланса, позволявшего врачу
СС выполнять свою убийственную работу. … Освенцим был
продуктом коллективных усилий.
https://republic.ru/posts/93831
Дмитрий Быков о войне, Зеленском, Путине и итогах 2022
https://www.youtube.com/watch?v=RVCOC_JJezg
"ЧВК
Putler": разоблачение Евгения Пригожина
и "Проекта "К", их военных преступлений и жестокости
Наёмники-убийцы. Азамат Ударов рассказывает как экс-заключённых после помилования доставляли бортами ИЛ-76 МинОбороны на базу «ЧВК Вагнер» в Молькино Краснодарского края.
Чудовищные признания. Плачу в голос, не могу
успокоиться. Ужас непроходимый. Каких монстров делают из бывших людей, они же
учились с нами в школах когда-то. Толкают падших ещё ниже, превращают в
безумные машины смерти. Страшные люди
дорвались до власти. Обалдеть! Взрывал живых людей в яме! Несчастные
люди, какую смерть приняли! Как мы все теперь можем друг с другом в этой стране
рядом ходить, дышать, кушать и т.д? Как нас такими сделали проклятые чинуши?! Меня
впервые за время войны вырвало в прямом смысле во время просмотра этого видео .
Это ужас , я мужчина 30 лет и меня рвет от этого мрака и от моей страны и от
этих людей и убийств … я не знаю что писать и как передать эмоции Того , что я
испытываю. Так не должно быть, это сумашествие. Живу в Москве и вижу как многие
радуются и спокойно живут, я не понимаю как этому них получается …
https://www.youtube.com/watch?v=vYqdso9Hx_8
48-летний Алексей Савичев — один из героев видео с признаниями якобы сотрудников ЧВК Вагнера в убийствах людей в Украине: «Я скрываюсь, как крыса бегаю», рассказал «Вёрстке» об угрозах. Также «Вёрстка» подтвердила личность второго участника интервью — 41-летнего Азамата Улдарова. В интервью «Гулагу.нет» он рассказал о расстреле нескольких сотен мирных жителей в подвале в Бахмуте, а также о том, что убил 5-летнюю девочку.
Акунин – что происходит с Россией
https://www.youtube.com/watch?v=70RmF0rPj9o
Максим Трудолюбов, 19 августа 2022
Почти все, за исключением, пожалуй, радикальных анархистов
и либертарианцев, согласны с тем, что для поддержания мира
и порядка в обществе нужна власть, имеющая право применять насилие
в случае беспорядков и конфликтов. Но применение силы,
сконцентрированной в руках немногих, всегда несло с собой последствия
в виде ограничения личных свобод. Понимая это, люди работали над
ограничением власти, разделением ее на отдельные ветви
и повышением роли граждан в принятии решений. На глобальном уровне
все практически наоборот, считает редактор рубрики «Идеи» Максим Трудолюбов: государства, в отличие
от граждан, заведомо обладают огромной свободой,
которую политические лидеры — часто в манипулятивных целях —
называют суверенитетом. Страны враждуют между собой, но глобальной власти, которая могла бы установить
и поддерживать мир на планете, так и не появилось. Хорошая новость — все слагаемые для ее построения уже
существуют.
Представления о политике традиционно были связаны
с сообществом, в котором человек был укоренен и с которым
был связан эмоционально (мой город, моя страна) и материально (моя
земля, мой дом). О человеческой общности отваживались говорить либо
амбициозные императоры, опиравшиеся в своих объединительных проектах
только на силу, либо эксцентрики и мечтатели.
Первые осознанные планы создания всемирной империи традиция
связывает с именем Александра Македонского. А слово «космополит», как
считается, изобрел Диоген Синопский — изгнанник из родного полиса,
осознававший себя, как бы сейчас сказали, «эмигрантом»; человек,
противопоставлявший себя и власти (в том числе тому же Александру),
и обществу. По легенде, в ответ на вопрос, гражданином
какого города (полиса) он себя считает, Диоген ответил, что считает
себя гражданином мира — космополитом («космос» на древнегреческом
«мир»).
До сих пор это слово сохраняет определенные негативные
коннотации. В разное время и в разных культурах оно использовалось
властями для обвинений в недостаточной лояльности и нехватке
патриотизма (достаточно вспомнить сталинских «безродных
космополитов»).
Дилемма безопасности как источник войн
Мысль о том, что люди представляют собой
единую общность, приходила в голову многим — и с очень
давних пор. Но это представление оставалось на периферии
политической мысли, фокусом которой веками была реализация человеческого
потенциала в местном, городском и, позже, в национальном сообществе.
Именно на этих уровнях мыслилось управление и участие в нем
граждан.
Политический философ XVII века Томас Гоббс сравнивал
придуманного им «искусственного человека» — властителя,
суверена — с библейским морским чудовищем Левиафаном: чтобы прекратить
«войну всех против всех», власти нужно быть сильной, даже страшной.
Главный его вклад в политическую мысль состоял, впрочем,
не в этом, а в идее, что власть не должна быть
«от бога», как бы люди себе его ни представляли. Она должна устанавливаться
по взаимному согласию граждан — в соответствии
с общественным договором.
Если вражда — естественное состояние человека,
то власть, которая может ее предотвращать, необходима. А то, что
вражда — естественное состояние отношений не только между людьми, но и между
странами — давнее и распространенное представление.
Это понимал и сам автор «Левиафана». По его мнению,
суверен может утвердить власть внутри государства с помощью законов
и надзора над их соблюдением. Но перспективу учреждения
законов в отношениях между суверенами, то есть между государствами,
он считал нереалистичной. В главе XXX трактата
он пишет, что ему нечего сказать о международном праве (о «праве
народов»), ведь один суверен по отношению к другому находится
в той же ситуации, в которой когда-то находились между собой
люди, — в состоянии неизбежной вражды, на то они
и суверены. А в главе XI у Гобсса так:
Короли, власть которых является величайшей, обращают свои усилия
на обеспечение последней: внутри — путем законов, вовне — путем
войн.
Похожим образом через 150 лет рассуждал в трактате
«К вечному миру» и Иммануил Кант:
Народы можно рассматривать как отдельных людей, которые
в своем естественном состоянии уже своим совместным существованием
нарушают право друг друга.
Взгляд на мир как на анархию, в которой борются
друг с другом опирающиеся на силу суверены, укоренен
до сих пор. В политических и академических кругах большим
влиянием пользуются различные ветви школы реализма в международных
отношениях. Все они исходят из того, что страны, как и люди,
находятся в состоянии вражды, даже войны между собой — потенциальной
или открытой.
Даже построение устойчиво доверительных отношений между державами,
не то что установление вечного мира, упирается в «дилемму
безопасности», сформулированную американским политологом XX века
Джоном Херцем:
Если правители страны Х считают, что страна Y становится
сильнее (например, создает новые виды вооружений), то страна Х тоже
должна усилить свои позиции, независимо от того, насколько воинственны
в реальности планы страны Y. Та, в свою очередь, будет наращивать
свою силу исходя из тех же предпосылок. Конфликты, таким образом,
могут происходить — и, как мы знаем, постоянно происходят —
вопреки намерениям участвующих сторон.
А какие были проекты мирового государства?
Суверенитет — не право нападать на другие страны
Состояние международного мира обычно наступает в результате
послевоенных договоренностей. Начиная с XVII века субъектами этих
договоров все чаще становились национальные государства. В то время
они только начинали заменять средневековые феодальные образования, которые были
куда менее стабильны (в том числе чисто территориально) и куда больше
зависели от личных и семейных отношений между правителями,
а часто — от их прихотей.
Тридцатилетнюю войну в Европе в 1648 году завершил
Вестфальский мир. Считается, что он закрепил представление
о суверенных державах как о равноправных участниках международных
отношений. В действительности формирование современной интернациональной
системы произошло не в результате одного события, а было
длительным процессом. «Вестфальский» суверенитет, то есть принципы
правового равенства государств и невмешательства внешних сил
в принятие внутриполитических решений, развивался постепенно.
В последнее время многие говорят о возрождении такого суверенитета
как об ответе консервативных национальных сил в разных странах
на эксцессы глобализации. Национальные государства «встают с колен»
и берутся защищать свои интересы. Россия, Китай, США и несколько
других крупных держав — во главе этого процесса.
Если говорить о России, которая интересует нас в первую
очередь, то теоретические основы внешней политики Москвы —
опубликованные в официальной прессе и ни разу
не опровергнутые — это статьи председателя Конституционного суда
РФ Валерия Зорькина, в которых он представляет вестфальский суверенитет как основу
международных отношений, не менявшуюся веками.
Эта позиция — настолько сильное упрощение, что ее трудно
всерьез критиковать. Национальные государства, которых в сегодняшнем
понимании 350 лет назад еще не было, пережили с тех пор глубочайшие
изменения — и эти изменения поменяли само понимание суверенитета.
В частности, граждане получили гарантированные права, и их мнение,
в том числе в вопросах войны и мира, гораздо более значимо
в наше время, чем тогда.
Человечество с тех пор предприняло как минимум три серьезных
попытки учреждения международного мира: Венский конгресс (1814–1815),
увенчавшийся созданием Священного союза, ограниченного участием только
христианских государств Европы; Версальский мир (1919 год), в соответствии
с которым была создана Лига наций (до 1935 года в нее входило 58
государств); а по результатам Второй мировой войны была образована
ООН, объединяющая 193 страны.
Еще важнее интеллектуальная подмена, которую совершают официальные
защитники суверенитета в сегодняшней России, США, Китае, Венгрии
и в других странах. На деле российские
правители защищают свое право действовать во внешнем мире без оглядки
на правила и договоры, в том числе договоры о взаимном
признании границ (вестфальском в своей основе!), отстаивая архаичное,
довестфальское понимание суверенитета, из которого исходил
тот же Гоббс. Бесконечно повторяемые Путиным (а еще Виктором Орбаном
и другими консервативными политиками множества стран, включая США) отсылки
к исторической несправедливости и обидам тоже никак не укладываются
в современные правовые нормы, определяющие суверенитет, и являют
собой не что иное, как манипуляцию.
Стоит разделить два явления — утверждение суверенитета
и стремление к доминированию в международных отношениях. Суверенитет — это
равноправие в международных отношениях, признание границ других стран,
контроль над собственной территорией, способность удерживать монополию
на насилие и контроль над движением товаров, капиталов, технологий и данных
и через границы страны. В таком понимании нет места
ни исправлению «исторических несправедливостей», ни, тем более, вторжению
в другие государства, что, согласно законам большинства стран, включая Россию, вообще говоря, уголовно наказуемо.
Поэтому возрождается не суверенитет,
а стремление к институционально не ограниченному доминированию над другими нациями — в том
числе в военной и технологической сферах. Суверенитет
и доминирование — разные вещи!
От национального сознания к глобальному
В период становления международных отношений главными
действующими лицами были монархи. Но под их властью уже формировались
первые элементы республиканского (еще не демократического) общественного
устройства — прежде всего разделение исполнительной и законодательной
власти. Мужчины из привилегированных сословий получали все больше доступа
к законодательной деятельности, что усложняло механизм власти
и делало ее более подотчетной гражданам. Продолжала развиваться
профессиональная госслужба, а вместе с ней и институт
дипломатии. Страны начинали признавать границы друг друга. Век национальных
государств еще только наступал, наций и государственных аппаратов
в современном понимании еще не было, но они уже были придуманы.
И были основой политического мышления, окончательно сложившегося
в романтическую эпоху, эпоху осознанного построения наций.
Похожим образом формирование глобального, точнее наднационального,
сознания происходит на фоне сохранения национальных структур. Осознание
будущей реальности предшествует появлению институтов, закрепляющих его.
Глобальные центры принятия решений слабы, но способы их укрепления
уже придуманы. Люди давно уже живут не только в странах.
Идентичность человека — даже если говорить только о территориальной
ее составляющей — в сегодняшнем мире не исчерпывается принадлежностью
к определенной стране. Скорее,
речь идет о пересечении идентичностей, связанных с местным сообществом
и наднациональными общностями, такими как Европа, Центральная Азия
и мир. Такие проблемы, как изменение климата, всемирные пандемии
и вынужденная миграция, не знают государственных границ и вызывают
к жизни глобальные движения, не воображаемые, а действующие
часто не благодаря, а вопреки властям отдельных стран. Глобальные
угрозы формируют вполне реальное, а не воображаемое всемирное
сознание, пусть пока и крайне слабо подкрепленное действующими
институтами.
Национальное государство, служившее когда-то решением сразу для
множества социальных проблем (например, равенства всех его граждан перед
законом), превратилось сегодня в помеху для развития человечества
как единого сообщества. Внутреннее противоречие идеи общественного договора,
замкнутого на национальный уровень, о котором предупреждали еще
философы XVIII века (см. спойлер выше), сегодня очевиднее, чем
когда-либо. Когда вся
мощь национального государства подчиняется воле недобросовестного правителя,
то это сказывается на жизни не одного только общества,
захваченного диктатором, но и множества других государств. Как в случае с энергетическим
и продовольственным шантажом мирового сообщества со стороны Кремля.
Для многих неизбежная принадлежность к определенному
государству оказывается ловушкой, а не благом, препятствуя свободному
решению о месте жительства или работы. Профессор Торонтского университета
Аелет Шакар называет эту ситуацию «лотереей происхождения»,
в которой большинству населения планеты достается не самый лучший
билет. Визовые и прочие бюрократические ограничения привязывают граждан
к странам, в которых они не могут реализовать свой потенциал
в образовании и карьере, что осознают сегодня многие граждане России.
Даже доход и продолжительность жизни в значительной степени определяются полученным по праву рождения паспортом.
Государство дискредитирует себя
Читая новости о войне России против Украины, о растущей
напряженности в отношениях США и Китая, легче всего решить, что мечта
о мировой интеграции сегодня крайне далека от осуществления.
Единственный разумный ответ на это — научиться
смотреть на мир в долгой и наднациональной перспективе.
Исторически спор философов и политических мыслителей шел
о том, становится ли мир со временем лучше или только портится.
Сторонники идеи «золотого века» считали, что мы находимся где-то
на полпути от первобытного мира и блаженства к тотальной
агрессии и разложению. Философы более позднего времени, начиная
с эпохи Просвещения, начали склоняться к тому, что мир улучшается
и мы, при всей сегодняшней остроте конфликтов, находимся где-то
на полпути от первобытной войны всех против всех к мирному
и разумному мироустройству.
Только если считать, что стартовая точка — вражда,
а общее направление движения ведет к миру, то о будущем
мире между народами в принципе имеет смысл думать. Ведь если
мы примем взгляд «все хорошее в прошлом», то, рассуждая логически,
вынуждены будем согласиться с тем, что государства должны грозить друг
другу войной и тормозить развитие собственных обществ — ведь мировая
интеграция и развитие ведут к худшему. Сегодня многие мировые лидеры,
включая российского, рассуждают именно так — и это фундаментальная
причина войн.
Как бы странно это ни звучало, реальность преступной
войны, развязанной Кремлем, содержит в себе основания не для отказа
от наднационального взгляда на мировое развитие, а для его
принятия. Разговор при этом следует вести не о «мировом
правительстве» — идее заведомо нереалистичной и опасной в силу
потенциальной концентрации власти в одном центре принятия
решений, — а об усилении легитимности и потенциала
наднациональных структур, прежде всего ООН.
Об угрозах, которые связаны с глобальным правительством,
писали философы Карл Ясперс и Ханна Арендт (Арендт: «Это будет означать конец политической жизни как
мы ее знаем»). Речь стоит вести не о мировом
правительстве (world government), а о многосторонних
институтах глобального управления (world governance).
Российское государство, дискредитируя себя перед мировым
сообществом, дискредитирует и сам принцип верховенства национального
начала в мировых процессах. Важно осознать, что нынешняя беспомощность глобальных
структур — прямое следствие злоупотребления властью национальных
государств. Конечно,
ограниченные полномочия ООН были проблемой этой организации с момента
ее создания. Супердержавы 1940-х годов, прежде всего США и Советский
Союз, просто не хотели чрезмерного усиления всемирной структуры, которую
сами же и создали. Наиболее очевидные из недостатков
ООН:
- крайне узкий
состав Совета Безопасности и право вето у каждого
из его постоянных членов;
- то, что граждане
не имеют отношения к избранию представителей своих стран при
организации;
- отсутствие
собственной структуры ООН по контролю над вооружениями;
- отсутствие
механизма инфорсмента (то есть принуждения к исполнению) решений
Международного суда и постоянных сил, которые бы принуждали
к исполнению резолюций ООН.
НЕИСПОЛНЯЕМЫЕ РЕШЕНИЯ
Российские власти своими нынешними действиями делают необходимость
реформы ООН максимально очевидной. Это, конечно, не гарантирует, что такая
реформа действительно случится — особенно в ближайшей перспективе.
Власть государств слишком прочна и пока лишь укрепляется — прежде
всего усилиями США, России и Китая.
Сейчас рано говорить о конкретных контурах будущего мира. Для
начала всем, кто осознает важность перехода центров принятия решений
на наднациональный уровень, надо познакомиться с работами тех, кто
думал об этом в прошлом. Первый шаг к миру — не дать себе замкнуться
в национальном дискурсе, который в своем нынешнем токсичном виде
ведет к разделению человечества на враждующие лагери.
Война заставила нас оглянуться по
сторонам. Кто живет рядом с нами? Думают ли наши сограждане так же, как мы?
Лаборатория публичной социологии — это исследовательский коллектив, изучающий
политику и общество в России. В 2022 году он запустил проект по изучению
отношения россиян к войне.
Как люди объясняют себе причины конфликта?
Как их отношение к политике отражается на их общении и на восприятии себя? Есть
ли у них вообще политическая позиция? Об этом мы поговорили с сотрудниками Лаборатории публичной
социологии Светланой Ерпылевой, работающей в Центре исследований
восточной Европы при университете Бремена (Германия), и с Максимом
Алюковым, политическим социологом, научным сотрудником Института
исследований России (Королевский колледж Лондона).
— Как устроено ваше исследование об
отношении россиян к войне с Украиной?
Светлана Ерпылева: Качественные методы — главное наше
отличие от других команд, которые занимаются систематическими исследованиям
восприятия войны. Мы проводим длительные беседы с нашими информантами и
пытаемся узнать не только их отношение к войне непосредственно, но и многие
другие вещи, связанные с ней. Каким источникам информации они доверяют, как они
общаются с близкими, чего они боятся и на что надеются и так далее.
Мы искали собеседников с помощью соцсетей,
объявлений, метода «снежного кома» (когда информант помогает нам договориться о
разговоре с его или ее знакомыми). Последнее очень помогало выстроить контакт с
теми, кто не часто думает о политике.
Некоторые люди активно откликались на
распространяемые нами объявления о поиске информантов — они сами хотели с нами
поговорить. Причем это не только те, у кого есть явная позиция «за/против»
войны и они готовы ей делиться, но и те, кто чувствует, что их мнение не
представлено в публичной дискуссии. Такие люди не видят единомышленников в
соцсетях или в СМИ и хотят нанести себя на карту.
Например, на втором этапе нашего
исследования, осенью 2022 года, мы поняли, что делить людей на «сторонников
войны», «противников» и «сомневающихся» (как мы делали весной) уже не так
корректно. Так, какие-то решения властей наши собеседники поддерживают, а
какие-то нет, в чем-то они считают войну необходимой, что-то их ужасает, а в
чем-то они сомневаются. Наши интервью, которые длятся около часа (а
иногда больше), как раз помогают разобраться в особенностях
восприятия войны россиянами со всеми его противоречиями и сложностями.
Другая наша цель в том, чтобы изучать
динамику восприятия войны. Первую серию интервью мы провели весной
2022 года, вторую — с октября по декабрь. Тут важно проговорить, что осенью
мы говорили только с «не противниками войны», то есть со теми, кого весной мы
условно называли сторонниками и сомневающимися.
Максим Алюков: Я бы еще добавил важное уточнение.
Когда говорят об изучении восприятия войны, часто имеют в виду репрезентативные
опросы. С их помощью правда можно более или менее точно описать разброс мнений
по всей стране. Но опросы не могут показать, как мнения о войне формируются,
какие эмоции люди испытывают. Мы скорее идем в глубину, чем в ширину. Да, мы не
можем делать масштабные выводы об общественном мнении в целом, но, в отличие от
опросных проектов, нам проще говорить о конкретных механизмах — какие эмоции
ведут к формированию определенных позиций, как на восприятие войны влияют
разные типы медиапотребления и так далее.
— А в чем отличие того, как люди
воспринимали войну весной и осенью?
С.Е.: С одной стороны, мы видим по осенним интервью, что
восприятие войны не меняется радикально. Почти никто из тех, с кем мы
говорили повторно, не поменял своего отношения к войне с «плюса» на «минус» и
наоборот. Конечно, в этом отношении есть небольшие сдвиги. Например, некоторые
из «весенних» убежденных сторонников остались «оптимистами», а некоторые
стали «пессимистами». Первые считают, что «спецоперация» идет в нужном направлении,
несмотря на все недостатки, а вторые критикуют бардак в армии, бардак при
проведении мобилизации, отступление российских войск и так далее.
Но важно не обманываться: пессимисты не
перестают быть сторонниками войны. Скорее, они хотят, чтобы Россия действовала
жестче и эффективнее и в итоге победила.
В первой серии интервью весной мы выделяли
группу так называемых «сомневающихся». Но понятно, что даже тогда разные
информанты из этой группы были ближе к одному или другому полюсу. Кто-то
сомневался, но был склонен поддерживать войну, кто-то — быть против. Осенью
совсем неуверенных в своей позиции информантов становится меньше. Те, кто был
ближе к сторонникам войны, часто начинают поддерживать войну чуть больше. То же
самое происходит с теми, кто был скорее против — многие из них становятся
немного сильнее против войны (но не превращаются в однозначных противников).
С другой стороны, изменились способы
оправдания войны. Некоторые из старых способов теряют популярность, появляются
другие.
Например, одно из новых оправданий
войны — это представление ее как природной катастрофы. Конечно,
погибших при наводнении жалко. К этому нельзя относиться иначе как негативно.
Но против этого невозможно выступать. То же самое происходит и с войной.
С точки зрения информантов, прибегающих к
этому оправданию, война просто случилась, это ужасная реальность, которую мы
можем только принять.
Или другой новый способ
оправдывать войну, когда последствия войны становятся,
в устах информантов, как бы ее «причинами»: «Украина бомбит наши
приграничные города, поэтому нужно продолжать войну» или «Война показала, что
мы воюем не с Украиной, а с коллективным Западном. Мы воюем не с братским
народом, а с нашим вечным врагом, поэтому правильно, что мы начали эту войну».
Вторая формулировка была и весной, но осенью она стала значительно
популярнее. Логика таких оправданий строится на том, что
события, случившиеся после начала войны, как бы раскрывают истинную сущность
противника.
М.А.: Изменилось и отношение к источникам информации. Есть две
тенденции: поляризация и стабилизация. В начале войны люди пытались искать
информацию в том числе «с противоположной стороны». Например, те, кто
поддерживал войну, иногда читали оппозиционные и украинские медиа, так как
понимали, что российские государственные СМИ являются пропагандистскими. Сейчас
многие настолько устали, что они не только сокращают потребление информации в
целом, но и перестают следить за источниками, отражающими противоположное мнение.
В начале войны часто обсуждалась следующая
идея: постепенно информация о разрушениях, жертвах среди мирного населения, а
также потерях среди российских солдат будет подтачивать и эффект
пропаганды. Сейчас мы видим, что со временем одновременное потребление
информации из прогосударственных и оппозиционных источников, которые рисуют
радикально разные картины мира, оказало противоположный эффект. Оно
провоцирует дискомфорт, который ведет к тому, что менее вовлеченные люди
стараются оградиться от информации о войне вообще, а более вовлеченные
потребляют пропаганду и перестают уделять внимание альтернативным источникам.
И это осознанный выбор: они понимают, что потребляют
пропаганду. Мне запомнились слова одного информанта: «Есть разные точки
зрения, но мозгу свойственно придерживаться одной теории. Я склонен выбирать
теорию своей страны, государственных СМИ, чтобы мозг ей следовал».
Получается, что человек отлично
понимает, что он потребляет пропаганду, и на фоне конфликтующих
объяснений, которые вызывают дискомфорт, он осознанно выбирает ее.
— А к каким-то практическим действиям эти
изменения ведут? Может, люди перестают с кем-то поддерживать общение или
участвуют в благотворительности?
С.Е: Волонтеров среди наших информантов
единицы.
Люди могут положительно оценивать
благотворительность, переживать за свою страну, но большинство из них не
предпринимают никаких действий сами.
При этом волонтерство, связанное с помощью
мобилизованным, безусловно, оценивается положительно нашими информантами («не
противниками» войны с самым разным взглядом на войну). Такое
волонтерство воспринимается не как участие в войне, а как поддержка «своих
ребят», «своей страны». В то же время в этом нет ничего удивительного:
«активистов» и волонтеров всегда существенно меньше, чем им сочувствующих. В
протестах тоже участвуют единицы.
Какие-то изменения происходят и в том, как
люди общаются о войне со своими близкими. Например, многие наши информанты
описывали лето как беззаботное время, когда война совсем ушла из их жизней, ее
перестали обсуждать. Мобилизация же стала для таких информантов (чаще всего
далеких от политики людей) «новым 24 февраля». Тема войны снова вернулась в
повседневные разговоры. Информанты обсуждали происходящее даже с незнакомыми
людьми. Например, одна наша собеседница рассказывала, что даже на рабочих
встречах со своими клиентами ей приходилось обсуждать мобилизацию.
— Влияет ли отношение к конкретным
событиям на повседневные практики? Например, началась мобилизация и люди решили
проверить срок действия загранпаспортов.
С.Е.: К сожалению, мы не много говорили о повседневных
практиках в наших интервью. Наверное, самая распространенная реакция на
объявление мобилизации — это тревога и отсутствие каких-либо конкретных
действий при этом: «Будь что будет, но надеюсь, что ничего плохого не
будет». Некоторые из наших информантов, которые не хотели попасть на фронт,
меняли места работы, проживания, но мы не часто встречались с таким в наших
интервью (важно понимать, что мы говорили с «не противниками» войны).
М.А.: Тут еще стоит напомнить, что возможность уехать есть у
меньшинства россиян. По нашим исследованиям соцсетей (это другой проект,
которым я занимаюсь со своими коллегами), самая распространенная реакция на
мобилизацию — это уклонение.
— Можно ли тогда говорить о запросе на
внутреннюю эмиграцию среди тех, кто остался в России? Например, человек
говорит: «Вообще-то у меня в жизни много еще важного и ценного, и я хочу
заниматься этим».
С.Е.: Как раз наличие такого запроса у людей весной 2022 года и
заставило нас выделить отдельную группу сомневающихся. Всем им было свойственно
представление о том, что «далекая война» вторична по сравнению с
более важными ценностями — работой, близкими, семьей. Но осенью мы
увидели, что все меньшему количеству наших информантов удается занимать
нейтральную позицию, полностью отстраняться от оценки войны. Наши информанты
говорят о давлении, они как будто бы чувствуют, что общество требует от них
высказать свое мнение. В этом смысле, как уже говорил Максим, поляризация
взглядов усиливается.
Но оценивают ее наши информанты
по-разному. Многие сторонники войны говорят, что это здорово, потому что люди
становятся сплоченными, больше интересуются происходящим вокруг них.
«Антипатриоты» уедут, а патриотичные россияне останутся. Другие же жалуются,
что им тяжело переживать это давление. Они бы хотели занимать нейтральную
позицию, но у них не получается. Одна моя собеседница описывала это так (я
цитирую по памяти, разумеется, но близко к тексту): «Я бы хотела не
выбирать сторону, но мои умные друзья говорят, что войну нужно продолжать. И я
понимаю, что они правы, что свою страну в такой ситуации надо поддерживать. У
меня не получается отстраниться». Но чуть позже она же говорит: «Я
боюсь, что пройдет время и ко мне придут и спросят: «А ты Медузу читала? А ты
Первый канал смотрела? На чьей ты стороне? И я не смогу ничего ответить».
Такая ситуация даже подталкивает ее к мыслям об эмиграции. То есть, с одной
стороны, она выбирает сторону сторонников войны, с другой — боится этого
решения.
М.А.: Я бы добавил, что запрос на нейтралитет остается.
Один респондент так сказал: «Везде вокруг война, но у себя на страничке
во ВКонтакте я стараюсь поддерживать мир». Он там модерирует споры и
делится ссылками на материалы про важность нейтралитета. Для него это способ
создать для себя пространство, в котором есть возможность оставаться
нейтральным, так как в других контекстах у него такой возможности нет. Другое
дело, что возможностей для такого нейтралитета все меньше.
— Вы говорите о том, что ваши респонденты
чувствуют давление. А в чем оно выражается? В общении с близкими, с коллегами
или в чем-то другом?
С.Е.: Часто это давление окружения. Многие
противники войны уехали из страны, и у сомневающихся все меньше контактов с их
точкой зрения. Вокруг них, как правило, становится больше сторонников
«спецоперации». Но причиной такого давления может быть внутренний
конфликт. Например, наши собеседники рассказывают, что их еще в школе
учили: когда наступает тяжелая ситуация в стране, худшая позиция — нейтралитет.
А теперь они оказались именно в таком положении. При этом им правда
сложно: они видят пропаганду с обеих сторон, но не
ощущают в себе сил ей противостоять. Это можно так проиллюстрировать: «Может
Россия правильно напала, а может и неправильно. А может быть Украина — враг, а
может быть и не враг. И вообще я не понимаю, что происходит. Но как
я могу не занимать позицию?»
В такой ситуации люди обращаются к тому,
что кажется им несомненным. Например, их российская идентичность. Можно не
знать, кто прав, но есть родная страна и ее надо поддерживать.
М.А.: Это ощущение давления состоит из двух частей. Первая
— общение, о ней мы уже сказали. А вторая — влияние СМИ,
в которых постоянно можно увидеть призывы, напоминания о войне. Такой фон
подталкивает к тому, чтобы человек явно артикулировал свою позицию.
— А становится ли официальный новояз
(«спецоперация», «линия соприкосновения и так далее) частью объяснений «не
противников» войны? Вообще государственный дискурс используется для ее
оправдания?
М.А.: И да, и нет. Бывает такое, что наши собеседники
буквально цитируют пропагандистские нарративы. Например, по ТВ начинают
говорить, что везде фейки, и человек повторяет эту мысль. Но при этом абсолютное
меньшинство наших собеседников доверяет государственным передачам, хотя и такие
есть. Они сомневаются, придумывают свои версии. Но важно учитывать, что
наши информанты живут в больших городах, так что вполне вероятно, что,
например, в городах поменьше, удаленных от столиц, соотношение другое. Меньше
людей, похожих на большинство наших респондентов, а больше тех, кто доверяет
пропаганде.
С.Е.: К тому же нужно понимать, что есть разные типы
поддержки войны, а значит, и ее объяснений. Есть те, кто принимает объяснения
государственных медиа, чаще всего это пожилые люди. Они регулярно
смотрят телевизор, а потом воспроизводят пропагандистскую риторику.
Но есть и другие. Например те, кого мы называем «убежденными сторонниками».
Отношение к российско-украинскому конфликту у них сложилось еще в 2014 году,
или даже в 2004. Они могут очень критически относиться к пропагандитским
нарративам, повторять: «У нас плохая пропаганда. Она ничего не может
объяснить». Такие люди способны самостоятельно объяснить причины войны. А есть,
например, далекие от политики люди, которые иногда могут посмотреть телевизор,
но он их не убеждает. Они даже могут воспроизводить пропагандистские клише, но
они не присваивают их, не говорят от своего лица. Например: «Нам сказали,
что..», «Нам говорят, что…».
— Можно ли тогда сказать, что, несмотря на пропаганду,
поляризацию, государственное давление, даже те, кто не против войны, находятся
в «сером поле»? Иначе говоря, нет взглядов, которые могли бы объединять
людей, а соответственно, они и не могут вместе что-то требовать.
С.Е.: Да, именно так. Разве что «убежденные сторонники»
могли бы попробовать создать какое-то объединение. Но я уверена, что их
меньшинство. Большая часть людей занята своими повседневными делами,
им не интересны политические позиции и движения. Мы сейчас готовим
второй аналитический отчет по результатам осеннего этапа исследования, и там мы
даже стараемся избегать слова «позиция».
У большинства наших информантов нет
«позиций». Их отношение к войне — это набор страхов,
сомнений, надежд и других чувств. Такие люди могут желать победы России, но искренне
переживать о жертвах обстрелов в Украине.
Одна наша информантка сказала: «Если бы
меня коснулась мобилизация, меня бы в России не было через три минуты». При
этом она, например, желает победы России.
М.А.: Тем более что пропаганда не
просто навязывает определенную точку зрения, она еще и создает
множество противоречивых нарративов, которые просто запутывают людей. Это
своего рода парадокс авторитарной пропаганды: это важный
демобилизующий эффект, он нужен государству для сохранения контроля, но он же и
мешает создать широкую поддержку войны.
— Вы упоминали о сочувствии жертвам
обстрелов. В вашем весеннем отчете некоторые собеседники говорят, что согласны
терпеть падение материального уровня жизни, ведь для них главное — духовные
ценности. Раз потери так явно осознаются, можно ли сказать, что россияне
воспринимают себя как жертв?
С.Е.: Мы редко видим, чтобы люди воспринимали жертвами себя
непосредственно. Они говорят: «В России в целом ситуация
стала хуже, но у меня все нормально. Да, людей мобилизуют, это страшно, но не
моих близких. Цены подросли, но мы справляемся». Наши собеседники чаще
воспринимают как жертву Россию в целом. Им обидно за Россию: ее
вынудили вступить в конфликт, а теперь ее везде унижают и считают агрессором.
То есть не «от меня ушли бренды», а «из бедной России ушли бренды».
М.А.: Жертвой воспринимают и украинцев. «Бедные жители
Украины, их использует НАТО, поскорее бы все закончилось». Во многом это
часть нарратива пропаганды про то, что Украина стала таким полигоном, на
котором руками украинцев воюют НАТО и Россия. Но это скорее клише
пропаганды, которое люди просто повторяют, не продумывая своей
позиции по этому вопросу.
— Получается, что «не противники» войны не
воспринимают ее как часть личной жизни?
С.Е.: Конечно, это обобщение, но в целом я бы сказала, что
оно верно. Для противников войны, напротив, война стала экзистенциальным
вызовом. Порой они даже заставляют себе ее так переживать: «Я не могу
жить обычной жизнью. Я должен/должна помнить, что идет война».
— Но не получается ли здесь противоречия?
«Не противники» войны не воспринимают ее как личное дело, при этом мы с вами
говорим, что они ощущают давление близких, пытаются найти свою идентичность и
ищут оправдания.
С.Е.: Это сложный вопрос, но давайте попробуем о нем
поразмышлять. По сравнению с противниками, сторонники и сомневающиеся чаще
стараются избавиться от негативных мыслей, отдалить от себя войну. И
одновременно с этим она напоминает о себе регулярно. Последнее — это новая тенденция,
и многим из них она не нравится, они предпочли бы жить своей жизнью, не
вспоминая о войне. Но делать это становится сложнее.
М.А.: В нашем исследовании восприятия войны россиянами мы
наблюдаем то, что я наблюдал и в своих довоенных исследованиях. Люди, если они
не политизированы, вообще редко имеют согласованные, консистентные позиции.
Приведу пример из моих исследований восприятия россиянами конфликта между
Россией и Украиной до 24 февраля. У человека есть набор разных
политических представлений. Он поддерживает все решения власти,
включая присоединение Крыма и военную поддержку «ДНР» и «ЛНР». А через
полчаса он уже говорит: «Вообще хорошо бы уже вывести войска и
отстать от Украины. Это плохо сказывается на нас». Просто раньше у него
не было необходимости создавать связи между разрозненными представлениями по
этому вопросу. Эта необходимость появилась в ходе разговора.
То же самое мы наблюдаем и сейчас. Люди
пытаются вытолкнуть войну из своей жизни. Аргументы за войну нужны им
не потому, что это их политическая позиция, а потому, что
так спокойнее жить. Для многих наших собеседников интервью — это
как экзамен, на котором их впервые вынудили подумать над логическими цепочками
и сформулировать хоть какое-то внятное мнение по поводу войны, которое раньше
они формулировать не пытались.
https://republic.ru/posts/107319
Победить реваншистов
Как противостоять послевоенному ресентименту
Сильный ресентимент — одно из очевидных долгосрочных
последствий и рисков войны. Можно предположить, что российское общество выйдет
из этого конфликта без победы, ослабевшим, не будучи в состоянии даже
убедительно объяснить себе, зачем все это было нужно. И, конечно,
граждане России намного больше узнают о реальных цифрах потерь — десятках тысяч
загубленных жизней в России и Украине. Страна на протяжении длительного времени
— какого, зависит от характера новой власти — будет в изоляции, без перспектив
экономического восстановления и развития и тем более — процветания.
Наиболее остро переживать поражение и требовать реванша будут те,
кто поддержал войну или с любыми оговорками призывал воевать «до победы», даже
когда стало очевидно, что никаким национальным интересам война не
соответствует. Эксплуатация ресентимента сторонниками войны грозит
втягиванием России в опаснейшее даже по сегодняшним меркам состояние, из
которого страна, во всяком случае единая, едва ли выйдет. В самом лучшем случае
— это еще более длительная изоляция и, как следствие, еще более сильное
обнищание населения и отставание от развитых стран. В худшем — новое большое
кровопролитие и новое поражение.
Ресентимент будет подогреваться несколькими категориями проблем, с
которыми столкнутся граждане России после войны. Но если работать с каждой из
них, то, на мой взгляд, ресентимент можно попытаться пусть
не убрать полностью, но хотя бы сильно ослабить и не дать поствоенной России
радикализироваться. Посмотрим на каждую из этих категорий.
Унижение
Чувство национального унижения будет основано на ощущении, что в
этой войне россияне или русские (тут уж кто как себя воспринимает и объединяет)
проиграли украинцам. То есть одна нация как бы оказалась сильнее или «лучше»,
чем другая.
В действительности это не так хотя бы потому, что в России вообще
нет политической нации — она невозможна в стране, где нет свободных выборов, а
власть удерживается авторитарным режимом. На
самом деле эта война — в
первую очередь война демократии с авторитаризмом. Проиграет не
Россия или российская/русская нация, а авторитарный режим Владимира
Путина. Конечно, воевали сами россияне/русские, но воевали они в первую
очередь потому, что живут в авторитарном государстве, а не потому, что они
русские. Кого-то из них государство попросту заставило отправиться на
войну, а для кого-то создало образ внешнего агрессора и социально
одобряемого поведения через пропаганду, которой люди были подвержены не один
десяток лет.
Демократия победила
автократию, а не украинцы русских.
К сожалению, наверняка много людей — в первую очередь с
украинской стороны — будут думать наоборот, называя победу — победой украинцев
над русскими/россиянами и едва ли понимая, какую новую угрозу в будущем они
создают себе такой трактовкой.
Собственно, тезис про неэффективность автократии неплохо усваивают
даже радикальные сторонники войны уже сегодня. Очевидно, что именно авторитарный режим не смог
дать такую систему управления, назначения кадров и снабжения, которая была бы
не менее эффективной, чем та, которую предложила коллективная демократия. Этот
разрыв огромен, и провоенные патриоты регулярно возмущаются чудовищной
коррупцией в армии, которая ярче всего проявилась при мобилизации.
Если у будущих российских политиков получится донести до сограждан
мысль про поражение авторитаризма, а не нации, то сам риск, что россияне будут
охвачены чувством национального унижения, снизится.
Экономика
В не меньшей или даже большей степени ресентимент основан на
качестве и уровне жизни, возможностях и условиях работы, учебы и самореализации
россиян после войны. Чем беднее будет жизнь, тем больше будет злости и обиды,
которые необходимо на кого-то направить. Поэтому скорейший подъем уровня
благосостояния станет еще важнее для будущего страны, чем сегодня.
Повышение уровня жизни должно будет стать едва ли не самой
главной стратегической целью государства даже не на годы, а на десятилетия
вперед.
Взросление послевоенной молодежи должно произойти в обстановке,
способствующей если не богатой жизни, то хотя бы жизни без нищеты. Чем лучше
они будут жить, тем меньше будет база поддержки у реваншистов, предлагающих
радикальный путь решения всех проблем.
Об этом несколько унизительно писать в таком ключе, но в
значительной степени угроза ресентимента в России будет зависеть от позиции
других государств. Чем меньше они будут стремиться и дальше изолировать
Россию, сделав ее нищей, тем меньше вероятность, что риск ресентимента
реализуется. Чтобы этого не случилось, нужна скорейшая отмена санкций,
как только для этого появится возможность — скорее всего, с прекращением войны
и подписанием какого-то договора.
Но у отмены санкций нет четких критериев или сроков. При
одинаковом движении России в сторону демократии их могут отменить и через год,
и через 5 лет, и через 10 — это может зависеть от массы факторов, которые к
действиям самой России вообще никакого отношения иметь не будут. Например, от
внутриполитического контекста в странах, которые их вводили, или чисто
экономических соображений, когда национальные экономики к санкциям в адрес
России уже адаптировались, а теперь нужно перестраиваться обратно на работу с
ней — всегда будут те, чьим интересам отмена санкций будет противоречить.
Поэтому остается надеяться, что зарубежные политики смогут понять угрозу ресентимента,
а любая новая власть в России сделает все возможное, чтобы объяснить им эту
угрозу.
Политика
Но главная
защита от прихода к власти радикалов и реваншистов — демократизация. К тому же, я убежден, что если дать гражданам политические права и свободы, они
будут в первую очередь погружены в задачи самоуправления и решения локальных
проблем, которыми невозможно было заниматься при путинском режиме, а не в
перспективы военного реванша. Демократия сама по себе — очень
мощный предохранитель от политических авантюр и насилия. А
вероятность того, что демократии будут решать противоречия между собой военным
путем, намного ниже, чем в случае с другими политическими режимами.
Масштаб рисков, которые несет России реваншизм, предполагает, что
разным политическим силам придется сотрудничать для противостояния тем, кто
использует эту тему и давит на ресентимент. Эта общая угроза может стать одной
из наиболее важных потребностей для выстраивания политических коалиций. И этим
компромиссам необходимо будет учиться быстро. Совместными усилиями
здравомыслящие политики должны будут удерживать носителей идеи реванша в нише
маргиналов, с которыми никакие общественные силы не готовы вступать в альянсы.
Высмеивание
Помимо этих сфер, которые можно отнести скорее к деятельности политиков
на уровне государства, есть и такая, работать с которой может каждый и без
всяких политических инструментов — это разрушение мифа сторонников
войны, который они будут создавать после ее завершения, как его ранее
создавали в аналогичных условиях в других странах.
Это будет миф о прошедшей войне, который в том числе поможет им
объяснять свою позицию и взгляды так, чтобы оправдать солидарность или даже
сотрудничество с преступным режимом и как-то «отстроиться» от него. Стратегия
публичного поведения этих людей, скорее всего, будет заключаться в пропаганде
утверждения, что поддержка «войны до победы» была верной — просто они
единственные беспокоились о «русских людях» и России, пока все остальные их
предавали. Они расскажут, что победили бы, если бы все были такими же
самоотверженными и в едином порыве поддерживали армию. И, конечно, главная
проблема — некомпетентное руководство, гражданское и военное. Были б там люди
правильные — так сделали бы все по уму и победили. Осталось только
привести к власти правильные силы, и можно будет все сделать как надо и
победить даже меньшими ресурсами… Как сформулировал один из элементов
такого мифа Олег Кашин, «мы уже были готовы взять Киев, но в последний момент
нас предали, а если бы нет, то еще сутки, и мы бы были уже в Варшаве».
И даже тот факт, что из этих пламенных сторонников войны «до
победы» только единицы поехали в итоге на фронт, эти трусость и лицемерие
как-нибудь будут оправданы.
У всех в этот период задним числом найдутся обстоятельства,
которые ну никак на фронт не отпускали, вот увидите.
Они отважно и самоотверженно ждали повестки, но не шли
добровольцами. Да и нужны были, мол, не солдаты, а донаты.
Они солидаризировались с Путиным и поддерживали авторитарную
власть. И здесь уже не имеет значения, как именно они себя называли:
националистами, империалистами, национал-демократами, национал-патриотами или
как-то иначе. Они готовы были терпеть скатывание страны в тоталитаризм
и приношение в жертву сотен тысяч жизней сограждан, лишь бы их
империалистическим мечтам подыграли. Так себе кандидаты на роль будущей
элиты, которая якобы сможет управлять эффективнее, чем путинская, и уж тем
более выиграть новую войну. К счастью, интернет помнит все, поэтому эти люди
уже не спрячут то, что говорили — это же и будет главным оружием против
идеологов реваншизма.
Предположу, что одним из наиболее эффективных способов борьбы со
сторонниками войны и их попытками слепить удобный миф о войне и себе может
стать обыкновенное высмеивание. Оно всегда было одним из главных и эффективных
орудий политической борьбы, а в эпоху мемов это еще и один из наиболее удобных
и доступных инструментов. Серьезный диалог с попытками переубеждения почти
всегда оказывается в таких случаях неэффективным. Это среда, где хотеть крови
считается нормой, где территория важнее людей (как бы они не пытались это
оправдывать),наконец, где люди «питаются» самим ощущением противостояния
окружающим.
При этом никто не хочет быть просто посмешищем, которого даже
переубедить особо не стараются. Поэтому
стоит использовать высмеивание символов и риторики, которые
реваншисты будут себе придумывать или у кого-то заимствовать.
Давно, еще в студенческие годы, мне довелось наблюдать своего рода
занимательный социальный эксперимент. Знакомые пригласили на вечеринку молодого
человека (кажется, они вместе учились в университете), который не стеснялся
говорить, что поддерживает национал-социалистические взгляды. Более того, он
старался всерьез агитировать других гостей и, судя по всему, получал
удовольствие от того, что играет роль одинокого и отважного носителя
«правильных» идей вопреки всеобщей критике. Проще говоря, это был молодой
нацик-зигамет, которому какие-то старшие товарищи рассказывали о расовой теории
и прочих глупостях. Эти попытки кринж-агитации всем как следует надоели. Можно
было бы всерьез его переубеждать и что-то доказывать, но зачем, если,
во-первых, это явно будет встречено в штыки (и человек наверняка даже будет
получать удовольствие от того, как стойко он отстаивает свои убеждения, и
продолжать агитацию), а во-вторых, что уж тут скрывать, это просто не так
весело, как высмеять то, что он считает своими взглядами и идеалами.
Когда свастика теряет сакральность и становится формой для
расстановки стаканчиков в бирпонге, а «священное» «римское приветствие»
превращается в листок розовой бумаги со словом «зига», который этого нацика
заставляют «кидать», то весь его так называемый «смелый протест» превращается в
обыкновенный карнавал. Карнавал, в котором все вокруг высмеивают то, что
рассказали «старшие товарищи», а сам зигамет — клоун. Очевидно, что его
агитация не подействовала ни на кого из тех, кто был на вечеринке. Чувствовать
себя клоуном — не то же самое, что чувствовать себя бесстрашным
одиночкой-борцом за серьезные убеждения. Я его больше не видел, но со слов знакомых
знаю, что он после той вечеринки ни разу не попытался рассказывать им что-то
про свои взгляды.
Вероятно, все эти Z и V нужно будет высмеивать аналогично, что,
кстати, и так постепенно происходит. Немалая часть тех, кто в первые месяцы
ставил себе на аватарки Z, уже их поубирала, теперь эта атрибутика
ассоциируется не с силой, а с абсурдом и хтонью. Однако что-то такое вполне могут
переизобрести люди помоложе, как и взять на вооружение нечто менее «зашкварное»
из числа уже имеющихся символов или снова пустить в дело цитаты Ильина,
биографии белых генералов или что-нибудь еще в этом духе.
Сторонникам войны больше всего хотелось бы, чтобы про них
говорили как про силу, поэтому те из них, кто выберет путь реваншизма, не
должны выглядеть грозными врагами — скорее маргиналами, которые могут наломать дров по глупости.
Не стоит им подыгрывать.
К сожалению, окончание войны и даже крушение нынешней власти не
решат автоматически созданных Россией проблем. Конечно, большинство россиян
будет заинтересовано в том, чтобы начать жить нормальной мирной жизнью, в
развитии страны. Но нет никакой гарантии, что российское общество не будет
уведено «ястребиной», реваншистской своей частью от адекватных созидательных
проектов к новой попытке силового противостояния с Западом и новому
закономерному краху. Этого допустить нельзя, и, как мне кажется, уже
сейчас необходимо готовиться противостоять ресентименту, который
вызовет у многих неудача путинской авантюры.
https://republic.ru/posts/107241
Nav komentāru:
Ierakstīt komentāru