sestdiena, 2017. gada 1. jūlijs

Par mieru, pret militarizāciju


                                  Par mieru, pret militarizāciju
   Militārisma saglabāšanās un tā joprojām plašā izmantošana mūsdienās  vulgāra politiskā spēka demonstrācijas nolūkā liecina par daudzu valstu vadītāju agresīvo pasaules uztveri, nespēju apgūt bargās vēstures mācībstundas, nevēlēšanos cilvēciski mainīties, lai nepieļautu jaunas kara šausmas.  
    Ļoti ceru, ka šeit sniegtais dokumentāli un statistiski argumentētais, materiāls laikabiedriem  dos papildu stimulu kritiski izvērtēt dzīves pozīciju, nošķirt skaudro patiesību no heroizētiem izdomājumiem un aktīvi pretoties konfrontācijas atbalstītājiem, terorisma sludinātājiem.


Atveroties ANO sesijai, miera veidotāji aicina valdības pāriet no saistībām uz mieru

Vairāk nekā 100 organizācijas atbrīvo paziņojumu par Starptautisko miera dienu
NEW YORK, NY (2019. gada 18. septembris) Vairāk nekā 100 starptautiskas un vietējas miera veidošanas organizācijas ir apvienojušās, lai publiskotu paziņojumu pirms Starptautiskās miera dienas, kas ir 21. septembrī. Paziņojums, kas tiek gaidīts pirms Apvienoto Nāciju Organizācijas Ģenerālās asamblejas 74. sesija aicina valdības un starptautisko sabiedrību: pāriet no saistībām uz miera nodrošināšanas pasākumiem 2030. gada darba kārtībā; saskaņot reakciju uz krīzi ilgtermiņa novēršanas un miera veidošanas centieniem; aizsargāt un atbalstīt pilsonisko sabiedrību; un no jauna apņemties daudzpusību kā garantiju visneaizsargātākajiem.
"Līdz 2018. gada beigām visā pasaulē vajāšanas, konfliktu, vardarbības vai cilvēktiesību pārkāpumu rezultātā tika piespiedu kārtā pārvietoti vairāk nekā 70 miljoni cilvēku, un vardarbības gada globālās ekonomiskās izmaksas tagad pārsniedz 14 triljonus USD gadā," sacīja Endrjū Tomlinsons. , Apvienoto Nāciju Organizācijas Quaker biroja (QUNO) direktors Ņujorkā. "Mums ir jādubulto savi kolektīvie centieni novērst vardarbīgu konfliktu, pievēršoties tā saknēm, un jāorganizē reakcija uz krīzi tādā veidā, kas atbalsta vietējās spējas, respektē cilvēktiesības un saskaņot ar ilgtermiņa plāniem izveidot ilgtspējīgu mieru.
Paziņojuma sastādīšanā un izplatīšanā galvenā loma bija Apvienoto Nāciju Organizācijas Quaker birojam - organizācijai, kas pārstāv Quaker rūpes par mieru un taisnīgumu Apvienoto Nāciju Organizācijā. Parakstītāju skaitā ir organizācijas, kas nodarbojas ar mieru no visas pasaules, ieskaitot uz ticību balstītas grupas, starptautiskas attīstības aģentūras, politikas organizācijas un citas.
# # #

Kopš 1947. gada QUNO ir sadarbojies ar diplomātiem, ANO amatpersonām un pilsonisko sabiedrību, lai atbalstītu ANO, kas prioritāti piešķir mieram un novērš karu. QUNO izmanto Quaker House un tā sasaukšanas spēku, lai atvieglotu sanāksmes, kas nav notikušas, un ceļ perspektīvas no ārpus ANO sistēmas, lai veicinātu miera veidošanu un vardarbīgu konfliktu novēršanu. QUNO cieši sadarbojas ar Amerikas draugu dienesta komiteju un citām Quaker pakalpojumu aģentūrām, kā arī ar draugu politikas birojiem Ženēvā, Vašingtonā un Briselē. 

The Doomsday Clock is now two minutes before midnight
Scientists move clock ahead 30 seconds, closest to midnight since 1953
January 25, 2018
Citing growing nuclear risks and unchecked climate dangers, the Doomsday Clock — the symbolic point of annihilation — is now two minutes to midnight, the closest the Clock has been since 1953 at the height of the Cold War, according to a statement today (Jan. 25) by the Bulletin of the Atomic Scientists.
“In 2017, world leaders failed to respond effectively to the looming threats of nuclear war and climate change, making the world security situation more dangerous than it was a year ago — and as dangerous as it has been since World War II,” according to the Atomic Scientists’ Science and Security Board in consultation with the Board of Sponsors, which includes 15 Nobel Laureates.


“This is a dangerous time, but the danger is of our own making. Humankind has invented the implements of apocalypse; so can it invent the methods of controlling and eventually eliminating them. This year, leaders and citizens of the world can move the Doomsday Clock and the world away from the metaphorical midnight of global catastrophe by taking common-sense action.” — Lawrence Krauss, director of the Origins Project at Arizona State University, Foundation Professor at School of Earth and Space Exploration and Physics Department, Arizona State University, and chair, Bulletin of the Atomic Scientists’ Board of Sponsors.


The increased risks driving the decision to move the clock include:
Nuclear. Hyperbolic rhetoric and provocative actions from North Korea and the U.S. have increased the possibility of nuclear war by accident or miscalculation. These include U.S.-Russian military entanglements, South China Sea tensions, escalating rhetoric between Pakistan and India,  uncertainty about continued U.S. support for the Iran nuclear deal.
Decline of U.S. leadership and a related demise of diplomacy under the Trump Administration. “In 2017, the United States backed away from its longstanding leadership role in the world, reducing its commitment to seek common ground and undermining the overall effort toward solving pressing global governance challenges. Neither allies nor adversaries have been able to reliably predict U.S. actions or understand when U.S. pronouncements are real and when they are mere rhetoric. International diplomacy has been reduced to name-calling, giving it a surrealistic sense of unreality that makes the world security situation ever more threatening.”
Climate change. “The nations of the world will have to significantly decrease their greenhouse gas emissions to keep climate risks manageable, and so far, the global response has fallen far short of meeting this challenge.”
How to #RewindtheDoomsdayClock
According to Bulletin of the Atomic Scientists:
* U.S. President Donald Trump should refrain from provocative rhetoric regarding North Korea, recognizing the impossibility of predicting North Korean reactions. The U.S. and North Korean governments should open multiple channels of communication.
* The world community should pursue, as a short-term goal, the cessation of North Korea’s nuclear weapon and ballistic missile tests. North Korea is the only country to violate the norm against nuclear testing in 20 years.
* The Trump administration should abide by the terms of the Joint Comprehensive Plan of Action for Iran’s nuclear program unless credible evidence emerges that Iran is not complying with the agreement or Iran agrees to an alternative approach that meets U.S. national security needs.
* The United States and Russia should discuss and adopt measures to prevent peacetime military incidents along the borders of NATO.
* U.S. and Russian leaders should return to the negotiating table to resolve differences over the INF treaty, to seek further reductions in nuclear arms, to discuss a lowering of the alert status of the nuclear arsenals of both countries, to limit nuclear modernization programs that threaten to create a new nuclear arms race, and to ensure that new tactical or low-yield nuclear weapons are not built, and existing tactical weapons are never used on the battlefield.
* U.S. citizens should demand, in all legal ways, climate action from their government. Climate change is a real and serious threat to humanity.
* Governments around the world should redouble their efforts to reduce greenhouse gas emissions so they go well beyond the initial, inadequate pledges under the Paris Agreement.
* The international community should establish new protocols to discourage and penalize the misuse of information technology to undermine public trust in political institutions, in the media, in science, and in the existence of objective reality itself.
Worldwide deployments of nuclear weapons, 2017
“As of mid-2017, there are nearly 15,000 nuclear weapons in the world, located at some 107 sites in 14 countries. Roughly, 9400 of these weapons are in military arsenals; the remaining weapons are retired and awaiting dismantlement. Nearly 4000 are operationally available, and some 1800 are on high alert and ready for use on short notice.
“By far, the largest concentrations of nuclear weapons reside in Russia and the United States, which possess 93 percent of the total global inventory. In addition to the seven other countries with nuclear weapon stockpiles (Britain, France, China, Israel, India, Pakistan, and North Korea), five nonnuclear NATO allies (Belgium, Germany, Italy, the Netherlands, and Turkey) host about 150 US nuclear bombs at six air bases.”

SIPRI Yearbook 2019
SIPRI Yearbook 2019 is a compendium of data and analysis in the areas of 
  • Armed conflict and conflict management
  • Military spending and armaments
  • Non-proliferation, arms control and disarmament

SIPRI: Aug pasaules militārie tēriņi 
5.aprīlis 2016.

Pasaules valstu bruņošanās izdevumi sasnieguši 2,3% no IKP un tās ir iztērējušas par 1% vairāk nekā 2014.gadā
Globālie militārie izdevumi 2015.gadā pirmoreiz četru gadu laikā ir pieauguši. Par to otrdien savā pētījumā ziņo Stokholmas Starptautiskais Miera pētījumu institūts (SIPRI).
Pasaules valstis militārajiem izdevumiem kopumā iztērējušas 1,7 triljonus dolāru, kas ir par 1% vairāk nekā 2014.gadā. Tādējādi bruņošanās izdevumi sasnieguši 2,3% no pasaules IKP, ziņo Dw.de.
Visvairāk naudas bruņojumam tērē ASV, kuru aizsardzības budžets sasniedz 595 miljardus dolāru. Turklāt tas ir apstākļos, kad, sākot no 2011.gada, lai arī nedaudz, tomēr pakāpeniski ASV samazināja savus militāros izdevumus.
Otrajā vietā ir Ķīna, kuras militārie izdevumi pieauguši par 7,4%, sasniedzot 215 miljardus. Ķīnai seko Saūda Arābija, kuras izdevumi pieauguši par 5,7%, sasniedzot 87 miljardus, un Krievija ar 66 miljardiem, izdevumu pieaugumam sasniedzot 7,5%, salīdzinot ar gadu iepriekš. Vācija šajā sarakstā ir noslīdējusi uz devīto vietu ar 39 miljardiem (2014.gadā bija astotajā vietā).
Nākamās vietas sarakstā ieņēma Lielbritānija, Indija, Francija, Japāna un Dienvidkoreja.
Eksperti uzskata, ka 2015.gads pielicis punktu Rietumu un Centrālās Eiropas valstu, kā arī Ziemeļamerikas militāro izdevumu samazināšanas politikai, kas sākās 2009.gada krīzes laikā. ASV Kongress jau pieprasījis aizstāvēt aizsardzības budžetu no iespējamiem samazinājumiem.
Savukārt Eiropas valstis, it īpaši tās, kurām ir robežas ar Krieviju un Ukrainu, kā arī tādas valstis kā Polija, Rumānija un Baltijas valstis, palielina savus militāros izdevumus.
Strauji pieaug Krievijas bruņošanās izdevumi


28. jūlijs, 2016.


 Krievijas bruņošanās izdevumi, salīdzinot ar iepriekšējo gadu, pieauga gandrīz par 50%. Par to, atsaucoties uz avotiem Apvienoto Nāciju Organizācijā, ziņo britu raidorganizācija BBC.
Saskaņā ar ekspertu aplēsēm, kopējie Krievijas militārie izdevumi pagājušajā gadā bija 2,9 triljoni rubļu, jeb 40 miljardi eiro.
Šie dati gandrīz sakrīt ar oficiālās Maskavas sniegto informāciju. Visvairāk līdzekļu - 9,6 miljardus eiro - Kremlis tērēja jūras spēkiem. To budžets gada laikā pieauga par 38%.
Gaisa spēkiem tika novirzīti apmēram 9 miljardi eiro, bet sauszemes karaspēkam – 8 miljardi eiro.
Tomēr militārie eksperti pieļauj iespēju, ka šie dati nav pilnīgi precīzi.

Vairākas reizes Maskavas sniegtā informācija starptautiskajām organizācijām un ekspertiem būtiski atšķīrusies no datiem, kas iekļauti oficiālajā valsts budžetā.

TRENDS IN WORLD MILITARY EXPENDITURE, 2016
Nan Tian, Aude Fleurant, Pieter D. Wezeman and Siemon T. Wezeman (https://www.sipri.org/sites/default/files/Trends-world-military-expenditure-2016.pdf )

KEY FACTS

World military expenditure was $1686 billion in 2016, an increase of 0.4 per cent in real terms
Total military spending accounted for 2.2 per cent of the global GDP in 2016
The fi ve biggest spenders in 2016 were the USA, China, Russia, Saudi Arabia and India
 Military expenditure increased in Asia and Oceania, Europe (Central, Eastern and Western) and North America
 Military spending decreased in Africa, Central America and the Caribbean, and South America
 Of the countries in the Middle East for which data is available, total military expenditure fell by 17 per cent; the major decreases were in Iraq (–36 per cent) and Saudi Arabia (–30 per cent)
Military expenditure in the USA grew by 1.7 per cent to $611 billion in 2016, the fi rst increase after fi ve consecutive years of decline. Despite this slight increase, US military spending remains 20 per cent lower than the peak of 2010
 The fall and continued slump in world oil prices has had a substantial eff ect on military spending in a majority of oil-export dependent countries. In many cases (e.g. Saudi Arabia, South Sudan and Venezuela), country-specifi c cuts have been so substantial that they have aff ected regional and subregional spending trends
World military expenditure is estimated to have been $1686 billion in 2016, equivalent to 2.2 per cent of the global gross domestic product (GDP) or $227 per person.1 The 2016 estimate is a marginal increase of about 0.4 per cent in real terms on 2015.2 After 13 consecutive years of increases (from 1998 to 2011), world military spending has continued to plateau—with only minor decreases between 2011 and 2014 (an average of 0.7 per cent per annum) and slight increases in 2015 and 2016 (see figure 1).
 In many oil-exporting countries, increases in military spending over the past 10 years have been correlated with high oil prices. The subsequent fall in the price of oil has led to substantial decreases in military spending. Since late 2014, the sharp fall in oil prices and the persistent price slump have had a signifi cant impact on spending in several oil-exporting countries. The decline in oil revenue has forced many oil-exporting countries to cut their government budgets, including military spending. The falls in countries such as Angola, Ecuador, Iraq, Mexico, Saudi Arabia, South Sudan and Venezuela have aff ected the wider regional trends.
 THE TOP 15 MILITARY SPENDERS IN 2016
 The top 15 countries with the highest military spending in 2016 were the same as those in 2015, although there were some changes in their ranking (see table 1). The 15 largest spenders account for $1360 billion, or 81 per cent, of total global spending. Between 2007 and 2016, China has seen the biggest growth in military spending, with an increase of 118 per cent, followed by Russia (87 per cent) and India (54 per cent). In the same period, Italy (–16 per cent), the United Kingdom (–12 per cent) and the United States (–4.8 per cent) were the only countries in the top 15 to see their military expenditure fall.
 In 2016, total US military expenditure of $611 billion is over one-third (36 per cent) of world military expenditure. This is nearly three times the level of China’s spending, which is ranked second (see fi gure 2). US military spending grew by 1.7 per cent between 2015 and 2016, the fi rst increase after fi ve consecutive years of decline. Despite this slight growth, US military spending remains 20 per cent lower than its peak in 2010. The small upturn in 2016 can be attributed to legisla tion adopted in 2013 and 2015, which eased the budget limits imposed in 2011. However, given the context of the presidential election and the inability of the US Congress and the White House to reach agreement on a budget to be implemented on 1 October 2016, there is uncertainty about short-term developments in the country’s military expenditure.
 As a result of an unexpected increase in Russia’s military expenditure in late 2016 and large cuts to Saudi Arabia’s military budget, Russia moved above Saudi Arabia to the position of third largest spender in 2016. India moved from 7th to 5th place after its largest annual spending increase since 2009. Meanwhile, both the UK and Brazil dropped one place in the rankings. The UK fell from 6th to 7th—a move largely attributed to the devaluation of the British pound following the result of a refer endum on the country’s membership of the European Union. In Brazil, which went from 12th to 13th position, failure to revitalize an economy deep in recession has seen the country’s military spending decline by 7.2 per cent.

REGIONAL TRENDS

 Military expenditure in North America saw its fi rst annual increase (1.7 per cent) since 2010. Central, Eastern and Western Europe also recorded annual increases of 2.4, 3.5 and 2.6 per cent, respectively (see fi gure 3). Asia and Oceania’s spending rose by 4.6 per cent in 2016. By contrast, military spending fell in Central America and the Caribbean (–9.1 per cent), South America (–7.5 per cent), Africa (–1.3 per cent) and the total of countries in the Middle East for which data is available.

 Africa

Military expenditure in Africa as a whole fell by 1.3 per cent to $37.9 billion in 2016 (see table 2).This was the second year of decrease after 11 consecutive years of increases dating back to 2003. Total spending in Africa, however, is still 48 per cent higher than it was in 2007.
Military expenditure in North Africa continues to rise. The total in 2016 of $18.7 billion is an increase of 1.5 per cent compared with 2015 and is 145 per cent higher than in 2007. Algeria, Africa’s largest spender, increased its military expenditure by 2.3 per cent over 2015, a much lower level of increase than any other year since 2007. This slowdown in growth came at a time when low oil prices were having a major eff ect on Algeria’s public fi nances.
By contrast, spending in sub-Saharan Africa decreased by 3.6 per cent. Cuts in spending by South Sudan and Angola drove this trend. Faced with severe economic problems due to falling oil revenues, military spending in South Sudan decreased by 54 per cent, while Angola’s spending fell by 10 per cent to levels not seen since 2006.
 Despite the numerous ongoing confl icts in sub-Saharan Africa, increases in military spending by countries in confl ict were substantially lower than in 2015. For example, in the Democratic Republic of the Congo, military expenditure rose by only 2.4 per cent, following a 43 per cent increase in 2015, even though civil confl icts continue in parts of the country. Amid Mali’s continuing peacebuilding eff orts and fi ght against armed Islamist extremists, the country increased its military expenditure by 18 per cent in 2016. While this is the second highest increase in sub-Saharan Africa, it is much lower than the country’s 67 per cent increase in 2015.
Botswana had the highest percentage increase in military spending between 2015 and 2016 of any country in Africa. Despite it being in one of the least confl ict-prone areas of sub-Saharan Africa and one of the few African countries to have never been involved in an armed confl ict, Botswana’s spending grew by 40 per cent or $152 million in 2016. This is reported to be part of Botswana’s military modernization programme. Military expenditure in Nigeria increased by only 1.2 per cent to $1.7 billion in 2016, despite its large-scale military operations against Boko Haram. Corruption allegations linked to military procurement, however, continue to raise questions about the reliability of the country’s published fi gures.

 Americas

Military expenditure in the Americas increased by 0.8 per cent in 2016 to $693 billion—still 4.4 per cent lower than in 2007 (see table 3). Expend iture in North America (Canada and the USA) was $626 billion in 2016, accounting for 90 per cent of total spending in the region. North America’s total is 1.7 per cent higher compared with 2015 and 4.8 per cent lower than in 2007. Spending in South America continues to decrease following its peak in 2013, while spending in Central America and the Caribbean fell for the fi rst time since 2003. Total spending in these two subregions was $66.6 billion, down 7.8 per cent compared with 2015 and at the same level as in 2007.
 The fall in military expenditure in South America (–7.5 per cent) can mainly be attributed to the benign security environment, the deepening impact of the fall in oil prices on oil-exporting countries and economic problems in Brazil. Venezuela, plunged into economic chaos by falling oil prices, cut its military spending by $2.9 billion (–56 per cent) compared with 2015, which accounts for 68 per cent of the total decrease in the subregion. Similarly, as government revenues from oil exports shrink, Ecuador and Peru have also reduced their military spending by 13 and 20 per cent, respectively. Brazil, the region’s largest spender, has seen a worsening recession, leading to further cuts in the military budget of 7.2 per cent. While many of the major military spenders in South America cut their budgets in 2016, there was a substantial increase in Argentina (12 per cent) and Colombia (8.8 per cent).
In Central America and the Caribbean, changes in military expenditure are largely driven by Mexico, which accounts for 77 per cent of the sub region’s spending. Military spending in Mexico has increased in recent years due to its use of military force against drug cartels, but 2016 marked the fi rst annual decrease in military spending (–11 per cent) since 2004. The persistent global context of low oil prices and high government debt was highlighted by the Mexican Government’s proposal to make budget cuts of $13.1 billion in 2016 and a further $12.9 billion in 2017. In this context, it is highly likely that Mexico’s military spending will continue to decrease in the coming years.

 Asia and Oceania

 Military spending in Asia and Oceania amounted to $450 billion in 2016, an increase of 4.6 per cent on 2015 (see table 4). This is a slightly lower rate of growth than in the previous two years. This lower rate is partially related to the slowdown in the growth of Chinese military spending, which has historically tracked China’s GDP growth. Regional spending increased by 64 per cent between 2007 and 2016, and all but three countries increased their spending. Between 2015 and 2016, military expenditure grew in all subregions, ranging from a 1.7 per cent increase in Oceania to a 6.4 per cent increase in Central and South Asia. Between 2007 and 2016, East Asia had the largest increase of all subregions, raising spending by 74 per cent.
Five of the top fi fteen global spenders in 2016 are in Asia and Oceania: China, India, Japan, South Korea and Australia (in ranked order). China had by far the highest military spending in the region: an estimated $215 billion, or 48 per cent of regional spending. This amount is almost four times that of India’s total, which is the second largest in the region at $55.9 billion.
There are many ongoing tensions in the region: in the Korean Peninsula, between North Korea and South Korea; between China and Japan, over claims in the East China Sea; between China and several South East Asian countries, over claims in the South China Sea; between India and Pakistan; and between India and China. Such tensions help governments to continue to justify the need to modernize their military capabilities, and to drive military spending upwards. On the other hand, economic growth in the region has generally continued, even if sometimes at a lower rate than in previous years, which makes it possible to increase military spending without increasing the military burden on the economy (i.e. its percentage of the GDP). Almost all the countries in the region have kept their military spending as a percentage of GDP at the same level since 2012.

 Europe

At $334 billion in 2016, Europe’s military spending accounted for 20 per cent of global military expenditure. The fi gure is an increase of 2.8 per cent compared with 2015 and is only 5.7 per cent higher than in 2007. Spending increased in all subregions: Central and Eastern Europe’s military expenditure increased by 2.4 and 3.5 per cent, respectively, in 2016, while in Western Europe spending rose by 2.6 per cent (see table 5).
Four of the fi fteen largest military spenders in the world— France, the UK, Germany and Italy in ranked order—are in Western Europe. Together, they account for 10 per cent of global military expenditure. In 2016 neither France nor the UK achieved the planned increases in military spending announced in 2015. Germany raised its military spending by 2.9 per cent in 2016, a direct result of Chancel lor Angela Merkel’s eff orts to push through an increase in the military budget. Italy increased its military spending by 11 per cent. This can be partly attributed to its support for its local arms industry by funding domestic procurement.
 Central European countries continued to collectively increase their military spending, which was up by 2.4 per cent in 2016 compared with 2015. This represents a return to the level of the subregion’s average 10-year growth rate after a 14 per cent increase between 2014 and 2015. The 2015 increase is explained by a one-off payment for arms procurements made 10 years ago by Poland, the subregion’s largest spender (44 per cent of Central European military spending).
 Many of the European countries with the largest relative increases in military spending between 2015 and 2016 are in Central Europe. Given the wider regional slowdown, this ongoing rise suggests that the perception of an increased threat from Russia following the Ukraine crisis persists. At 44 per cent, Latvia’s increase in military expenditure in 2016 was the highest in Europe, while Lithuania’s military expenditure rose by 35 per cent (see table 6).

 In Eastern Europe, Russia’s military spending in 2016 was $69.2 billion, an increase of 5.9 per cent over 2015 and 87 per cent compared with 2007. Spending in 2016 was 5.3 per cent of GDP—the highest proportion since Russia became an independent state and the seventh highest military burden globally. This increased spending and heavy burden on the economy comes at a time when the Russian economy is in serious trouble due to low oil and gas prices and the economic sanctions imposed since 2014. It was originally expected and planned that the Russian Government would reduce its spending, including military spending. However, late in 2016 actual spending was pushed substantially higher by a decision to make a one-off payment of roughly $11.8 billion in government debt to Russian arms producers. Without this debt repayment, Russia’s military spending would have decreased by 12 per cent.
Ukraine’s military expenditure in 2016 was $3.5 billion, a decrease of 3.8 per cent. Between 2007 and 2016, its military expenditure increased by 28 per cent. The small fall in 2016 was due to a reduction in the overall intensity of the confl ict in the country. However, fi ghting fl ared up several times in 2016 and military spending is planned to increase in 2017, in part for acquisitions of new equipment.
 Despite ongoing clashes between Armenia and Azerbaijan, military spending in both countries fell for the fi rst time since 2011. Armenia’s spending decreased by 5.5 per cent. Azerbaijan’s military expendi ture was heavily aff ected by low oil prices and fell by 36 per cent to $1.4 billion in 2016.

Middle East

SIPRI is not publishing an estimate of military spending for the Middle East for 2016 as data is unavailable for Lebanon, Qatar, Syria, the UAE (which was the second largest military spender in the region in 2014) and Yemen. For those countries for which data is available, their combined total military expenditure in 2016 showed a decrease of 17 per cent compared with 2015 but a 19 per cent increase compared with 2007. The decrease in 2016 came despite the fact that all countries except Oman were militarily involved in at least one armed confl ict in the region. This demonstrates the impact of the fall in oil prices on the economies of several of the region’s major military spenders.
 The military burden is particularly high in the Middle East. Military spending as a share of GDP, for those countries in the region for which data is available, averaged 6.0 per cent in 2016—almost triple the global average of 2.2 per cent. Oman had the highest military burden in the world, at 17 per cent, followed by Saudi Arabia at 10 per cent.
 Saudi Arabia’s estimated budget of $63.7 billion in 2016 makes it by far the largest military spender in the region and the fourth largest in the world. While Saudi Arabia had been increasing its military spending year-on-year since 2002, its spending in 2016 was a 30 per cent decrease on 2015. By contrast, Iran’s military expenditure decreased by 7.3 per cent between 2007 and 2016, but rose by 17 per cent between 2015 and 2016. The lifting of international sanctions has benefi ted the Iranian economy, improving incomes and giving the government the freedom to increase military spending.
 Israel was the 15th largest military spender in the world in 2016. Its expenditure grew by 19 per cent between 2007 and 2016 to $18 billion. This fi gure excludes about $3.5 billion in military aid from the USA. Turkey increased its military spending by 9.7 per cent between 2007 and 2016. At $14.8 billion, it is the 18th largest military spender globally. However, the fi gure for actual spending in 2016 is uncertain. Since the attempted military coup in July 2016, detailed data on Turkish military expenditure has become more diffi cult to fi nd.

 MILITARY EXPENDITURE AND THE PRICE OF OIL

There are many drivers of military spending, most notably armed confl ict, perceptions of security, the price of oil and income. Oil price is an important factor because of its impact on the national budgets of oil-exporting countries. In general, patterns of military spending over the past 10 years can be correlated with the rise and fall of oil prices. The decrease in oil revenues and associated economic problems attached to the oil-price shock have forced many oil-exporting countries to cut their total government budgets, which usually also includes cutting military spending. In some cases, the decreases have been so severe that it has aff ected regional and subregional trends (e.g. in Africa and South America).
 Although the oil-price slump has had varying degrees of impact on the economies of oil-exporting countries, since 2015 military expenditure, in real US dollars, has decreased for the vast majority of oil-exporting countries. This refl ects the severity of the shock and highlights the need for sectoral reform to foster the diversifi cation of oil exporters’ economies. Of the 15 countries with the largest decreases since 2015, only two (Guinea and Zambia) were not oil exporters (see table 6).
Most countries with undiversifi ed, oil-export dependent economies have seen their military spending fall since 2015. This includes countries such as Angola, Azerbaijan, Iraq, South Sudan and Venezuela. These countries suff er from poor fi scal buff ers, and many are frequently actively involved in con- fl ict. A minority of oil-exporting countries are better equipped eco nomically to deal with such a shock (e.g. Kuwait and Norway) and were able to continue with their existing spending plans and marginally increased their spending in 2016.
 About the SIPRI Military Expenditure Database The SIPRI Military Expenditure Database provides military expenditure data by country for the years 1949–2016 in local current prices, constant US dollars, as a share (%) of GDP, per capita and as a share (%) of general government expenditure.
Where possible, SIPRI military expenditure data includes all current and capital expenditure on the armed forces, including peacekeeping forces; defence ministries and other government agencies engaged in defence projects; paramilitary forces, when judged to be trained and equipped for military operations; and military space activities.
Such expenditure should include military and civil personnel, including retirement pensions of military personnel and social services for personnel; operations and maintenance; procurement; military research and development; and military aid (in the military expenditure of the donor country). Civil defence and current expenditure on previous military activities—such as veterans’ benefi ts, demobilization and weapon destruction—are excluded.

Test of a clean hydrogen bomb with a yield of 50 megatons

Испытание чистой водородной бомбы мощностью 50 млн тонн


https://www.youtube.com/watch?time_continue=2154&v=nbC7BxXtOlo&feature=emb_logo
Почему народу такая милитаризация?!
Бои до последнего рубля
Нужны ли России такие большие военные расходы
«Газета.Ru» 24.04.2017
В 2016 году Россия вошла в тройку мировых лидеров еще по одному экономическому показателю, кроме добычи нефти. Речь о военных расходах. Согласно ежегодному докладу Стокгольмского международного института исследований проблем мира (SIPRI), Россия вышла на третье место по сумме военных расходов, обогнав Саудовскую Аравию. Впереди только недосягаемые мировые лидеры в этой сфере — США и Китай.

В 2016 году, несмотря на затяжной экономический кризис и значительное ухудшение финансового положения, Россия потратила почти $70 млрдпримерно в пять раз больше, чем на образование, и в шесть — чем на здравоохранение.
По оценкам авторов доклада SIPRI, с 2007 года военные расходы России выросли почти на 90%. При этом больше половины военного бюджета в прошлом году шло на госпрограмму вооружений, объем которой составляет 20 трлн руб. Сама программа была принята в 2010 году с расчетом на 10 лет и первоначально предусматривала расходы в 30 трлн руб.
При этом показательно, что другие «петрократии» — страны, основу экономики которых, как и в России, составляют доходы от продажи нефти и других энергоносителей, та же Саудовская Аравия, Ирак и Венесуэла — в прошлом году военные расходы сокращали. Зато страны Центральной Европы второй год подряд наращивают расходы на оборону, причем, по мнению авторов доклада, делают это, опасаясь возможной угрозы со стороны Москвы.
Это стало следствием событий на востоке Украины, которые некоторые европейские державы, бывшие советские республики и бывшие государства соцлагеря начали примерять на себя.
К слову, роста военных расходов в странах ЕС можно ожидать и дальше, в том числе на опасениях, что администрация Трампа не будет заботиться о военной компоненте безопасности Европы так, как это делали прошлые американские президенты.
Однако много или мало Россия тратит на вооружения? Применительно к собственным расходам на социальные нужды, не считая зарплат и пенсий бюджетников, — понятно, что много. А как это соотносится с практикой других стран, претендующих на роль мировых лидеров?
Чтобы стало понятнее, российский военный бюджет в восемь раз меньше американского и в три раза меньше китайского.
Однако если США тратят на оборону 3,3% ВВП, Китай — меньше 2%, то Россия — 5,5%.
То есть в разы отставая от этих стран по чистому объему военных расходов, мы отнимаем у своей экономики гораздо больше, чем те страны, на которые хотим походить своей «геополитической мощью». Опять же, если доля России в мировой экономике составляет меньше 2% и постоянно уменьшается все последние годы, то в мировых военных расходах она вдвое выше и достигает 4%.
Желание российского государства развивать оборонную промышленность и армию понятно. У больших военных расходов можно отыскать и чисто экономические причины. В СССР 75% ВВП создавалось именно в оборонно-промышленном комплексе. Оборонная промышленность исторически может быть для нас и важным генератором новых технологий, и основным источником промышленного потенциала. Хотя в целом российская армия живет все еще на советских конструкторских разработках, наши танки все равно пока покупают в мире лучше, чем наши автомобили или станки.
Вообще лучше, чем российское оружие, у нас покупают только нефть и газ.
При этом нарастить военные расходы настолько, чтобы достичь военного паритета с теми же США и Китаем, Россия все равно не сможет — слишком слабая сегодня у нашей страны экономика и намного меньше население, особенно если сравнивать с Китаем. К тому же не стоит забывать, что в современном мире именно экономика, а не мощь вооружения определяет реальную силу и влияние государства.
Безусловно, в России идет вполне естественный процесс перевооружения армии. Страна с такой гигантской территорией и с такими беспокойными соседями (взять хотя бы КНДР, откуда к нам в Приморский край постоянно залетают неудачно пущенные ракеты) должна иметь боеспособные вооруженные силы. Но этот процесс, к сожалению, накладывается на сознательную массовую милитаризацию сознания. С экранов телевизоров пугают угрозой новой мировой войны. Взвинчиваются до небес расходы на оборону. Штурмуются картонные рейхстаги.
Россия безусловно является великой военной державой со второй по мощи армией и первым в мире ядерным потенциалом. Этого никто не оспаривает — ровно поэтому даже влиятельные мировые противники относятся к нашей стране с большой осторожностью. Однако неуклонное снижение экономического потенциала, в том числе за счет высасывания непропорционально больших для уровня нашего развития военных расходов, ослабляет, а не усиливает нашу страну.
Мы уже имеем недавний печальный опыт «самоподрыва» государства на гибельной для национальной экономики гонке вооружений: СССР ее не выдержал, подвела как раз вопиюще низкая экономическая эффективность. Именно поэтому при всей необходимости перевооружения армии и флота нам давно пора иметь и других союзников. В частности, современные технологии и науку, свободу бизнеса и развития тех отраслей, которые влияют на качество главного ресурса любой современной страны, человеческого капитала — здравоохранения и образования.
На танке можно триумфально въехать в какой-нибудь разрушенный сирийский город, но точно не въедешь в число самых развитых стран мира с высоким уровнем жизни.
Мировые военные расходы в 2017 году

Газета "Коммерсантъ" 9 января 2017 года опубликовала статью Яны Рождественской "Оборонные расходы вырастут в 2017 году на 3,2%. Прежде всего за счет США", в которой сообщается, что консалтинговая компания Deloitte прогнозирует, что выручка оборонного сектора во всем мире вырастет в 2017 году на 3,2%. В первую очередь это связано с возвратом к росту оборонного бюджета США, но расходы на оборону нарастят и другие страны — так, в России они должны увеличиться на 7,5%.


Согласно подготовленному аналитиками консалтинговой компании Deloitte докладу, посвященному перспективам оборонной и авиакосмической отрасли, в 2017 году сектор покажет довольно значительный рост после нескольких лет «положительного, но сдержанного уровня роста». По прогнозам экспертов компании, выручка сектора в нынешнем году вырастет на 2%, причем в авиакосмической отрасли выручка вырастет лишь на 0,3%, а в оборонной — на 3,2%.

По мнению авторов доклада, такой рост в этой отрасли связан в первую очередь с тем, что в 2017 году оборонный бюджет США вернется к росту, учитывая «возрастающее внимание нового правительства США к укреплению американских вооруженных сил». По данным Deloitte, в нынешнем году оборонный бюджет США вырастет на $9 млрд, до $589 млрд, в 2016 году он вырос на $20 млрд после продолжавшегося пять лет снижения.

«Рост глобальной напряженности ведет к повышению спроса на вооружение на Ближнем Востоке, в Восточной Европе, Северной Корее и в регионе Восточно-Китайского и Южно-Китайского морей. Это ведет к росту оборонных расходов по всему миру, особенно в Объединенных Арабских Эмиратах (ОАЭ), Саудовской Аравии, Южной Корее, Японии, Индии, Китае и России — многие из этих стран уже нарастили закупки вооружений нового поколения»,— говорится в докладе.

Оборонный бюджет России должен вырасти на 7,5%, Китая — на 7,4%, Саудовской Аравии — на 5,7%.

Deloitte приводит размеры военных бюджетов топ-25 стран на 2015 год — США тогда израсходовали на оборонные нужды $595,5 млрд. На втором месте находился Китай ($214,5 млрд в 2015 году), Россия занимала третье место ($91,1 млрд). На четвертом месте находилась Саудовская Аравия ($85,4 млрд), на пятом — Франция ($60,7 млрд). В 2015 году оборонные расходы всех стран составили
$1,76 трлн. 39,1% всех оборонных расходов пришлось на Северную и Южную Америку, причем на США — 34%, 25,6% — на страны Азиатско-Тихоокеанского региона.

В декабре IHS Jane’s Aerospace, Defence & Security опубликовала доклад, согласно которому в 2016 году страны НАТО впервые за шесть лет увеличили затраты на оборону, отреагировав таким образом на активизацию террористической организации «Исламское государство» и ухудшение отношений с Россией. Сама же Россия впервые с 1990-х не вошла в топ-5, ее оборонные расходы в прошлом году снизились до $48,5 млрд.

26.04.2016
Россия и гонка вооружений
Любая мировая проблема рано или поздно решится, если удастся предотвратить ядерную катастрофу
Алексей Георгиевич Арбатов – руководитель Центра международной безопасности ИМЭМО РАН, академик РАН, член Президиума Совета по внешней и оборонной политике.

Вопреки периодическим заявлениям на официальном уровне о том, что Россия не даст втянуть себя в гонку вооружений, реальное положение складывается иначе. Государство уже втягивается в масштабное военное соперничество, прежде всего с США, причем новая гонка вооружений может оказаться более сложной, затратной и опасной, чем гонка вооружений времен холодной войны.
В настоящий момент можно выявить как минимум четыре направления, по которым разворачивается этот процесс. Причем речь в данном случае идет только о стратегических вооружениях, оставляя за скобками силы общего назначения. Их техническое переоснащение по Государственным программам вооружения 2020 и 2025 тоже несет в себе яркий соревновательный момент по отношению к авиации, сухопутным войскам и флоту стран НАТО.
Во-первых, полным ходом идут работы в области наступательных стратегических ядерных сил (СЯС). ГПВ-2020 предусматривает развертывание до 2020 года. 400 новых межконтинентальных баллистических ракет, 8 атомных ракетных подводных лодок, создание новой системы тяжелого бомбардировщика (ПАК-ДА) с авиационной крылатой ракетой большой дальности двойного назначения Х-101/102, а до этого – возобновление строительства модернизированных бомбардировщиков Ту-160. В первую очередь эти системы заменяют устаревшие средства, снимаемые с вооружения, то есть преследуют цель обновления российских стратегических сил в рамках нового Договора СНВ 2010 года.
Соединенные Штаты, согласно хронологии жизненного цикла своих стратегических систем, приступят к их обновлению после 2020 года, причем в первое десятилетие на это будет ассигновано 350 млрд долл., а за 30 лет полного переоснащения ядерной триады – около 1 трлн долл. Разумеется, США в своей программе будут преследовать цели противостояния с ныне развертываемыми системами России (и КНР). Вполне вероятно, РФ должна будет, в свою очередь, реагировать на это в своих дальнейших мерах развития СЯС. Таким образом, уже через несколько лет начнется классическая гонка по наступательным ядерным вооружениям. К ней может добавиться наращивание наземных ракет средней дальности, если будет денонсирован Договор РСМД 1987 года, за что ратуют многие российские эксперты и это считают возможным даже высокие государственные деятели.
Все это более или менее знакомо: в годы холодной войны именно по такому направлению шло основное соперничество двух сверхдержав. Разница лишь в том, что в прошлом, после 1972 года, эта гонка была ограничена чередой договоров ОСВ/РСМД/СНВ/СНП, а в будущем все ограничения могут быть отброшены. После заключения Договора СНВ в 2010 году вот уже шесть лет никаких переговоров не ведется как по политическим причинам, так и поскольку стороны не могут преодолеть разногласия по ПРО и другим вопросам. Раньше новые переговоры начинались сразу после заключения очередного соглашения и обе стороны приходили на них с заготовленной повесткой дня. Сейчас к ядерному оружию в целом у двух держав весьма различное отношение – в известном смысле они поменялись местами по сравнению с прошлым десятилетием (после 2000 года). Времени на переговоры по новому соглашению становится все меньше, причем политическую элиту России это, похоже, совершенно не беспокоит. Таким образом, после истечения срока действия нынешнего Договора СНВ в 2020 году в центральной сфере контроля над ядерным оружием впервые за 45 лет может возникнуть зияющая брешь. Из-за нее пойдет на дно вся система ядерного разоружения и нераспространения, созданная за последние полвека неустанным трудом государственных руководителей, дипломатов, политиков, военных и гражданских экспертов ведущих держав мира.
Но это далеко не все, уже сейчас, не дожидаясь 2020 года, открыт второй канал гонки вооружений: российские наступательные ядерные вооружения против американской системы ПРО. Этого не было в годы холодной войны, потому что до 1972 года ни у кого не было таких оборонительных систем, а после 1972 года они были жестко ограничены Договором по ПРО, из которого США вышли в 2002 году. Новейшие российские наступательные ядерные вооружения и системы двойного назначения (в том числе оперативно-тактические) созданы не только для обновления ударного потенциала, они несут дополнительную нагрузку в части средств и способов преодоления систем ПРО США и их союзников.
Самый инновационный третий канал гонки вооружений – это наступательные высокоточные системы большой дальности в обычном оснащении, включая существующие дозвуковые (крылатые ракеты) и будущие гиперзвуковые ракетные средства. Видимо, именно такие системы имел в виду президент Путин, когда отметил в своей программной статье в 2012 году. «Все это позволит наряду с ядерным оружием получить качественно новые инструменты достижения политических и стратегических целей, – писал он. – Подобные системы вооружений будут сопоставимы по результатам применения с ядерным оружием, но более «приемлемы» в политическом и военном плане. Таким образом, роль стратегического баланса ядерных сил в сдерживании агрессии и хаоса будет постепенно снижаться».
Россия преследует цель как можно скорее догнать США по таким системам. Этот канал гонки вооружений может оказаться исключительно дорогостоящим, поскольку новейшие ударные средства требуют создания совершенных информационно-управляющих систем, в том числе космического базирования. А такие системы, в свою очередь, создадут стимул для развития средств противодействия: противоспутниковых, радиоэлектронных, кибернетических.
Наконец, четвертый канал – это российская воздушно-космическая оборона против американских средств воздушно-космического нападения (СВКН). В июне 2013 года, посещая завод по производству зенитных ракет, президент Путин заявил: «Эффективная ВКО – это гарантия устойчивости наших стратегических сил сдерживания, прикрытия территории страны от воздушно-космических средств нападения». Правда, остается неясным, какие конкретно системы оружия подпадают под эту категорию, но можно заключить, что речь идет прежде всего о высокоточных системах в обычном оснащении, как дозвуковых, так и гиперзвуковых. Причем, как чаще всего бывало в прошлом, в соревновании стратегической обороны и нападения оборона несет гораздо большие затраты.
Такой многоканальной гонки стратегических наступательных и оборонительных, ядерных и неядерных вооружений не было в годы холодной войны. Ныне ситуация усугубляется экономическим неравенством сторон, особенно в условиях финансово-экономического кризиса России. К тому же в отличие от США РФ не может рассчитывать на сколько-нибудь существенную помощь союзников и партнеров.
Еще одно важное отличие от прошлого в том, что новая гонка вооружений будет не только многоканальной, но и многосторонней. Наступательные ядерные вооружения интенсивно наращивают КНР, Пакистан, Индия, КНДР, их сохраняют и совершенствуют Великобритания, Франция, Израиль. При этом Китай развивает также гиперзвуковые высокоточные системы в неядерном оснащении, в чем отчасти даже опережает РФ и США. Чего не было во время холодной войны, гонка вооружений будет происходить как минимум в двух трехсторонних форматах: Россия–США–Китай, а также КНР–Индия–Пакистан. Далее, если раньше системы ПРО были монополией СССР и США, то впредь их будут развивать самостоятельно или коллективно страны НАТО, КНР, Индия, Израиль, Япония, Южная Корея.
На указанном фоне будет неминуемо разваливаться режим нераспространения ядерного оружия, иллюстрацией чему является провал Конференции по рассмотрению Договора по нераспространению ядерного оружия (ДНЯО) в 2015 году. Этому договору почти 50 лет, он создавался для другого мира, в нем полно прорех: прежде всего в разграничении мирного и военного использования атомной энергии. Соглашение с Ираном 2015 года могло бы стать шагом в решении этого вопроса, но в соглашении прямо указано, что все достигнутые условия относятся только к Ирану и не могут быть прецедентом для других подобных случаев. Прорехи ДНЯО не залатываются, потому что между великими державами по этому поводу нет согласия. Хуже того, сотрудничество России и США по повышению сохранности ядерных материалов и объектов остановлено, и Россия даже отказалась от участия в последнем ядерном саммите, посвященном этой теме, весной 2016 года.
Между тем развитие атомной энергетики в ближайшие 20 лет совершит огромный скачок. Ныне в мире существует 435 атомных реакторов, еще 65 строятся, а 167 – планируются, в том числе в самых нестабильных регионах мира: на Ближнем и Среднем Востоке, в Юго-Восточной Азии, Африке и Латинской Америке. Это предполагает бурное распространение ядерных технологий и материалов с растущей вероятностью попадания их в руки террористических организаций, которые стремятся обрести ядерный боезаряд, взрывное устройство или хотя бы радиоактивный материал для «грязной бомбы».
Наконец, появляются новые проблемы: например угрозы кибератаки, которые могут быть направлены в том числе против информационно-управляющих систем ядерных сил.
Весь этот комплекс вопросов должен стоять на центральном месте обеспечения международной безопасности, но это не так – он далеко на периферии мировой политики. Без переговоров и регулярных контактов военных и гражданских государственных представителей взгляды России, США и ряда других государств на правила и пороги ядерного сдерживания, роль ядерного оружия, сценарии и способы его применения расходятся все дальше, что в кризисной ситуации может повлечь роковой просчет или инцидент. Поэтому парадокс нынешней ситуации в том, что за последнюю четверть века количество ядерного оружия сократилось примерно в пять–семь раз за счет договоров и односторонних сокращений, но вероятность его применения значительно возросла. Если не будет принято срочных мер по укреплению режима сокращения, ограничения и нераспространения ядерного оружия, то в свете новых угроз и вызовов вероятность боевого, случайного или террористического применения ядерного оружия будет и дальше повышаться с катастрофическими последствиями для современной цивилизации.
Укрепление системы контроля над ядерным оружием в обозримой перспективе потребует многосторонних усилий, но без инициативы России и США дело не сдвинется с мертвой точки. На две державы и поныне приходится до 90% ядерных вооружений и материалов, существующих на планете. Неотложными первыми шагами должно быть разрешение противоречий и сохранение Договора по РСМД, начало переговоров по новому договору СНВ на период после 2020 года. Это даст импульс остальным направлениям сокращения и нераспространения ядерных вооружений и материалов, вовлечения в процесс остальных ядерных государств.
Все существующие мировые проблемы, включая миграцию, климат, экономические кризисы, этнические и религиозные конфликты, так или иначе раньше или позже можно решить, если удастся предотвратить ядерную катастрофу. А если не удастся – заниматься этими проблемами будет  некому. 


Война больше никогда не будет прежней

30.08.2019, 08:19
Семен Новопрудский о возвращении страха россиян перед войнами

Опрос «Левада-центра» о главных страхах россиян, приуроченный к 30-летию первого такого опроса (он проводился в 1989 году в умирающем СССР), принес сразу несколько сенсаций. В отличие от исследований, когда социологи пытаются выяснить наше отношение к власти, про свои страхи мы склонны отвечать честно. И эти ответы показывают, что последние 30 лет российской истории оказались провальными.
Судя по набору и динамике страхов россиян, Россия за 28 постсоветских лет не только не смогла решить ни одной главной проблемы, для решения которых существует любое государство, но даже усугубило их.
Социологи задали людям один-единственный вопрос: «Чего вы больше всего боитесь?» И предложили набор ответов. Люди могли выбирать любое количество этих ответов в порядке убывания степени страха или назвать свой вариант. Нынешний опрос проводился 18-24 июля 2019 года, на обработку результатов ушел месяц. Впервые об этом россиян спрашивали в ноябре 1989 года, еще два подобных опроса состоялись в августе 2016-го и октябре 2017 года.
Бедности в 1989 году, хотя в советской экономике тогда нарастал кризис, а дефицит товаров первой необходимости уже был вопиющим, боялись только 13% россиян. Оно и понятно. В СССР бедными были более или менее все, это было нормой жизни подавляющего большинства населения. Нынешнее имущественное расслоение людям даже не снилось. К тому же действовала система государственных социальных льгот, которая казалась вечной. Хотя в горбачевском СССР в то время уже начинался легальный частный бизнес — преимущественно, кооперативный — богатеть было неприлично и считалось чем-то нереальным. Зато и в перспективу сильно обеднеть по сравнению с текущим уровнем достатка мало кто верил. Равенство в нищете оставалось мощным социальным якорем и константой повседневной жизни.
Сейчас бедности в России опасаются почти втрое больше, чем в позднем СССР — это один из главных страхов для 36% россиян, приговор состоянию российской экономики и тому, как люди воспринимают ее перспективы.
Да, в 90-е годы прошлого века с их обвалом уровня жизни такие опросы не проводились. Но даже в 2017 году стать бедными боялись только 22% респондентов. Затяжной кризис, рекордное по продолжительности за последние 30 лет падение доходов, война санкций делают свое дело — нищета становится массовым страхом россиян. Люди не верят, что будет лучше, и все сильнее опасаются, что может стать хуже.
О состоянии здравоохранения вам расскажет очень понятный для любого человека страх болезни и потери трудоспособности. В 1989 году при нараставшем развале отечественной медицины (никогда не забуду, как моя мама в онкодиспансере сама делала повязки из каких-то странных подручных материалов вместо нормальных бинтов, которых просто не было) заболеть и потерять трудоспособность боялись 38% населения. Сейчас — 44%.
На фоне свежих историй с увольнением всех до одного хирургов одной из больниц Нижнего Тагила (не самого бедного провинциального города России в не самом бедном регионе) из-за нищенских зарплат или отсутствия в аптеках жизненно важных лекарств вроде преднизолона эти страхи не кажутся надуманными.
Боязнь заболеть, ужас оказаться выброшенным за борт жизни, если потерял трудоспособность — вполне естественная реакция россиян на состояние медицины и рынка труда.
Но еще более красноречиво об историческом провале (на данный момент времени) новой российской государственности свидетельствует страх войны, обуявший россиян.
Безопасность — однозначно главный фетиш нынешней российской власти. Магическое слово, ради которого можно (и даже нужно, как думают некоторые представители власти) подавлять гражданские свободы, лишать страну нормальных выборов, наводнять столицу «космонавтами» с дубинками, избивать мирных людей, блокировать мессенджеры, объявлять иностранным агентом тот же «Левада-центр».
Вся наша нынешняя власть, практически все политическое устройство России могут быть описаны словом «госбезопасность». Это и цель, и смысл, и собирательное название органов, которые принимают все ключевые решения в стране.
Главный антоним безопасности — война. Что может быть небезопаснее и страшнее войны. Но стало ли безопаснее жить в России, где почти два десятилетия безраздельно царит культ госбезопасности?
В 1989 году войны боялись 50% наших сограждан. Это был второй по массовости национальный страх после болезней близких и детей. В 2019 году страх войны остается вторым по массовости страхом после болезней близких и детей. И войны у нас теперь боится… 51% респондентов — абсолютный рекорд всех подобных опросов.
Но к 1989 году СССР уже 10 лет вел затяжную войну в Афганистане, которую начал из-за глубоко ошибочно просчитанной угрозы исламизации советских республик Средней Азии, если в Афганистане победят моджахеды, они же душманы. Более того, СССР тогда как раз заканчивал эту бессмысленную и оказавшуюся терминальной для судьбы советской империи войну, в которой заведомо не могло быть никакой понятной народу победы. Страна была до предела измотана многолетней гонкой вооружений, подорвавшей заведомо неэффективную советскую плановую экономику с массовыми приписками, очковтирательством и отсутствием у людей стимулов для созидательной работы. Страна превратилась в тотальный военный завод – чуть ли не три четверти советского промышленного производства в то время давала продукция оборонки.
При этом как раз 30 лет назад СССР и США настойчиво пытались сформировать и сформировали архитектуру долгосрочной международной ядерной безопасности: ту самую, которая сейчас разрушена прямо на наших глазах, в чем Америка и Россия винят друг друга.
30 лет назад военные и конфронтационные настроения в советской политике шли на спад. Официальной государственной риторикой было отрицание войны, необходимость ее предотвращения, борьба за мир. Сейчас все ровно наоборот.
Милитаризация российской политической риторики находится на рекордном уровне с момента распада СССР. Мы постоянно публично бахвалимся новым оружием. Потому что больше — нечем.
А наш главный оппонент — Дональд Трамп, который тоже не прочь устроить новую тотальную гонку вооружений ради того, чтобы «снова сделать Америку великой». США и Россия вышли из Договора о ракетах средней и меньшей дальности. США на днях открыто испытали прежде запрещенную ракету средней дальности. А в России на полигоне возле Северодвинска в Архангельской области произошел взрыв с человеческими жертвами и радиоактивным заражением местности (этот факт, хоть и не сразу после взрыва, неохотно признал Росгидромет).
Пока, увы, в России страхи населения не конвертируются в запросы к власти на политику, способную снять эти опасения.
Новая гонка вооружений, в которую все более явно втягивается Россия на фоне затяжной конфронтации с Западом, начавшейся весной 2014 года известными событиями на Украине, еще более бессмысленна, но не менее опасна для нас, чем предыдущая. А предыдущая, как мы помним (или должны вспомнить, если вдруг забыли) стала одной из главных причин распада СССР. Если мы хотим такого смысла — можем повторить.
Единственный смысл создания «сверхдальних, сверхмощных, сверхперспективных» ракет — чтобы на вас боялись нападать. Но это оружие все равно нельзя применить: у тех же США и России давно есть прекрасные военные возможности уничтожить друг друга, а заодно и все человечество, в считанные минуты.
Не только мир, но и война больше никогда не будет прежней. У наших соотечественников есть все основания бояться войны: так сильно, как мы, от глобальных войн, особенно в ХХ веке, не пострадал никто. Но если локальные войны еще можно считать способом испытать новейшее оружие (как делают в Сирии и Россия, и Штаты — и даже не особенно скрывают это), то глобальная война просто немыслима. Это будет апокалипсис без кавычек, в самом буквальном смысле.
Современное оружие массового уничтожения и агрессивная внешняя политика в современном мире скорее уменьшают, а не увеличивают безопасность любой страны. То, что делает во внешней политике Россия в последние пять лет, обычным языком дворовых мальчишек описывается одним точным словом — «нарывается».
Отрезвит ли растущий массовый страх войны в населении нашу политическую элиту? Поймет ли она, что ее безопасность и безопасность страны — в конструктивном сотрудничестве со всеми ведущими государствами мира, а не в противостоянии. В экономическом развитии, в современной медицине, в повышении качества жизни и привлекательности России, а не в обмене испытаниями ракет (причем даже не слишком важно, удачными или нет) и не в гибридных войнах.
Смысл существования государствазащитить людей, создать им условия для образования, работы, самореализации, получения качественной медицинской помощи. Но не в обороне абстрактной «территории» любой ценой. И уж теме более не в защите политической элиты от собственных граждан.
Настоящая Росгвардия — это не космонавты в шлемах, прячущиеся от своего народа, а хорошие учителя и врачи, талантливые писатели музыканты, честные успешные бизнесмены, благотворители, профессионалы любой созидательной профессии.
Для государства как формы существования общностей людей вообще наступают не лучшие времена. Современный мир—технологический, культурный, экономический — необратимо становится все более экстерриториальным, транснациональным. Людям все меньше нужно государство и уж тем более им все меньше будет хотеться воевать и умирать за эту абстракцию.
Если боязнь войны в российском обществе приведет к тому, что этот страх наконец поселится и в российской элите, которая, кажется, забыла, какой ценой досталась победа в одной страшной войне нашим отцам и дедам — честь и хвала такому страху. Бояться войны нормально и правильно. Ненормально думать, что в сегодняшнем мире хоть какая-то война может быть победной.


28 июня 2018
Путин: Россия сделала настоящий прорыв в области разработки нового оружия

Российская армия получает новейшие системы вооружения, которые должны кардинально повысить ее эффективность. В Южном военном округе уже служит гиперзвуковой комплекс "Кинжал", который способен летать в десять раз быстрее звука. В ближайшее время появится серийный "Авангард". Он разгонится до 20 Махов. А в следующем году отечественные военные получат новую межконтинентальную баллистическую ракету "Сармат", заявил Владимир Путин на торжественном приеме в честь выпускников военных ВУЗов.
Президент добавил, что масштабы перевооружения российской армии беспрецедентны. Если шесть лет назад доля новых кораблей, бронемашин и летательных аппаратов в войсках была всего 16%. То сейчас эта цифра приблизилась к 60%. А к 2021 году отечественные вооруженные силы должны быть модернизированы на 70%....:



6 июня 2018
Социологи назвали наименее миролюбивые страны

Представители Института экономики и мира опубликовали ежегодный "Глобальный индекс миролюбия", расставив страны по степени миролюбивости. Россия вошла в десятку наименее миролюбивых, заняв 154-е место из 163-х.
Свой рейтинг ученые составляли на основе 23 факторов в трех категориях: "Безопасность в обществе", "Милитаризация" и "Продолжающиеся конфликты". Исследователи учитывали количество заключенных, убийц и полицейских в стране, а также расходы на вооружения, число военных и экспорт оружия.
Наиболее миролюбивой страной оказалась Исландия. Следом за ней идут Новая Зеландия и Австрия. Остальные места в "миролюбивом" рейтинге распределились следующим образом:
  • Португалия;
  • Дания;
  • Канада;
  • Чехия;
  • Сингапур;
  • Япония;
  • Ирландия.
На 17-м месте оказалась Германия, на 57-м – Британия, на 61-м – Франция, на 70-м – Казахстан, на 101-м – Беларусь, на 121 месте – США, на 152-м – Украина.
Наименее миролюбивой страной ученые признали Сирию (163 место). В число воинствующих стран также вошли Афганистан, Южный Судан, Ирак, Сомали, Йемен, Ливия, Конго, Центральная Африканская Республика и Россия.



Сирия, страх и Запад. Россияне все сильнее боятся большой войны


Участие России в войне в Сирии и вызванное этим, в том числе, обострение отношений Москвы с Западом может привести к Третьей мировой войне. Судя по результатам последнего опроса "Левада-Центра", в вероятность такого сценария верят уже 57 процентов россиян.....:

Мерцающая мировая

«Газета.Ru» 20.10.2017
По некоторым формальным признакам, Третья мировая война не просто возможна. Она уже идет. Просто в силу особенностей современной политики и военных технологий сегодня это далеко не всегда массированные бои с участием танков, артиллерии, авиации и флота. И пока, к счастью, не ядерная война, хотя в случае с КНДР, учитывая характер тамошнего режима, нельзя исключать и такого варианта.
На днях CBS News опубликовал данные совместного исследования с британской компанией YouGov по отношению американцев к возможности Третьей мировой войны. По даннымопроса, 30% американцев считают, что США идут по пути к началу новой мировой войны. Еще 48% считают такую войну вероятной, и только 22% не согласились с такими оценками.
Похожие опасения год назад, в октябре 2016-го, высказывали и граждане России. Судя по опросу Левада-центра, почти половина россиян (48%) тогда боялись, что обострение отношений России с Западом из-за Сирии может привести к Третьей мировой.
Впрочем, и по сей день главный фронт ползучей или «мерцающей» Третьей мировой войны — Ближний Восток. То, что у нас принято называть «американской коалицией» в Сирии и Ираке, насчитывает десятки стран. Россия и Иран в партнерстве с Турцией (при всех иранско-турецких и турецко-сирийских разногласиях) фактически составляют отдельную коалицию, воюя на стороне официальных сирийских властей.
Это реальная война с реальными военными потерями — в том числе российскими.
Точное количество наших потерь в Сирии не объявляется, но у нас есть и погибшие летчики сбитых самолетов, и погибшие в плену у террористов российские добровольцы, и даже погибший на поле боя генерал-лейтенант Валерий Асапов. Не говоря уже о 224 жертвах теракта в российском самолете А 321, взорвавшемся 31 октября 2015 года над Синаем.
Ираком и Сирией эта вроде бы почти незаметная из окон наших домов война не исчерпывается.
Четвертый год идет латентная война и гибнут люди на территории Донбасса. В прошлые выходные произошел самый крупный теракт в истории и без того неспокойного Сомали, где в жилом квартале столицы страны Могадишо в результате взрыва начиненного взрывчаткой грузовика сотни людей погибли и сотни были ранены. Причем ответственность за этот теракт не взял на себя никто.
Иракская армия провела успешную молниеносную военную операцию против устроившего референдум о независимости Иракского Курдистана. Если курды преодолеют внутренние раздоры и пытаются создать независимое государство, это станет угрозой территориальной целостности как минимум Ирака, Сирии и Турции. Там тоже вряд ли обойдется без военных действий.
Явная эскалация нарастает в отношениях США с Ираном и Северной Кореей — странами, имеющими достаточно мощные армии и, главное, политические режимы, которые с охотой обмениваются взаимными угрозами во имя своих политических целей.
Администрация Трампа пообещала новые санкции против Ирана и готова пересмотреть ядерную сделку с этой страной. Это способно развязать Тегерану руки в разработке собственного ядерного оружия.
КНДР в ответ на маневры южнокорейских и американских ВМС вблизи Корейского полуострова, в свою очередь, пригрозила нанести по США «невероятный» удар в «самый неожиданный момент.» В ответ президент США Дональд Трамп пригрозил полным уничтожением КНДР. Причем в силу личных качеств обоих глав государств легко поверить, что эти угрозы могут стать реальностью.
В условиях тотального кризиса дипломатии и ООН как главной международной организации, призванной гасить международные конфликты, война становится как для некоторых руководителей крупных и влиятельных государств, так и для различных радикальных группировок главным способом политического самоутверждения.
Фундаментальная опасность этой новой ситуации заключается в том, что в принципе размываются границы между мирной жизнью и военными действиями.
Страна формально ни с кем не воюет, но в терактах или в боевых действиях далеко или близко от ее границ почему-то постоянно гибнут ее граждане. Мировой войны нет, но как минимум треть всех существующих на планете государств так или иначе вовлечена в боевые действия. Таких стран даже больше, чем государств, участвовавших во Второй мировой — тогда их было 62.
В Советском Союзе одним из главных официальных идеологических лозунгов была «борьба за мир во всем мире». Под этим лозунгом сам СССР участвовал во множестве военных конфликтов по всему миру, а иногда и разжигал их.
Сейчас реальная, без кавычек, борьба (но не война) за мир приобретает особое значение.
Политическая неадекватность некоторых национальных лидеров и прикрывающихся религией экстремистских группировок на фоне накопленных в мире запасов смертоносного оружия и все более примитивных способов терактов, уже не требующих ни особого финансирования, ни специальной подготовки, превращает весь мир в зону потенциальной войны.
Именно поэтому ответственная политика цивилизованных государств в современном мире должна заключаться в том, чтобы самим не множить очаги конфликтов. Снова научиться договариваться друг с другом, а не устраивать битвы санкций (еще один элемент новой холодной войны) или пытаться ослабить тех, кто объективно является партнером в противостоянии новому варварству.

Разнести на атомы: чем грозят миру кибератаки
Может ли хакерская атака нанести непоправимый ущерб

Кибератаки на банки и информационные структуры уже не новость, но что произойдет, если хакеры попытаются взломать объекты критически важной инфраструктуры, например, АЭС? «Газета.Ru» разбиралась, можно ли нажать на «красную кнопку» с обычного компьютера.
Наломать графитовых стержней
Несмотря на то, что кибератаки стали популярной темой в этом году, сами атаки на объекты через интернет не являются новым явлением. Им уже подвергались объекты критически важной инфраструктуры.
Самый известный пример успешной кибератаки, причем проведенной на государственном уровне, — вирус Stuxnet, разработанный спецслужбами США и Израиля, по данным NYT, не позднее 2009 года, для поражения ядерных объектов Ирана. Занесенный в изолированную от внешнего мира систему управления заводом по обогащению урана, вирус вывел из строя около тысячи центрифуг, что привело к существенному снижению производственных возможностей Тегерана в рамках ядерной программы.
Это первый и оттого самый громкий в истории случай злоумышленного воздействия на ядерную инфраструктуру извне с желаемым результатом.
Специалистам известны кибератаки на ядерные объекты еще с конца прошлого века. В 1992 году в Литве программист Игналинской АЭС загрузил вредоносный код в систему, отвечающую за работу одной из подсистем реактора. К счастью, это было своевременно обнаружено, но для расследования инцидента АЭС пришлось остановить.
Одна из последних осуществленных атак была проведена на АЭС KHNP в Южной Корее в 2014 году. Это был взлом извне — злоумышленники использовали традиционные методы заражения компьютеров, которые обычно используют при атаке на корпоративные и ведомственные сети. Проникновение вируса в системы удалось остановить на этапе, когда действующим сотрудникам KHNP пришли специальные письма для заражения компьютеров во внутренней сети атомного объекта.
Есть и примеры специальных вредоносных программ для атак на промышленные предприятия. В 2014 году специалисты зафиксировали несколько заражений вредоносным ПО HAVEX, которое было ориентировано на кибератаки именно на промышленные сети. HAVEX собирал данные, передаваемые с помощью промышленного протокола OPC, которые затем пересылались владельцам вируса. До сих пор неизвестно, с какой целью это проводилось и как использовались собранные данные. Согласно докладу федерального управления по информационной безопасности Германии, немецкие предприятия тогда получили огромный ущерб.
По последним исследованиям,
взломать объекты энергетической инфраструктуры «достаточно легко» при наличии специализированных инструментов, заточенных под энергетику,
рассказал «Газете.Ru» Виталий Земских, руководитель поддержки продаж ESET Russia.
«В июне наша вирусная лаборатория опубликовала анализ Industroyer — комплексной вредоносной программы, предназначенной для атак на электроэнергетические компании. Она позволяет хакерам напрямую управлять выключателями и прерывателями цепи на электрических подстанциях», — отметил он.
По словам Земских, в составе опасного ПО — инструмент для выполнения DoS-атак (denial-of-service — отказ в обслуживании) на устройства релейной защиты (комплекса устройств для быстрого выявления и отделения поврежденных элементов для сохранения нормальной работы системы в целом).
«Преимущество Industroyer в том, что он взаимодействует с четырьмя промышленными протоколами связи, причем делает это легитимным путем — просто использует протоколы по их прямому назначению. Протоколы создавались десятилетия назад, без учета требований безопасности. Поэтому хакерам достаточно «научить» вредоносное ПО работать с ними», — подчеркнул специалист.
К фатальным последствиям может привести «любое вмешательство злоумышленников в работу промышленной сети».
«Возможный ущерб от атаки — от отключения подачи электроэнергии до физического повреждения оборудования. Последствия блэкаута — от бытовых неудобств до нарушения работы важных городских объектов», — рассказал собеседник «Газеты.Ru».
Гонка кибервооружений
В целом специалисты сходятся на том, что успех подобных атак возможен. Другое дело, что запустить ядерную ракету, вызвать взрыв или разрушение энергоблока таким путем будет затруднительно.
Что касается частоты таких нападений, то какие-либо цифры привести невозможно, поскольку операторы атомных электростанций не предают отраженные кибератаки огласке, утверждает старший научный сотрудник группы проблем информационной безопасности ИМЭМО РАН Петр Топычканов.
«Это делается, чтобы и панику не вызывать, и чтобы не было лишних вопросов», – рассказал специалист «Газете.Ru».
При этом он заключил, что подобные атаки на госструктуры и различные сайты, в том числе СМИ, действительно участились.
По его словам, проникновение вируса на более защищенные объекты может произойти, если кто-то из сотрудников нарушает правила при обращении с устройствами.
«Были случаи, когда люди через «флэшки» со своего компьютера перекидывали какие-то данные на рабочие компьютеры и таким образом инфицировали эти компьютеры. Это было и на военных объектах, в Индии это было», — рассказал Топычканов.
В Индии в 2012 году на базе ВМС страны один из офицеров установил «зараженный» флэш-накопитель в рабочий компьютер. На «флэшке» был создан «невидимый диск», на который скачивалась вся информация с объекта по нужным словосочетаниям. Позже военный вставил накопитель уже в домашний компьютер с прямым выходом в интернет, в результате чего вся информация ушла, предположительно, в Китай.
Специалист добавил, что кибератаки даже в случае их успешности приводят к постоянному усилению мер безопасности. «После каждого такого случая основные операторы, компании, отвечающие за безопасность, они смотрят — как произошло, почему произошло — и соответственно ужесточают правила [на объекте]», — пояснил он.
Отечество в опасности
В России осознают опасность подобных угроз из интернет-пространства. Под атаку Stuxnet в свое время попала и АЭС Бушер, которую Россия помогла построить Ирану.
«Росатом» в октябре 2016 года поручил Всероссийскому научно-исследовательскому институту по эксплуатации АЭС (ВНИИАЭС) проверить защиту от киберугроз автоматизированных систем управления технологическим процессом (АСУ ТП) действующих АЭС.
Директор ФСБ Александр Бортников в октябре этого года заявлял, что террористы могут использовать связи в хакерском сообществе для атак на объекты жизненно важной инфраструктуры, чтобы спровоцировать техногенные аварии и экологические катастрофы.
Вопросы защиты информации в России регулируются Федеральной службой по техническому и экспортному контролю (ФСТЭК), наследницей Гостехкомиссии России. Требования, разработанные ФСТЭК в 2010-х, являлись обязательными к применению, но, как отмечали специалисты, достаточно техническими, мало учитывающими управленческие и организационные вопросы обеспечения информационной безопасности.
Уже в 2013 году был подготовлен законопроект «О безопасности критической информационной инфраструктуры». Долгое время он отклонялся Федеральным Собранием России, но в 2017 году закон все-таки был принят и подписан президентом. Кроме того, с 2015 года в составе ФСБ появился Национальный координационный центр по компьютерным инцидентам, который занимается обнаружением и предотвращением компьютерных атак.
По словам президента Института национальной стратегии Михаила Ремизова, Россия, проводя программу «Цифровая экономика», должна еще внимательнее относиться к защите в киберпространстве, и желательно своими силами.
«Необходимо развитие технологий безопасности на соответствующих платформах, при этом нужно исключить заимствование и принятие готовых решений со стороны западных компаний», — подчеркнул он.
По словам Ремизова, закупка любого готового технологического решения из западной страны «будет источником постоянной уязвимости и означает постоянную зависимость».
«Запад предлагает технологии по принципу «черного ящика» — мы не знаем, что внутри, узнаем полностью только на финальном этапе. И никак не можем исключить контроля извне», — пояснил Ремизов.

Россия, в свою очередь, могла бы предложить свои защитные системы таким странам, как Индия, Индонезия, Таиланд, Вьетнам, или государствам Латинской Америки, считает специалист.
           
16 апреля 2014
Пример не для подражания
США подпортили статистику мировых военных расходов
Мировые военные расходы в 2013 году сократились на 1,9 процента по сравнению с 2012 годом и составили 1,747 триллиона долларов. При этом локомотивом снижения оборонных трат стали США, чей военный бюджет уменьшился на 7,8 процента. Без учета Соединенных Штатов мировые военные расходы по итогам прошлого года выросли на 1,8 процента, преимущественно благодаря России, Китаю, Саудовской Аравии и еще 20 странам мира. Доля США в общем объеме мировых трат на вооружения сегодня составляет около 37 процентов. Это означает, что дальнейшее сокращение военных расходов Вашингтоном продолжит портить общую статистику.
Большие «транжиры»
Данные о мировых военных расходах в середине апреля 2014 года опубликовал Стокгольмский институт исследования проблем мира (SIPRI). Институт учитывал открытую информацию обо всех видах расходов стран мира на военные нужды, включая создание инфраструктуры, выплаты военным, научно-исследовательские и опытно-конструкторские проекты и операционные расходы. О релевантности исследования судить сложно, однако оно позволяет выявить общие тенденции мирового рынка вооружений и влияние кризисных явлений на оборонные бюджеты многих стран.
Первое в XXI веке сокращение мировых трат на покупку вооружений и военной техники произошло в 2012 году. Правда, тогда оно составило всего 0,4 процента по сравнению с 2011-м, а общий объем военных расходов во всем мире уменьшился до 1,753 триллиона долларов. Падение показателя было зафиксировано по нескольким причинам. Во-первых, США, чей оборонный бюджет является крупнейшим в мире, сократили расходы на военные операции в Ираке и Афганистане со 159 миллиардов долларов в 2011 году до 115 миллиардов в 2012-м. Во-вторых, некоторые страны, преимущественно в Европе и Северной Америке, урезали военные бюджеты, стараясь справиться с последствиями финансово-экономического кризиса.
Эти факторы продолжили оказывать свое влияние на мировые военные траты и в 2013 году. Причем на этот раз общую статистику испортили США. По итогам 2013-го оборонные расходы США упали на 7,8 процента по сравнению с 2012 годом и составили 640,2 миллиарда долларов. Для сравнения, в 2012-м этот показатель составил 684,8 миллиарда долларов, а в 2011-м ─ 711,3 миллиарда. Причинами снижения военных трат Вашингтоном стали завершение военной операции в Ираке, вывод войск из Афганистана и урезание расходов военного бюджета. Последнее производится с 2011 года для борьбы с резким увеличением государственного долга, который в начале апреля 2014-го достиг отметки 12 триллионов долларов.
Второе по объему военных расходов место в 2013 году занял Китай, потративший на покупку вооружений и военной техники, разработку новых видов оружия и национальную безопасность 188,5 миллиарда долларов. По сравнению с 2012-м этот показатель увеличился на 7,4 процента. С каждым годом Китай начинает все активнее влиять на мировые политические и военные процессы и уже сегодня играет роль центра силы в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Одновременно с наращиванием мощи он увеличивает и военные расходы. Для сравнения, если в 201-м Китай потратил на военные цели 147,3 миллиарда долларов, то в 2012 году этот показатель составил уже 159,6 миллиарда долларов.
Следует отметить, что Китай раскрывает информацию о своих оборонных тратах не полностью. По официальным данным, в 2013-м военные расходы страны составили 117 миллиардов долларов, а годом ранее ─ 105,6 миллиарда. При этом Пекин, опять же официально, намерен довести показатель до 170 миллиардов долларов к 2017 году. Сложность в оценке оборонных трат заключается в том, что средства на военные нужды в Китае выделяются не только из государственного и оборонного бюджетов, но и в рамках множества целевых программ, а также из бюджетов провинций. В конце 2013 года западные эксперты предположили, что Пекин в части военных трат уже давно перешагнул отметку 200 миллиардов долларов.
России по итогам 2013-го в списке стран с наибольшими военными тратами досталось третье место. По оценке SIPRI, в прошлом году на военные нужды было потрачено 87,8 миллиарда долларов. По сравнению с 2012-м этот показатель увеличился на 4,8 процента. Как ожидается, в последующие несколько лет российские оборонные траты будут только расти. Отчасти это обеспечит масштабная государственная программа вооружений, действующая с 2011 года и запланированная к завершению в 2020-м. Этим документом предусмотрены траты в размере 23 триллионов рублей (около 637 миллиардов долларов). Причем речь идет только о закупке вооружений и военной техники.
В 2011 году, по оценке SIPRI, Россия израсходовала на покупку вооружений и военной техники 70,2 миллиарда долларов, а в 2012-м этот показатель уже превысил отметку 80 миллиардов долларов. Одной из основных задач наращивания Москвой оборонных расходов является обновление парка военной техники всех родов и видов войск не менее чем на 75 процентов к 2020 году. При этом парк военной техники некоторых родов войск, например Ракетных войск стратегического назначения, планируется обновить почти на 100 процентов. Для достижения данной цели производятся закупка уже имеющихся модернизированных образцов вооружений и разработка новых.
Топ-10 по объему военных расходов
Страна
Расходы
(миллиардов долларов)
Доля расходов в ВВП
(процентов)
Доля в мировом объеме
(процентов)
США
640
3,8
37
Китай
188
2
11
Россия
87,8
4,1
5
Саудовская Аравия
67
9,3
3,8
Франция
61,2
2,2
3,5
Великобритания
57,9
2,3
3,3
Германия
48,8
1,4
2,8
Япония
48,6
1
2,8
Индия
47,4
2,5
2,7
Южная Корея
33,9
2,8
1,9
По данным SIPRI
Замыкают пятерку стран — лидеров по оборонным расходам Саудовская Аравия и Франция. Первая по итогам 2013 года нарастила военные расходы на 14 процентов — до 66,9 миллиарда долларов. Это государство еще в 2010-м на волне роста напряженности вокруг ядерной программы Ирана и планов Запада развернуть военную операцию в данном регионе приступило к реализации масштабной программы перевооружения. В частности, Эр-Рияд подписал с американскими компаниями несколько контрактов на поставку вооружений и военной техники. Общая стоимость этих соглашений составила около 60 миллиардов долларов. Поставки по контрактам будут осуществляться на протяжении 25 лет.
В свою очередь, Франция, занимающая пятое место, сократила военные расходы на четыре процента — до 61,2 миллиарда долларов. Урезание военных трат было произведено в рамках более масштабной программы по сокращению расходов государственного бюджета. В целом страны Европы и Северной Америки и сегодня продолжают ощущать последствия глобального финансово-экономического кризиса 2008-го, для борьбы с которым в 2008-2010 годах расходовались колоссальные средства на создание новых рабочих мест, поддержание банковской системы, стимулирование международной торговли и сдерживание инфляции.
Лучшие регионы
Общее снижение мировых военных расходов было обусловлено преимущественно сокращением трат американского военного бюджета. По данным SIPRI, если исключить из статистики США, то общемировые военные расходы в 2013 году выросли на 1,8 процента по сравнению с 2012-м. Худшими регионами с точки зрения оборонных трат в прошлом году оказались Европа и обе Америки. Если страны первой в общей сложности уменьшили расходы на 0,7 процента — до 410 миллиардов долларов, то государства вторых потратили на военные цели на 6,8 процента меньше, чем годом ранее. В общей сложности страны Северной и Южной Америк израсходовали на оборону 736 миллиардов долларов.
Лучшими регионами, по оценке SIPRI, оказались Африка, Ближний Восток и Азия и Океания. Страны африканского региона по итогам 2013 года нарастили военные траты на 8,3 процента по сравнению с 2012-м. В общей сложности на военные нужды в африканском регионе были потрачены 44,9 миллиарда долларов. Наибольший рост оборонных трат продемонстрировали Гана, Ангола, Демократическая Республика Конго и Замбия. Для этих стран увеличение показателя составило 129, 36, 34 и 15 процентов соответственно. Кроме того, военные расходы Алжира первого из всех африканских государств превысили отметку десять миллиардов долларов.
Азиатско-Тихоокеанский регион увеличил военные траты на 3,6 процента — до 407 миллиардов долларов. Наибольший рост военных трат показали Афганистан, Филиппины, Шри-Ланка и Казахстан: 77, 17, 12 и 10 процентов соответственно. При этом общую статистику региона улучшило увеличение оборонных расходов Китаем. Если не учитывать китайские военные траты, объем военных расходов Азиатско-Тихоокеанского региона в 2013 году увеличился лишь на 0,9 процента. Рост расходов на военные нужды был обусловлен обострением локальной гонки вооружений и территориальных споров, в центре которых оказался Пекин, претендующий на ряд островов в Южно-Китайском море.
Наконец, страны Ближнего Востока нарастили оборонные расходы на четыре процента по сравнению с 2012 годом. Совокупный объем их трат составил 150 миллиардов долларов. Из стран этого региона наибольшее увеличение оборонных расходов в 2013 году продемонстрировали Ирак, Бахрейн и Саудовская Аравия: 27, 26 и 14 процентов соответственно. Рост трат на военные нужды на Ближнем Востоке обусловлен общей политической нестабильностью в регионе и рядом тлеющих локальных конфликтов. При подготовке данных по Ближнему Востоку SIPRI не учитывал показатель военных расходов Ирана, Катара, Сирии, Объединенных Арабских Эмиратов и Йемена, по которым открытые данные отсутствуют.
В целом же сложившаяся тенденция позволяет говорить о постепенном смещении баланса военных расходов в сторону развивающихся стран мира, на протяжении последних нескольких лет все активнее наращивающих оборонные бюджеты. Ранее в SIPRI уже объявили, что подобная тенденция будет актуальна по меньшей мере до 2015 года, когда должен полностью завершиться вывод западных войск из Афганистана. Лишь за пару лет до окончания десятилетия мировые военные расходы могут вновь начать расти. Это произойдет благодаря тому, что пик урезания военных расходов странами НАТО будет пройден и возобладают военные бюджеты государств Ближнего Востока и Азиатско-Тихоокеанского региона.

Nav komentāru:

Ierakstīt komentāru