ceturtdiena, 2018. gada 15. februāris

Labā un ļaunā kolīzijas cilvēku prātos


                                                                                         Veritas odium parit


                            
               
Labā un ļaunā kolīzijas cilvēku prātos
(Kāpēc cilvēki turpina nīcināt viens otru?!)

Katrā no mums mīt gan labais, gan ļaunais, pastāv personības gaišā un tumšā puse. Tieši apkārtējās dzīves reālijas, ārējie apstākļi, sadzīve, kultūra veicina vai deldē tikumību, nosaka tādu vai citu raksturiezīmju dominanci.
          Aizsākumā vissvarīgākais ir saprast nepieciešamību izvērtēt sevi, lai apzinātu savu patieso būtību. Lai rastu motivāciju atmest patmīlībā dzimušās iedomas par savu ideālumu, viszinību, uzvedības pareizību. Aptvertu paštaisnības aprobežotību, augstprātības nepamatotību. Iedomātā pārākuma iluzorumu, kas rada fiktīvas tiesības regulēt līdzcilvēkus, uzspiest tiem savus priekšstatus, uzņemties neapstrīdama soģa funkcijas, apsūdzot citus, bet neredzot un nesaskatot paša nepilnības, nevēloties kritiski izvērtēt savas rīcības rezultātus un sekas. … turpinājums grāmatā “Kā atbrīvoties no totalitārisma skavām. Izaicinājums pārvarēt politisko vientiesību“: https://buki.lv/product/ka-atbrivoties-no-totalitarisma-skavam-e-gramata

                                                        *   *   *


Džefrijs Sakss un Bendija S. Lī: Trampa psihopatoloģijas iet plašumā
Džefrijs Sakss un Bendija S. Lī, Project Syndicate
Nu jau, šķiet, ik dienu ASV prezidents Donalds Tramps saasina savu politiku un personīgos uzbrukumus citām valstīm un to vadītājiem, trūcīgajiem, vājajiem un imigrantu ģimenēm. Pats pēdējais no tiem – Trampa atbalsts bezsirdīgajai rīcībai nošķirt imigrantu bērnus no viņu vecākiem. Lai gan sabiedrības dusmas ir piespiedušas viņu piebremzēt, nosliece uzbrukt drīzumā liks sevi manīt kaut kur citur.
Vairums ekspertu Trampa izvirdumus interpretē kā izdabāšanu savai politiskajai bāzei vai "iznešanos" kameru priekšā, vai tukšu bramanību nākotnes darījumu noslēgšanas labā. Mūsu viedoklis atšķiras. Saskaņā ar daudzu Amerikā atzītu mentālās veselības ekspertu viedokli mēs uzskatām, ka Tramps cieš no vairākām psiholoģiskām pataloģijām, kas padara viņu par tiešu un nepārprotamu draudu pasaulei.
Trampa rīcībā redzamas vismaz trīs bīstamu problēmu pazīmes: paranojas, empātijas trūkuma un sadisma. Paranoja ir tāda atsvešinātības no realitātes forma, kas indivīdam liek saskatīt neeksistējošus draudus. Cīnīdamies ar šiem saviem iedomātajiem draudiem, paranoisks indivīds var radīt apdraudējumu citiem. Empātijas trūkums var rasties no indivīda pārliekas aizņemtības ar sevi un raudzīšanās uz citiem kā tikai instrumentiem. Kaitēšana citiem neizraisa nekādu nožēlu, ja tā kalpo paša mērķiem. Sadisms nozīmē just patiku, nodarot citiem sāpes vai pazemojot, īpaši tos, kas pārstāv iedomātos draudus vai atgādina par paša trūkumiem.
Mēs uzskatām, ka Trampam šīs īpašības piemīt. Savus secinājumus mēs balstām uz viņa darbības novērojumu, uz to, kas zināms par viņa dzīves gājumu, un citu daudzajiem ziņojumiem, nevis uz kādas neatkarīgas psihiatriskās pārbaudes, uz ko iepriekš esam aicinājuši un aicinām atkal, rezultātiem. Taču mums nav nepieciešams uzzināt visu ainu, lai saprastu, ka Tramps pasaulei rada arvien lielākas briesmas. Zināšanas psiholoģijā mums saka priekšā, ka, šādam indivīdam iegūstot varu pār citiem, vērojama tendence minētajām īpašībām iet plašumā.
Lai savai kareivīgajai darbībai rastu kādu attaisnojumu, Tramps nemitīgi un nežēlīgi melo. Saskaņā ar kādu "Washington Post" analīzi kopš stāšanās amatā Tramps ir izteicis vairāk nekā 3000 viltus vai maldinošu apgalvojumu. Un, kā piezīmē "Washington Post", pēdējo nedēļu laikā viņa meli, šķiet, ir pastiprinājušies. Turklāt Trampa uzticības personas norādījušas, ka viņš arvien biežāk varētu ignorēt jebkādus mērenāka kursa padomus no apkārtējo puses. Nav neviena "pieaugušā", kurš varētu viņu apturēt, jo viņš ap sevi ir pulcinājis korumpētus un kareivīgus sirdsdraugus, kas gatavi darīt, kā viņš liks, – un tas viss ir pilnībā paredzams, ņemot vērā viņa psiholoģisko stāvokli.
Trampa negantie pārspīlējumi pēdējo nedēļu laikā liecina par arvien pieaugošu viņa simptomu pastiprināšanos. Piemēram, atkārtotie apgalvojumi, ka viņa tikšanās ar Ziemeļkorejas vadītāju Kimu Čenunu neskaidrais iznākums pielicis punktu kodoldraudiem, ko radīja Kima režīms, vai arī nekaunīgie meli, ka migrantu bērnu piespiedu atšķiršanu no viņu vecākiem pie dienvidu robežas ar Meksiku ir izraisījuši demokrāti, nevis viņa paša politika. "Washington Post" nesen saskaitīja 29 nepatiesus vai maldinošus paziņojumus tikai stundas laikā vien. Vienalga, vai tas veikts ar nolūku vai balstīts maldos, šāds nepārtrauktas melošanas līmenis ir patoloģisks.
Tā kā Trampam patiešām trūkst spēju pārliecināt par savu gribu citus, viņa pieeja garantē nebeidzamu draudu, pretdraudu un eskalāciju ciklu. Uz jebkuru taktisku atkāpšanos viņš reaģē ar jaunu agresiju. Tāds ir gadījums ar saasināto tirdzniecības karu aci pret aci, kas sācies starp Trampu un arvien plašāku valstu un ekonomiku loku, ieskaitot Kanādu, Meksiku, Ķīnu un Eiropas Savienību. Tas pats attiecas uz Trampa vienpusējo un skaitā progresējošo starptautisko līgumu laušanu un izstāšanos no organizācijām, ieskaitot Parīzes klimata vienošanos, Irānas kodoldarījumu un, pavisam nesen, Apvienoto Nāciju Organizācijas cilvēktiesību padomi pēc tam, kad tā kritizēja ASV politiku pret trūcīgajiem.
Trampa paranoja uzskatāmi izvēršas pastiprinātā ģeopolitiskā spriedzē. Tradicionālie sabiedrotie, kuri nav pieraduši strādāt ar ASV vadītājiem, kuriem ir nopietni mentāli defekti, neapšaubāmi, ir satriekti, savukārt pretinieki radušos situāciju izmanto. Daudzi Trampa atbalstītāji, šķiet, viņa bezkaunīgo melošanu interpretē kā drosmīgu patiesības teikšanu, un gan eksperti, gan ārvalstu līderi sliecas ticēt, ka viņa dīvainie izvirdumi atspoguļo kādu politisku stratēģiju. Tomēr tas ir pārpratums. Trampa rīcība tiek "izskaidrota" kā racionāla un pat drosmīga, lai gan, visticamāk, tās ir nopietnu psiholoģisku problēmu izpausmes.
Vēsturē ir papilnam indivīdu ar mentāliem traucējumiem, kuri ir ieguvuši milzīgu varu kā topošie glābēji, lai beigās vienkārši kļūtu par despotiem, kas nodara milzīgu kaitējumu savai kopienai un citiem. Viņu gribasspēks un solījumi panākt nacionālu diženumu rod atbalstu sabiedrībā, taču, ja mēs varam ko mācīties no gadījumiem, kad pie varas nonāk cilvēks ar šādām pataloģijām, tad skaidrs, ka ilgtermiņa rezultāti neizbēgami ir katastrofāli visiem.
Mums nevajadzētu sastingt, baidoties no gaidāmās katastrofas. Līderim ar bīstamām paranojas, empātijas trūkuma un sadisma pazīmēm nevajadzētu palikt prezidenta amatā, tā neļaujot viņam nodarīt postošu kaitējumu. Mūsu drošību palīdzēs atjaunot jebkurš piemērots veids, kā atbrīvoties no draudošajām briesmām, vienalga, vai tā būtu vēlēšanu urna, impīčmenta procedūra vai ASV Konstitūcijas 25. labojuma iedarbināšana.
* Džefrijs Sakss ir Kolumbijas Universitātes Ilgtspējīgas attīstības centra direktors. Bendija S. Lī ir tiesu psihiatre Jeila Medicīnas skolā un Pasaules Veselības organizācijas projektu vadītāja.

Deviņdesmitie

Tas sākās, pirms Augstākā Padomē vēl tikai sprieda par sertifikātiem un privatizācijas likumdošanu…

Latvenergo trīs miljoni kā simbols valsts nozagšanas tehnoloģijai.

https://ltv.lsm.lv/lv/raksts/28.09.2016-devindesmitie-privatizacija-devindesmitie-gadsimta-sadale-un-lie.id80845/

https://ltv.lsm.lv/lv/raksts/05.10.2016-devindesmitie.id81336/

https://ltv.lsm.lv/lv/raksts/21.09.2016-devindesmitie-privatizacija.id80382/

https://ltv.lsm.lv/lv/raksts/14.09.2016-devindesmitie.-saulvezu-spiets.id79896/

https://ltv.lsm.lv/lv/raksts/07.09.2016-devindesmitie.-medijs-ka-bizness.id79444/

https://ltv.lsm.lv/lv/raksts/20.04.2016-devindesmitie-pilsoni-nepilsoni.id70378/

03.08.2019 00:04


Kolektīvā amnēzija Krievijā  

Andis Kudors, politologs
2019. gada pavasarī Krievijā tika fiksēts jaunāko laiku rekords. Ne sporta sasniegumos, bet cilvēku prāta aptumšošanās izplatībā. Martā Staļina lomu kā pozitīvu lietu valsts dzīvē atzina 70% aptaujāto. Kam ir jānotiek cilvēka prātā, lai ignorētu tos drausmīgos noziegumus, ko iniciēja, vadīja un atbalstīja tirāns? Te gan uzreiz jāpiebilst, ka ne visi lielajā kaimiņvalstī domā vienādi.
Jūlijā vairākas dienas Maskavas ielas ir pildītas ar cilvēkiem, kuriem ir pašcieņa un kuri pieprasa cieņpilnu attieksmi arī no valsts varas. Šoreiz cilvēki ir ielās, jo iestājas pret nedemokrātisku varas attieksmi kandidātu reģistrēšanā pirms Maskavas pašvaldības vēlēšanām. Levadas centra veiktā aptaujā uz jautājumu – "Ja notiks masveida protesta akcijas, vai Jūs personīgi piedalīsieties tajās?" 2019. gada jūnijā 27% atbildēja apstiprinoši, savukārt 69% teica, ka nepiedalīsies.1
Nevar, protams, bez atbilstošiem pētījumu datiem viennozīmīgi apgalvot, ka visi, kuri nevēlas protestēt, pozitīvi spriež par Staļinu, tomēr, puslīdz droši var pieļaut, ka jaunieši, kuri pārliecības dēļ gatavi riskēt saņemt traumas no sitieniem ar stekiem, nav nekādi jūsmotāji par "tautu tēvu". 2005. gadā Vladimirs Putins, vienā no savām uzstāšanās reizēm teica, ka PSRS sabrukums bija 20. gadsimta lielākā ģeopolitiskā katastrofa. Tā nebija vienkārši mirkļa atklāsme, bet gan skaidrs uzstādījums vēstures politizācijā turpmākajiem gadiem. Šoreiz paskatīsimies, ko spriež tie 70% cilvēku par PSRS un Krievijas vēsturi, kuri piekrīt Kremļa saimniekam.
Atmiņas traucējumi
Socioloģisko pētījumu centra Levada 2019. gada maijā publicētie aptauju dati parādīja, ka Kremļa iniciētā vēsturiskā propaganda ir devusi būtiskus augļus. Salīdzinot 2008. un 2019. gadā Krievijas iedzīvotāju sniegtās atbildes uz vieniem un tiem pašiem jautājumiem ir skaidri redzama tendence, proti, PSRS negācijas sāk aizmirsties, tā vietā nostiprinās padomju laika propagandas veidots skatījums. Mūsdienu Krievijas varas veidotā vēstures specifiskā interpretācija lielā mērā sakrīt ar padomju pasakām, līdz ar to "jaunais" ir tas pats "vecais" tikai mūsdienu mērcē. Uz Levadas centra aptaujas jautājumu – "Kas, jūsuprāt, bija raksturīgs tam vēsturiskajam ceļam, pa kuru mūsu valsts virzījās padomju varas laikā?" 2008. gadā 29% respondentu izvēlējās atbildi – "Valsts rūpes par vienkāršajiem cilvēkiem".2
2019. gadā šo atbildi izvēlējās jau 59%. Tas ir vairāk kā būtisks lēciens! Kas notika? Vai Krievijas iedzīvotāji piekļuva slepenai informācijai par "labo dzīvi" Padomju Savienībā, kas pirms tam nebija pieejama? Aptaujā bija iespējams atzīmēt vairākas atbildes vienlaikus. Variantu – "Pastāvīga cilvēku dzīves uzlabošana" 2008. gadā atzīmēja 14%, bet 2019. gadā jau 39% aptaujāto.3 Tas ir vairāk kā divas reizes salīdzinājumā ar atbildēm pirms vienpadsmit gadiem.
Kolektīvā amnēzija iet plašumā, ar to saslimst aizvien vairāk Krievijas pilsoņu. REN TV ir aizgājis līdz tādam absurdam, ka stāsta, ka deficīta apstākļos kaut ko dabūt (dostatj) veikalos esot bijis pat interesanti... Tauta piebalso – kā PSRS posmu raksturojošu atbildi "Rindas, deficīts, kartiņas" 2019. gadā izvēlējās vairs tikai 24 %, iepretim 42% – pirms vienpadsmit gadiem.4 Kopš Ņikitas Hruščova valdīšanas perioda viens no PSRS saukļiem attiecībā uz sacensību ar trūdošā kapitālisma zemēm ekonomiskajā izaugsmē bija dagnatj i peregnatj (panākt un apdzīt). Jurijs Gagarins gan bija pirmais cilvēks, kuram izdevās nokļūt kosmosā un atgriezties uz Zemes, tomēr no šāda sasnieguma tautu cietuma iedzīvotāji netika labāk paēduši.
Tikai 13% aptaujātie 2008. gadā izvēlējās kā PSRS raksturojošu lietu – "Atpalicību no attīstītajām zemēm ražošanā, produkcijas kvalitātē." 2019. gadā šādu atbildi izvēlējās vēl mazāk – tikai 9 %.5 Lai arī PSRS plānveida ekonomika saražoja daudz brāķa, nekvalitatīvu preču un nekādi netika galā ar totālu deficītu (ja bija nauda lai nopirktu automašīnu, bija jāgaida rindā daži gadi), 2019. gadā 43% lielās kaimiņvalsts iedzīvotāju padomju saimniekošanas raksturošanai izvēlējās atbildi – "Veiksmīga ekonomikas attīstība, bezdarba neesamība", ko 2008. gadā atzīmēja 31% aptaujāto. Šī "veiksmīgā ekonomikas attīstība", starp citu bija viens no PSRS sabrukuma iemesliem. Bet kam gan tas interesē? Ja Putins teica, ka katastrofa, tātad katastrofa. Tie kuri uzskata, ka propaganda un dezinformācija nestrādā un nevienu neietekmē, padomājiet vēlreiz!
Staļins – "efektīvs menedžeris"
2019. gada martā Krievijas iedzīvotāju pozitīvā attieksme pret Staļinu sasniedza visaugstāko punktu Levadas centra aptauju vēsturē. Uz jautājumu – "Kādu lomu Staļins ir spēlējis valsts dzīvē?" – 70% atbildēja ka "kopumā pozitīvu" vai "drīzāk pozitīvu". Par savu apbrīnucieņu vai simpātijām pret vadoni ir norādījis katrs otrais aptaujātais (51%). Cieņu Staļinam šogad pauda 41%, savukārt nepatikubailes vai riebumu pret "tautu vadoni" izjūt 14% respondentu.6
2008. gadā "cieņu" apliecināja 22%, tātad gandrīz divas reizes mazāk nekā šogad. V. Putina laika tendence ir skaidri izteikta – gan attieksme pret PSRS, gan pret diktatoru Staļinu ir kļuvusi labvēlīgāka nekā Borisa Jeļcina laikā. Aleksandrs Čepurenko Levadas centra Sabiedriskās domas vēstneša 2019. gada pirmā pusgada izdevumā pauda viedokli, ka Staļina modernizācija radīja daudz grandiozu projektu un grandiozu solījumu, kas radīja notiekošā racionalitātes ilūziju.7 Pētnieks atgādināja Jurija Levadas rakstīto par to, ka ar šādiem paņēmieniem sasniedzamais rezultāts neizbēgami izrādījās īstermiņa, jo "fasādes nobruka (korupcija), bet reformas dreifēja drudžainas potjomkina sādžu būvniecības virzienā".8
Līdzīgi kā Staļina laikā, tagad Soču olimpiāde, futbola čempionāts, Kerčas tilts, cauruļvadu izbūve un citi lielie projekti ir tēmēti uz režīma leģitimitātes vairošanu un "izrāviena" uz saulaino nākotni simbolizēšanu. Vienlaikus A. Čepurenko atgādina, ka 21. gadsimtā Krievijā joprojām 2000 skolu nav silto tualešu, un aptuveni 20% slimnīcu nav siltā ūdens.9 Putina runas par ekonomisko un tehnoloģisko izrāvienu nu jau šķiet traģikomiskas, sevišķi ņemot vērā, cik ilgi viņš jau vada valsti. Hruščovs arī savulaik solīja, ka 1980. gadā PSRS būs komunisms... Gorbačovs solīja, ka 2000. gadā katram padomijā būs savs dzīvoklis.
Kolektīvais Putins
Ņemot vērā gan minētos aspektus, gan Staļina režīma izlieto asiņu, radīto ciešanu un salauzto likteņu (gan indivīdu, gan veselu tautu) kopumu, zīmīgas ir Stokholmas sindroma pārņemtās sabiedrības daļas atbildes sabiedriskās domas aptaujās. Uz jautājumu "Kā jūs domājat, pa kādu vēsturiskās attīstības ceļu ir jāiet Krievijai?" 2008. gadā 14% aptaujāto atbildēja – "Jāatgriežas uz ceļa, pa kuru gāja PSRS."10 2019. gadā līdzīgi domā jau 28% respondentu. Tā ir gandrīz trešdaļa! Bez Putina mediju politikas skaitļi būtu atšķirīgi, jo vienkārši nebūtu tādu vēsturiskās propagandas kampaņu, kuru vēstījumi ir sastopami ar kinofilmās. Te palīdz ar Komunistiskā partija, kura godina "efektīvā menedžera" piemiņu. Tomēr, runa ir ne tikai par maldinātājiem un propagandistiem, bet arī par to lielo auditorijas daļu, kas ēd visu, ko tai liek priekšā. Nevajadzētu domāt, ka ar Vladimira Vladimiroviča aiziešanu viss ātri un brīnumaini izmainīsies. Ir ne tikai Putins – indivīds, bet arī "kolektīvais Putins" un liels pulks ļaužu, kam pietiek, ja TV sejas skaidro, ka lielākais mūsdienu sasniegums ir tas, ka Krievija ir "piecēlusies no ceļiem." Šie cilvēki ar savu domāšanas veidu nekur uzreiz neizzudīs. Putinisms, ietērpjoties kādā citā ārējā tērpā, var pastāvēt arī bez Putina.
1 Протестный потенциал, Levada, 04.06.2019., https://www.levada.ru/2019/06/04/protestnyj-potentsial-9/?utm_source=mailpress&utm_medium=email_link&utm_content=twentyten_singlecat_24988&utm_campaign=2019-06-04T07:00:51+00:00
2 Советский Союз, Levada, 24.06.2019., https://www.levada.ru/2019/06/24/chernovik/?utm_source=mailpress&utm_medium=email_link&utm_content=twentyten_singlecat_25450&utm_campaign=2019-06-24T07:02:06+00:00
3 Turpat.
4 Turpat.
5 Turpat.
6 Уровень одобрения Сталина россиянами побил исторический рекорд, RBK, 16.04.2019.,
https://www.rbc.ru/politics/16/04/2019/5cb0bb979a794780a4592d0c
7 Вестник общественного мнения 1–2(128), Levada, 2019., 186.lpp., http://www.levada.ru//cp/wp-content/uploads/2019/07/Book-1.pdf
8 Turpat.
9 Turpat, 188. lpp.
10 Советский Союз, Levada, 24.06.2019., https://www.levada.ru/2019/06/24/chernovik/?utm_source=mailpress&utm_medium=email_link&utm_content=twentyten_singlecat_25450&utm_campaign=2019-06-24T07:02:06+00:00


THE GOODNESS PARADOX. THE STRANGE RELATIONSHIP BETWEEN VIRTUE AND VIOLENCE IN HUMAN EVOLUTION

by Richard Wrangham

https://www.goodreads.com/book/show/40063330-the-goodness-paradox  

«The Darker Angels of Our Nature: Refuting the Pinker Theory of History & Violence»

by Philip Dwyer , Mark Micale 

https://www.amazon.com/Darker-Angels-Our-Nature-Refuting/dp/1350140597

Why some people are cruel to others

Inflicting harm or pain on someone incapable of doing the same to you might seem intolerably cruel, but it happens more than you might think.

Why are some humans cruel to people who don’t pose a threat to them – sometimes even their own children? Where does this behaviour come from and what purpose does it serve? – Ruth, 45, London.

Humans are the glory and the scum of the universe, concluded the French philosopher, Blaise Pascal, in 1658. Little has changed. We love and we loathe. We help and we harm. We reach out a hand and we stick in the knife.

We understand if someone lashes out in retaliation or self-defence. But when someone harms the harmless, we ask: “How could you?”

Humans typically do things to get pleasure or avoid pain. For most of us, hurting others causes us to feel their pain. And we don’t like this feeling. This suggests two reasons people may harm the harmless – either they don’t feel the others’ pain or they enjoy feeling the others’ pain.

Another reason people harm the harmless is because they nonetheless see a threat. Someone who doesn’t imperil your body or wallet can still threaten your social status. This helps explain otherwise puzzling actions, such as when people harm others who help them financially.

Liberal societies assume causing others to suffer means we have harmed them. Yet some philosophers reject this idea. In the 21st Century, can we still conceive of being cruel to be kind?

Sadists and psychopaths

Someone who gets pleasure from hurting or humiliating others is a sadist. Sadists feel other people’s pain more than is normal. And they enjoy it. At least, they do until it is over, when they may feel bad.

The popular imagination associates sadism with torturers and murderers. Yet there is also the less extreme, but more widespread, phenomenon of everyday sadism.

 

Everyday sadists get pleasure from hurting others or watching their suffering. They are likely to enjoy gory films, find fights exciting and torture interesting. They are rare, but not rare enough. Around 6% of undergraduate students admit getting pleasure from hurting others.

The everyday sadist may be an internet troll or a school bully. In online role-playing games, they are likely to be the “griefer” who spoils the game for others. Everyday sadists are drawn to violent computer games. And the more they play, the more sadistic they become.

Unlike sadists, psychopaths don’t harm the harmless simply because they get pleasure from it (though they may). Psychopaths want things. If harming others helps them get what they want, so be it.

You might also like:

They can act this way because they are less likely to feel pity or remorse or fear. They can also work out what others are feeling but not get infected by such feelings themselves.

This is a seriously dangerous set of skills. Over millennia, humanity has domesticated itself. This has made it difficult for many of us to harm others. Many who harm, torture or kill will be haunted by the experience. Yet psychopathy is a powerful predictor of someone inflicting unprovoked violence.

We need to know if we encounter a psychopath. We can make a good guess from simply looking at someone’s face or briefly interacting with them. Unfortunately, psychopaths know we know this. They fight back by working hard on their clothing and grooming to try and make a good first impression.

As innovations shape our societies, prosocial psychopaths can change the world for all of us

Thankfully, most people have no psychopathic traits. Only 0.5% of people could be deemed psychopaths. Yet around 8% of male and 2% of female prisoners are psychopaths.

But not all psychopaths are dangerous. Anti-social psychopaths may seek thrills from drugs or dangerous activities. Prosocial psychopaths, on the other hand, seek their thrills in the fearless pursuit of novel ideas. As innovations shape our societies, prosocial psychopaths can change the world for all of us. Yet this still can be for both good and for ill.

Where do these traits come from?

No one really knows why some people are sadistic. Some speculate that sadism is an adaptation that helped us slaughter animals when hunting. Others propose it helped people to gain power.

Italian philosopher and diplomat Niccolò Machiavelli once suggested that “the times, not men, create disorder”. Consistent with this, neuroscience suggests sadism could be a survival tactic triggered by times becoming tough. When certain foods become scarce, our levels of the neurotransmitter, serotonin, fall. This fall makes us more willing to harm others because harming becomes more pleasurable.

Psychopathy may also be an adaptation. Some studies have linked higher levels of psychopathy to greater fertility. Yet others have found the opposite. The reason for this may be that psychopaths have a reproductive advantage specifically in harsh environments.

Indeed, psychopathy can thrive in unstable, competitive worlds. Psychopaths’ abilities make them master manipulators. Their impulsivity and lack of fear help them take risks and grab short-term gains. In the film Wall Street, the psychopathic Gordon Gekko makes millions. Yet although psychopathy may be an advantage in the corporate world, it only offers men a slim leadership edge.

Psychopathy’s link to creativity may also explain its survival. The mathematician Eric Weinstein argues, more generally, that disagreeable people drive innovation. Yet, if your environment supports creative thinking, disagreeableness is less strongly linked to creativity. The nice can be novel.

Sadism and psychopathy are associated with other traits, such as narcissism and Machiavellianism. Such traits, taken together, are called the “dark factor of personality” or D-factor for short.

Research shows that if someone breaks a social norm, our brains treat their faces as less human

There is a moderate to large hereditary component to these traits. So some people may just be born this way. Alternatively, high D-factor parents could pass these traits onto their children by behaving abusively towards them. Similarly, seeing others behave in high D-factor ways may teach us to act this way. We all have a role to play in reducing cruelty.

Fear and dehumanisation

Sadism involves enjoying another person’s humiliation and hurt. Yet it is often said that dehumanising people is what allows us to be cruel. Potential victims are labelled as dogs, lice or cockroaches, allegedly making it easier for others to hurt them.

There is something to this. Research shows that if someone breaks a social norm, our brains treat their faces as less human. This makes it easier for us to punish people who violate norms of behaviour.

It is a sweet sentiment to think that if we see someone as human then we won’t hurt them. It is also a dangerous delusion. The psychologist Paul Bloom argues our worst cruelties may rest on not dehumanising people. People may hurt others precisely because they recognise them as human beings who don’t want to suffer pain, humiliation or degradation.

For example, the Nazi Party dehumanised Jewish people by calling them vermin and lice. Yet the Nazis also humiliated, tortured and murdered Jews precisely because they saw them as humans who would be degraded and suffer from such treatment.

Do-gooder derogation

Sometimes people will even harm the helpful. Imagine you are playing an economic game in which you and other players have the chance to invest in a group fund. The more money is paid into it, the more it pays out. And the fund will pay out money to all players, whether they have invested or not.

At the end of the game, you can pay to punish other players for how much they chose to invest. To do so, you give up some of your earnings and money is taken away from the player of your choice. In short, you can be spiteful.

Some players chose to punish others who invested little or nothing in the group fund. Yet some will pay to punish players who invested more in the group fund than they did. Such acts seem to make no sense. Generous players give you a greater pay-out – why would you dissuade them?

One study found that allowing people to express a dislike of vegetarians led them to become less supportive of eating meat

This phenomenon is called “do-gooder derogation”. It can be found around the world. In hunter-gatherer societies, successful hunters are criticised for catching a big animal even though their catch means everyone gets more meat. Hillary Clinton may have suffered do-gooder derogation as a result of her rights-based 2016 US Presidential Election campaign.

Do-gooder derogation exists because of our counter-dominant tendencies. A less generous player in the economic game above may feel that a more generous player will be seen by others as a preferable collaborator. The more generous person is threatening to become dominant. As the French writer Voltaire put it, the best is the enemy of the good.

Yet there is a hidden upside of do-gooder derogation. Once we have pulled down the do-gooder, we are more open to their message. One study found that allowing people to express a dislike of vegetarians led them to become less supportive of eating meat. Shooting, crucifying or failing to elect the messenger may encourage their message to be accepted.

Cruel to be kind

In the film Whiplash, a music teacher uses cruelty to encourage greatness in one of his students. We may recoil at such tactics. Yet the German philosopher Friedrich Nietzsche thought we had become too averse to such cruelty.

For Nietzsche, cruelty allowed a teacher to burn a critique into another, for the other person’s own good. People could also be cruel to themselves to help become the person they wanted to be. Nietzsche felt suffering cruelty could help develop courage, endurance and creativity. Should we be more willing to make both others and ourselves suffer to develop virtue?

Arguably not. We now know the potentially appalling long-term effects of suffering cruelty from others, including damage to both physical and mental health. The benefits of being compassionate towards oneself, rather than treating oneself cruelly, are also increasingly recognised.

And the idea that we must suffer to grow is questionable. Positive life events, such as falling in love, having children and achieving cherished goals can lead to growth.

Teaching through cruelty invites abuses of power and selfish sadism. It isn’t the only way – Buddhism, for example, offers an alternative: wrathful compassion. Here, we act from love to confront others to protect them from their greed, hatred and fear. Life can be cruel, truth can be cruel, but we can choose not to be.

* Simon McCarthy-Jones is an associate professor in clinical psychology and neuropsychology at Trinity College Dublin.

https://www.bbc.com/future/article/20201016-why-some-people-are-cruel-to-others

The Fear Factor: How One Emotion Connects Altruists, Psychopaths, and Everyone In-Between

Abigail Marsh

 "A riveting ride through your own brain." --Adam Grant

How the brains of psychopaths and heroes show that humans are wired to be good
At fourteen, Amber could boast of killing her guinea pig, threatening to burn down her home, and seducing men in exchange for gifts. She used the tools she had available to get what she wanted, like all children. But unlike other children, she didn't care about the damage she inflicted. A few miles away, Lenny Skutnik cared so much about others that he jumped into an ice-cold river to save a drowning woman. What is responsible for the extremes of generosity and cruelty humans are capable of? By putting psychopathic children and extreme altruists in an fMRI, acclaimed psychologist Abigail Marsh found that the answer lies in how our brain responds to others' fear. While the brain's amygdala makes most of us hardwired for good, its variations can explain heroic and psychopathic behavior.
A path-breaking read, The Fear Factor is essential for anyone seeking to understand the heights and depths of human nature.

https://www.goodreads.com/en/book/show/35142874

 

The Laws of Human Nature :

by Robert Greene

https://sites.google.com/a/minahbook.web.app/download-pdf-m28n/-pdf-download-the-laws-of-human-nature---robert-greene


The Biology of Kindness

Six Daily Choices for Health, Well-Being, and Longevity

By Immaculata De Vivo and Daniel Lumera

How kindness—and other prosocial behaviors toward others—can help us live longer and healthier lives.

The science is in: being good is actually good for you. In this bracingly original book, The Biology of Kindness—the first in a trilogy on the topic of daily wellness—the science of mindfulness and the findings of biology come together to show how kindness and optimism improve overall well-being in profound, organic, and demonstrable ways. Daniel Lumera, an expert in meditation and mindfulness, and Immaculata De Vivo, a preeminent researcher in molecular epidemiology, outline a revolutionary approach to health, longevity, and quality of life—and explain the scientific evidence that supports their work.

Identifying five fundamental values—kindness, optimism, forgiveness, gratitude, and happiness—and describing six essential strategies for cultivating these values—relationships, nutrition, physical activity, meditation, music, and connection with nature—De Vivo and Lumera chart a practical course for pursuing a long, healthy, and happy life. Along the way they provide the scientific data that reveal the impact such behavior has on biology, particularly on telomeres, the parts of DNA that serve as biomarkers of aging. While DNA is mostly immutable, telomeres are influenced by our choices, and The Biology of Kindness offers incontrovertible evidence that what is commonly ascribed to “spiritual” well-being has a clear and direct impact on physical health, helping to buffer premature aging and decrease the incidence of chronic disease.

At a time when life seems to be ruled by a desire to get “everything and immediately,” Lumera observes, there is a compelling case to be made for the discipline of devotion, dedication, and passion—for the good of the body as well as the soul.

https://mitpress.mit.edu/9780262547659/the-biology-of-kindness/   


 “The Force of Nonviolence: : The Ethical in the Political”

By Judith Butler  https://www.goodreads.com/book/show/50805892-the-force-of-nonviolence 


  'Persuasion Fatigue' Is a Unique Form of Social Frustration

When people argue, a kind of frustration called persuasion fatigue can cloud their judgment and harm relationships = “Pārliecināšanas nogurums” ir unikāls sociālās neapmierinātības veids

Откуда берется зло

Причины, по которым некоторые предпочитают творить зло, остаются загадкой, но начинаем ли мы понимать, что именно провоцирует подобное поведение?
06.08.2018 Нога Арикха (Noga Arikha)
В 1941 году по пути из гетто в концлагерь на Украине нацистский солдат забил моего деда до смерти. Слово «sapiens» в словосочетании Homo sapiens не полностью описывает наш вид: мы столь же жестоки, сколь и разумны. Это может быть причиной нашего выживания как единственных представителей вида Homo и столь оглушительного успеха в захвате господства на планете. Но вопрос о том, почему обычные люди способны на столь возмутительное насилие, стоит по-прежнему остро.
Эта двойственность является загадкой и для нас самих, а потому легла в основу учений о природе, теологических систем и трагических событий, движет моральными кодексами и той напряженностью, что представляет собой самую суть социально-политических систем. Мы знаем и свет, и тьму. Мы способны как совершать ужасные вещи, так и серьезно и нестандартно задумываться о них. Самосознание, характеризующее человеческий разум, более всего сбивает с толку там, где речь заходит о проблеме существования зла, которую философы обсуждают аж со времен Платона. Очевидным способом поиска объяснений данному феномену является изучение моделей поведения совершающих зверства индивидуумов.
Что и проделал профессор-нейрохирург Ицхак Фрид из Калифорнийского университета в своей статье 1997 года под названием «Синдром Е» (от первой буквы слова evil, «зло» — прим. пер.), опубликованной в британском журнале «Ланцет». Синдромом называется группа биологических симптомов, чья совокупность и составляет клиническую картину. Синдромом Е Фрид назвал группу из десяти нейропсихологических симптомов, имеющих место в момент совершении злодеяний: когда, как он выразился, группы ранее мирных индивидов превращаются в серийных убийц беззащитных членов общества. Вот эти десять нейропсихологических симптомов:
1. Повторение: агрессия повторяется бесконтрольно.
2. Навязчивые идеи: преступники одержимы идеями, которые оправдывают их агрессию и лежат в основе неких миссий этнической чистки. Они могут считать абсолютным злом, к примеру, всех жителей Запада, всех мусульман, всех евреев или всех тутси.
3. Навязчивое повторение: обстоятельства не влияют на поведение преступника, который упорно идет к цели, даже если действие ведет к саморазрушению личности.
4. Снижение эмоциональной реактивности: преступник не выказывает эмоциональной реакции.
5. Перевозбуждение: испытываемый преступником восторг обусловлен многократностью действий и количеством жертв.
6. Полноценность языка, памяти и способности к решению проблем: синдром не влияет на более высокие когнитивные способности.
7. Быстрое привыкание: преступник становится безразличен к насилию.
8. Раздробленность: насилие может иметь место параллельно с обычной семейной жизнью.
9. Зависимость от окружающей обстановки: возможность того или иного действия определяет контекст, особенно отождествление с некоей группой людей и подчинение некоему органу власти.
10. Групповое «заражение»: действие обуславливается принадлежностью к группе, поведение каждого отражается на других. Фрид выдвинул предположение о том, что все вышеозначенные способы поведения имеют нейрофизиологические причины, которые стóит исследовать.
Обратите внимание, что синдром распространяется и на тех людей, что прежде не проявляли соответствующих наклонностей, а затем смогли убить. Исключениями являются: военное время, санкционированные убийства, совершаемые солдатами и в отношение солдат, что приводит к множественным случаям проявления посттравматического стрессового расстройства (ПТСР); признанные психопатологии, такие как диссоциальное расстройство личности, которое может заставить человека открыть стрельбу по школьникам; а также преступления на почве ревности и садистского удовольствия от причинения боли. Когда философ Ханна Арендт в своей книге «Эйхман в Иерусалиме» (1963) употребила выражение «банальность зла», она имела в виду, что люди, ответственные за действия, которые привели к массовым убийствам, могут быть самыми обычными гражданами, движимыми такими банальными мотивами, как страх потерять работу. Само понятие заурядности было проверено социальными психологами. В 1971 году проведенный психологом Филиппом Зимбардо Стэндфордский тюремный эксперимент показал, как обычные студенты могут превратиться в жестоких тюремных охранников, хотя по большей части все было безосновательно, учитывая фактическое подтверждение недостатков эксперимента. Тем не менее, люди, страдающие Синдромом Е, действительно являются самыми что ни на есть обычными гражданами без каких-либо очевидных психопатологий. Историк Кристофер Браунинг описал подобное в своей книге «Совершенно обычные мужчины» 1992 года (на которую ссылается Фрид). Солдат, убивший моего деда, тоже, скорее всего, был обычным человеком.
Современная биология может объяснить многие человеческие поступки, но не вызванные ими ужасные трагические события. И даже такой инструмент для самопознания как нейронауки объяснить нашу жестокость не способен. Причинно-следственные связи того вреда, что люди наносят друг другу, лучше всего описаны политической историей, а не науками или метафизикой. Одно только минувшее столетие изобилует зверствами непостижимого масштаба и столь же непостижимого политического происхождения. Но именно появление ИГИЛ (организация запрещена на территории РФ — прим. перев.) и интерес к ней молодых и полных энтузиазма новобранцев вдохнули новую жизнь в гипотезы Фрида и побудили его организовать, совместно с нейрофизиологом Аленом Бертозом из парижского Коллеж де Франс, три конференции по проблеме Синдрома Е. В период с 2015 по 2017 год на них собрались ведущие специалисты в области когнитивной нейробиологии, социальной психологии, нейрофизиологии, психиатрии, а также терроризма и права, чьими теориями и выводам я поделюсь в этой статье. Синдром E является поводом к проведению инновационного, междисциплинарного обсуждения этой давней проблемы — и убедительным примером того, как сформулировать нейробиологические выводы применительно к человеку. Подобный подход дает толчок к появлению любопытных гипотез и объяснений.
По мере того, как функциональная анатомия мозга описывается все точнее и точнее, неврология совершенствует свою способность решать лежащие в основе нашего поведения сложности, включая насилие. Но поскольку мы эволюционировали как животные, исследовать биологические основы поведения — значит смотреть как на материализованные результаты эволюционного времени, так и на историческое время и то, как различные культуры влияют на эволюционировавшие нейронные контуры, а также ими создаются. Учитывая, что мы эволюционировали как социальные, интерактивные существа, нейробиология требует диалога с другими дисциплинами, поскольку эволюция мозга имела место не изолированно, и любое действие происходит в определенный момент времени в определенном месте с определенным смыслом. Психологическая и культурная среда играет центральную роль в определении того, каким образом будут протекать данные биологические процессы и будут ли вообще. Таким образом, перечисленные Фридом черты включают сочетание неврологических и внешних условий.
Центральное место в контексте Синдрома E занимает симптом «снижения аффекта». Большинство людей, за исключением психопатов, избегают или крайне неохотно причиняют боль, не говоря уже о том, чтобы убивать. Как продемонстрировал психиатр Роберт Джей Лифтон, только с помощью промывания мозгов, вынужденного притупления эмоциональной реакции и преодоления сдержанности можно пересечь черту, за которой начинается «привыкание» — симптом Синдрома Е, при котором выполнение действия облегчается его многократностью. Виновные в массовых убийствах и пытках могут любить своих детей и желать им лучшего, но при этом абсолютно ничего не чувствовать по отношению к жертвам — пример присущего Синдрому E симптома «раздробленности». Вероятно, именно это имело место в случае с тем нацистским солдатом, что убил моего деда. Семейная и социальная принадлежность — два разных понятия. Когда они пересекаются, как было в Боснии и Руанде, когда семьи набросились друг на друга, преобладает групповая самоидентификация. Сострадание редко бывает всеобъемлющим.
Социальный нейробиолог Таня Сингер из лейпцигского Института эволюционной антропологии Общества Макса Планка определяет сострадание как способность «резонировать» с чувствами другого человека. Оно развивается с самого младенчества — сначала как подражание, затем в качестве совместного внимания — и трансформируется в способность принимать точку зрения других, наряду со сдвигом в пространственном восприятии от себя к другому, как если бы один человек буквально оказался на месте другого. Здесь в первую очередь необходима способность проводить различие между собой и другими, что является аспектом так называемой «теории сознания», которое человек приобретает в течение первых пяти лет жизни. Специалист в области возрастной психологии Филипп Роша из Университета Эмори в Атланте продемонстрировал то, как дети к этому времени развивают этическую позицию и начинают отдавать себе отчет в том, каким образом их действия могут быть восприняты другими.
И хотя сострадание обеспечивает сплоченность группы или общества, оно также носит пристрастный и ограниченный характер. Благодаря этому процветает месть. Его избирательность также объясняет то, как мы проходим мимо бездомного человека, не чувствуя необходимости предложить помощь, или радуемся неприятным сплетням об отсутствующем человеке, к которому испытываем неприязнь. Мы все неизбежно применяем избирательное сопереживание, его отсутствие проявляется в повседневных, не несущих угрозы для жизни случаях насилия, которые происходят в социальной и семейной жизни, в бизнесе и политике. Поэтому то, что психолог Саймон Барон-Коэн из Кембриджского университета в своей книге «Учение о зле: эмпатия и истоки человеческой жестокости» (2011) называет «эрозией эмпатии», не является единственным элементом, что обуславливает вспышки чрезвычайного насилия. Но именно он открывает возможности к дискриминации и, в конечном итоге, геноциду. Как выразился социальный нейробиолог Жан Десети из Чикагского университета, «у нашей гиперсоциальности есть и темная сторона».
Данный анализ может частично развеять тайну нашей двуличности: способности помогать друг другу и убивать друг друга или убеждать самих себя в справедливости войн. Как и другие гоминины вроде шимпанзе, мы развили способность укреплять отношения, общаться и сотрудничать с теми, кто находится в нашем непосредственном окружении, а также нападать на чужаков и членов других племен. Нашу человечность определяет наше развитое самосознание. Загадкой остается лишь наша постоянная способность разрушать, даже несмотря на то, что мы способны понимать самих себя и создавать сложные научные модели собственного разума.
Нейробиология предоставляет интересную физиологическую модель эмпатии как сложного, динамического процесса, объединяющего способность к целенаправленной деятельности, премоторную и сенсомоторную функции. Она задействует, в частности, вентромедиальную префронтальную (vmPFC) и орбитофронтальную кору головного мозга (OFC), с которой первая частично перекрывается и которая имеет решающее значение в плане обработки эмоций, генерируемых в мозжечковой миндалине — древней структуре в лимбической системе. Повреждение OFC негативно сказывается на эмоциональных чувствах, а вместе с этим и на процессе принятия решений. Нейробиолог Антонио Дамасио из Университета Южной Калифорнии в Лос-Анджелесе показал с помощью своей «теории соматических маркеров» то, как физические ощущения, которые участвуют в сигнальных эмоциях, обрабатываемых в OFC и vmPFC, позволяют принимать надлежащие социально обусловленные решения, тем самым демонстрируя наши оценочные суждения об окружающем мире, включая умение дать правильную моральную оценку поступку.
При сниженном аффекте гиперактивность в этих же участках лобной доли тормозит активацию мозжечковой миндалины. Исследования выявили дисфункциональную активность орбитофронтальной коры у людей с обсессивно-компульсивным расстройством. Таким образом, она может быть также причастна к навязчивому характеру отношения к одной группе, которые оправдывают убийственные намерения в отношении ее членов. А чувство перевозбуждения — как, к примеру, после употребления кокаина, — которое проецирует на эти идеи действие, включает обработку информации в префронтальной коре головного мозга (mPFC). Иными словами, при Синдроме Е эмоциональные каналы в головном мозге перестают регулировать суждения и действия. Происходит разрушение обратной связи между мозжечковой миндалиной и более высокими, когнитивными кортикальными структурами. Действующее «я» отделяется от чувствующего, и этот феномен Фрид называет «когнитивным переломом». Он считает, что в нынешней обстановке этому может быть подвергнуто около 70% населения, что побудит их стать участниками преступлений в составе какой-либо группы, как, вероятно, и произошло в ходе Стэндфордского тюремного эксперимента, несмотря на оговорки в отношении его результатов.
Действующее «я» человека с когнитивным переломом не способно к состраданию. Но эмпатия не всегда является надежным признаком правильного поведения: мы не сочувствуем насекомым, погибающим, например, из-за изменений климата, но можем принимать рациональные решения в случае самой катастрофы. Она даже может привести к неправильным решениям в отношении тех, на кого направлена: хирург, сочувствующий пациенту на столе, не должен быть допущен к операции. Есть такое понятие, как избыток чувств. Психолог Пол Блум из Йельского университета высказался «против эмпатии» в одноименной книге 2016 года и других публикациях, высказав предположение о том, что лучшим барометром является «рациональное сострадание», с помощью которого можно оценить окружающую обстановку и наше на нее воздействие. Иными словами, члены группы, чья миссия состоит в убийстве предполагаемых врагов, могут обладать способностью эмоционального сочувствия к своей группе и не иметь рационального сострадания к предполагаемому врагу.
Анализ неспособности испытывать эмоции по отношению к таким предполагаемым врагам может приблизить нас к пониманию того, каково это — перейти черту, за которой можно хладнокровно калечить и убивать. Наблюдатели Международного уголовного суда (МУС) в Гааге часто отмечают отсутствие раскаяния со стороны преступников. Клинический психолог Франсуаза Сирони, которая помогает МУС оценивать состояние преступников и проводит лечение как их самих, так и их жертв, своими глазами видела то, что Лифтон назвал «убийством собственного „я"», особенно в случае с человеком по имени Кан Кек Иеу, известным как «Дуть», который с гордостью создал и руководил центром пыток и уничтожения «красных кхмеров» в Камбодже. Дуть был одним из тех, кто не чувствовал абсолютно никакого раскаяния. Его единственной отличительной чертой была принятая на себя роль, поддерживаемая страхом потерять себя и впасть в состояние бессилия. Он не понял, что имела в виду Сирони, когда спросила: «Что случилось с вашей совестью?» С его точки зрения вопрос представлял собой бессмысленный набор слов.
Наряду с тем, что Фрид называет «катастрофической» десенсибилизацией к эмоциональным сигналам, когнитивные функции остаются нетронутыми — еще один симптом Синдрома Е. Мучитель точно знает, как причинить боль, и полностью осознает испытываемые жертвой страдания. Он — чаще это особь мужского пола — обладает необходимыми, но недостаточными для сопереживания когнитивными способностями, для понимания того, что именно ощущает жертва. Ему плевать на чужую боль. Плевать на собственное безразличие. И плевать на саму важность неравнодушия. Пропадает обуславливаемое эмоциями здравомыслие, лежащее в основе умения дать правильную моральную оценку поступку.
Подобное состояние предполагает слияние отождествления с более крупной системой, в рамках которой происходит расщепление чувствующего «я» и когнитивного «я», и сопутствующей этому замены индивидуальных моральных ценностей нормами и правилами этой системы. Химия имеет место всюду, как и во всех церебральных и соматических функциях, — и регулируется фармацевтическими препаратами. Нейробиолог Тревор Роббинс из Кембриджского университета изучал «фармакотерроризм» и то, как, например, амфетамин «каптагон» — используемый, в частности, членами ИГИЛ — влияет на действие дофамина, истощает запасы серотонина в орбитофронтальной коре головного мозга и приводит к ригидному психопатическому поведению, усиливая агрессию и приводя к навязчивому повторению, которое Фрид причисляет к симптомам Синдрома E. Он отключает социальную привязанность и все эмоциональные чувства (включая эмпатию) — состояние, называемое алекситимией (трудность распознавания и описания собственных эмоций — прим. пер.).
Это упрощенный неврологический анализ того, как именно смертоносные действия становятся возможными. Орбитофронтальной корой головного мозга обладают одни лишь люди и приматы. Как продемонстрировал Эдмунд Роллс из Оксфордского центра вычислительной нейробиологии, она играет решающую роль в определении ценности вознаграждения в ответ на стимул: мы делаем выбор, основанный на назначении ценности — в отношении объекта, идеи, действия, нормы, человека. Наши эмоции богаты ценностями, а наши действия варьируются и могут актуализироваться в зависимости от того, как их воспринимают в окружающем мире, в свою очередь мотивируя нас искать или избегать стимулов. Наше поведение может сохраняться в поисках отсутствующего вознаграждения — это стало бы одним из объяснений такого симптома Синдрома Е, как навязчивое действие. Парижский нейробиолог Матиас Пессильоне и его коллеги также выявили центральную роль вентромедиальной префронтальной коры головного мозга в приписывании ценности стимулу или идее, вследствие чего мы решаем предпринять некое действие, основанное на заманчивом вознаграждении или неприятном исходе. Но в случае чрезмерной активизации данной функции новые факторы — вроде просьб о милосердии — не влияют на приписывание ценности идее, например, о том, что «все люди заслуживают смерти», и изменение действия невозможно. Оно становится автоматическим и регулируется неким внешним фактором или лидером, независимо от каких-либо моральных критериев.
Но признаком преступных действий эти неврологические факты становятся только при определенных обстоятельствах окружающей обстановки. Психиатр Дэвид Коэн и его коллеги из больницы Сальпетриер в Париже оценили кандидатов-подростков на предмет радикализации. Они обнаружили, что определенные социально-психологические условия, имевшие место в детстве — такие как отсутствие отца, нестабильная психика матери или проживание у приемных родителей, — влияют на развитие личности, в некоторых случаях приводя к необходимости отнести ее к более широкой группе. Опять же, в сравнении с семьей группа имеет большее значение. Как выяснил антрополог Скотт Атран, конфликты зачастую неразрешимы и не подлежат обсуждению, поскольку имеют место во имя абсолютных, духовных ценностей — светских или религиозных, — а не с расчетом на какой-либо практический исход. Эти ценности могут казаться весьма привлекательными — сильнее семейных уз.
Писательница Камила Шамси в своем романе «Домашний очаг» (2017) показала, как любящий, невинный, но неприспособленный к жизни и потерянный молодой человек пакистанского происхождения может стать жертвой призыва вербовщиков ИГИЛ воссоединиться с потерянным отцом и найти себя в якобы посвященном благим намерениям обществе. Наши идеологические стереотипы, внутренние и внешние, формируют и оправдывают тот выбор, что мы делаем, наделяя его обнадеживающей аргументацией. Последняя опирается на умение дать правильную моральную оценку поступкам и маскируется под него, вызывая когнитивный диссонанс «между тем, о чем мы думаем и тем, что делаем», как однажды выразился Зимбардо — между тем, что, как мы себя убеждаем, было необходимым действием, и нашими глубоко укоренившимися исходными убеждениями. Герой книги Шамси вскоре начинает сожалеть о своем выборе и пытается уйти от насилия, которое не может вынести, будучи не в состоянии противостоять когнитивному диссонансу. Иное дело — нацистские врачи, которые убедили себя, что действуют во имя большего блага. Леденящим кровь примером подобного высокомерного оправдания преступного поведения является выступление Генриха Гиммлера в Познани в 1943 году: «Мы имеем моральное право, [даже] долг перед нашим собственным народом, убить этот народ, который хочет убить нас». Как только моральное оправдание отделяется от эмоционально выверенной реакции на других, насилие может обрести рациональные основания. На протяжении истории это происходило не раз.
Но «обычных людей» к пересечению черты, где царствуют симптомы Синдрома Е, толкают обстоятельства. Представление о происходящем во время этого перехода дает нейробиолог Патрик Хаггард из Университетского колледжа Лондона. Он продемонстрировал всю мощь того первоначального воздействия, что позволяет нам выйти за рамки. После прошедшего в 1961 году в Иерусалиме суда над Адольфом Эйхманом, который не считал себя виновным, поскольку «всего лишь следовал приказам», психолог Стэнли Милгрэм из Йельского университета продемонстрировал, а точнее представил преувеличенные утверждения о том, что большинство людей не откажутся от выполнения приказов некоего органа власти даже во вред другому лицу. Милгрэм интересовался проблемой послушания. Хаггард же, изучавший чувство свободы воли — ощущение того, что именно мы инициируем свои действия и держим их под контролем, что имеет центральное значение для нашей жизни, а также в контексте юридических дискуссий об уголовной ответственности, — вопрошал, каково это, когда тебя принуждают и в какой-то степени лишают независимости. С помощью эксперимента, который в некоторой степени ориентируется на Милгрэма (но и затрагивает некоторые из его этических и методологических вопросов) и использует понятие преднамеренного обязывающего характера, Хаггард обнаружил, что люди, будучи принуждаемыми к какому-либо действию, ощущают заметное снижение чувства свободы воли. Принуждение отключает чувство ответственности — находка более чем пугающая.
Неврологические аналоги того, что может привести к худшим из наших действий, на клиническое состояние не указывают. Синдром Е не является ни заболеванием, ни расстройством, которое стóит включить в «Руководство по диагностике и статистическому учету психических расстройств» или «Международную статистическую классификацию болезней и проблем, связанных со здоровьем». Его официальное оформление имело бы сложные юридические последствия: как заявил бывший председатель Европейского суда по правам человека юрист Жан-Поль Коста, использование неврологических доказательств в суде проблематично, поскольку требует экспертного чтения неточных и непрозрачных данных. Практически невозможно точно установить, какие реакции в головном мозге — включая те, что лежат в основе чувства свободы воли — могут или должны представлять собой юридически смягчающие факторы.
Однако введение — наподобие того, как сделал Фрид — набора характерных особенностей, характеризующих самые отвратительные свойства нашего характера, и инициирование широкого обсуждения в соответствующих областях, особенно в неврологии, станут лишь дополнением программ профилактики и реабилитации, когда они крайне необходимы. Зло может быть мертво, но дурные поступки будут существовать всегда. Причины этого остаются метафизической головоломкой, а я — лишь один из миллионов человек, чья жизнь протекает под этим знаком вопроса, который лично я унаследовала от своего оставшегося в живых отца. Но как минимум некоторые ответы на вопрос «почему?» находятся в пределах нашей досягаемости.
Нога Арикха — историк идей, особенно заинтересована в связи между разумом и телом, а также отслеживании генеалогии соответствующих понятий. Преподавала в Бард-колледже, была членом консультативного совета журнала «Проспект» и председателем проекта гуманитарных исследований в Парижском колледже искусств. Является автором книги «Страсти и нравы: История юмора» (2007). Живет в Париже.

Nav komentāru:

Ierakstīt komentāru