Человеческий капитал в современном мире

                                                                    Omnia mutantur et nos mutamur in illis

Человеческий капитал в современном мире

На протяжении всей эволюции цивилизации человек был объектом безжалостной эксплуатации, который всегда ассоциировался в качестве рабочей силы, а в условиях рыночной экономики – также в качестве капитала. Личность человека уничижалась, оттеснялась на второй план. Но изменилась ли ситуация сегодня?

          Потребительское общество продолжает навязывать свои жизненные привычки: всеми доступными способами и средствами заставляет гнаться за деньгами, чтобы тратить их на разрекламированные развлечения, на разнообразные предметы потребления. Вынуждает работников трудиться в настолько интенсивном рабочем режиме, что зачастую больше не остается времени на творческое развитие личности, исчезает желание коммуницировать, познавать самого себя.: 

Продолжение статьи: см. e-book : https://www.litres.ru/ervin-filippov/kak-izbavitsya-ot-okov-totalitarizma-vyzov-preodolet-politi/

 https://www.ozon.ru/product/kak-izbavitsya-ot-okov-totalitarizma-526017537/?sh=lUPMEml_0g

​​​​​​​https://www.super-izdatelstvo.ru/product/kak-izbavitsya-ot-okov-totalitarizma

                                                                       *  *   *

       

Человеческий капитал – базовая ценность для России

Москва, 16 января - "Вести.Экономика". Одной из основных тем Послания президента РФ Федеральному собранию 2020 г. стали демография и борьба с бедностью. Владимир Путин инициировал целый комплекс мер, направленных на улучшение ситуации в этой области и несущих за собой существенные социальные расходы государства. Из каких источников будут профинансированы решения, позволят ли они улучшить ситуацию с доходами населения, а также скажутся ли эти меры на динамике ключевой ставки, от которой во многом зависит инвестиционная активность, рассуждает главный аналитик ПСБ Денис Попов.
Подробнее: https://www.vestifinance.ru/articles/131350

Плата за бесплатное

Владислав Иноземцев о том, почему конец частной жизни -- это хорошо

13.11.2020, 09:10

В последнее время одной из самых часто обсуждаемых тем стало «вмешательство» современных технологических компаний в частную жизнь человека. Подобное внимание к нашим скромным персонам раздражает миллионы людей, провоцируя дебаты о необходимости ограничения всевластия информационных монополий, разделения их на отдельные части и запрета на сбор и использование личных данных.

Я тоже не всегда бываю доволен происходящим, но категорически не согласен с такими призывами — прежде всего потому, что их авторы не хотят оценить чисто политэкономическую сторону вопроса.

По мере формирования «информационного общества» мы становимся все более открытыми для мира, сообщая друг другу через Facebook, Instagram и другие социальные сети огромное количество информации; выискивая интересующие нас сведения посредством Google или Yandex; пользуясь многочисленными сервисами электронной торговли, службы заказов; просиживая вечера в интернет-кинотеатрах. Мы оставляем в сети сотни адресов, которые посещаем, ставим лайки людям и бизнесам, делимся впечатлениями, сохраняем пароли и номера кредитных карт. В результате децентрализованное цифровое пространство знает о нас чуть ли не больше, чем мы сами, а с появлением облачных технологий и интернета вещей это утверждение станет неоспоримым.

День ото дня сеть проявляет к нам все больший интерес, походя демонстрируя, как широко она осведомлена: причем действует скорее как единое целое, чем как масса конкурирующих компаний.

Недавно во время работы над текстом о мизерных издержках на производство дженериков по сравнению с затратами на создание оригинального препарата я поинтересовался у Google, сколько потратила Pfizer на разработку виагры. На протяжении следующего месяца мои Facebook и Yahoo! пестрели рекламными объявлениями ее заменителей, а также предложениями немедленной доставки оригинального препарата 24/7. Тем не менее, я против запрета на сбор и использование личных данных.

Оговорюсь сразу: все сказанное далее касается только легального частного бизнеса и использования им собираемой о нас (с нашего подтвержденного согласия или по молчаливому непротивлению) информации. Это, разумеется, не относится ни к незаконной деятельности хакеров, ни к установлению контроля над гражданами со стороны государственных структур (первое является преступлением, а второе — продуктом бессилия или безразличия гражданского общества).

Итак, начнем с того, как информационная революция изменила наш мир. Стоимость персонального компьютера, рассчитанная с учетом емкости жесткого диска и скорости обработки данных, снизилась с 1990 года более чем в 25 тысяч раз. Цена телефонных разговоров упала в 200 раз только с 1980 по 2015 год. Многие девайсы были успешно интегрированы, например, в один смартфон, а системы навигации, электронная почта или передача мгновенных сообщений экономят сотни часов нашего времени и массу денег.

Однако за этими частными фактами мы порой не видим фундаментального тренда: с конца ХХ века в мировой экономике возник и быстро расширяется сектор, стоимость продукции которого со временем не растет, а снижается.

Этим высокотехнологичные отрасли радикально отличаются от «традиционной» экономики, производящей массу товаров и услуг — от еды до автомобилей, от гостиничного бизнеса до здравоохранения и образования. Смена тренда пока не слишком заметна, поскольку традиционные «про-инфляционные» отрасли остаются доминирующими (несмотря на успехи высокотехнологичных компаний в наращивании капитализации, их выручка пока далека от доходов прежних «грандов»: по итогам 2019 года продажи Boeing превышали выручку Facebook, но последняя оценивалась рынком в 3,5 раза выше).

Между тем самым интересным сегодня становится даже не это, а то, что целые сектора начинают производить продукт, пользование которым для потребителей и вовсе бесплатно.

Еще в 1998 году Hotmail требовал 99 долларов в год за почтовый «ящик» с объемом более 1 гигабайта; сегодня ящики в 1 терабайт на Yahoo! и многих других сервисах совершенно бесплатны. Телефонные звонки в Skype, Zoom или Signal не стоят ни цента; то же самое касается звонков между смартфонами Apple.

Социальные сети бесплатны, как и поисковые системы – и их услугами в последнее время пользуется большинство населения Земли.

Впервые в мировой истории выгода предпринимателей проистекает не из взаимодействия с непосредственным потребителем его продукта, а из трансакций с компаниями и людьми, имеющими к нему лишь косвенное отношение (в первую очередь — рекламодателями). Поэтому я считаю, что такая ситуация не может считаться монополией: массовому потребителю отнюдь не навязывается монопольная цена за предлагаемый товар и услугу. А выбор поставщика бесплатного продукта свободно осуществляется на основании качества поставляемой услуги (достаточно сравнить эффективность поиска в Google с Yandex или Bing), охвата аудитории (как в случае Facebook и Одноклассников) или безопасности сервиса (как при сравнении Protonmail и Mail.ru).

Мы постепенно вступаем в мир, в котором не действуют законы индустриальной эпохи.

Однако тот факт, что индустриальная эпоха уходит в прошлое, вовсе не означает, что заканчивается время экономики. На противоположном технологическому прогрессу «фронте» тоже происходят важные перемены. Человек и его способности все в большей мере превращаются в основной производственный ресурс, а личное потребление — в главную и наиболее эффективную инвестицию. Уже в 1960-е годы появилось понятие человеческого капитала, и люди сегодня воплощают самую большую долю общественного богатства, чем когда-либо прежде в истории.

Собственно, тут и кроется, на мой взгляд, ответ на возникающие сегодня discontents. Когда современная личность сталкивается с современной корпорацией, возникает обмен совершенно особого типа. Корпорация предоставляет услугу, имеющую вполне реальную себестоимость, формально бесплатно — точнее, не требуя взамен денег. Человек, потребляя эту услугу, соглашается с использованием компанией информации о нем, которая им самим также не может быть монетизирована.

Между тем отсутствие движения денег между поставщиком и клиентом маскирует факт обмена допуска в информационные сети продавца на долю человеческого капитала покупателя.

Монетизация происходит не в «интерфейсе», а в своего рода «бэк-офисе», где корпорация извлекает выгоду за счет предоставления другим контрагентам информации о своих клиентах (причем довольно высока вероятность того, что таковая окажется бесполезной — так, например, я принципиально не обращаю внимания на рекламу в сети).

Иначе говоря, богатство современного человека не исчерпывается остатком на его банковском счете или обладаемым им имуществом — оно во все большей степени воплощается в интенсивности его социальных связей, в активном отношении к миру, в способности продуцировать новые смыслы.

При этом, подчеркну, технологические «монстры» предельно демократичны: они относятся к каждому пользователю как к равному любому другому — при открытии почтового ящика или регистрации в социальных сетях, пользовании мессенджерами или поисковыми системами изначально не предполагается никакой дискриминации. Более того: стоит отдавать себе отчет в том, какие суммы мы сегодня экономим, пользуясь электронной почтой вместе FedEx'a; бесплатным Facetime'ом вместо платных международных звонков и сервисами видеоконференций вместо изнурительных поездок из города в город (про удобства интернет-шоппинга или бронирования отелей и билетов я даже не говорю).

Поэтому я рискну утверждать, что пресловутой «потерей приватности» сейчас оплачивается от четверти до трети потребительских расходов среднего гражданина развитых стран.

Следует ли считать, что бóльшая часть этой экономии утрачивается за счет удорожания тех товаров или услуг, которые рекламируются в сети? Я не уверен в этом, так как основной рост цен сегодня сосредоточен в секторах, которые менее всего нуждаются в рекламе: обслуживании недвижимости и коммунальных платежах, здравоохранении, образовании, услугах локального транспорта и гостиниц, и т.д. Быстрее всего дорожают индивидуализированные блага, массовая реклама которых бессмысленна (конечно, как раз поэтому информация о потребителях и ценится так высоко, но, повторю, ее полезность для покупателя не выглядит очевидной).

Мировая экономика проходила в своем развитии различные периоды, в части из которых на определенные ресурсы возникал поистине ажиотажный спрос. Последние десятилетия более всего напоминают мне в данном отношении Европу середины XIV века, когда после масштабной эпидемии чумы (я ни на что такое не намекаю, не подумайте) стоимость рабочей силы кратно возросла, что в конечном итоге стало одной из причин промышленной революции.

Сегодня то же самое происходит и с оценками человеческого капитала, на который возлагаются столь большие надежды, что высокотехнологические компании готовы платить за него неправдоподобно высокую цену, предлагая потребителям массу бесплатных продуктов и услуг. С позиций сегодняшнего дня сложно сказать, обоснованы ли такие оценки или нет — но пришло время вернуться к нашей исходной проблеме.

Подводя итог, скажу: в современной ситуации возникает новый тип хозяйственного взаимодействия, в котором целый ряд услуг предоставляется людям за их готовность делиться частью своего человеческого капитала. Этот обмен фундаментально эквивалентен: пользуясь инфраструктурой интернет-компаний, вы не становитесь ее собственником и не отчуждаете никакого блага; пользуясь информацией о вас, контрагент не лишает вас возможности одновременного использования той же информации, не ограничивает свободу ваших воли и действий.

Может показаться, что следствием является вторжение в частную жизнь и моральный ущерб, который вам наносится — но тут я буду категоричен: границы частной жизни всегда были весьма подвижны, как и нормы морали.

Самыми прочными границами первой и прибежищем вторых издревле были монастыри — они и по сей день открыты для радетелей традиционных ценностей. Те же, кто не считает этот путь оптимальным для себя, должны согласиться, что обмен приватности на удобства становится главным хозяйственным отношением информационного общества — более открытого, справедливого и демократичного, чем любое из доселе существовавших. А попытки «демонополизировать» данный сектор или установить границы использования «чувствительной» информации через сотню лет будут вспоминаться как бунты луддитов, противостоявших промышленной революции.

Сегодня стоит не бороться против информационных трендов, а максимально использовать их, так как может статься, что маленькие тайны маленьких людей никогда не будут цениться так дорого, как сейчас…

https://www.gazeta.ru/column/vladislav_inozemcev/13350859.shtml  

 

Юваль Ной Харари: «В XXI веке нельзя достичь успеха ведением войн» (Hromadske, Украина)

29.09.2019 Наталья Гуменюк

…Думаю, нам угрожают три крупнейшие проблемы: большая ядерная война, климатические изменения и экологический коллапс в целом, угроза неуправляемых технологий — таких как биотехнологии и искусственный интеллект. Из всех этих угроз последняя — самая сложная. В случае с войной или экологией многие пытаются оспорить реальность угрозы. Но только когда осознаешь проблему, можешь осознать, что надо делать. Мы должны предотвратить ядерную войну, можем замедлить экологические изменения и положить им конец.

И даже несмотря на то, что эти две угрозы очень опасны, и нам точно неизвестно, не приведут ли они к катастрофе, мы по крайней мере понимаем и имеем представление, что нам надо делать. А технологическая революция — это гораздо, гораздо сложнее. Очевидно, что искусственный интеллект и биотехнологии существенно изменят мир, рынок труда, экономику, социальную структуру и политическую систему. Но мы не можем это просто прекратить и не должны это делать, потому что они приносят и огромную пользу».

— Украина, несмотря на то, что имеет огромный потенциал, является одной из беднейших стран Европы. Когда речь идет о развитии ИТ, медицины и биоинженерии, то это сложно сравнить с тем, как эти сферы развиваются в Кремниевой долине. Как странам вроде Украины не попасть в ловушку, когда кажется, что отстаешь на несколько эпох.

— Вы можете осуществить «скачок». Ключевым в этом является человеческий капитал, потому что на самом деле вам не нужна дорогая инфраструктура. Вам нужна ментальная инфраструктура — образование, верховенство права, отсутствие коррупции. В итоге у людей будут и знания, и возможности для развития новых ИТ-инициатив на Украине. Я думаю, что этого можно достичь. Другой вопрос — это конкуренция, например с Фейсбуком. Нельзя создать украинский Фейсбук, но можно исследовать ниши, которые еще не заняты Кремниевой долиной или Китаем.

Один из примеров, который я часто привожу: сейчас как США, так и Китай сосредоточены на развитии искусственного интеллекта, который бы следил за людьми, предоставляющими услуги в корпоративном и государственном секторах. Сложился огромный вакуум в области средств другого характера — которые следят за тем, как корпорации и государства предоставляют услуги отдельным людям. Вместо того, чтобы разрабатывать технологию искусственного интеллекта, которая бы следила за мной и сообщала что-то обо мне Фейсбуку или государству, надо разработать технологию, которая, к примеру, боролась бы с коррупцией во власти путем слежения за лицами, государственными служащими, и защищала меня от слежки. Если вы сможете разработать что-то такое, это принесет пользу не только Украине: на такую технологию будет огромный спрос в мире.

— А как насчет биоинженерии, которая намного дороже технологии? Что касается ИТ, там можно найти недорогие решения. Трудно представить такое для биоинженерии.

— Сейчас ключевая технология, в частности в биологии — это связь между биотехнологиями и компьютерами, особенно биометрические сенсоры. Когда речь идет о слежке за людьми и отслеживании их поведения, главным изобретением являются биометрические сенсоры. Сегодня это определение того, куда мы идем, что мы смотрим онлайн, кем являются наши друзья, какие статьи мы читаем. Когда вы смотрите телевизор, телевизор «смотрит» вас: следит за вашей мимикой, отслеживает ваше давление и мозговую активность. Генная инженерия человеческих детей — это в далеком будущем. Но телевидение, которое следит за вами, чтобы знать, согласны ли вы с президентом, — это уже действительность. По настоящему великая революция в слежке состоится при сочетании искусственного интеллекта и биометрических сенсоров. …

Искусственный интеллект и биотехнологии имеют хороший потенциал, как в случае с машинами с автопилотами, но если эта польза не одинакова для всех стран и всех людей, мы можем оказаться в самом неравном обществе, которое мы когда-либо существовало. Это может иметь экономическую форму — например, Калифорния и Восточный Китай станут невероятно богатыми, тогда как в таких странах, как Бангладеш или Мексика может просто произойти коллапс. Те страны, которые полагаются на дешевую рабочую силу, не смогут конкурировать, у них не хватит ресурсов на обучение их рабочей силы. Это не значит, что все старые профессии исчезнут. Какие-то — да, но появятся новые. Нам больше не будут нужны дальнобойщики, но нам будут нужны компьютерные инженеры. Это экономический аспект.

А есть еще и политический. Сейчас вся информация в мире сконцентрирована в нескольких местах — опять же, в Калифорнии, Восточном Китае. Что происходит с независимостью такой страны, как Украина или Перу, если вся личная информация (медицинские записи, персональная и даже сексуальная история) каждого политика, каждого судьи, каждого военного и журналиста хранится где-то в Сан-Франциско? Можно ли тогда называть Украину или Перу независимыми, если кто-то извне владеет информацией фактически обо всех гражданах? Мы уже пришли к тому, что можно скоро будет можно мониторить каждого. Сейчас везде камеры, биометрические документы, все записывается, и теперь для обработки информации люди не нужны — все делают алгоритмы и машины. Это может быть и полезным. Например, это может обеспечить самую лучшую систему здравоохранения в истории. Даже когда вы еще не знаете, что с вами что-то не так, система сможет промониторить вас и известить: это начало гриппа или рака. Но если такие инструменты попадут в руки Сталина XXI века, а мы уже имеем несколько кандидатов на эту должность, это может привести к жесточайшему тоталитарному режиму в истории человечества».

— Вы приводите примеры, что цифровая диктатура уже является реальностью, то есть почти реальностью…

— Два ярких примера — это Китай, а именно то, что происходит в провинции Синцзянь, и в других регионах в контексте системы социального кредитования. За миллионами людей следят, информация, которую о них собирают, используется, чтобы принимать решения об их жизни, например, о приеме на работу или в университет. То есть, решение о том, можно ли вам купить билет или нет, основывается на вашем поведении. Моя родная страна — Израиль — являет другой пример. Она строит режим тотальной слежки на оккупированных территориях, основанный, с одной стороны, на сенсорах и камерах, которые собирают данные, а с другой — на алгоритмах машинного обучения и искусственного интеллекта, которые эти данные анализируют.

Одна из причин, почему израильская оккупация стала такой успешной — в том смысле, что она не ослабевает, продолжается десятилетиями и до сих пор привлекает не меньшее внимание, чем раньше, хотя погибает немного людей — это то, что эта оккупация все меньше зависит от использования солдат, которые убивают людей на оккупированных территориях, а все больше и больше зависит от передовых технологий, которые следят за людьми.

Значительное развитие технологий мы наблюдаем и в США, но под другим углом — не столько со стороны государства, сколько со стороны крупных корпораций. Что мы видим в США? Шошана Зубофф из Гарвардского университета написала об этом замечательную книгу «Эпоха капитализма слежения». Те, кого эта тема интересует глубже, должны прочитать эту книгу. То есть не столько государство, сколько крупные корпорации разрабатывают средства слежения, которые собирают огромные объемы данных о людях. На сегодня они используются преимущественно для того, чтобы что-то вам продать — в том числе и то, что вам не нужно. Но такая же система может впоследствии использоваться и для других целей.

— В своей книге «21 урок для XXI века» вы пишете о референдумах и утверждаете, что люди на них голосуют на основе собственных чувств, а не мыслей. Последние выборы, проходившие в мире, (не только референдумы) показывают, что политика сегодня — это о чувствах, а не о мыслях. Вы утверждаете, что нам нужно принять этот факт. Но как найти границу между эмоциональным и рациональным и, соответственно, переосмыслить политику?

— Я думаю, что это опасно. Человеческие чувства очень важны. Но — особенно, когда речь идет о принятии ответственных решений в политике — мы не должны становиться заложниками собственных чувств. Сейчас в мире есть такой тип политиков — политик аутентичный. В чем его суть? «О, и этот говорит не то, о чем действительно думает, а то, что ему скажут его советники. Нам нужен тот, кто говорил бы именно то, о чем он думает». И на самом деле это неправильно. Часто мысль, которая приходит первой, полна злости или ненависти. Людям нужно создавать барьер между мыслями и тем, что они говорят и как себя ведут. Я не хочу иметь лидеров, которые являются рабами того, что им первым приходит в голову. Все мы не застрахованы от влияния эмоций — злости или ненависти. И если вы лидер, вас слушают миллионы людей, а вы не можете контролировать свои слова — говорите первое, что приходит в голову, что наполнено ненавистью — вы сеете ненависть в головах миллионов людей. И это порождает еще больше ненависти и насилия. Поэтому я думаю, что этот стиль очень эмоциональной аутентичной политики является огромной угрозой.

Из выступления профессора Харари: «Диктатура может быть эффективной в краткосрочной перспективе, но не в долгосрочной. В краткосрочной перспективе, когда надо принять важное решение, диктатура может быть эффективной, потому что диктатору не должно ни с кем советоваться или убеждать, достигать компромисса. Он просто говорит: сделайте так. И все. Поэтому в краткосрочной перспективе, если диктатор не дурак, это может работать эффективно.

Никто не идеален, все допускают ошибки. Но если диктатор принимает ошибочное решение, а это в любом случае когда-то происходит, он настаивает на том, что их проблемы не из-за них, а из-за врагов. Вместо того, чтобы сказать: да, мы допустили ошибку. Демократическое правительство, когда допускает ошибку, это признает. А еще демократическое правительство может легче менять свой курс. Демократия гораздо гибче и открыта для новых идей и людей. Я думаю, что в XXI веке демократия — лучшая система, хотя и имеет кучу проблем. Как говорил Черчилль: „Демократия — худшая система правления, если не считать всех остальных"».

— Вы также пишете, что современные войны не приносят никаких выгод в долгосрочной перспективе и приводите в пример оккупацию Россией Крыма. Можете объяснить свое мнение поподробнее?

— Вспомните последние десятилетия. На протяжении почти всей истории война была одним из главных средств для того, чтобы стать богатой и могущественной империей или страной. Именно таким путем создавались все великие империи мира — Ассирийская, Римская, Монгольская. Фактически с 1945 года войны — забудем на минуту об этике и рассмотрим их с точки зрения эффективности и процветания — являются невыгодным делом. Вспомните об опыте различных стран, об «экономических чудесах» Германии и Японии. Германия и Япония стали экономическими сверхдержавами после того, как они проиграли в войне и стали полностью миролюбивыми. Сравните Россию и Китай за последние 30 лет. После войны во Вьетнаме 1979 года Китай не участвовал ни в одной войне. Россия же, с другой стороны, участвовала в одной войне за другой, и в последние годы она на самом деле достигла военного успеха — в Крыму, Грузии, на Украине, в Сирии. Российские войска были достаточно эффективными, можно даже сказать — победоносными. И каков результат? Китай — экономическая сверхдержава, Россия — почти банкрот.

Сегодня, ведя войну, невозможно стать процветающей, сильной страной. Это же касается и Соединенных Штатов: они являются сильными не из-за войн. Войны США в Ираке и Афганистане были катастрофой. Людям надо осознать: в XXI веке нельзя достичь успеха ведением войн. Вероятно, главная причина этого кроется в изменении характера экономики. На протяжении почти всей истории важнейшими экономическими активами были материальные активы: пшеничные поля, скот, золотоносные шахты, рабы. Эти активы было легко захватить путем ведения успешных войн. Но сейчас важнейшие экономические активы являются нематериальными. Это на самом деле — знания, которыми обладают инженеры, техники, ученые.

А еще — социальные структуры, связанные с верховенством права, отсутствием коррупции. Это залог построения процветающей страны. И их нельзя захватить войнами! Нельзя захватить знания путем захвата территорий и нельзя излечиться от коррупции путем ведения войны. За последние несколько лет Россия провела ряд успешных войн — и при этом является одной из самых коррумпированных стран мира!

Из выступления профессора Харари — почему он согласился изменить предисловие к русскому изданию книги, которое вызвало яростное возмущение на Украине: «Некоторые изменения в книге были сделаны без моего согласия, и я работаю над тем, чтобы исправить это как можно скорее. Но некоторые изменения были сделаны с моего согласия, и я за них отвечаю. Я объясню, почему это произошло. Россия не демократия. Они не уважают свободу слова. В своей книге я несколько раз жестко критикую российский режим, особенно что касается Крыма и вторжения в Украину. Меня предупредили, что из-за этого я не смогу издать книгу на русском языке. Поэтому я столкнулся с дилеммой: согласиться на изменения и издать книгу, чтобы достичь российской аудитории, или ничего не менять и вообще не публиковать книгу.

Я уважаю мнение, что в таком случае лучше не издавать книгу. Но я думаю, что это крайность. Ведь именно этого и хочет российский режим: чтобы такие книги вообще не издавали. Моя книга не о России или Украине, это там просто как пример. Мне было важно, чтобы россияне не находились вне контекста дискуссии о вызовах XXI века. У нас есть проблемы с российским режимом, но мы не должны обвинять россиян. Российский режим может смениться, а россияне — нет, а они важные игроки XXI века. Мне было важно рассказать им о цифровой диктатуре, климатических изменения и многом другом. Поэтому я решил пойти на компромисс. У меня был принцип: не писать ни слова лжи в российской книге, не восхвалять Путина и его режим, не менять мои главные идеи. Но иногда нельзя объяснить одну и ту же идею различными примерами. Но это был где-то 1% книги. Российское издание все равно критикует режим, идеологию, милитаризм, крайний национализм и гомофобию. Мне было важно донести до российской аудитории эти месседжи.

Меня спрашивают, почему я просто не выложил ее в интернет.Но мне было важно попасть в книжные магазины, университеты, библиотеки. Я думаю о каком-то программистском факультете в университете в Омске, где студентам дадут мою книгу о цифровой диктатуре и скажут: если вы захотите писать код, не делайте так. Мне интересно, дали бы преподаватели студентам книгу, запрещенную в России якобы из-за антироссийской пропаганды. Думаю, они бы не рискнули. Поэтому я решил, что стоит пойти на компромисс. Сейчас я провел на Украине несколько дней, и меня беспокоят те страдания, которые причиняет Украине Россия. Я использовал этот пример для того, чтобы привлечь всемирное внимание к проблеме Крыма, хотя мог бы использовать и другие примеры. Я тогда не думал о российской аудитории, потому что вряд ли после пяти лет промывания мозгов они прочитают две страницы моей книги и внезапно все поймут. Я больше думал о людях в Японии, Франции и Испании, которые немного знают о Крыме. Это была главная аудитория. Поэтому мой настоящий вклад — попытка изменить общественное мнение по всему миру о том, что происходит здесь….

— Еще вы объясняете, что на самом деле в фейковых новостях нет ничего нового…

— Люди верили в вымышленные истории тысячи лет. Они были основой существования обществ. Но я не утверждаю, что в силу этого так и должно быть: мы должны решить эти проблемы. Но мы не должны считать, что это происходит впервые и мир сейчас на грани краха. Нужно прилагать усилия, чтобы это обсуждать, чтобы и дальше настаивать: если вы о чем-то говорите, люди хотят увидеть доказательства. Частично проблема кроется в том, что дискуссии в основном являются столкновением мнений между людьми. А работа ответственных журналистов и ученых заключается в том, чтобы отделять мысли от доказательств. Независимо от того, говорите вы об изменениях климата или о вторжении в Крым, ключевыми являются не мысли, а факты.

Из выступления профессора Харари: «Постправда — это не новая проблема, она очень, очень старая. Когда люди говорят, что сейчас эпоха постправды, я спрашиваю: а когда тогда была эпоха правды? СССР — это эпоха правды? Была газета «Правда». Там была правда? Нет. Эпохи правды никогда не было. Мы должны осознать, что эта проблема гораздо глубже и сложнее. Думаю, сегодня прятать от людей правду сложнее, чем раньше. Во время сталинских репрессий 1930-х годов здесь погибли миллионы людей. А люди на Западе вообще ничего об этом не знали. Но тогда скрыть такое было легче, чем сегодня. У нас есть прогресс, и это важно подчеркнуть. Люди почему-то думают, что есть только регресс, и теряют надежду. Мы не должны ее терять. Мы должны осознать, чего мы достигли. А мир стал гораздо более открытым, чем сто лет назад.

Роль журналистов — очень важна. Мы по всему миру видим случаи убийств журналистов, потому что журналисты — это глаза и уши общества. Фейсбук не производит собственных новостей, он просто собирает новости, созданные другими людьми, и часто даже за это не платит. Мы должны лучше платить людям, которые выполняют сложную работу создания новостей. Другая важная проблема — борьба за внимание. Внимание всегда было очень важным, но сейчас оно — это самое важное. Сегодня весь рынок сконцентрирован на том, как завладеть вниманием. А самый простой способ привлечь внимание — это не говорить правду, а давить на эмоции: напугать человека, разозлить. Это такие гонки, и они очень опасны, они приводят к экстремизму. Реальность очень сложная. Еще хуже — чем больше информации собрано о человеке, тем легче манипулировать его слабостями. Это ответственность людей — знать свои слабости и не позволять ими манипулировать.

— Что интересует вас на Украине?

— Сейчас Украина — одно из важнейших и интереснейших мест в мире, потому что она находится на передовой борьбы за свободы человека как против внутренней диктатуры, так и против внешней агрессии и империализма. И я думаю, то, что происходит здесь, будет чрезвычайные последствия прежде всего для Европы, но и для других мест в мире. Поэтому для меня было важным приехать, получить непосредственный опыт, пообщаться с людьми и лучше понять, что происходит…:

https://inosmi.ru/politic/20190929/245914219.html

Четырёхдневная рабочая неделя в Microsoft резко повысила продуктивность

НИКОЛАЙ БЕЛКИН06.11.2019 10:53

Во многих технологических компаниях считается доблестью, а то и само собой разумеющимся проводить на работе по 12 часов шесть дней в неделю. Однако эксперимент, который провели в японском подразделении Microsoft, продемонстрировал исключительную эффективность совершенно другого подхода.

В течение всего августа 2019-го года в подразделении проходил эксперимент — сотрудники (2300 человек) работали по четыре дня в неделю, а пятницу сделали выходным без снижения зарплаты. Кроме того, продолжительность совещаний сократили в обязательном порядке до 30 минут. Сотрудникам порекомендовали вместо этого использовать инструменты для совместной удалённой работы, такие как Microsoft Teams.

Результаты оказались впечатляющими. Продуктивность, выраженная в сумме продаж в расчёте на одного сотрудника, выросла на 40%. Кроме того, компания использовала на 23% меньше электроэнергии и на 59% — бумаги для печати документов. 92% сотрудников заявили, что им эксперимент понравился.

Тем не менее, пишет Guardian, пока неизвестно, заставит ли успех эксперимента отказаться от общепринятых подходов к организации рабочего времени. Кроме того, успех в Японии, где большая часть сотрудников Microsoft занята продажами, вовсе не означает, что тот же эффект удастся повторить в других офисах, где занимаются преимущественно разработкой.

https://hitech.vesti.ru/article/1239751/?utm_source=push&utm_campain=notification 

Бизнес и партия едины

Как российские предприятия богатеют в год пандемии за ваш счет

28 июня 2021Дмитрий Прокофьев, специально для «Новой»

Часто говорят (особенно разные «народные бизнес-омбудсмены» — миллиардеры), что бизнес в России не то чтобы страдает под гнетом власти, но чувствует себя не очень хорошо. Такому мнению есть подтверждения. Но не все так просто.

Актуальный доклад банка Credit Suisse — Global Wealth Report 2021: https://www.credit-suisse.com/about-us/en/reports-research/global-wealth-report.html  рисует довольно специфическую картину «благосостояния» граждан РФ после карантинного года.

На конец 2020 года на 111,8 млн взрослых россиян приходилось чуть больше 3 трлн долларов благосостояния (свободных финансовых активов, недвижимости, автомобилей и т.п.) — 0,73% от мирового показателя, которое составляет 418,34 трлн долларов .

За год благосостояние домохозяйств РФ в номинальном выражении уменьшилось на 338 млрд долларов. Хуже только в Бразилии (- 839 млрд) и в Индии (- 594 млрд).

В среднем, подсчитали в Credit Suisse, на каждого взрослого жителя РФ приходится 27162 доллара «благосостояния» (свободные финансы, машина, жилье).

За минувший год эта сумма уменьшилась на 9,6%. Более резкое сокращение было зафиксировано только в Бразилии (- 24,1%), ОАЭ (- 13,8%), Чили (- 11,7%), Саудовской Аравии (- 9,7%). Мы в интересной компании: почему в ней оказались экспортеры нефти, понятно — дешевели углеводороды. А вот почему Латинская Америка? Тут что-то пошло не так с тем, как государства реагировали на пандемию.

Миллионеры и прочие

При этом у половины населения РФ, считает Credit Suisse, объем активов не превышает сумму в 5431 доллар на человека. Таков наш медианный уровень благосостояния (половина имеет больше этой суммы, половина — меньше). Этот уровень по сравнению с 2020 годом сократился на 691 доллар. Таким образом, за год пандемии среднестатистический россиянин обеднел на 11,2%.

Медианное благосостояние домохозяйств в России примерно соответствует уровню Перу и Эквадора (5445 и 5444 доллара соответственно), немного отстает от показателей Египта (6329), но опережает Габон (4685) и Экваториальную Гвинею (4651).

У 72,8% населения России суммарные активы на человека не превышают 10 тысяч долларов. По этой доле условно «небогатых» людей Россия находится примерно между Ямайкой (66,7%) и Никарагуа (78,2%).

Не Африка, уже хорошо. Латинская Америка.

Зато по уровню социального расслоения с коэффициентом Джин в 0,878 (единица тут такая ситуация, при которой все богатство находится в одних руках) Россия опережает и большинство государств Латинской Америки, и почти все страны Африки. Исключения только Бразилия и ЮАР.

Активы 199 россиян превышают 500 млн долларов.

Больше 100 млн долларов имеют 1120 наших сограждан, больше 50 млн — 1640, больше 10 млн — 15 180 и больше 5 млн — 22 100 россиян.

Наконец, в России 252 тысячи долларовых миллионеров. За год их число сократилось на 65 тысяч человек, подсчитали в Credit Suisse.

И еще 3,78 миллиона взрослых жителей РФ владеют активами на сумму больше 100 тысяч долларов (хорошая квартира в крупном городе).

Выводы здесь можно сделать разные. Можно фиксировать рост бедности, который идет вопреки всей официальной риторике. Можно говорить, что уменьшение числа долларовых миллионеров на 20% за год говорит о быстром сокращении среды малого бизнеса и среднего класса.

Можно возражать аналитикам Credit Suisse, которые могли не учесть ураганного роста цен на жилье в минувшем году и почему-то не обратили внимания на успехи московского рынка luxury.

Можно предположить, что «латиноамериканский» уровень благосостояния граждан РФ подсказывает, что решение наших проблем кроется в изучении латиноамериканского опыта. Например, для понимания ситуации с политическими институтами в России надо читать книги Марио Варгаса Льосы, а для понимания экономической ситуации — изучать работы Эрнандо де Сото.

А можно (как это сделаем мы) посмотреть на актуальную статистику Росстата.И все будет совсем не так однозначно….

Симфония бизнеса и власти

…Симфония бизнеса и власти и держится на низких доходах людей.

Как это работает? Нет роста зарплат и доходов — значит, у бизнеса остаются свободные деньги на всякую «принудительную социальную ответственность». Всякие «коррупционные платежи» с точки зрения экономики предприятия — это то же самое, что «целевые налоги». Какая разница, кому и в какой форме их платить, если «деньги есть»?

Суть общественного договора — власть гарантирует бизнесу, что люди будут исправно работать за маленькие деньги (как она это может делать, отдельная история). Бизнес гарантирует свою лояльность и готовность вносить деньги, куда скажут. Довольны и те и другие. (И, кстати, если власть платит своим наемникам за счет доходов от нефтяной ренты, она совершенно не заинтересована в росте доходов всех остальных работников — иначе придется наращивать бюджетные расходы).

Трудящийся из этой «симфонии» сильных и богатых исключен и предоставлен самому себе. «Люди — вторая нефть», это так и работает.

В точности, как это происходит в Латинской Америке, мог бы сказать замечательный перуанский экономист Эрнандо де Сото. Не просто же так медианное благосостояние граждан РФ находится на «перуанском уровне», по оценке Credit Suisse.

Как писал Де Сото в своей знаменитой работе «Иной путь», «…за рубежом возникла иллюзия, будто Перу, как и западным демократиям, свойственна плюралистическая политика, что правое крыло желает укрепить частное предпринимательство и защитить общественную свободу, а левое стремится помочь бедным и устранить социальную несправедливость.

Они ошибаются. Традиционные правые не являются носителями принципов, лежавших в основе промышленной революции, а их социальная философия несовместима с либерализмом.

В Перу экономический либерализм служил ширмой для консервативной меркантилистской политики… Наши правительства <…> назначали «чистых» либералов на стратегические посты, и те применяли свои теории на макроэкономическом уровне, но не меняли правовых институтов, служащих внутренней дискриминации.

И даже этих людей убирали из правительства, когда меркантилистский истеблишмент оказывался недоволен».

А у нас «меркантилистский истеблишмент», ориентированный исключительно на извлечение прибыли и защиту интересов богатых, совершенно доволен происходящим.

https://novayagazeta.ru/articles/2021/06/28/biznes-i

Всё переплетено. Как искусство и философия делают нас такими, какие мы есть

Ноэ Альва

Alva Noë

 Утонченное междисциплинарное исследование, задача которого показать, почему человеческая природа является эстетическим феноменом и почему нам нужны искусство и философия, чтобы понять самих себя.

Возможно, это самая приближенная к реальности книга по философии, в которой что-то ценное для себя найдут как философы и искусствоведы, так и художники, писатели и танцоры.

Философ Альва Ноэ в порой провокационных тезисах показывает, почему именно через философию и искусство мы должны писать, определять и анализировать историю человечества.

https://ast.ru/book/vsye-perepleteno-kak-iskusstvo-i-filosofiya-delayut-nas-takimi-kakie-my-est-873082/   

Как наша цивилизация пришла к идее прав человека, как понимание этих прав связано с естественной эмпатией и можно ли сказать, что сегодня концепция прав человека терпит поражение, ведь их нарушение происходит постоянно? Об этом в книге «Изобретение прав человека: история» рассуждает американский историк Линн Хант.

 Lynn Hunt

Inventing Human Rights: A History

 Изобретение прав человека

Линн Хант

Аннотация: Идея прав человека впервые возникла и была сформулирована в конце XVIII века в американской Декларации независимости и французской Декларации прав человека и гражданина. Но почему именно тогда сформировались новые этические стандарты политики? Какую роль в этом процессе сыграла отмена пыток и жестоких наказаний? И как романы Ж.-Ж. Руссо, С. Ричардсона и Л. Стерна помогли расширить социальные границы эмпатии? Отвечая в книге на эти вопросы, Линн Хант реконструирует бурную историю прав человека и показывает, как ее перипетии отражаются на нашей способности защищать эти права сегодня. Автор описывает начало борьбы за идею универсальных прав человека и анализирует причины, по которым она терпит поражение в период подъема национализма в XIX веке. В завершающей части книги Хант показывает, как после глобальных катастроф XX века наступает наивысший расцвет этой идеи в 1948 году в связи с провозглашением ООН Всеобщей декларации прав человека, а затем анализирует положение прав человека в современном мире. Линн Хант — американский историк, профессор Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе.