Cуверенитет в угоду политическим амбициям
Sovereignty for the Sake of Political
Ambitions
Жестокий, высокомерный Вождь, чувствующий вседозволенность, усматривает свою имперскую миссию в переучреждении сложившегося миропорядка и вследствие этого лишает народ возможности естественного развития. Для достижения своих целей с жертвами не считается и стремится постоянно утверждать свою властность, ведь его сила полностью зависит от покорности других.
Такое параноидальное мировосприятие побеждает
любое разумное начало
и понятие «суверенитет» становится разменной монетой.
Что делать, дабы не допустить такой
удручающий сценарий?! Об этом в книге «Как избавиться от оков тоталитаризма. Вызов
преодолеть политическое простодушие» : https://www.litres.ru/ervin-filippov/kak-izbavitsya-ot-okov-totalitarizma-vyzov-preodolet-politi/
* * *
Во
всех временах мудрые учили нас тому, что человека познают по делам. Эта
мудрость особенно актуальна в отношении политиков – руководителей государств,
решения которых часто имеют судьбоносное значение для всего народа.
Поэтому народу так важно познать людей, которым электорат доверяет
полномочия власти. И, прежде всего, узнать, изучить объективную
характеристику лидера страны (такая характеристика может быть представлена в
виде паспорта социальной (человеческой) идентичности – ПСИ*,
что дало
возможность реформировать
избирательную систему, идя
по пути социально ненасильственного, эволюционного прогресса).
Самый
простой, доступный и всем трезвомыслящим людям понятный способ узнать личность
человека – это по его делам! По степени их соответствия словам с учетом элиминации
пропагандистских приукрашений.
Разумеется, если люди всё же
поймут необходимость рассеять пропагандистский туман и перестанут быть
податливым властям объектом манипуляций.
* * *
Война Путина в Украине показала: мир, в котором доминируют национальные
государства, устарел и опасен.
Максим Трудолюбов, 19
августа 2022
Почти все,
за исключением, пожалуй, радикальных анархистов и либертарианцев,
согласны с тем, что для поддержания мира и порядка в обществе
нужна власть, имеющая право применять насилие в случае беспорядков
и конфликтов. Но применение силы, сконцентрированной в руках
немногих, всегда несло с собой последствия в виде ограничения личных
свобод. Понимая это, люди работали над ограничением власти, разделением
ее на отдельные ветви и повышением роли граждан в принятии
решений. На глобальном уровне все практически наоборот, считает редактор
рубрики «Идеи» Максим
Трудолюбов: государства, в отличие от граждан, заведомо
обладают огромной свободой, которую политические лидеры — часто
в манипулятивных целях — называют суверенитетом. Страны
враждуют между собой, но глобальной власти, которая могла бы установить
и поддерживать мир на планете, так и не появилось.
Хорошая новость — все слагаемые для
ее построения уже существуют.
Представления
о политике традиционно были связаны с сообществом, в котором
человек был укоренен и с которым был связан эмоционально (мой
город, моя страна) и материально (моя земля, мой дом).
О человеческой общности отваживались говорить либо амбициозные императоры,
опиравшиеся в своих объединительных проектах только на силу, либо
эксцентрики и мечтатели.
Первые осознанные
планы создания всемирной империи традиция связывает с именем Александра
Македонского. А слово «космополит», как считается, изобрел Диоген
Синопский — изгнанник из родного полиса, осознававший себя,
как бы сейчас сказали, «эмигрантом»; человек, противопоставлявший себя
и власти (в том числе тому же Александру), и обществу.
По легенде, в ответ на вопрос, гражданином какого города (полиса)
он себя считает, Диоген ответил, что считает себя гражданином
мира — космополитом («космос» на древнегреческом
«мир»).
До сих пор это
слово сохраняет определенные негативные коннотации. В разное время
и в разных культурах оно использовалось властями для обвинений
в недостаточной лояльности и нехватке патриотизма (достаточно
вспомнить сталинских «безродных космополитов»).
Дилемма безопасности как источник войн
Мысль о том, что люди представляют собой
единую общность, приходила в голову многим — и с очень
давних пор. Но это представление оставалось на периферии
политической мысли, фокусом которой веками была реализация человеческого
потенциала в местном, городском и, позже, в национальном сообществе.
Именно на этих уровнях мыслилось управление и участие в нем
граждан.
Политический философ
XVII века Томас Гоббс сравнивал придуманного им «искусственного
человека» — властителя, суверена — с библейским морским
чудовищем Левиафаном: чтобы прекратить «войну всех против всех», власти
нужно быть сильной, даже страшной. Главный его вклад в политическую мысль
состоял, впрочем, не в этом, а в идее, что власть
не должна быть «от бога», как бы люди себе его
ни представляли. Она должна устанавливаться по взаимному согласию
граждан — в соответствии с общественным договором.
Если вражда —
естественное состояние человека, то власть, которая может
ее предотвращать, необходима. А то, что вражда — естественное
состояние отношений не только между людьми, но и между
странами — давнее и распространенное представление.
Это понимал и сам
автор «Левиафана». По его мнению, суверен может утвердить власть внутри
государства с помощью законов и надзора над их соблюдением.
Но перспективу учреждения законов в отношениях между суверенами,
то есть между государствами, он считал нереалистичной.
В главе XXX трактата он пишет, что ему нечего сказать
о международном праве (о «праве народов»), ведь один суверен
по отношению к другому находится в той же ситуации,
в которой когда-то находились между собой люди, — в состоянии
неизбежной вражды, на то они и суверены. А в главе
XI у Гобсса так:
Короли, власть которых
является величайшей, обращают свои усилия на обеспечение последней:
внутри — путем законов, вовне — путем войн.
Похожим образом через
150 лет рассуждал в трактате «К вечному миру» и Иммануил Кант:
Народы можно
рассматривать как отдельных людей, которые в своем естественном состоянии
уже своим совместным существованием нарушают право друг друга.
Взгляд на мир как
на анархию, в которой борются друг с другом опирающиеся
на силу суверены, укоренен до сих пор. В политических
и академических кругах большим влиянием пользуются различные ветви школы
реализма в международных отношениях. Все они исходят из того, что
страны, как и люди, находятся в состоянии вражды, даже войны между
собой — потенциальной или открытой.
Даже построение
устойчиво доверительных отношений между державами, не то что
установление вечного мира, упирается в «дилемму безопасности»,
сформулированную американским политологом XX века Джоном Херцем:
Если правители страны
Х считают, что страна Y становится сильнее (например, создает новые
виды вооружений), то страна Х тоже должна усилить свои позиции,
независимо от того, насколько воинственны в реальности планы страны
Y. Та, в свою очередь, будет наращивать свою силу исходя
из тех же предпосылок. Конфликты, таким образом, могут
происходить — и, как мы знаем, постоянно происходят — вопреки
намерениям участвующих сторон.
А какие были проекты мирового государства?
Суверенитет — не право нападать
на другие страны
Состояние
международного мира обычно наступает в результате послевоенных
договоренностей. Начиная с XVII века субъектами этих договоров все чаще
становились национальные государства. В то время они только начинали
заменять средневековые феодальные образования, которые были куда менее
стабильны (в том числе чисто территориально) и куда больше зависели
от личных и семейных отношений между правителями, а часто —
от их прихотей.
Тридцатилетнюю войну
в Европе в 1648 году завершил Вестфальский мир. Считается, что
он закрепил представление о суверенных державах как
о равноправных участниках международных отношений. В действительности
формирование современной интернациональной системы произошло
не в результате одного события, а было длительным процессом. «Вестфальский»
суверенитет, то есть принципы правового равенства государств
и невмешательства внешних сил в принятие внутриполитических решений,
развивался постепенно.
В последнее время
многие говорят о возрождении такого суверенитета как об ответе
консервативных национальных сил в разных странах на эксцессы
глобализации. Национальные государства «встают с колен» и берутся
защищать свои интересы. Россия, Китай, США и несколько других крупных
держав — во главе этого процесса.
Если говорить
о России, которая интересует нас в первую очередь,
то теоретические основы внешней политики Москвы — опубликованные
в официальной прессе и ни разу не опровергнутые — это
статьи председателя Конституционного суда РФ Валерия Зорькина,
в которых он представляет вестфальский суверенитет как
основу международных отношений, не менявшуюся веками.
Эта позиция —
настолько сильное упрощение, что ее трудно всерьез критиковать. Национальные
государства, которых в сегодняшнем понимании 350 лет назад еще
не было, пережили с тех пор глубочайшие изменения — и эти
изменения поменяли само понимание суверенитета. В частности, граждане
получили гарантированные права, и их мнение, в том числе в вопросах
войны и мира, гораздо более значимо в наше время, чем тогда.
Человечество
с тех пор предприняло как минимум три серьезных попытки учреждения
международного мира: Венский конгресс (1814–1815), увенчавшийся
созданием Священного союза, ограниченного участием только христианских
государств Европы; Версальский мир (1919 год), в соответствии
с которым была создана Лига наций (до 1935 года в нее входило 58
государств); а по результатам Второй мировой войны была образована
ООН, объединяющая 193 страны.
Еще важнее
интеллектуальная подмена, которую совершают официальные защитники суверенитета
в сегодняшней России, США, Китае, Венгрии и в других странах. На деле
российские правители защищают свое право действовать во внешнем мире
без оглядки на правила и договоры, в том числе договоры
о взаимном признании границ (вестфальском в своей основе!), отстаивая
архаичное, довестфальское понимание суверенитета, из которого
исходил тот же Гоббс. Бесконечно повторяемые Путиным (а еще Виктором
Орбаном и другими консервативными политиками множества стран, включая США)
отсылки к исторической несправедливости и обидам тоже никак
не укладываются в современные правовые нормы, определяющие
суверенитет, и являют собой не что иное, как манипуляцию.
Стоит разделить два
явления — утверждение суверенитета и стремление к доминированию
в международных отношениях. Суверенитет — это равноправие в международных отношениях,
признание границ других стран, контроль над собственной территорией,
способность удерживать монополию на насилие и контроль над движением
товаров, капиталов, технологий и данных и через границы страны.
В таком понимании нет места ни исправлению «исторических несправедливостей»,
ни, тем более, вторжению в другие государства, что, согласно законам
большинства стран, включая Россию, вообще говоря, уголовно
наказуемо.
Поэтому возрождается
не суверенитет, а стремление к институционально
не ограниченному доминированию над другими нациями —
в том числе в военной и технологической сферах. Суверенитет
и доминирование — разные вещи!
От национального
сознания к глобальному
В период
становления международных отношений главными действующими лицами были монархи.
Но под их властью уже формировались первые элементы республиканского
(еще не демократического) общественного устройства — прежде всего
разделение исполнительной и законодательной власти. Мужчины
из привилегированных сословий получали все больше доступа
к законодательной деятельности, что усложняло механизм власти и делало
ее более подотчетной гражданам. Продолжала развиваться профессиональная
госслужба, а вместе с ней и институт дипломатии. Страны начинали
признавать границы друг друга. Век национальных государств еще только наступал,
наций и государственных аппаратов в современном понимании еще
не было, но они уже были придуманы. И были основой политического
мышления, окончательно сложившегося в романтическую эпоху, эпоху
осознанного построения наций.
Похожим образом
формирование глобального, точнее наднационального, сознания происходит
на фоне сохранения национальных структур. Осознание будущей реальности
предшествует появлению институтов, закрепляющих его. Глобальные центры
принятия решений слабы, но способы их укрепления уже придуманы. Люди давно
уже живут не только в странах.
Идентичность человека — даже если говорить только
о территориальной ее составляющей — в сегодняшнем
мире не исчерпывается принадлежностью к определенной стране.
Скорее, речь идет о пересечении идентичностей, связанных
с местным сообществом и наднациональными общностями, такими как
Европа, Центральная Азия и мир. Такие проблемы, как изменение климата,
всемирные пандемии и вынужденная миграция, не знают государственных
границ и вызывают к жизни глобальные движения, не воображаемые,
а действующие часто не благодаря, а вопреки властям отдельных
стран. Глобальные угрозы формируют вполне реальное,
а не воображаемое всемирное сознание, пусть пока и крайне
слабо подкрепленное действующими институтами.
Национальное
государство, служившее когда-то решением сразу для множества социальных проблем
(например, равенства всех его граждан перед законом), превратилось сегодня
в помеху для развития человечества как единого сообщества.
Внутреннее противоречие идеи общественного договора, замкнутого
на национальный уровень, о котором предупреждали еще философы XVIII
века (см. спойлер выше), сегодня очевиднее, чем когда-либо. Когда вся мощь национального государства подчиняется воле
недобросовестного правителя, то это сказывается на жизни
не одного только общества, захваченного диктатором,
но и множества других государств. Как
в случае с энергетическим и продовольственным шантажом мирового сообщества
со стороны Кремля.
Для многих неизбежная принадлежность к определенному государству
оказывается ловушкой, а не благом, препятствуя свободному решению
о месте жительства или работы. Профессор Торонтского университета Аелет
Шакар называет эту ситуацию «лотереей
происхождения», в которой большинству населения планеты достается
не самый лучший билет. Визовые и прочие бюрократические ограничения
привязывают граждан к странам, в которых они не могут
реализовать свой потенциал в образовании и карьере, что осознают
сегодня многие граждане России. Даже доход и продолжительность жизни
в значительной степени определяются полученным по праву
рождения паспортом.
Государство дискредитирует себя
Читая новости
о войне России против Украины, о растущей напряженности
в отношениях США и Китая, легче всего решить, что мечта
о мировой интеграции сегодня крайне далека от осуществления.
Единственный разумный ответ на это — научиться смотреть
на мир в долгой и наднациональной перспективе.
Исторически спор
философов и политических мыслителей шел о том, становится ли мир
со временем лучше или только портится. Сторонники идеи «золотого века»
считали, что мы находимся где-то на полпути от первобытного мира
и блаженства к тотальной агрессии и разложению. Философы более позднего
времени, начиная с эпохи Просвещения, начали склоняться к тому, что
мир улучшается и мы, при всей сегодняшней остроте конфликтов, находимся
где-то на полпути от первобытной войны всех против всех
к мирному и разумному мироустройству.
Только если считать,
что стартовая точка — вражда, а общее направление движения ведет
к миру, то о будущем мире между народами в принципе имеет
смысл думать. Ведь если мы примем взгляд «все хорошее в прошлом», то,
рассуждая логически, вынуждены будем согласиться с тем, что государства
должны грозить друг другу войной и тормозить развитие собственных
обществ — ведь мировая интеграция и развитие ведут к худшему.
Сегодня многие мировые лидеры, включая российского, рассуждают именно
так — и это фундаментальная причина войн.
Как бы странно
это ни звучало, реальность преступной войны, развязанной Кремлем, содержит
в себе основания не для отказа от наднационального взгляда
на мировое развитие, а для его принятия. Разговор при этом следует
вести не о «мировом правительстве» — идее заведомо
нереалистичной и опасной в силу потенциальной концентрации власти
в одном центре принятия решений, — а об усилении
легитимности и потенциала наднациональных структур, прежде всего ООН.
Об угрозах,
которые связаны с глобальным правительством, писали философы Карл Ясперс
и Ханна Арендт (Арендт: «Это будет означать конец политической
жизни как мы ее знаем»). Речь стоит вести не о мировом
правительстве (world government), а о многосторонних
институтах глобального управления (world governance).
Российское
государство, дискредитируя себя перед мировым сообществом, дискредитирует
и сам принцип верховенства национального начала в мировых процессах. Важно
осознать, что нынешняя беспомощность глобальных
структур — прямое следствие злоупотребления властью национальных
государств. Конечно, ограниченные полномочия ООН были проблемой этой
организации с момента ее создания. Супердержавы 1940-х годов, прежде
всего США и Советский Союз, просто не хотели чрезмерного усиления
всемирной структуры, которую сами же и создали. Наиболее очевидные
из недостатков ООН:
- крайне
узкий состав Совета Безопасности и право вето у каждого
из его постоянных членов;
- то, что
граждане не имеют отношения к избранию представителей своих
стран при организации;
- отсутствие
собственной структуры ООН по контролю над вооружениями;
- отсутствие
механизма инфорсмента (то есть принуждения к исполнению) решений
Международного суда и постоянных сил, которые бы принуждали к исполнению
резолюций ООН.
НЕИСПОЛНЯЕМЫЕ РЕШЕНИЯ
Российские власти
своими нынешними действиями делают необходимость реформы ООН максимально
очевидной. Это, конечно, не гарантирует, что такая реформа действительно
случится — особенно в ближайшей перспективе. Власть государств
слишком прочна и пока лишь укрепляется — прежде всего усилиями США,
России и Китая.
Сейчас рано говорить
о конкретных контурах будущего мира. Для начала всем, кто осознает
важность перехода центров принятия решений на наднациональный уровень,
надо познакомиться с работами тех, кто думал об этом в прошлом. Первый
шаг к миру — не дать себе
замкнуться в национальном дискурсе, который в своем нынешнем
токсичном виде ведет к разделению человечества на враждующие лагери.
Глава Совета по правам человека при президенте РФ Валерий Фадеев
назвал критиков войны «графоманами, арлекинами и
фиглярами», а воинов и военкоров — «нашей элитой».
«Трудности при проведении спецоперации, а от таких трудностей не
застрахован никто, подтолкнули некоторых представителей творческого слоя и
диванных стратегов высказать сомнения в необходимости действий России в Донбассе
и на Украине. Одни говорят о якобы вымышленных целях, которые преследует
наша страна, другие призывают к прекращению боевых действий. Они полагают, что
тем самым проявляют свою принципиальность и гражданскую смелость, они считают,
что исходят из простых и ясных принципов гуманизма. Однако здесь тот случай, когда иная простота хуже
воровства.(??!) Этим пользуется враг, продвигая тезис о том, что будто бы
граждане России не поддерживают СВО и свою армию.
Надо быть слепым и глухим, чтобы даже теперь не понимать, какую долю уготовили
России наши западные «партнеры», какая участь ждала жителей Донбасса в случае
его оккупации киевской армией.
Миллионы жителей были бы поражены в правах и
лишились собственности, очень многие подверглись бы уголовному преследованию и были
бы даже убиты. Мы видим это сейчас в населенных пунктах Харьковской области,
где происходят аресты, репрессии, убийства — без суда и следствия.(??!)
Те, кто жалобно стонут в соцсетях, не понимают, что на карту поставлено
действительно важное, — свобода народа от внешнего принуждения и гнета.(???) То, что
называется суверенитетом. Они не понимают, зачем такая свобода, она
им не нужна. Этим графоманам, арлекинам и фиглярам нужна только возможность
петь и плясать, зубоскалить и пошло умничать(??). Сегодня на одной чаше
весов свобода от угнетения, свобода выбирать свою судьбу, а на другой – свобода
паясничать.(??) Новые лица — воины, врачи, военкоры, волонтеры — будут нашей элитой».
https://www.president-sovet.ru/
Семен Новопрудский о мировом кризисе идеи государства
Личное будущее даже не миллионов, а
миллиардов жителей планеты давно не было таким неопределенным и пугающим, как
сейчас. Люди не понимают, как и чему учиться, где работать, где и как
жить. «Мир уходит из-под ног. Мы теряем контроль
над собственной жизнью», — это чувство все более явно овладевает массами в
развитых и богатых странах в той же мере, как в бедных и отсталых.
Одна из главных причин этого ощущения надвигающейся катастрофы — нарастающий острейший кризис
государства как главной формы существования человеческих сообществ в
последние три тысячи лет.
Черты этого кризиса видны практически
повсюду. Коронавирус в Китае (самой
населенной стране мира, 15% мирового ВВП). Затяжные непредсказуемые по
своим последствиям внутриполитические приключения в США (самой
экономически развитой стране мира с самой мощной армией и самыми большими
внешнеполитическими амбициями, 25% мирового ВВП). Внезапное хаотичное
переписывание Конституции в России (одной из главных мировых военных
держав с глобальными геополитическими притязаниями). Brexit и
очевидный тупик политической субъектности Евросоюза (в странах доминировавшей в
мире на протяжении почти двух тысячелетий лет западной христианской
цивилизации).
И все это на фоне судьбы государств вроде Сирии, где почти десять лет идет
натуральная мировая война (с разных сторон в ней в разное время уже участвовало
больше государств, чем во Второй мировой). А сама эта многострадальная страна
стала полигоном испытания на живых людях оружия ведущих армий мира в боевых
условиях.
К идущим десятилетиями, а то и веками
войнам в отдельных государствах и за отдельные земли человечество более или
менее привыкло.
Ничего удивительного для нас нет и в том,
что конкретные государства — как люди — рождаются и умирают. Всякое
государство, конечно. Где теперь Римская империя? Урарту? Ассирия? Византия?
Советский Союз?
Но сейчас речь идет о том, с чем мы еще не
сталкивались. О
стремительном размывании базовых оснований для существования государства как
такового в
том виде, в каком мы его себе представляем. Границы,
таможня, паспорта, армия, полиция, пенсии, пособия, суды, парламенты,
президенты, короли — вот это все.
В конце января были опубликованы
результаты Edelman Trust Barometer, ежегодного исследования
американской социологической и консалтинговой фирмы Edelman. Опрос проводился в
октябре-ноябре 2019 года. Опросили более 34 тысяч человек в 28 странах мира. В
российских СМИ результаты этого опроса трактовались как разочарование людей по
всему миру в капитализме. Но если посмотреть внимательнее, люди
разочарованы государством как таковым.
56% респондентов полагают, что вреда от
капитализма в нынешнем виде больше, чем пользы. При этом улучшения своей жизни в ближайшие пять
лет в развитых странах ждет лишь треть населения.
Пессимизм по поводу капитализма (про
социализм, коммунизм, феодализм и рабовладельческий строй людей просто не
спрашивали — едва ли у этих форм политического устройства оказалось бы сильно
больше поклонников) преобладает среди представителей всех возрастов с любым
уровнем доходов. Нет различий между мужчинами и женщинами: капитализмом
недовольны 57% мужчин и 56% женщин.
Но! Когда у людей спросили про причины
этого пессимизма, выяснилось, что дело не в
общественно-политическом строе, а именно в работе государства. 57% участников
опроса говорят, что органы власти служат интересам «немногих», и только 30% верят,
что правительство работает в общих интересах.
И лучше не будет, считает большинство. Только 47%
верят в то, что через пять лет они сами и их семьи будут жить лучше, чем
сейчас. Самый высокий уровень оптимизма — в наиболее бедных странах из числа
участниц опроса: Кении (90%), Индонезии (80%), Индии (77%). При этом в Италии в
лучшее будущее через пять лет верят 29%, в Великобритании — 27%, в Германии —
23%, во Франции — 19%.
В России на
улучшение жизни через пять лет надеются 34% опрошенных.
По сравнению с предыдущим подобным опросом доля оптимистов у нас сократилась на
6 процентных пунктов.
При этом больше половины россиян (52%) опасаются,
что подобные им люди потеряют положение, которого достигли в предыдущие годы (в
среднем по миру таких 57%). Так что Россия, как, кстати, и в других страновых
опросах по разным социальным, экономическим и политическим проблемам, где-то в
середине по уровню пессимизма. Ничего особенного в российском отношении к
человеческим проблемам нет — чтобы не было иллюзий по поводу необходимости
«особого российского пути».
Самое интересное — результаты Японии. С
точки зрения массового обывательского сознания Япония — богатое технологически
развитое социальное государство, которое гарантирует людям высокий уровень
жизни и достаточно предсказуемую карьеру: люди работают в японских корпорациях
десятилетиями и твердо знают, через какое время достигнут каждой следующей
ступени в карьерной лестнице. При этом безработица в Японии составляет 2,3 %
трудоспособного населения — вдвое меньше, чем в России, хотя у нас чиновники
любят хвастать рекордно высокой занятостью населения.
Так вот, в Японии лишь 35% недовольны
капитализмом, но при этом только 15% верят в личное лучшее будущее через пять
лет.
Так что не в капитализме дело.
Это становится еще более очевидно, когда в выясняется, что 83% жителей 28 стран
мира (с рейтингом 83% побеждают на выборах только лидеры откровенных деспотий)
боятся потерять работу.
В страхе потерять работу оптимисты и
пессимисты по отношению капитализму, оказывается, практически едины.
А теперь подумаем, зачем нам
вообще нужно государство? Прежде всего, мы воспринимаем
государство как территорию, на которой живем. Как власть, которая дает нам
работу, обеспечивает возможность получать доходы и гарантирует безопасность.
Как эмиссионный центр: государство и только государство печатает деньги. Как
дом в широком смысле слова. Как убежище.
Но реальный уклад человеческой жизни и
реальные проблемы, стоящие перед человечеством, все менее совместимы с
государством как формой.
В мире все больше фрилансеров, все больше
возможностей работать и жить не там, где ты родился. Мы живем в эпоху рекордной
миграции. Рынок труда больше не замкнут в государственных границах, как и
возможность получать доходы. Миллионы людей живут в одном месте, а зарабатывают
деньги в другом. И таких будет становиться все больше.
На примере коронавируса, криптовалют,
гонки ядерных вооружений, международного терроризма мы видим, как государство
буквально на глазах лишается своих ключевых монопольных функций. Оно больше не
имеет монополии на насилие, на печатание денег, на обеспечение безопасности
(точнее, не имеет возможностей обеспечить ее в некоторых случаях), на
использование граждан как пушечного мяса (само понятие гражданства в
современном мире становится и будет становиться все менее важным).
Все главные проблемы человечества — экология, глобальная бедность, эпидемии,
наличие у десятков государств оружия массового поражения, способного почти
моментально уничтожить жизнь на Земле — надгосударственные, общечеловеческие. Их в принципе невозможно решить в рамках одного государства.
Главной скрепой государств в современном мире
остаются национализм и религия. Но и они
по-настоящему действуют в очень ограниченных случаях. Израильтяне прекрасно
понимают, зачем им государство. Израиль — это прежде всего их убежище. Но
евреев в диаспоре все равно больше, чем в Израиле. Россия наглядно показала
украинцам в последние шесть лет, зачем им нужна (или кому-то, наоборот, не
нужна) Украина. А теперь пытается объяснить то же самое белорусам.
При этом национальных государств, где
представителей титульной нации меньше, чем за рубежом, в мире много и
становится все больше. Армян в мире намного больше, чем в Армении.
Азербайджанцев — чем в Азербайджане. Русская диаспора неизбежно будет
приближаться к числу русских в России. Причем в России русских будет
становиться меньше, а в диаспоре больше. Не говоря уже о том, что национальный
состав России в горизонте 30-50 лет, по всем прогнозам, претерпит кардинальные
изменения: китайцы и татары существенно увеличат свою долю.
Дополнительным испытанием для системы
государств в их нынешнем виде станет скорый неизбежный конец привычного нам
«западоцентричного» христианского мира. К середине ХХI века мусульман на
планете впервые станет больше, чем христиан, и этот численный разрыв будет
только увеличиваться.
Разумеется, еще одна важнейшая функция
государства и смысл его существования — оборона территории и ресурсов. Но
мировые запасы нефти и газа могут быть исчерпаны в горизонте 100 лет, если
раньше не появятся другие массовые источники энергии.
Оборонять и даже просто заселять пустыню,
в которой нет ресурсов и возможностей прокормиться, решительно незачем.
Есть модные теории, что привычные нам
государства в обозримом будущем вытеснят города-государства или глобальные
деревни. Что вместо примерно двух сотен нынешних государств человечество будет
концентрироваться вокруг 50 или 100 глобальных мегаполисов с их окрестностями.
Наши потомки и даже самые молодые из нас,
возможно, смогут проверить истинность таких теорий и прогнозов. Пока же мы
видим, как исчезает жесткая привязка людей к географическому месту
рождения. Как технологии, гаджеты и новые способы организации труда лишают
смысла не только профессии, но и целые населенные пункты. Как государство становится все более искусственной и плохо работающей
формой насилия над живой жизнью, неспособной обеспечивать базовые потребности
людей и делать мир безопаснее.
Постгосударственный мир — не такая утопия, как кажется. И уж точно бессмысленно и бесполезно ради сохранения любой ценой
статус-кво отгораживаться от реальности, строить новые великие
китайские (российские, американские — нужное подчеркнуть)
стены, переписывать Конституции (их, к слову, до 1787 года не существовало
вовсе) в угоду политической конъюнктуре,
фетишизировать абстрактную идею государственного суверенитета.
Государства существуют для людей, а не
наоборот.
Если людям от суверенитета ни жарко, ни
холодно, но при этом еще и голодно — никакие конституции или поиски смысла и
легитимности государства в военных победах далеких предков не помогут.
L'Opinion (Франция): преодолеем холодный мир между Западом и Россией
03.07.2019
Александра Каменская (Alexandra Kamenskaya) , Адриан Пабст (Adrian Pabst)
30 лет назад падение берлинской стены
стало надеждой на примирение, но сегодня в наших отношениях
вновь воцарился холод. Если в 1990-х годах Россия была для Запада
младшим партнером, которого нужно было учить жизни в соответствии
с западными нормами, то сегодня мы видим другую крайность: повсюду говорят
о некой «российской угрозе», которая ставит в опасность западные
ценности и стремится разрушить либеральные демократии. Что касается
Запада, в Москве считают, что тот пытается подвергнуть российский народ
коллективному наказанию, чтобы помешать стране получить влияние
на международной арене. Предполагаемое военное
или нравственное превосходство одного только обостряет ощущение уязвимости
другого.
Кроме того, мы видим множество других
политических конфликтов, которые отражают серьезное обострение международных
отношений. Это видно в Европейском союзе на примере Брексита,
разногласий между западом и востоком Европы, а также недавней
напряженности в отношениях между Франций и Италией
или Нидерландами. Или между Россией и соседними странами, такими
как Польша и Украина. То же самое касается и связей с двумя
другими большими соседями ЕС, Магрибом и Турцией.
Племенной дух
За всей этой полемикой скрывается непонимание
реалий других наций: легитимных
интересов, различий в ценностях и стремлений общества. У
истоков этого непонимания лежит отрицание действительности, которое
является характерной чертой доминирующих идеологий: ультралиберальной
технократии и националистического популизма. Технократы сводят
мир к простой математике, а популисты видят повсюду
заговоры. И те, и другие возводят свою позицию
в ранг высшей истины и считают, что единственным всеобщим принципом
является стремление доминировать над остальными. Геополитика же представляет собой игру
с нулевой суммой, в которой побеждает сильнейший.
В эпоху фейков и племенного духа
в социальных сетях господство принципа «здесь и сейчас»
накладывается на идеологическую вуаль и еще сильнее искажает наше
восприятие действительности, бросает тень на связывающие всех нас общие
интересы. Эти интересы требуют
реалистического подхода с прицелом на долгосрочную перспективу
и уважение партнеров и их выбора. В
обстановке взаимного недоверия столкновение личных интересов ведет
к агонии политики как искусства компромисса и дипломатии
как инструмента мирного урегулирования споров. На фоне подпитывающих друг
друга гипертрофированного либерализма и националистического
популизма идеологическая борьба лишь укрепляет новый холодный мир.
Для решения этих международных вопросов
нужно вернуться к идее общности судьбы стран большой Европы. Как наглядно продемонстрировала трагедия Собора
Парижской богоматери, всех
нас объединяет европейская цивилизация:
в России и по всей Европе СМИ были наполнены выражениями грусти
и солидарности при виде охваченного огнем памятника нашего общего
культурного наследия. Кроме того, несмотря
на напряженность между элитами, народы осознают, что их благополучие
зависит от благополучия остальных. Они стремятся
к взаимному признанию, а не доминированию над другими. Навязанный политиками с обеих
сторон холодный мир усиливает искусственный раскол между
нациями и препятствует сближению народов.
Логика противостояния
Пора отказаться от логики
противостояния и вспомнить о культуре, человечестве и наших общих интересах,
которые стоят выше национальности и идеологии. В этом заключается суть нашего призыва
к руководству, интеллектуалам и лидерам общественного мнения всех
течений: если мы хотим справиться с конфликтами, прежде всего между
Востоком и Западом, давайте обопремся на эти основы и придумаем
новую стратегию для облегчения диалога по сложным темам. Давайте опираться на силу человеческого общения в борьбе
с идеологией, близорукой политикой и интеллектуальной ленью. Она позволит разрушить стереотипы,
установить человеческие связи и поспособствовать доверию
и сотрудничеству.
Хотя было бы наивным считать, что
государства откажутся от опоры на силу (именно она во многом
определяет нынешний холодный мир), большее внимание к человеческой стороне вопроса должно, как минимум, изменить подход
к реализации власти. Отталкиваясь от общих интересов и культуры, можно встать
на путь меньшей идеологизации совместного существования и придать
диалогу новую динамику. Давайте
преодолеем холодный мир!
15 мая 2020,
Хамад бен Абдель Азиз Аль-Кавари — государственный министр Катара в ранге заместителя премьер-министра,
президент Национальной библиотеки Катара и бывший посол Катара в Организации
Объединенных Наций.
Пандемия Covid-19
выявила множество институциональных слабостей, но прежде всего она показала,
что ООН срочно нуждается в реформе. В частности, реакция Всемирной организации
здравоохранения (глобального агентства ООН по вопросам здравоохранения) на
эпидемию этого вируса обнаружила явные недостатки, которые объясняются
отсутствием международного консенсуса и сотрудничества, а также активными
протекционистскими мерами со стороны членов этой организации.
Нигде критика ВОЗ не
была такой громкой и заметной, как в США, где недавнее решение президента Дональда
Трампа заморозить американское финансирование этой организации стало для неё
кошмарным ударом, причём ровно в тот момент, когда она отчаянно нуждается в
поддержке. От того, что ООН будет делать дальше, и от того, как она сумеет
восстановиться после продемонстрированной неспособности к эффективной
координации в период кризиса Covid-19, будет зависеть её в роль в мире после
пандемии.
Я считаю себя сыном
ООН и верным сторонником её ценностей и принципов. На протяжении четырёх с
лишним десятилетий я играл различные роли в этой гигантской бюрократической
машине, начиная с 1974 года, когда меня назначили представителем Катара в
Организация ООН по вопросам образования, науки и культуры (ЮНЕСКО), и
заканчивая 2017 годом, когда мне не хватило одного голоса, чтобы стать
генеральным директором ЮНЕСКО.
Почти всё это время
ООН стабильно давала надежду на лучшее будущее. Её специализированные агентства
и организации играли ключевую роль в сохранении мира во всём мире,
предотвращении международных конфликтов, ликвидации колониализма, защите прав
человека.
Однако в последнее
время роль ООН неуклонно снижалась, а её влияние на мировые события и
правительства ослабло. Когда-то главный посредник и арбитр в мире, сегодня она
стала слишком ограничена старыми концепциями и доктринами, которые не позволяют
ей быть тем подлинно эффективным, полным духа сотрудничества, глобальным
органом управления, которым она представлялась её основателям. ООН перестала
внушать правительствам стран мира чувство уважения к международной легитимности,
к международному праву, к поддержанию глобального мира и безопасности — так,
как она это делала, например, после Второй мировой войны и после развала СССР.
Говоря проще, мир
изменился, а ООН не поспевает за этими изменениями. Турбоскорость политических,
экономических и культурных перемен в XXI веке привела к тому, что некогда
могущественная организация стала бессильной, её защищают лишь немногие
оставшиеся друзья.
Однако этот упадок не
означает, что ООН обречена оказаться на свалке истории. Если судить по опыту
прошлого, борьба с пандемией Covid-19, ставшая катастрофическим провалом
глобальной политики, скорее всего, возвестит начала периода значительных
перемен во всём мире. Я уверен, что мы движемся к новому, более разнородному
мировому порядку, в котором международное управление больше не будет
определяться какой-либо одной страной или одним набором политических ценностей.
Во время кризиса
Covid-19 международная солидарность не сработала, а каждая страна старалась
отстаивать лишь собственные интересы. Когда пандемия закончится, мир займётся
специальными расследованиями, выдвижением обвинений и поисками козлов
отпущения. ООН придётся выдержать этот шторм, но в конечном итоге, я думаю, ей
поможет возродившаяся готовность ценить то коллективное сообщество, которое
ранее мы с таким трудом создавали.
Этот момент истины
будет трудным для ООН, потому что ей придётся принимать тяжёлые решения.
Организации нужно будет отказаться от прежнего менталитета и начать движение в
направлении, которое может быть некомфортным.
Например, таким
органам, как ЮНЕСКО, нужно будет яснее демонстрировать свою пользу для мира.
Образование, наука и культура будут критически важны для восстановления после
пандемии, поэтому руководство ЮНЕСКО обязано задаться глубокими вопросами: Что
мы делаем для сохранения культурных ценностей? Как мы можем защитить права
человека, в том числе право на образование? Как мы можем направлять научное
сообщество и предотвратить новую пандемию? Надо ли усиливать региональную
диверсификацию для того, чтобы организация служила всем странам-членам, и как
это должно отражаться на её руководстве? Только успешно решая подобные
проблемы, ЮНЕСКО и другие агентства ООН сумеют сохранить своё значение в мире
после Covid-19.
Реформа ООН должна
начаться с самого верхнего уровня — с Совета Безопасности, где пять постоянных
членов (Китай, Франция, Россия, Великобритания и США) продолжают пользоваться
правом вето, унаследованным от давно ушедшей эпохи. Расширение постоянного
членства в Совете Безопасности за счёт других стран (из Азии, Африки, Латинской
Америки и Ближнего Востока) позволит выровнять баланс в процедурах принятия
глобальных решений.
Такое изменение
совершенно оправдано. Например, Индия уже в этом десятилетии может стать
страной с самой большой численностью населения в мире, Япония обладает третьей
крупнейшей в мире экономикой, а у ЮАР и Нигерии самая крупная экономика на
континенте с самыми высокими в мире темпами роста населения.
Кроме того, агентства
ООН должны гарантировать, чтобы граждане страны, в которой они базируются, не
занимали в них высшие должности. Слишком часто выбор руководства организации
ставит под сомнение её легитимность и независимость. Достаточно взглянуть на
мой регион (Ближний Восток), чтобы увидеть опасные последствия подобных решений.
Например, базирующаяся
в Каире Лига арабских государств когда-то считалась платформой для арабского
сотрудничества, но постоянные назначения министров из правительства Египта на
пост генерального секретаря этой организации стали сигналом её гибели. Стараясь
сделать Лигу ответвлением египетского государства, руководство этой страны
добилось, что эта организация стала политически устаревшей и ненужной, а её
роль свелась к площадке для пустых дискуссий.
Пандемия Covid-19
должна послужить стартом для реформы ООН. Если этого не произойдёт, тогда
боюсь, что организация, которой я посвятил значительную часть своей
профессиональной карьеры, и принципы которой я очень высоко ценю, не сможет
найти для себя надёжное место в современном мире, не говоря уже о восстановлении
былой славы.
https://inosmi.info/ps-nastalo-vremya-reformirovat-oon.html
«Точка
невозврата»: генсек ООН назвал «всадников Апокалипсиса»
Миру в XXI веке угрожают четыре всадника
Апокалипсиса, заявил генсек ООН Антониу Гутерриш, выступая на Генассамблее
организации. По его словам, главными вызовами являются геополитическая напряженность, климатический кризис, глобальное недоверие и
злоупотребление техническим прогрессом.
Генеральный секретарь ООН Антониу Гутерриш перечислил основные
факторы, угрожающие существованию современного мира. Как сообщает ТАСС, он
назвал их «четырьми всадниками Апокалипсиса».
Соответствующее заявление Гутерриш сделал,
выступая на Генассамблее ООН с докладом об итогах работы
всемирной организации в 2019 году и задачах на 2020 год.
«Наш мир приближается к точке невозврата.
Я вижу четырех всадников <...> Первый всадник предстает в обличье высочайшей геополитической напряженности», — отметил он.
Гутерриш подчеркнул, что из-за
напряженности в мире все больше людей гибнет в террористических актах, ширится
и растет ядерная угроза всему человечеству. Кроме того, все больше людей
вынуждены бежать из родных мест, чем когда-либо со времен Второй Мировой войны.
Второй всадник Апокалипсиса — «экзистенциальный климатический кризис», отметил генсек ООН. По его словам, во всем мире
средняя температура продолжает бить рекорды, и миллионы видов живых существ в
самое ближайшее время могут оказаться на грани исчезновения. «Наша
планета объята огнем», — подчеркнул он.
Третий всадник — рост
недоверия друг к другу по всему миру. Также растет
неравенство, доверие к политическим институтам падает. Равенства прав и свободы
от насилия требуют женщины, добавил он.
Наконец, четвертый всадник Апокалипсиса
— неосознаваемый технологический прогресс, его
«темная сторона».
«Технологии прогрессируют быстрее,
чем наши способности ему соответствовать — или даже его осознавать», —
заявил он. Гутерриш подчеркнул, что новые технологии несут «огромные
блага», но ими злоупотребляют «для совершения преступлений, разжигания
ненависти, распространения фальшивок, угнетения людей и нарушения частной
жизни».
Впрочем, подытожил генсек ООН, есть и
признаки надежды. В частности, удалось избежать благодаря дипломатическим
усилиям ряда конфликтов — в Африке и Индийском океане. Прогресс заметен также в
охваченных гражданскими войнами Йемене, Сирии и Ливии, но там предстоит
выполнить еще очень большую работу.
Четыре всадника Апокалипсиса — персонажи
из Откровения Иоанна Богослова, последней книги Нового завета в Библии. Первый
всадник символизирует чуму, второй — войну, третий — голод, а четвертый, на
бледном коне — смерть. Многие художники и писатели часто обращались к этим
образам, а выражение «четыре всадника Апокалипсиса» стало расхожим.
Генсек ООН не впервые выступает с
предостережениями человечеству. В начале января Гутерриш заявил, что уровень
геополитической напряженности достиг самой высокой точки с начала нового века.
«Новый год начинается тревожно, в
мире растет нестабильность. Даже ядерное разоружение уже не воспринимается, как
нечто само собой разумеющееся»,
— отметил он.
Генсек призвал мировых лидеров вернуться к
диалогу и проявить максимально возможную сдержанность. Он также заявил, что нельзя забывать об ужасах и
бедах, которые несет с собой война. «Наш общий долг — предотвратить
[войны]», — резюмировал Гутерриш.
В конце сентября генсек ООН заявил, что
мир должен постараться избежать новой глобальной «холодной войны». По словам
Антониу Гутерриша, два «отдельно конкурирующих мира» с различной валютой,
взглядами, принципами, законами и военными интересами могут «расколоть» мир.
Возможность конфликта между США и Китаем вполне возможна, добавил он.
«Мы должны сделать все возможное, чтобы
предотвратить великий раскол», — подчеркнул Гутерриш.
Тема Апокалипсиса — конца света — крайне
беспокоит в последнее время многих политиков и ученых. В октябре прошлого года
ряд профессоров западных университетов назвали три страны, больше всего
подходящие, чтобы пережить апокалипсис, спровоцированный мировой эпидемией
генетических заболеваний. «Прогресс
в сфере биотехнологий может привести к генетически спроектированной пандемии,
опасной для жизни всего человечества»,
— заявил профессор новозеландского Университета Отаго Ник Уилсон.
Шансы спастись в этом случае могут
оказаться практически нулевыми, считает он. Однако если оказаться в момент
катастрофы «в нужном месте», то вероятность выживания значительно возрастет. По
мнению ученых, наиболее надежное убежище в случае биоапокалипсиса можно найти в
Австралии, Новой Зеландии и Исландии — на территориях, максимально отдаленных
от крупных материков и при этом обладающих достаточно развитой инфраструктурой.
Острова и далекий материк естественным
образом защищены от распространения инфекций благодаря огромным океаническим
расстояниям.
https://www.gazeta.ru/politics/2020/01/23_a_12923306.shtml
В этом сборнике
современные философы, политологи, социологи и специалисты по этике
разбирают ключевые аргументы за и против формирования глобального
правительства или усиления имеющихся наднациональных структур.
Иран не признает вхождение в состав России Крыма и четырех новых регионов,
Hесмотря на «отличные отношения с Москвой», заявил в эфире TRT World глава МИД Ирана Хосейн Амир Абдоллахиан.
«Мы признаем суверенитет и территориальную целостность стран в рамках международных законов, поэтому несмотря на прекрасные отношения Тегерана и Москвы мы не признали отделение Крыма <…>, Луганской и Донецкой областей от Украины <…>. Потому что мы настаиваем на своем последовательном принципе во внешней политике: когда мы говорим, что конфликт на Украине — это не решение, мы верим в свою позицию как в фундаментальный политический принцип». t.me/rbc_news/66887
Война больше никогда не
будет прежней
30.08.2019, 08:19
Семен Новопрудский о возвращении страха
россиян перед войнами
...Но еще более красноречиво об
историческом провале (на данный момент времени) новой российской
государственности свидетельствует страх войны, обуявший россиян.
Безопасность — однозначно главный фетиш
нынешней российской власти. Магическое слово, ради которого можно (и даже
нужно, как думают некоторые представители власти) подавлять гражданские
свободы, лишать страну нормальных выборов, наводнять столицу «космонавтами» с
дубинками, избивать мирных людей, блокировать мессенджеры, объявлять
иностранным агентом тот же «Левада-центр».
Вся наша нынешняя власть, практически все
политическое устройство России могут быть описаны словом «госбезопасность». Это
и цель, и смысл, и собирательное название органов, которые принимают все
ключевые решения в стране.
Главный антоним безопасности — война. Что
может быть небезопаснее и страшнее войны. Но стало ли безопаснее жить в
России, где почти два десятилетия безраздельно царит культ госбезопасности?
В 1989 году войны
боялись 50% наших сограждан.
Это был второй по массовости национальный страх после болезней близких и детей.
В 2019 году страх войны остается вторым по массовости страхом после болезней
близких и детей. И войны у нас теперь боится… 51% респондентов —
абсолютный рекорд всех подобных опросов.
Но к 1989 году СССР уже 10 лет вел
затяжную войну в Афганистане, которую начал из-за глубоко ошибочно просчитанной
угрозы исламизации советских республик Средней Азии, если в Афганистане победят
моджахеды, они же душманы. Более того, СССР тогда как раз заканчивал эту
бессмысленную и оказавшуюся терминальной для судьбы советской империи войну, в
которой заведомо не могло быть никакой понятной народу победы. Страна была до
предела измотана многолетней гонкой вооружений, подорвавшей заведомо
неэффективную советскую плановую экономику с массовыми приписками,
очковтирательством и отсутствием у людей стимулов для созидательной работы.
Страна превратилась в тотальный военный завод – чуть ли не три четверти
советского промышленного производства в то время давала продукция оборонки.
При этом как раз 30 лет назад СССР и США
настойчиво пытались сформировать и сформировали архитектуру долгосрочной
международной ядерной безопасности: ту самую, которая сейчас разрушена прямо на
наших глазах, в чем Америка и Россия винят друг друга.
30 лет назад военные и конфронтационные
настроения в советской политике шли на спад. Официальной
государственной риторикой было отрицание войны, необходимость ее
предотвращения, борьба за мир. Сейчас все
ровно наоборот.
Милитаризация российской политической
риторики находится на рекордном уровне с момента распада СССР. Мы постоянно публично бахвалимся новым оружием. Потому что больше — нечем.
А наш главный оппонент — Дональд Трамп,
который тоже не прочь устроить новую тотальную гонку вооружений ради того,
чтобы «снова сделать Америку великой». США и Россия вышли из Договора о ракетах
средней и меньшей дальности. США на днях открыто испытали прежде запрещенную
ракету средней дальности. А в России на полигоне возле Северодвинска в
Архангельской области произошел взрыв с человеческими жертвами и радиоактивным
заражением местности (этот факт, хоть и не сразу после взрыва, неохотно признал
Росгидромет).
Пока, увы, в России страхи
населения не конвертируются в запросы к власти на политику, способную снять эти
опасения.
Новая гонка вооружений, в которую все
более явно втягивается Россия на фоне затяжной конфронтации с Западом,
начавшейся весной 2014 года известными событиями на Украине, еще более
бессмысленна, но не менее опасна для нас, чем предыдущая. А предыдущая, как мы
помним (или должны вспомнить, если вдруг забыли) стала одной из главных причин
распада СССР. Если мы хотим такого смысла — можем повторить.
Единственный смысл создания «сверхдальних, сверхмощных,
сверхперспективных» ракет — чтобы на вас боялись нападать. Но это оружие все равно нельзя применить: у тех же США и России давно есть прекрасные
военные возможности уничтожить друг друга, а заодно и все человечество, в
считанные минуты.
Не только мир, но и война больше никогда
не будет прежней. У наших соотечественников есть все основания бояться войны:
так сильно, как мы, от глобальных войн, особенно в ХХ веке, не пострадал никто.
Но если локальные войны еще можно считать способом испытать новейшее оружие
(как делают в Сирии и Россия, и Штаты — и даже не особенно скрывают это),
то глобальная война просто немыслима. Это будет апокалипсис без кавычек, в самом
буквальном смысле.
Современное оружие массового уничтожения и
агрессивная внешняя политика в современном мире скорее уменьшают, а не
увеличивают безопасность любой страны. То, что
делает во внешней политике Россия в последние пять лет, обычным языком дворовых
мальчишек описывается одним точным словом — «нарывается».
Отрезвит ли растущий массовый страх войны
в населении нашу политическую элиту? Поймет ли она, что ее
безопасность и безопасность страны — в конструктивном сотрудничестве со всеми
ведущими государствами мира, а не
в противостоянии. В экономическом развитии, в современной
медицине, в повышении качества жизни и привлекательности России, а не в обмене
испытаниями ракет (причем даже не слишком важно, удачными или нет) и не в гибридных
войнах.
Смысл существования государства — защитить людей, создать им условия для
образования, работы, самореализации, получения качественной медицинской помощи. Но
не в обороне абстрактной «территории» любой ценой. И уж теме более не в
защите политической элиты от собственных граждан.
Настоящая Росгвардия — это не космонавты в шлемах, прячущиеся от своего
народа, а хорошие учителя и врачи, талантливые писатели музыканты, честные
успешные бизнесмены, благотворители, профессионалы любой созидательной профессии.
Для государства как формы существования
общностей людей вообще наступают не лучшие времена. Современный
мир—технологический, культурный, экономический — необратимо становится все
более экстерриториальным, транснациональным. Людям все меньше нужно государство
и уж тем более им все меньше будет хотеться воевать и умирать за эту
абстракцию.
Если боязнь войны в российском обществе
приведет к тому, что этот страх наконец поселится и в российской элите,
которая, кажется, забыла, какой ценой досталась победа в одной страшной войне
нашим отцам и дедам — честь и хвала такому страху. Бояться войны нормально и
правильно. Ненормально думать, что в сегодняшнем мире
хоть какая-то война может быть победной.
Сахаров А. Мир, прогресс, права человека.
Статьи и выступления. Л.: Советский писатель, 1990 : https://www.sakharov-center.ru/article/nobelevskaa-lekcia-mir-progress-prava-celoveka
Андрей Сахаров видел
наиболее серьезную угрозу миру в поляризации мирового сообщества
и недоверии между группами стран — в его время это были
западные, социалистические и развивающиеся государства. Он предлагал
создать под эгидой ООН Международный консультативный комитет по вопросам
разоружения, прав человека и охраны среды. Сахаров писал
и о необходимости создания и использования постоянных войск ООН
для преодоления международных конфликтов.
Пинкер С. Лучшее в нас. Почему
насилия в мире стало меньше. М.: Альпина нон-фикшн, 2021
(“The Better Angels of Our Nature: Why
Violence Has Declined”
by Steven Pinker)
Стивен
Пинкер, профессор психологии Гарвардского университета, в этой книге
стремится показать на фактах, что насилия в мире становится меньше,
а не больше — несмотря на то, что в ХХ веке
мировые войны были самыми массовыми в истории. Один из ключевых
процессов в мире, идущий около пяти тысяч лет, считает Пинкер, — это
«процесс усмирения», то есть переход от образа жизни в группах
охотников и собирателей к земледельческим цивилизациям
с городами и правительствами. По данным, собранным в книге,
количество насильственных смертей за весь этот долгий период снизилось
в пять раз. https://kniga.lv/shop/luchshee-v-nas-pochemu-nasilija-v-mire-stalo-menshe/
Энджелл Н. Великое заблуждение. Очерк
о мнимых выгодах военной мощи наций. М.: Социум, 2009
(“The Great Illusion” by Norman Angell)
Опубликованная
накануне Первой мировой войны знаменитая книга оказавшегося плохим провидцем британского
антивоенного мыслителя Нормана Энджелла. В тени главного тезиса Энджелла
об экономической бессмысленности войны остается его наблюдение, связанное
с тем, насколько взрывоопасной может быть уязвленная «национальная
честь» — туманная категория, которую каждый может толковать в свою
пользу. Случайное событие, задевающее «честь нации», у кого-то может
вызвать улыбку, а для кого-то может превратиться в повод для войны.
«Наше чувство пропорции в этих вопросах такое же, как
у школьников. Неосторожная ремарка журналиста, шутка политика или неумная
карикатура могут разбудить „псов войны“». https://www.litres.ru/ralf-norman-endzhell/velikoe-zabluzhdenie-ocherk-o-mnimyh-vygodah-voennoy/chitat-onlayn/
Ховард М. Изобретение мира. М.:
Московская школа политических исследований, 2002
Большой очерк Майкла Ховарда (1922–2019), профессора
истории Оксфордского университета, профессора военной истории Йельского
университета, представляет собой краткую историю идеи мира между народами.
Ховард говорит, что на протяжении истории состояние войны было для
человечества настолько естественным, настолько прочно было связано с самим
устройством домодернового общества, что идею мира нужно было изобрести.
Максим Трудолюбов показывает это на примере действий российских властей
(и не только их) — и цитирует Некрасова и Евтушенко
31
января 2022
Российские
власти ежегодно «создают» сотни тысяч новых граждан — только жителям
Донбасса уже выписано 720 тысяч паспортов РФ. Впрочем, Кремль в этом
смысле мало отличается от многих других правительств, которые раздают
гражданство иностранцам, чтобы, с одной стороны, расширить зону своего
влияния за пределы государственных границ, а с другой —
приобрести новый лояльный электорат. Одновременно Россия уже лишила девять миллионов человек
в собственной стране одного из ключевых гражданских прав — права
быть избранными, а провластные политики периодически предлагают и вовсе
лишать гражданства оппозиционно настроенных людей. Редактор нашей рубрики «Идеи» Максим
Трудолюбов рассказывает, как из привилегии гражданство превратилось
в инструмент манипуляций, который явно нуждается в замене.
Гражданство —
один из самых древних и консервативных институтов. С античных
времен оно служило признаком укорененности человека в определенном месте,
предполагало владение собственностью, превращавшей жителя
в заинтересованного дольщика сообщества. С точки зрения античных
мыслителей, свободный человек был обязан быть гражданином. Точнее, просто
не мог им не быть. «Человек по природе своей есть существо
политическое, а тот, кто в силу своей природы,
а не вследствие случайных обстоятельств живет вне государства, —
либо недоразвитое в нравственном смысле существо, либо
сверхчеловек», — говорил Аристотель.
Эти
соображения, впрочем, касались свободных полноправных граждан, а значит,
исключали женщин, чужестранцев, рабов и еще несколько категорий людей,
которые вместе составляли подавляющее большинство жителей. Гражданство
в этот ранний период европейской истории представляло собой наивысший
общественный статус, а потому закрепляло общественное неравенство.
Развитие
гражданства на протяжении следующих тысячелетий, особенно после появления
национальных государств, шло, с одной стороны, по пути закрепления
людей на определенных территориях, а с другой —
по пути распространения прав на все большее число людей внутри стран.
Английский социолог Томас Хемфри Маршалл в классической работе «Гражданство
и социальный класс» говорил, что гражданство наполнялось содержанием постепенно
и тремя основными этапами в этом процессе были: установление
равенства людей перед законом, распространение среди них политических прав и,
наконец, доступ к социальным благам.
Но гражданство —
это еще и инструмент управления, позволяющий государствам делить людей
на «своих» и «чужих», привязывать их к территории, держать
границу на замке, собирать налоги или требовать военной службы. Иногда
острого противоречия между этими смыслами нет, но в некоторых странах
оно возникает.
Кто гражданином
быть обязан
Особенность
российской истории как раз в том, как велик всегда был разрыв между этими
пониманиями гражданства — как права на политическое участие
и как инструмента управления. В России дольше, чем
в Европе, власть считала гражданство исключительно инструментом
управления, ставя знак равенства между гражданами и подданными.
В независимой же русской публицистике — начиная
с Александра Радищева, который был современником Французской
революции, — слово «гражданин» обрело значение, близкое
к революционному. Заимствованные представления об общественном
договоре, гражданской нации и собственно гражданах как таковых были
литературными абстракциями и не имели правового измерения внутри
самодержавного государства.
Из-за
этого в русской культуре закрепилась идея высокого предназначения
гражданства, которое противоречит «низкому» подходу государства, сводящемуся
к управлению населением. Это воображаемое гражданство — не набор
прав и обязанностей, закрепленных в документах, а — призвание
и долг неравнодушного человека.
Граждане
должны были появиться сами, «обратиться» в гражданство, словно
в веру, в результате осознанного внутреннего решения:
Ах! будет
с нас купцов, кадетов,
Мещан,
чиновников, дворян.
Довольно даже
нам поэтов,
Но нужно,
нужно нам граждан!
И, конечно,
в силу этой острой нехватки:
Поэтом можешь
ты не быть, / Но гражданином быть обязан.
Николай Некрасов,
«Поэт и гражданин»
Через
100 лет ту же тему уже в условиях тоталитарного советского
государства подхватил Евгений Евтушенко:
Поэт
в России — больше, чем поэт.
В ней
суждено поэтами рождаться
лишь тем,
в ком бродит гордый дух гражданства,
кому уюта нет,
покоя нет.
Разрыв
между высокими представлениями о гражданстве и порядком вещей,
установленным государством, постоянно присутствует в российской культуре.
На нынешней стадии этого противостояния государство стремится ограничить
доступ к выборам для реальной оппозиции и целых категорий граждан,
чиновники лишают независимые организации возможности работать в стране,
наказывают граждан за протесты и выражение критических мнений.
На попытки
граждан изменить государство само государство отвечает попытками изменить
граждан. И даже создать для себя новых — более подходящих.
Государства
выбирают граждан (успешно)
В стихотворении
Бертольда Брехта, посвященном восстанию 17 июня 1953
года в Восточной Германии, говорится, что, если правительство
недовольно своим народом, следует «распустить народ и выбрать себе новый».
Сегодняшние правительства множества стран воплощают горькую шутку Брехта
в жизнь, причем касается это не только авторитарных стран.
Практики манипулирования избирательными округами, создание
сложностей в голосовании для некоторых этнических и социальных групп
вполне укладываются в логику выбора политиками подходящего для себя
народа. Подходом, приближающимся к «избранию народа», можно считать
и существующую в странах Балтии практику выдачи людям
паспортов «неграждан» (у них имеется значительный набор прав,
но они лишены избирательных прав и не могут занимать
государственные должности; на них распространяются и некоторые другие
ограничения). Сюда же можно отнести и признание гражданами только
людей определенного вероисповедания.
Во многих
авторитарных государствах, включая Россию, манипулирование выборами
и создание законов, лишающих некоторых граждан права участвовать
в политике, превращено в систему. В этих случаях правительства
всерьез заняты конструированием подведомственного народа — и выдача
гражданства соотечественникам, живущим за пределами государственных границ,
оказывается здесь одним из ходовых инструментов. Всего с 1992
по 2017 год Россия выдала гражданам
других государств девять миллионов паспортов. Паспорта РФ есть практически
у всех жителей Приднестровья, Абхазии и Южной Осетии.
В последнее время паспортизация резко ускорилась за счет жителей
самопровозглашенных Донецкой и Луганской республик — уже более 720
тысяч из них получили российские
паспорта. Все эти новые граждане России могут голосовать на российских
выборах с помощью системы дистанционного электронного голосования.
Благодаря
введенному указом президента в 2019 году упрощенному порядку выдачи паспортов
темпы создания новых граждан сейчас самые высокие с начала нулевых.
По данным исследования консалтинговой компании
FinExpertiza, среди новых россиян больше всего граждан Украины (те самые
ДНР и ЛНР): с начала действия упрощенной процедуры они получили более
60% новых паспортов из общего числа выданных. Следующие в списке
граждане Таджикистана (около 10%), Казахстана (7%), Армении (5%)
и Узбекистана (3,5%).
Новые
граждане часто оказываются лояльными тому правительству, которое
их «создало». После того как Венгрия при премьер-министре Викторе Орбане
начала паспортизацию венгров, живущих в других странах (прежде всего
в Румынии, Сербии и Украине), на выборах 2014 года 95%
«нерезидентных этнических граждан» Венгрии проголосовали за Орбана
и его партию. Как показывают исследования венгерских социологов, эти голоса,
а также изменения в избирательном законодательстве внесли
значительный вклад в укрепление большинства Орбана на тех выборах.
Паспортизацию граждан других стран, не требуя их переселения
на историческую родину, ведут Хорватия, Румыния, Сербия. Также хорошо
известна открытость государства Израиль к репатриации евреев
и их родственников на очень широких основаниях.
ГРАЖДАНСТВО
ИЗРАИЛЯ
Граждане
выбирают государства (не очень успешно)
Сегодня
гражданство — вездесущий институт, часто «невидимый» для тех, кто остается
в пределах своей страны, но крайне значимый для всех, кто
передвигается через границы в поисках лучшей доли или защиты
от преследований. На мировом уровне эта привязка к территории,
по сути, фиксирует глубокое мировое неравенство, мешая большинству людей
в мире свободно принимать одно из важнейших жизненных решений —
о месте жительства и работы. Возможности передвижения по миру, шансы
на хорошее образование, доход и здоровую жизнь определяются тем, что
исследовательница Аелет Шакар назвала «лотереей происхождения»
(см. описание ее книги в конце текста). По подсчетам экономиста Бранко Милановича,
суммарный доход человека на протяжении жизни на две трети
определяется местом его появления на свет.
Для
большинства людей гражданство — не предмет выбора. Но, пускай
не для всех, оно таковым быть может. Эксперт по гражданству
и миграционному праву Гронингенского университета (Нидерланды) Димитрий
Коченов и исследователь Кристиан Калин выпускают «Индекс качества
гражданств» (Quality
of Nationality Index), в котором оценивают
привлекательность гражданств по длинному списку признаков, в том
числе качеству человеческого развития, возможностей передвижения и работы
в других странах, политической стабильности, правовой защищенности.
РЕЙТИНГ
ПАСПОРТОВ
Институт
гражданства сильно изменился за несколько минувших десятилетий. Рынок
труда стал глобальным, и профессионалы ищут место, где у них больше
возможностей заработать и реализовать себя. Политически активные люди,
махнув рукой на возможность что-либо изменить в своих странах, переезжают
туда, где условия уже созданы. Представители небольшого, но влиятельного
слоя мировой элиты минимально связаны со странами своего рождения,
поскольку часто обладают несколькими паспортами. Это помогает
им и уходить от налогов, и защищаться от авторитарных
лидеров тех стран, где права граждан не защищены (парадокс в том,
что, например, в России это часто сами выходцы
из авторитарного правящего слоя либо члены их семей).
Всех,
кто по разным причинам живут не там, где имеют право голосовать,
и при этом платят налоги не там, где голосуют, уже нельзя назвать
гражданами в классическом смысле. Но государства по-прежнему
манипулируют институтом гражданства, выдавая миллионы паспортов людям, которые
не собираются жить на «исторической родине». Все это позволяет
увидеть в гражданстве устаревший институт, которому пока не найдена
хорошая замена. Из привилегии гражданство для многих превратилось
в отягощение. Оно потеряло изначальный смысл привязки к общине
соотечественников, но сохранилось как часть системы надзора
за передвижениями и поведением граждан.
https://meduza.io/feature/2022/01/31/institut-grazhdanstva-ustarel
Авторитарная Россия: Бегство от свободы, или Почему у нас не приживается
демократия
Владимир Гельман
Коченов
Д. Гражданство. От равенства и достоинства к унижению
и разделению. М.: Эксмо, 2021
https://www.labirint.ru/books/776908/
Юрист
и соавтор одного из индексов мировых гражданств написал яркую
публицистическую книгу о своем предмете. По сравнению
с «супергражданствами», такими как швейцарское, норвежское, ирландское или
люксембургское, прочие паспорта (на деле — чуть больше половины
гражданств) — это набор проблем, а не возможностей для
их обладателей. Большинство гражданств, пишет Коченов, ограничивают
жизненные перспективы и мешают реализовать мечты, устанавливают
«стеклянные потолки».
Shachar А.
The Birthright Lottery. Cambridge: Harvard University Press, 2009
Исследование
о связях гражданства, развития и индивидуальных возможностей человека
в современном мире. Профессор Торонтского университета Аелет Шакар
рассматривает гражданство как форму наследственной собственности, остающейся
в руках крайне узкого круга людей.
Лор Э.
Российское гражданство: от империи к Советскому Союзу (Historia
Rossica). М.: НЛО, 2017
(Russian Citizenship: From Empire to
Soviet Union
by Eric Lohr)
Профессор
истории Американского университета в Вашингтоне прослеживает историю
понятия и практики гражданства в России и СССР.
В частности, Лор показывает, что существовавшая в дореволюционном
государстве система контролирования эмиграции была эффективной, хотя
практически полностью основывалась на общественном, политическом
и административном контроле, а не на охране государственных
границ.
Nav komentāru:
Ierakstīt komentāru