Sociālās
nevienlīdzības padziļināšanās pasaulē rada auglīgu augsni agresīvām aktivitātēm
pret pastāvošo politisko iekārtu, grauj demokrātiju, reāli stimulē terorismu, ekstrēmismu, noziedzību, migrāciju, degradē cilvēka personību.
Šeit publicētie materiāli atklāj tik
satraucošu un šokējošu ainu, ka prasa neatliekamu un efektīvu rīcību šāda
antisociāla trenda ierobežošanai un tā reversijas nodrošināšanai, izmantojot šim
patiesi humānajam mērķim visas ceturtās industriālās revolūcijas sniegtās
iespējas un sasniegumus!
Septiņas kartes, kas raksturo sociālo nevienlīdzību
Latvijā
Latvijā ir viena no lielākajām atšķirībām starp valsts
turīgāko un trūcīgāko iedzīvotāju ienākumiem, secināts šomēnes publicētā
nevalstisko organizāciju apvienības "Oxfam" pētījumā. Tomēr
statistikas dati liecina, ka arī Latvijas reģionos un novados iedzīvotāju
dzīves apstākļi ievērojami atšķiras.
Saskaņā
ar jaunākajiem pieejamajiem datiem - par 2014. gadu - Latvijā nabadzības riskam
vai sociālajai atstumtībai ir pakļauti 606 tūkstoši jeb 31% iedzīvotāju. Dziļai
materiālajai nenodrošinātībai pērn bija pakļauti 16,4% valsts iedzīvotāju. Šie
rādītāji gan ir labāki nekā attiecīgi 2013. un 2015. gadā, liecina Centrālās statistikas pārvaldes apkopotā
informācija.
Pēc
Eiropas Komisijas apkopotajiem datiem, tikai Bulgārijā 10% valsts bagātāko
cilvēku saņem lielāku daļu visu ienākumu - 27%. Latvijā, Lietuvā, Portugālē un
Kiprā 2012. gadā valsts turīgākie 10% cilvēku saņēma 26% no visiem ienākumiem.
Visplašāk lietotais rādītājs ienākumu nevienlīdzības mērīšanai ir Džini
koeficients. Ja tas ir 0, tad nepastāv ienākumu atšķirības. Latvijā un
Bulgārijā šis koeficients bija visaugstākais Eiropas Savienībā.
Tas, ka Latvija joprojām ir viena no
nabadzīgākajām ES valstīm, nav nekāds jaunums. To raksturo dažādi rādītāji.
Viens no retāk lietotajiem ir uzkrājumu līmenis. Atšķirībā no
makroekonomiskajiem izaugsmes rādītājiem, tas vairāk atspoguļo sociālo
situāciju valstī - to, ko īstenībā sauc par valsts attīstību. Varam
ilustrācijās pārliecināties, ka mūsu ģimenes šajā ziņā joprojām nav atkopušās
no 2008.-2009. gadu finanšu krīzes, jo pirmskrīzes uzkrājumu līmenis tā arī vēl
nav sasniegts. Daži to pamanījušies vērtēt kā "veiksmes stāstu". Bet,
tas uz viņu goda prāta. Citi gan teiktu, ka tas dēļ augstā patēriņa līmeņa un,
tas ir tieši tas, kas šobrīd virza ekonomiku. Arī taisnība. Taču, vai varam
padomāt, kas notiks, kad sāksies jauna krīze, un tāda gan jau noteikti būs.
Darba vietu skaits strauji samazināsies, bezdarba līmenis pieaugs, ģimeņu
ienākumi saruks, bet uzkrājumu taču nav - dzīvojam uz "krīta",
rožainām nākotnes cerībām. Daudziem parādījušās jaunas saistības pret bankām -
re, kā tās pelna. Tātad, jauns emigrācijas vilnis? Diez vai, bagātās valstis
stingri ierobežojušas imigrāciju. Atliek bankroti - gan uzņēmumiem, gan
fiziskām personām. Tātad arī bankām. Ir tikai viens variants kā kaut nedaudz
pasargāties - uzkrājumi jāveido valstij. Citiem vārdiem, valsts budžetam
pašreizējās samērā labvēlīgās ekonomiskās konjunktūras situācijā jābūt
uzkrājošam - ar pārpalikumu, lai nebaltās dienās būtu no kā dzīvot. Izdzīvot
varētu, protams, atkal aizņemoties, kā tas jau bija iepriekšējā finanšu krīzē.
Bet, kāds būs valsts ārējais parāds? Pērn tas pat bija pieaudzis līdz 40.1%,
salīdzinājumā ar 36.5% 2015. gadā. Šie ir eksistenciālie jautājumi, par kuriem
vērts padomāt nodokļu un citu reformu gaitā. Taču, pagaidām neizskatās, ka tā
notiktu. : https://www.facebook.com/?stype=lo&jlou=Afeh6YVRL5_nJR-wNtgPTR_A2kAzPRl-pMtTUfPZGi0Gn0flZmDkNPhFUbzpCMZ0qLYA2SkVKmf_hjLsPhmJ1ainX4wlz7jUbYEfaz_TRDzMXQ&smuh=47325&lh=Ac9g-35JcJdVdlj2
Jānis
Šķupelis, Inguna Ukenābele
Pasaulē
arvien skaudrāk iezīmējas tendence,
ka bagātie kļūst bagātāki, bet
nabagie – nabadzīgāki. Arī Latvijai jau gadiem neizdodas izkļūt no ļoti
izteiktas ienākumu nevienlīdzības apburtā loka.
Davosas Ekonomikas foruma galvenā tēma šogad ir
pasaules iedzīvotāju ienākumu nevienlīdzība. Un ne velti – šobrīd plaisa starp
pasaules bagātajiem un nabagajiem ir lielākā pēdējo simts gadu laikā, liecina
dažādi pētījumi. Latvija tostarp pēdējos gados ir valsts ar visizteiktāko
ienākumu nevienlīdzību Eiropas Savienībā (ES).
Noslāņošanās maratons
Bagātībai ir tendence plūst vienos un
tajos pašos maciņos. Izpētes kompānija Oxfam apkopojusi
datus, sadalot pasaules iedzīvotāju skaitu uz pusēm pēc to turības –
bagātākajos un nabadzīgākajos. Šie dati liecina, ka 85 pasaules bagātākie
cilvēki (viena palielāka autobusa pasažieru skaits) šobrīd kontrolē tikpat
lielu bagātību kā visa nabadzīgāko pasaules iedzīvotāju puse (vairāk nekā 3,5
miljardi) kopā. Savukārt Šveices banka UBS norāda, ka Džini koeficienta vērtība
(raksturo ienākumu nevienlīdzību sabiedrībā) pēdējo 10 gadu laikā pieaugusi
faktiski visās pasaules lielākajās tautsaimniecībās.
Daudzi ekonomisti uzsver – lielākas bažas pašlaik ir
par to, ka ienākumu nevienlīdzība pieaug galvenokārt uz sabiedrības vidusslāņa
rēķina – tas kļūst plānāks, kamēr nabadzīgāko īpatsvars pieaug. Piemēram, ASV
Džini koeficients 2012. gadā pieaudzis līdz 0,48 punktu atzīmei no 0,39
punktiem 1968. gadā.
Latvijas Džini koeficients, izteikts procentos,
2012.gadā bija 35,3. Labā ziņa ir tā, ka koeficients nedaudz sācis
samazināties. Tomēr priekam īpaši liela pamata nav, jo Latvijā šis rādītājs
vienalga ir augstākais ES. Salīdzinājumam, viszemākais Džini koeficienti un
līdz ar to arī mazākā plaisa starp turīgo un trūcīgo slāni Eiropā ir
Ziemeļvalstīs. Savukārt uz papēžiem ienākumunevienlīdzības ziņā Latvijai min
krīzes smagi skartās Dienvideiropas valstis, kā arī Rumānija un Bulgārija.
Krīzes ietekme
Nevienlīdzības jautājums ir aktualizējies vērienīgās
krīzes ietekmē un nonācis daudzu valstu politisko darbu dienaskārtībā,
atsevišķās valstīs gan kļūstot par zināmu modes lietu bez konkrētiem soļiem tās
mazināšanā. «Var spekulēt, ka nevienlīdzības jautājums ir aktualizējies tieši
politisko risku ietekmē, apzinoties, ka bezdarbs un ienākumu trūkums ir laba
augsne politiskiem nemieriem un radikālismam, attiecīgi arī drauds esošajai
kārtībai, iekārtai. To parāda Arābu pavasara notikumi, un turīgās Rietumu
valstis nav izņēmums. Te ir jautājums – cik dziļa patiesībā ir problēma un cik
reāls ir risinājums? Līdzšinējā monetārā politika, piemēram, ASV parāda – lai
ekonomika atgūtos un iedzīvotāji tiktu kaut vai pie nelieliem ienākumiem,
turīgie kļūst vēl bagātāki, veicinot tālāku noslāņošanos. Kā rāda turīguma
sadalījums, tas jau šobrīd ir pietiekami nevienlīdzīgs. Tāda ir cena par to,
lai saglabātos ierastā kārtība,» atbildot uz jautājumu par ienākumu plaisas
palielināšanos, saka SEB bankas makroekonomikas eksperts Dainis Gašpuitis.
Arī Latvijas gadījumā nabadzības riskam pakļauto
cilvēku skaits būtiski pieauga tieši pēckrīzes gados. Tiesa, ātru risinājumu
šai problēmai, iespējams, nav. «Kamēr Latvija neatgūs vismaz 300 tūkstošus
nodokļu maksātāju, kas ir aizbraukuši, mēs nevaram cerēt, ka situāciju radikāli
izdosies uzlabot,» saka Latvijas Pensionāru federācijas priekšsēdētājs Andris
Siliņš.
Nabadzības seja
Latvijā nabadzībai ļoti izteikti ir vecuma seja.
Eurostat apkopotie dati rāda, ka nabadzības riskam Latvijā ir pakļauti 42,6%
vientuļo cilvēku, kas ir vecāki par 65 gadiem, un 13,1% cilvēku šādā vecumā,
kas dzīvo ģimenēs. A.Siliņš min, ka faktiski pusei Latvijas pensionāru regulāri
ir problēmas ar galu savilkšanu. Turklāt otrajā pusē tikai daļai pensionāru
relatīvu labklājību garantē pensijas – lielākoties ir jāpateicas bērnu un citu
radinieku atbalstam vai savulaik iegādātiem īpašumiem.
Pēc viņa domām arī valsts pēdējie lēmumi nebūt
neveicina līdzvērtīgus ienākumus. «Mēs ierosinājām uzlikt griestus pensiju
izmaksām. Tā vietā griesti tika uzlikti iemaksām pensiju budžetā. Tas ir
pozitīvi cilvēkiem ar lielām algām un nevienlīdzību tikai palielina,» stāsta
A.Siliņš.
Reģionālās atšķirības
Centrālās statistikas pārvaldes apkopotie dati
liecina, ka Latvijā pieaug reģionālās atšķirības. Piemēram, Rīgā mājsaimniecību
ienākumi 2012.gadā bijuši par 21% lielāki nekā vidēji Latvijā, Pierīgā – par 5%
lielāki. Savukārt Vidzemē un Latgalē ienākumi ir vien 81% un 75% no vidējā
valsts rādītāja. Pasaulē satraukumu rada arī vidusslāņa samazināšanās, tad
Latvijas gadījumā joprojām notiek diskusijas, vai stabils vidusslānis maz ir
paspējis izveidoties. «Pie mums par vidusslāni var runāt nosacīti – tāda
faktiski joprojām nav. Ja kāds ir uzbūvējis greznu māju, vēl nenozīmē, ka viņš
klasiskā izpratnē pieder pie vidusslāņa. Visdrīzāk viņš vienkārši pareizā laikā
gadījās pareizā vietā. To skaits, kas turību ir panākuši ar sistemātisku darbu,
joprojām ir mazs. Tam ir vajadzīgs ilgāks laiks,» saka ekonomists Uldis Osis.
Pieaugošā progresija
No teorijas izriet, ka izteiktai ienākumu
nevienlīdzībai mēdz būt visai graujošas sekas. Proti, bagātajiem ir daudz
plašāka pieeja dažāda rakstura informācijai, kas tiem ļauj cementēt savu
ietekmi vēl vairāk.
Savukārt nabadzīgākiem sabiedrības slāņiem ir daudz
grūtāk tikt pie vienlīdzīgām izglītības iespējām (jo tā labāka, jo dārgāka) un
bieži nav arī pietiekamu resursu, lai kāpinātu savas iemaņas.
Darba tirgus ir pakļauts nežēlīgai konkurencei un
jāņem vērā, ka pieprasījums pēc cilvēkiem ar «augstām prasmēm» arī mēdz būt
ierobežots (uz zināmu sabiedrības daļu pilnīgi pietiek ar dažiem indivīdiem ar
«augstām prasmēm»). Rezultātā šo augstāko pakāpienu aizņem tie, kuriem ir gan
pieeja informācijai, gan līdzekļi savu prasmju efektīvai celšanai, jeb bagātie.
Tāpat jāņem vērā, ka ierindas cilvēkiem nākas ne tikai
pastiprināti konkurēt globalizācijas apstākļos, bet to nākas darīt arī ar
robotiem. Sagaidāms, ka šāda tendence tikai pieaugs. Proti, arvien vairāk
agrāko darba roku aizstāj mašīnas, kur zināma loma šajā apstāklī ir kompāniju
vēlmei samazināt izmaksas un palielināt darba ražīgumu. Rezultātā pieaug risks,
ka arvien lielāka sabiedrības daļa mūsdienu pasaulē jutīsies lieka.
«Kā viens no riskiem, kas apdraud iedzīvotājus
individuālā un arī valstiskā līmenī, ir produktivitātes sāncensība un procesu
automatizācija. Tas uztur aktualitāti par atbilstošu izglītību, lai pasargātos
no noslāņošanās. Līdz ar to primārais izaicinājums ir nodrošināt atbilstošas
zināšanas, izglītību, kas ļautu uzturēt konkurētspēju. Jau tā ir globāla
konkurence starp darbiniekiem par ienākumiem, bet nākotnē konkurenci
pastiprinās roboti. Tātad cīņa par vienlīdzību ir ne tikai katras sabiedrības
ietvaros, bet arī starpnacionālā līmenī. Tā ir cīņa par dominanci. Manuprāt, jo
demokrātiskāka un sociāli vairāk attīstīta valsts, jo lielāki ir iespējami tās
panākumi nevienlīdzības mazināšanā. Tomēr pilnīga vienlīdzība kādā konkrētā
valstī vai globāli laikam ir ilūzija. Būtiski būt sociāli atbildīgai
sabiedrībai, kas lielā mērā izriet no tā, kādas vērtības katrā konkrētā
sabiedrībā dominē un cik izglītota tā ir,» piebilst SEB eksperts.
Ekonomiskie riski
Ienākumu kraso atšķirību mazināšana būs liels
izaicinājums pasaulei, jo esošā situācija var gan apdraudēt ekonomikas
izaugsmi, gan radīt labu fonu sociālajiem nemieriem. Ekonomikas izaugsme var
tikt apdraudēta tāpēc, ka sabiedrības lielā nabadzīgā slāņa dēļ var būt
nepietiekams vai stagnējošs pieprasījums pēc produktiem un pakalpojumiem.
Tāpat, piemēram, Starptautiskā Valūtas fonda aplēses liecina, ka sabiedrībai,
kurā ir lielāka ienākumu vienlīdzība, ir mazāka nosliece uz korupciju. Šādām
valstīm arī labāk veicoties starptautiskajā tirdzniecībā un izdodas piesaistīt
vairāk ilgtermiņa ārvalstu investīcijas. Savukārt sociālo nemieru risks augs,
jo pārliecinoši lielākā sabiedrības daļa jutīsies nenovērtēta, lieka,
nesaprasta un varbūt nepaēdusi. Nebūs brīnums, ja šis iedzīvotāju vairākums
lietu kārtību gribēs mainīt.
Jau pierādīts, ka ar sabiedrības
ienākumu nevienlīdzības līmeni korelē, piemēram, noziedzības līmenis un
veselības kvalitāte. Dažādi pētījumi liecina, ka augstāka ienākumu
nevienlīdzība mēdz novest pie tā, ka liela sabiedrības daļa daudz pasīvāk
iesaistās kultūras un pilsoniskajās aktivitātēs. «Nespēja tikt galā ar augošo
ienākumu atšķirību risku var negatīvi ietekmēt pieprasījumu un politikā vairot
populismu,» Bloomberg norāda Institute
of International Finance prezidents Tims Adams.
U.Osis norāda, ka nabadzības pieaugums ietekmē visu
sabiedrību. «Cilvēkiem zūd motivācija kaut ko tālāk darīt, zūd cerības un
nolaižas rokas. Turklāt tas var būt masveidīgi. Ticības trūkums visu laiku
atražojas,» viņš iezīmē draudus.
No nodokļiem…
Ienākumu vienlīdzības vairošai tiek izteikti
visdažādākie priekšlikumi. Viens no populārākajiem ir progresīvā nodokļa
ieviešana. Valdība situāciju var mēģināt labot arī ar dažādiem pabalstiem,
minimālo algu, izglītības nodrošināšanu. Tāpat tā var steigties palīgā ar kāda
svarīga uzņēmuma nacionalizāciju (tas gan mūsdienu kapitālismā mēdz būt jutīgs
jautājums) vai, dažādu jomu subsidēšanu (piemēram, lai visiem būtu pieejama
pārtika un medicīna).
«Latvijas gadījumā pirmām kārtām ir jārunā par nodokļu
sistēmas sakārtošanu un tostarp darbaspēka nodokļu samazināšanu, kas Latvijā ir
ļoti augsti,» saka U. Osis. Vienlaikus viņš neitrāli raugās uz progresīvā
ienākuma nodokļa nepieciešamību, jo šo problēmu jau pašlaik var risināt ar
nodokļiem neapliekamā minimuma palīdzību.
«Protams, katrā valstī uzskats par nevienlīdzību un
vienlīdzību atšķirsies, jo arī vērtību skalas ir atšķirīgas. Vienkāršoti, bez
saspīlējumiem, vienlīdzību, kā to nereti postulē partijas, panākt nemaz nav
iespējams. Tā nav iekārtota cilvēka daba, jo katrs cīnās par savām interesēm,
bet, kam ir vairāk resursu, arī ietekme ir lielāka. Situāciju nevar regulēt
revolūcijas ceļā, kas nozīmē, ka notiktu tikai resursu pārdale un pēc laika atkal
noslāņošanās. Tikpat būtisks jautājums kā par iedzīvotāju vienlīdzību ir
jautājums arī par valstu vienlīdzību pieejā pasaules resursiem – dabas,
iedzīvotāju, ģeogrāfiskā novietojuma utt. Ir secinājumi, ka nevienlīdzību
iespējams mazināt ekonomiskās izaugsmes ceļā, ne tik daudz ar nodokļu
palīdzību. Protams, arī nodokļu sistēmai ir jābūt atbilstošai, kas neveicina
noslāņošanos. Bet to ir ārkārtīgi grūti panākt, jo tie, kas spējīgi radīt,
vēlēsies vairāk nopelnīt, liekot lietā arī ekonomisko ietekmi. Būtiski atzīmēt,
ka ļoti liels uzsvars šobrīd visu problēmu risināšanai tiek likts uz izaugsmi,
lai gan arvien biežāk parādās šaubas par šī koncepta dzīvotspēju nākotnē,
respektīvi, cik ilgi iespējama izaugsme, izmantojot esošos zemes resursus lai,
saglabātu atbilstošu vidi dzīvošanai,» spriež D. Gašpuitis.
…līdz kāzām
Priekšlikumi
tiek izteikti arī citās frontēs. Piemēram, The Wall Street Journal raksta, ka
viens no ienākumu nevienlīdzības mazināšanas veidiem varētu būt precības
(bagātie prinči apprec pelnrušķītes vai otrādi). Tiesa gan, vienlaikus biznesa
laikraksts vērš uzmanību uz dažādiem pētījumiem, kas liecina, ka cilvēkiem ar
augstu ienākumu līmeni arī otra puse visbiežāk nāk no šīs sabiedrības daļas.
Turklāt šī tendence pēdējo gadu desmitu laikā kļuvusi arvien vairāk izteikta.
Lielu lomu spēlē gan iegūtā augstā, prestižā izglītība, gan saskarsme darba
vidē. Piemēram, pētījumā Marry Your Like: Assortative
Mating and Income Inequality secināts, ka līdz ar sieviešu
spēju uznācienu uz pasaules darba tirgus skatuves ir vērojama augoša tendence
izvēlēties tādus dzīves partnerus, kuriem ir līdzīga izglītība un profesionālās
iemaņas. Tas savukārt gājis roku rokā ar augošu ienākumu plaisu dažādu
sabiedrības slāņu vidū jeb vienkāršāk to varētu pateikt – bagātie precas ar
bagātajiem.
Nevienlīdzība
Latvijā
Jānis Bērziņš
Dr. oec.
Analizējot
nevienlīdzību, ir nepieciešams atbildēt uz četriem svarīgākajiem jautājumiem
(Stewart 2015):
i. Kāda ir nevienlīdzība?
ii. Starp ko ir nevienlīdzība?
iii. Kad ir nevienlīdzība?
iv. Kur ir nevienlīdzība? ….
Nevienlīdzība
Latvijā
Latvijas Džini koeficients pēc valdības pārdales ir 0,34. Pēc ESAO datiem tas ir
nedaudz labāks nekā Lielbritānijai, Jaunzēlandei un Amerikas Savienotajām
Valstīm un līdzīgs Spānijai, Grieķijai, Portugālei un Rumānijai. Tas ir
rezultāts tam, ka valstij ir nozīmīga pārdales loma subsīdiju, pabalstu un citu
sociālo atbalstu formā. ESAO dati rāda, ka pirms valsts pārdales darbības
Latvijas Džini koeficients būtu 0,50, kas ir līdzīgs Meksikai.
Tādējādi izmantojot tikai šo rādītāju, iznāk, ka Latvijas sabiedrība nav īpaši
nevienlīdzīga. Latvijas Džini koeficients ir par četriem punktiem augstāks nekā
vidēji E28, bet par deviņiem punktiem zemāks nekā Urugvajai (0,42). Rūpīgāka
analīze liecina, ka Latvijā 10% bagātākiem pieder 25,6% no
valsts izlīdzinātajiem ienākumiem. Tas nozīmē, ka Latviju nacionālā līmenī
var uzskatīt par valsti ar zemu ienākumu nevienlīdzību, kā Beļģija un Japāna.
Izmantojot 20:20 attiecības metriku, Latvijā ir mazāka nevienlīdzība nekā,
piemēram, Lielbritānijā, lai gan tā ir lielāka nekā Skandināvijas valstīs….
Rīcībpolitikas
sekas
Sarežģītāku ekonomikas nozaru attīstīšana ir vienīgais veids, kā
pastāvīgi samazināt nevienlīdzību visās tās dažādajās formās un izpausmēs. Tas
jādara, palielinot gan valsts, gan privātā sektora līdzdalību valsts attīstības
procesā. Pirmais solis būtu izstrādāt un ieviest valsts attīstības stratēģiju.
Nākamais solis ir stimulēt inovācijas. Sarežģītas ekonomikas saglabāšana
nav rezultāts kādas ekonomikas nozares, ražošanas tehnikas vai kāda konkrēta
produkta ražošanas zināšanai. Tas tiek darīts, radot pastāvīgu spēju radīt
jaunas produktīvas kombinācijas, procesus un produktus un vadot inovāciju
procesu. Trešais solis ir koncentrēt visus valsts kontrolētos resursus,
tostarp Eiropas fondus konverģencei un strukturālajai attīstībai, lai attīstītu
nozares ar augstu ekonomisko sarežģītību.
Ceturtkārt,
valstij ir jāizveido programmas ar privātām bankām, lai garantētu, ka
jaunie uzņēmumi un uzņēmumi ļoti sarežģītās nozarēs saņem pietiekamu
finansējumu ar zemām procentu likmēm. Piektkārt, ir jāveic visas
nepieciešamās reformas, lai piesaistītu ārvalstu investorus, kuri vēlas
izveidot Latvijā ražošanas rūpnīcas un pētniecības telpas. Fiskālās politikas
pasākumi un citi stimuli, kas darbojas banku un tranzīta jomā, bieži vien nav
vislabākie augstas sarežģītības nozaru attīstības atbalstam. Sestkārt,
sadarbībā ar privāto sektoru ir jāsāk pārkvalifikācijas programmas
uzņēmējiem, darbiniekiem un ierēdņiem. Septītkārt, ir nepieciešamas
programmas sociālās nevienlīdzības mazināšanai, kamēr notiek attīstības
process….:
http://www.delfi.lv/news/comment/comment/janis-berzins-nevienlidziba-latvija.d?id=50506921
27.11.2019 00:04
Ienākumu
nevienlīdzība un nabadzība Latvijā: kā palīdzēt iedzīvotājiem?
Kārlis Vilerts, Latvijas
Bankas ekonomists,
Ludmila Fadejeva, Latvijas
Bankas ekonomiste
Augsta ienākumu
nevienlīdzība un liels nabadzības riskam pakļauto iedzīvotāju skaits ir temats,
kam tiek pievērsta arvien lielāka uzmanība ne tikai uz globālās skatuves, bet
arī pie mums. Un nav dūmu bez uguns. Latvijā
ienākumu sadalījums ir viens no nevienlīdzīgākajiem Eiropas Savienībā (ES)
– 2018. gadā turīgāko 20% ienākumi 6.8 reizes
pārsniedza trūcīgāko 20% ienākumus. Tāpat arī nabadzības riskam [1]
pakļauto iedzīvotāju īpatsvars ir viens no augstākajiem ES – aptuveni katrs ceturtais Latvijas iedzīvotājs iztiek ar mazāk
nekā 330 eiro mēnesī [2].
Ņemot vērā ekonomiska un
politiska rakstura sekas, ko rada krasas ienākumu līmeņa atšķirības un liels
nabadzības riskam pakļauto iedzīvotāju skaits, tas var kļūt par nozīmīgu
izaicinājumu tautsaimniecības turpmākai attīstībai. Tādēļ apsveicama ir
pieaugošā problēmas apzināšana sabiedrībā un politikas veidotāju centieni
meklēt risinājumus – atliek vien atbildēt uz jautājumu par piemērotākajiem
instrumentiem. Pēdējo pāris gadu laikā izskanējuši dažādi varianti – no
vispārējā pamatienākuma ieviešanas līdz "zemākām cenām" Latvijai
raksturīgiem augļiem un dārzeņiem. Tomēr gadu no gada vispopulārākie risinājumi
nemainīgi ir saistīti ar darbaspēka nodokļiem un atvieglojumiem. Tādēļ šajā
rakstā centīsimies atšķetināt – vai ar darbaspēka nodokļu atvieglojumu
palīdzību var mazināt ienākumu nevienlīdzību un nabadzības riskam pakļauto
iedzīvotāju skaitu?
Kāpēc neapliekamais minimums un
atvieglojumi nav labākais risinājums?
Ik gadu izskan aicinājumi
palielināt neapliekamo minimumu jeb daļu no ienākumiem, par kuriem nav jāmaksā
iedzīvotāju ienākuma nodoklis (IIN). Turklāt maksimālais neapliekamā minimuma apmērs tiek palielināts jau
ceturto gadu pēc kārtas un 2020. gadā
sasniegs 300 eiro mēnesī. Tāpat 2020. gada budžeta ietvaros tiks
palielināts arī atvieglojumu apmērs par apgādībā esošu personu (no 230 uz 250
eiro).
Neapliekamā minimuma
palielināšana lielai daļai iedzīvotāju neapšaubāmi samazina nodokļu slogu un
tādējādi arī ceļ to pēcnodokļu ienākumus. Tomēr, ja mērķis ir ienākumu
nevienlīdzības un nabadzības riska mazināšana, tas ne vienmēr ir efektīvākais
risinājums. Par to liecina arī mūsu aplēses, izmantojot CGE-EUROMOD [3]
modeli – tālāka neapliekamā minimuma celšana (piemēram, līdz minimālās
algas apmēram) ienākumu nevienlīdzību ietekmēs tikai nedaudz, turklāt
nabadzības riskam pakļauto iedzīvotāju īpatsvars pat pieaugs (1.
tabula, 1. scenārijs) [4]. Neskatoties uz vājiem rezultātiem nevienlīdzības un
nabadzības mazināšanā, budžetā radītais caurums ir vērā ņemams – aptuveni 16
miljoni eiro (-68 miljonu eiro tiešā ietekme, ko augstākas ekonomiskās
izaugsmes dēļ daļēji kompensē citu nodokļu ieņēmumi 52 miljonu eiro apmērā).
Tādējādi secināms, ka neapliekamā minimuma celšana ir dārga
un ne tuvu nesniedz vēlamo rezultātu. Kāpēc tā?
1.
tabula. Augstāka neapliekamā minimuma ietekme uz ienākumu nevienlīdzību un
nabadzību Latvijā (CGE-EUROMOD simulāciju rezultāti)
Avots: Latvijas Bankas
aprēķini
Piezīmes: *2020. gada
vērtības aprēķinātas, izmantojot CGE-EUROMOD modeli. Tiešā ietekme uz budžetu
atspoguļo IIN ieņēmumus, kas netiek gūti augstāka neapliekamā minimuma dēļ.
Netiešā ietekme atspoguļo citu nodokļu ieņēmumu pieaugumu, kas rastos, pieaugot
iedzīvotāju pēcnodokļu ieņēmumiem.
Atbilde uz šo jautājumu
kļūst skaidrāka, raugoties uz Latvijas iedzīvotāju ienākumu sadalījuma
struktūru (1. attēls). Starp 20%
trūcīgāko iedzīvotāju tikai 13% ir nodarbinātie, un lielākā daļa ir vai nu
pensionāri vai bez darba esošie. Tādējādi pārliecinoši lielākajai daļai
iedzīvotāju ar zemākajiem ienākumiem (87%) no neapliekamā minimuma celšanas būs
"ne silts, ne auksts".
1. attēls. Iedzīvotāju sadalījums ienākumu
grupās, % no visiem iedzīvotājiem
Avots: Mājsaimniecību
finanšu un patēriņa aptaujas 2. vilnis
Turklāt diez vai arī tiem nodarbinātajiem,
kas ir trūcīgāko 20% vidū, būs būtisks ieguvums no augstāka neapliekamā
minimuma. Zemu algu saņēmēji jau pašreiz IIN nemaksā nemaz vai to maksā ļoti
mazā apmērā (2. attēls).
2. attēls. Mēneša vidējo darba ienākumu
pirms nodokļu nomaksas struktūra 2019. gadā
Avots: CSP, Latvijas Bankas
aprēķini
Proti, neapliekamais
minimums un atvieglojumi par apgādībā esošām personām jau pašreiz ir pietiekami
augsti, lai personas ar salīdzinoši zemu algu IIN nemaksātu nemaz. Piemēram,
nodarbinātajiem ar vienu apgādībā esošu personu IIN nav jāmaksā, kamēr to
ienākumi būs zem 495 eiro mēnesī. Ja apgādībā ir divas personas – 680 eiro
mēnesī [5]. Līdz ar to augstāks neapliekamais minimums vai lielāki
atvieglojumi par apgādībā esošu personu šiem nodarbinātajiem nepalielinās
rīcībā esošos ienākumus. Lūk, šis ir iemesls, kāpēc atvieglojumi un
arī citi risinājumi, kas tiešā veidā saistīti ar IIN (piemēram, zemākas
likmes), nespēs samazināt ienākumu nevienlīdzību un nabadzības riskam pakļauto
iedzīvotāju skaitu.
Kāpēc atvieglojumu aizstāšana ar
apgādnieka pabalstu varētu būt labāks risinājums?
Zemu ienākumu saņēmēji
nodokļu atvieglojumus nespēj izmantot pilnā apmērā, un to var ilustrēt ar
samērā ekstrēmu piemēru. Vientuļai divu bērnu mātei ar mēnešalgu 500 eiro 2020.
gadā ik mēnesi būs pieejami atvieglojumi 800 eiro apmērā – 300 eiro
neapliekamais minimums un 250 eiro par katru apgādībā esošo personu. Tā kā
kopējais atvieglojumu apmērs pārsniedz algu, tie netiks izmantoti pilnībā. Šādā
situācijā piemērā minētā persona atvieglojumus pilnā apjomā var izmantot tikai
tad, ja mēneša ienākumi ir uz pusi lielāki. Līdz šai summai, lai gan
atvieglojumu apmērs ir pietiekams, lai nebūtu jāmaksā IIN, daļa no tiem
"aiziet zudībā" (3. attēls).
3. attēls. Neizmantotais atvieglojumu apmērs
% no mēneša darba ienākumiem pirms nodokļu nomaksas (2020. gadā)
Avots: Latvijas Bankas
aprēķini
Līdz ar to tālāka
atvieglojumu celšana zemāko algu saņēmējiem nespēs palīdzēt. Alternatīva,
lai nerastos šāda situācija, būtu pārvērst nodokļu atvieglojumus apgādnieka pabalstā.
Piemēram, par katru apgādībā esošu personu nodarbinātais saņemtu nevis 250 eiro
nodokļu atvieglojumu, bet 50 eiro (250*20%) pabalstu. Personām, kuru ienākumi
ir pietiekami augsti, lai nodokļu atvieglojumus izmantotu pilnā apmērā,
situācija nemainītos – 250 eiro nodokļu atvieglojums ir tas pats, kas pabalsts
50 eiro apmērā. Savukārt tiem, kam ienākumi nav pietiekami augsti, lai nodokļu
atvieglojumus pašlaik izmantotu pilnā apmērā, situācija būtiski
uzlabotos. Piemērā minētajai divu bērnu mātei maciņa saturs
palielinātos par aptuveni 16% jeb 70 eiro mēnesī (4. attēls).
4. attēls. Pārmaiņas algā pēc nodokļu
nomaksas, ja atvieglojumu par apgādībā esošām personām (250 eiro) aizstāj ar
apgādnieka pabalstu 50 eiro apmērā
Avots: CSP, Latvijas Bankas
aprēķini
Viena no šāda risinājuma
priekšrocībām ir tā, ka ieguvēji ir tikai tie, kam
atbalsts ir patiešām nepieciešams – zemāko ienākumu saņēmēji. Tikmēr
vidēju un augstu ienākumu saņēmējiem rīcībā esošais ienākums ne pieaug, ne arī
samazinās. Turklāt šāds pabalsts, pretēji vairumam citu pabalstu, nesamazinātu
iedzīvotāju vēlmi būt nodarbinātiem.
Risinājuma pievilcību
apstiprina arī CGE-EUROMOD simulāciju rezultāti (2. tabula, 2. scenārijs).
Šādas likumdošanas izmaiņas ne tikai padarītu ienākumu sadalījumu
vienlīdzīgāku, bet arī būtiski samazinātu nabadzības riskam pakļauto
iedzīvotāju un jo īpaši bērnu īpatsvaru. Galu galā liela daļa no apgādībā
esošajām personām ir bērni. Turklāt vērts piebilst, ka šādas pārmaiņas kopumā
prasītu pat nedaudz mazāk līdzekļu nekā neapliekamā minimuma palielināšana.
Tādējādi šie rezultāti liecina, ka ienākumu nevienlīdzības un nabadzības riska
mazināšanai pastāv efektīvāki risinājumi par neapliekamo minimumu.
2.
tabula. Apgādnieka pabalsta ietekme uz ienākumu nevienlīdzību un nabadzību
Latvijā (CGE-EUROMOD simulāciju rezultāti)
Avots: Latvijas Bankas
aprēķini
Piezīmes: *2020. gada
vērtības aprēķinātas, izmantojot CGE-EUROMOD modeli. Tiešā ietekme uz budžetu
atspoguļo pabalstu izmaksas, kas rastos, ieviešot apgādnieku pabalstu. Netiešā
ietekme atspoguļo citu nodokļu ieņēmumu pieaugumu, kas rastos, pieaugot
iedzīvotāju pēcnodokļu ieņēmumiem.
Secinājumi sekojoši – apgādnieka pabalsts ne tikai lielākā mērā samazina ienākumu
nevienlīdzību un nabadzības riskam pakļauto iedzīvotāju īpatsvaru, bet arī
budžetam izmaksā nedaudz mazāk.
Kāpēc arī neapliekamo minimumu pensijām
varētu aizstāt ar pabalstu/piemaksu?
Šie secinājumi liek uzdot
jautājumus par vēl viena atvieglojuma efektivitāti – pensijām piemērojamo
neapliekamo minimumu, kas 2020. gadā būs 300 eiro apmērā. Ņemot vērā, ka katrs
ceturtais pensionārs saņem pensiju, kas ir zemāka par 300 eiro, trūcīgākos
pensionārus tālāka neapliekamā minimuma celšana neskars nemaz.
Līdz ar to nākotnē, meklējot
risinājumus, kā uzlabot trūcīgāko pensionāru rocību, alternatīvi risinājumi
varētu būt efektīvāki. Piemēram, aizstājot
neapliekamo minimumu pensijām (300 eiro) ar piemaksu pensijai 60 eiro apmērā
(300*20%), ievērojami samazinātos gan ienākumu nevienlīdzību, gan arī
nabadzības risku raksturojošie rādītāji (3. tabula, 3. scenārijs).
Turklāt daudz lielākā mērā nekā tad, ja tiktu īstenota tālāka neapliekamā
minimuma celšana (4. scenārijs).
3.
tabula. Augstāka neapliekamā minimuma pensijām un pensiju piemaksas ietekme
uz ienākumu nevienlīdzību un nabadzību Latvijā (CGE-EUROMOD simulāciju
rezultāti)
Avots: Latvijas Bankas
aprēķini
Piezīmes: *2020. gada
vērtības aprēķinātas, izmantojot CGE-EUROMOD modeli. Tiešā ietekme uz budžetu
atspoguļo izmaksas, kas rastos, ieviešot pensiju piemaksu (vai palielinot
neapliekamo minimumu). Netiešā ietekme atspoguļo citu nodokļu ieņēmumu
pieaugumu, kas rastos, pieaugot iedzīvotāju pēcnodokļu ieņēmumiem.
Vērts piebilst, ka,
neskatoties uz labākiem rezultātiem nevienlīdzības un nabadzības mazināšanā,
pensiju piemaksas ieviešana valsts budžetam prasītu nedaudz lielāku summu kā
augstāka neapliekamā minimuma ieviešana. Tomēr, ņemot vērā, ka cilvēki ar
zemākajiem ienākumiem mēdz patērēt lielāku daļu no saviem ienākumiem, šāda
risinājuma ieviešana veicinātu arī ekonomiskās aktivitātes pieaugumu.
Secinājumi
Meklējot atbildi uz raksta
sākumā izvirzīto jautājumu, jāatzīst, ka
lielai sabiedrības daļai ar darbaspēka nodokļu pārmaiņām palīdzēt ir gandrīz
neiespējami – tikai neliela daļa no trūcīgākajiem iedzīvotājiem ir
nodarbinātie. Turklāt lauvas tiesa no tiem nodarbinātajiem, kas ir
trūcīgāko vidū, jau pašreiz IIN nemaksā nemaz, jo pieejamais atvieglojumu
apmērs pārsniedz to ienākumus. Tādējādi, turpinot
palielināt neapliekamo minimumu vai citus IIN atvieglojumus, netiks palīdzēts
tiem, kam tas visvairāk ir vajadzīgs.
Tomēr ar darbaspēka nodokļu palīdzību var mazināt
ienākumu nevienlīdzību un nabadzības riskam pakļauto cilvēku skaitu. Turklāt risinājums ir salīdzinoši vienkāršs un
neprasa nodokļu sistēmas kapitālo remontu. Proti, aizstājot
atvieglojumus par apgādībā esošu personu ar apgādnieka pabalstu, maciņa saturs
papildinās tiem, kuru ienākumi bijuši par mazu, lai atvieglojumus līdz šim
izmantotu pilnā apmērā. Tikmēr pārējiem rīcībā esošais ienākums ne pieaug,
ne arī samazinās. Ar līdzīgu risinājumu, proti, aizstājot pensijām
piemērojamo neapliekamo minimumu ar piemaksu, var uzlabot arī zemo pensiju
saņēmēju rocību, vienlaikus to nepasliktinot augstāku pensiju saņēmējiem.
Turklāt šādi soļi ir draudzīgi valsts ekonomikai un budžetam.
Pētījumā izmantots
CGE-EUROMOD modelis, kas ir īpaši piemērots nodokļu un pabalstu politikas
pārmaiņu analīzei, jo ļauj izpētīt ne tikai pārmaiņu tiešo ietekmi (un
sadalījuma efektus), bet arī netiešo ietekmi, ņemot vērā pārmaiņas patēriņā,
nodarbinātībā, cenās un eksportā. Tādējādi CGE-EUROMOD modeļa mikrosimulācijas
ļauj izanalizēt gan tiešo, gan netiešo ietekmi uz ienākumu nevienlīdzību un
nabadzību Latvijā.
[1] Nabadzības riska indekss
– iedzīvotāju īpatsvars (procentos), kuru rīcībā esošie ienākumi ir zem
nabadzība riska sliekšņa, kas ir 60% no ekvivalento rīcībā esošo ienākumu
mediānas.
[2] 2018. gadā nabadzības riska slieksnis bija 367 eiro viena
cilvēka mājsaimniecībām un 770 eiro ģimenēm ar diviem pieaugušajiem un
diviem bērniem.
[3] CGE-EUROMOD ir
Latvijas Bankas un BICEPS izveidots modelis, kas apvieno vispārēja
līdzsvara makro modeli (CGE), kam pamatā ir Latvijas izmaksu un izlaides
datubāze, ar nodokļu-pabalstu mikrosimulācijas modeli (EUROMOD), kas ir
balstīts uz EU-SILC aptaujas mikrodatiem.
EUROMOD ir Eiropas nodokļu-pabalstu mikrosimulācijas modelis, kas veidots un
tiek uzturēts Sociālo un ekonomikas pētījumu institūtā (Institute for Social
& Economic Research (ISER, University of Essex)) sadarbībā ar nacionālām
ekspertu grupām. Latvijas nacionālā ekspertu grupa ir BICEPS. https://www.euromod.ac.uk/about/country-by-country/latvia
Tabulās atspoguļoto mainīgo
skaidrojums:
Džini indekss - raksturo ienākumu nevienlīdzību. Tas variē no 0
līdz 1. Džini koeficients ir 0, ja pastāv absolūta ienākumu vienlīdzība (t. i.,
visiem iedzīvotājiem ir vienādi ienākumi), bet, jo vairāk tas tuvojas 1, jo
lielāka ir ienākumu nevienlīdzība.
Ienākumu attiecību indekss (S80/S20) – attiecība starp ekvivalento rīcībā
esošo ienākumu summu, ko saņem 20 % valsts iedzīvotāju ar augstākajiem ekvivalentajiem
rīcībā esošajiem ienākumiem pret ekvivalento rīcībā esošo ienākumu summu, ko
saņem 20 % valsts iedzīvotāju ar zemākajiem ekvivalentajiem rīcībā esošajiem
ienākumiem.
[4] To nosaka mediānas
ienākumu pieaugums (pret ko izteikts nabadzības riska slieksnis).
[5] Ņemot vērā, ka 2020.
gadā neapliekamā minimuma un atvieglojuma par apgādībā esošu personu apmērs tiks palielināts, pieaugs arī algu intervāls,
pie kuras atvieglojumus nevar izmantot pilnā apmērā.
09.12.2019 09:08
Ienākumu
nevienlīdzība un nabadzība: kur esam un kā uzlabot situāciju
Ludmila Fadejeva, Latvijas
Bankas ekonomiste
Pēdējā laikā publiskajā
diskusijā aktuālas kļuvušas nevienlīdzības un nabadzības tēmas [1]. Bieži varam
dzirdēt, ka viena vai cita politikas pasākuma mērķis ir mazināt nevienlīdzību
un nabadzību vai gluži pretēji – ar kādu politikas soli nevar to panākt. Tomēr
par nevienlīdzību vai nabadzību nereti mēdz runāt ļoti vispārēji vai
emocionāli, līdz ar to katrā gadījumā runa var būt par ko citu. Tāpēc viens no
šī raksta mērķiem ir izskaidrot
divus rādītājus, ko biežāk izmanto nevienlīdzības un nabadzības mērīšanai:
Džini indeksu un nabadzības riskam pakļauto cilvēku īpatsvaru. Otrs mērķis
ir paskatīties uz šiem rādītājiem
detalizētāk, salīdzinot Latviju ar citām Eiropas Savienības valstīm. Trešais
mērķis ir piedāvāt apspriest
risinājumus, kas varētu mazināt nevienlīdzību un nabadzību Latvijā, un ar
aprēķinu palīdzību pārbaudīt šo risinājumu potenciālo ietekmi.
Viens no biežāk
izmantotajiem veidiem, kā mērīt rīcībā esošā ienākuma nevienlīdzību, ir Džini
indekss. Kopš 2007. gada Džini indekss Latvijā bijis diezgan nemainīgs.
Krīzes laikā tas nedaudz pieauga, bet kopš 2011. gada līmenis stabilizējies ap
0.35 (skat. 1.a attēlu), kas ir augstāks par Eiropas vidējo
rādītāju (0.31). Džini indekss variē no 0 līdz 1. Ja tas ir 0, tad
pastāv absolūta vienlīdzība (t.i., visiem ir vienādi rīcībā esošie ienākumi),
bet, jo vairāk tas tuvojas 1, jo lielāka ir ienākumu nevienlīdzība.
Mērot ienākumu nevienlīdzību,
oficiālā statistika izmanto tā saucamo ekvivalento rīcībā esošo ienākumu,
t.i., ienākumu pēc nodokļiem uz vienu mājsaimniecības locekli, to rēķinot kā
svērto vidējo, kur dažādiem mājsaimniecības locekļiem tiek piemērots atšķirīgs
svars. Skan sarežģīti, bet loģika ir pavisam vienkārša. Proti, lielu daļu no
mājsaimniecības izdevumiem veido ikmēneša obligātie maksājumi, piemēram, par
mājokli, siltumu, komunālajiem pakalpojumiem u.c., kas ne vienmēr pieaug
proporcionāli cilvēku skaitam mājsaimniecībā. Tādā veidā tiek ņemts vērā, ka
papildu izdevumi mājsaimniecībā uz otro pieaugušo vai bērnu ir zemāki nekā
izdevumi cilvēkam, kas dzīvo viens (detalizētāku skaidrojumu skatīt raksta
beigās pie definīcijām).
Nabadzības līmeni bieži
mēra, nosakot tā saukto nabadzības riskam pakļauto īpatsvaru,
tas ir, cilvēku daļu, kam ekvivalentais rīcībā esošais ienākums ir mazāks nekā 60% no vidējā ienākumu saņēmēja rocības (ienākumu mediānas) valstī.
Citiem vārdiem, ja sarindotu visas mājsaimniecības Latvijā pēc ienākumiem un
izvēlētos mājsaimniecību, kas atrodas tieši pa vidu, tad 60% no šīs
mājsaimniecības ienākumiem uz vienu tās locekli veidotu par nabadzības slieksni
izmantoto kritēriju. Proti, tiek uzskatīts, ka mājsaimniecības, kuru ienākumi
uz vienu tās locekli ir zemāki par šo kritēriju, ir pakļautas nabadzības
riskam. 2018. gadā viena cilvēka mājsaimniecībām Latvijā šis
kritērijs bija 367 eiro mēnesī, un valstī kopumā 23% cilvēku bija
pakļauti nabadzības riskam (skat. 1.b attēlu), kas ir vairāk
par Eiropas vidējo līmeni (17%).
Tā kā ienākumu līmenis un
bezdarba rādītāji katru gadu mainās, mainās arī nabadzības riska kritērijs un
cilvēku skaits, kuru ienākumi ir zem šī kritērija. Krīzes laikā strauji pieauga
bezdarbs, un līdz ar to arī pieauga cilvēku īpatsvars ar ļoti zemiem darba
ienākumiem, kas atspoguļojās lielākā nabadzībai pakļauto cilvēku īpatsvarā. No
2011. gada šis rādītājs pakāpeniska auga, bet izskaidrojošie faktori bija citi.
Augot kopējam algu līmenim valstī, pieauga arī nabadzības riska slieksnis.
Vienlaicīgi pensijas ienākumi mainījās lēnāk, kā rezultātā palielinājās
pensionāru īpatsvars nabadzības riskam pakļauto cilvēku grupā.
Analizējot Džini indeksu un
nabadzību, ir ļoti svarīgi salīdzināt
rādītājus, ko rēķina, izmantojot rīcībā esošos ienākumus pēc nodokļiem (taču
pirms pensijām un pabalstiem), ar rādītājiem, ko rēķina, izmantojot rīcībā
esošos ienākumus pēc nodokļiem, pensijām un pabalstiem. Tas parāda, cik
lielā mērā ienākumu nevienlīdzība un nabadzība mazinās valsts sociālās
politikas rezultātā, un norāda uz sociālā atbalsta sistēmas pārdales
efektivitāti. Svarīgi, ka Latvijā gan nevienlīdzība, gan
nabadzība pirms pabalstiem un pensijām ir tuva Eiropas vidējam līmenim.
Piemēram, Zviedrijā un Vācijā šie radītāji ir pat lielāki (skat. 2.
attēlu). Savukārt pensiju un sociālo transfertu loma nevienlīdzības un
nabadzības mazināšanā Latvijā ir daudz mazāka nekā Eiropā. Latvija
kopā ar Lietuvu ir starp trim Eiropas valstīm, kurās ir sliktākie ienākumu
nevienlīdzības un nabadzības rādītāji 2018. gadā.
Salīdzinot sociālo pabalstu
(bez pensijām) pārdales spēku Eiropas valstīs, ir svarīgi atzīmēt, ka šo
pabalstu ietekme ir stiprāka tieši nabadzības mazināšanas jomā. Sociālo
pabalstu ietekme uz ienākumu nevienlīdzību (Džini indeksu) ir vidēji divreiz
mazāka (skat. 3. attēlu). Tas nozīmē, ka pabalstu
sistēma Eiropā ir efektīvāka nabadzības apkarošanā. Piemēram, Zviedrijā
ar sociālajiem pabalstiem samazina nabadzības riskam pakļauto īpatsvaru par
43%, Latvijā samazinājums ir 19%, kas ir viens no zemākajiem Eiropā
(skat. 3.b attēlu).
Svarīgi saprast, kāpēc
Latvijā sociālo pabalstu pārdales spēks ir vājš. Vidējais nodokļu slogs
Latvijā, salīdzinot ar citām Eiropas valstīm, ir samērā augsts, savukārt
nodokļu ieņēmumi ir vieni no zemākajiem Eiropā (skat. 4.a attēlu), kas
rezultējas zemās sociālajās izmaksās procentos no iekšzemes kopprodukta (skat.
4.b attēlu).
Tā kā nevienlīdzība un nabadzība ir mūsu
(ekonomikas dalībnieku, valdības, institūciju) lēmumu rezultāts, tad mūsu
spēkos ir arī to mazināt. Ja
mēs patiešām gribam mainīt situāciju, tad svarīgi izvēlēties efektīvākos
instrumentus. Latvijā 2018. gadā nabadzības riskam bija pakļauti 23%
mājsaimniecību jeb vairākums mājsaimniecību no divu zemāko ienākumu decilēm un
arī daļa no trešās (5.b attēls). Kas ir šie cilvēki? Iedzīvotāju struktūra pa
ienākumu decilēm parāda, ka tie pārsvarā ir bezdarbnieki, pensionāri un cilvēki
ar invaliditāti; tikai 10% no šiem cilvēkiem strādā algotu darbu (skat. 5.a
attēlu). Apzinoties šo faktu, kļūst skaidrs, ka darbaspēka nodokļi – neapliekamais
minimums, atvieglojumi par apgādājamiem – būtiski neietekmētu ienākumus
mājsaimniecībām ar viszemākajiem ienākumiem. Daudz
efektīvāki būtu sociālie pabalsti, kas ir tieši mērķēti uz trūcīgo
mājsaimniecību atbalstu, piemēram, garantētā
minimālā ienākuma (GMI) pabalsts.
5 attēls
Ar GMI pabalsta palīdzību
valsts veic piemaksas trūcīgajiem iedzīvotājiem līdz noteiktam minimālam
ienākuma līmenim, faktiski garantējot, ka neviena sabiedrības locekļa ienākumi
nebūs zemāki par GMI. Šobrīd atbilstoši Ministru kabineta noteikumiem Nr.913
GMI līmenis vienai personai ir 53 eiro mēnesī [2], no 2020. gada tas būs 64
eiro. Katra pašvaldība ir tiesīga dažādām iedzīvotāju grupām noteikt citu GMI
līmeni, kas nav zemāks par šo līmeni (piemēram, GMI pensionāriem Rīgā ir 128
eiro). Kopumā GMI pabalsts Latvijā nav daudz izmantots, ko nosaka zems pabalsta
līmenis. 2018. gadā GMI saņēma tikai 1.1% no visiem Latvijas iedzīvotājiem
(20.8 tūkst. cilvēku), un šīs izmaksas veidoja 0.18% no sociālajiem pabalstiem
valsts konsolidētajā budžetā (5.5 milj. eiro).
Raksta turpinājumā
iepazīstināšu ar aprēķinu eksperimenta rezultātiem. Ar CGE-EUROMOD modeļa [4,
5] palīdzību pārbaudīju, cik lielam vajadzētu būt GMI trūcīgo iedzīvotāju
atbalstam, lai pietuvotos Eiropā vidējam rīcībā esošo ienākumu nevienlīdzības
un nabadzības līmenim. Lai sasniegtu šo mērķi tikai ar GMI pabalsta
palielinājumu, būtu nepieciešams GMI palielināt
līdz 200 eiro līmenim. Šāds GMI
līmeņa palielinājums nozīmētu, ka valsts konsolidētā kopbudžeta izdevumi sociālajiem
pabalstiem pieaugtu par 7-8% jeb apmēram 190 milj. eiro.
Loģisks nākamais jautājums –
kā palielināt nodokļu ieņēmumus, lai finansētu papildu sociālās izmaksas?
Nodokļu likmes jau ir salīdzinoši augstas, tāpēc divas iespējamas atbildes
varētu būt: (1) atcelt alternatīvus
nodokļu maksāšanas režīmus, piemēram, mikrouzņēmuma nodokli; (2) mazināt ēnu ekonomikas īpatsvaru (vairāk
par iespējam palielināt nodokļu ieņēmumus lasiet rakstā Trīs
receptes nodokļu ieņēmumu palielināšanai).
No nevienlīdzības un
nabadzības aspekta ēnu ekonomikas samazināšana un mikrouzņēmumu nodokļa
atcelšana ir īpaši svarīga, jo abi ievērojami pasliktina cilvēku sociālo
aizsardzību. Bezdarbnieku, slimības un maternitātes pabalsti, kā arī
pensijas tiek aprēķinātas, pamatojoties uz iemaksāto nodokļu apjomu, kas
mikrouzņēmumu darbiniekam ir aptuveni četras reizes mazāks, nekā tas būtu
vispārējā nodokļu maksāšanas režīmā [3]. Darbiniekiem, kas saņem aplokšņu
algas, iemaksātais nodokļu apjoms ir atkarīgs no aplokšņu algas īpatsvara
kopējā algā. Tāpēc cilvēkiem, kas šobrīd darbojas ēnu ekonomikā vai
mikrouzņēmumos, nākotnes pensijas vai bezdarbnieku pabalsti, visdrīzāk, būs
ļoti nelieli, tādējādi pakļaujot šos cilvēkus papildu nabadzības riskam
vecumdienās vai darba zaudēšanas gadījumā.
Kopsavilkums
Par spīti kopējā algu līmeņa
pieaugumam, nevienlīdzības un nabadzības riskam pakļauto īpatsvars Latvijā
pēdējos gados nav īpaši mazinājies. Neskatoties uz diezgan augstu nodokļu
slogu, gan iekasēto nodokļu apjoms, gan sociālie izdevumi Latvijā ir vieni no
zemākajiem Eiropā. Pabalstu un pensiju sistēmas ienākumu pārdales spēks mūsu
valstī ir vājš, tāpēc Džini indeksa un nabadzības rādītāji Latvijā ir vieni no
sliktākajiem Eiropā (neskatoties uz to, ka šie rādītāji pirms pensijām un
pabalstiem mūsu valstī ir diezgan līdzīgi citām Eiropas valstīm). Ar darba
algas nodokļu atvieglojumiem nav iespējams aizsniegt iedzīvotājus zemāko
ienākumu grupā, jo tie pārsvarā nestrādā. Ja mēs patiešām gribam Latvijā
samazināt nevienlīdzību un it īpaši nabadzību, tad tas būtu panākams ar
mērķētiem pabalstiem. Viens no šādas programmas finansēšanas avotiem
varētu būt, piemēram, ienākumi no mikrouzņēmumu nodokļa režīma atcelšanas.
Definīcijas:
Džini indekss - raksturo ienākumu nevienlīdzību. Tas variē
no 0 līdz 1. Džini koeficients ir 0, ja pastāv absolūta ienākumu vienlīdzība
(t.i., visiem iedzīvotājiem ir vienādi ienākumi), bet, jo vairāk tas tuvojas 1,
jo lielāka ir ienākumu nevienlīdzība.
Nabadzības riskam pakļauto īpatsvars – iedzīvotāju īpatsvars (procentos), kuru
ekvivalentie rīcībā esošie ienākumi ir zem nabadzības riska sliekšņa, kas ir
60% no ekvivalento rīcībā esošo ienākumu mediānas.
Rīcībā esošie (neto) ienākumi – naudas ienākumi no algota darba; naudas
izteiksmē pārrēķinātais darba ņēmēja natūrā gūtais ienākums, izmantojot firmas
vai dienesta auto privātām vajadzībām; ienākumi vai zaudējumi, kas gūti no
pašnodarbinātības; saņemtās pensijas un pabalsti; regulāra naudas palīdzība no
citām mājsaimniecībām; peļņa no noguldījumu procentiem, dividendēm, akcijām;
ienākumi, ko saņēmuši bērni līdz 16 gadiem; ienākumi no īpašuma izīrēšanas;
saņemtā summa no Valsts ieņēmumu dienesta par ienākuma nodokļa pārmaksu (par
saimnieciskās darbības veikšanu, attaisnotajiem izdevumiem – izglītību,
ārstniecību u.tml.).
Ekvivalentie rīcībā esošie (neto) ienākumi – mājsaimniecības rīcībā esošie ienākumi, kuri
tiek aprēķināti uz ekvivalento patērētāju. To iegūst, dalot mājsaimniecības
ienākumus ar ekvivalento mājsaimniecības lielumu, kuru veido, izmantojot
modificēto OECD skalu (1,0; 0,5; 0,3) – pirmajam pieaugušajam tiek pielīdzināts
svars 1,0, katram nākamajam mājsaimniecības loceklim vecumā no 14 gadiem un
vecākam – 0,5, bet katram par 14 gadiem jaunākam bērnam – 0,3.
Decile – vienā decilē ir 10% no visām mājsaimniecībām. Mājsaimniecības ir
saranžētas pēc ienākumiem, un pirmajā decilē ir 10% mājsaimniecību ar
viszemākajiem ienākumiem.
Nodokļu slogu mēs aprēķinām, katram darbiniekam summējot darba
devēja un darba ņēmēja sociālās iemaksas ar ienākuma nodokli un attiecinot tos
pret darbaspēka izmaksām.
EUROMOD ir Eiropas nodokļu-pabalstu mikrosimulācijas modelis, kas veidots
un tiek uzturēts Sociālo un ekonomikas pētījumu institūtā (Institute for Social
& Economic Research (ISER, University of Essex)) sadarbībā ar nacionālām
ekspertu grupām. Latvijas nacionālā ekspertu grupa ir BICEPS [4]. https://www.euromod.ac.uk/about/country-by-country/latvia.
CGE-EUROMOD ir Latvijas Bankas un BICEPS izveidots
modelis, kas apvieno vispārēja līdzsvara makro modeli (CGE), kam pamatā ir
Latvijas izmaksu un izlaides datubāze, ar nodokļu-pabalstu mikrosimulācijas
modeli (EUROMOD), kas ir balstīts uz EU-SILC aptaujas mikrodatiem. CGE-EUROMOD
modelis ir īpaši piemērots nodokļu un pabalstu politikas izmaiņu analīzei, jo
ļauj izpētīt ne tikai tiešā efekta sadalījuma efektus, bet arī makro ietekmi,
ņemot vērā netiešas ietekmes no izmaiņām patēriņā, nodarbinātībā, cenās un
eksportā. Modelējot nodokļu un pabalstu politikas scenārijus, CGE-EUROMOD
modeļa mikrosimulācijas aspekts ļauj izanalizēt gan tiešo, gan kopējo ietekmi
uz Latvijas ienākumu nevienlīdzību un nabadzību.
Literatūras avoti:
[3] K.Zutis, K. Vilerts,
L.Fadejeva "Trīs receptes nodokļu ieņēmumu palielināšanai",
2.12.2019., makroekonomika.lv
2153 bagātākajiem cilvēkiem
pieder vairāk nekā 4,6 miljardiem nabadzīgāko cilvēku
Jauns.lv
/ LETA
Pasaules
bagātākie 2153 cilvēki pērn kontrolēja vairāk naudas nekā 4,6 miljardi nabadzīgāko
cilvēku kopā, pirmdien paziņojusi starptautiskā humānās palīdzības organizācija
"Oxfam".
Sieviešu
un meiteņu darbs, par ko netiek maksāts vai tiek maksāts nepietiekami, ik gadu
palielina globālo ekonomiku trīs reizes vairāk nekā tehnoloģiju nozare, teikts
"Oxfam" ziņojumā, kas publiskots īsi pirms Pasaules ekonomikas
foruma, kas notiks Šveices kalnu kūrortā Davosā.
"Oxfam"
aplēsusi, ka sievietes katru dienu strādā 12,5 miljardus stundu, nesaņemot par to atalgojumu
vai atzinību.(…)
Table of contents Acronyms and abbreviations
............................................................. 9
Executive summary
......................................................................................................
11
Assessment and recommendations
................................................................................
13
Chapter 1. A volatile economy heightens Latvia’s social challenges ....................... 41 . Strong growth and remarkable resilience, but major policy challenges
ahead ...... 42
2. Inequality has reached very high levels
................................................................ 47
3.An unfavourable demographic situation exacerbated by high
emigration ..........65
4.The productivity challenge has its roots in the labour
market ..............................78
Notes
........................................................................................................................
90
References
.................................................................................................................
94
Chapter 2. Responding to the decline of Latvia’s population
................................ 101 1. Finding effective ways to reduce
negative net migration .................................... 102 2. Diaspora
policy needs to be bolstered, but cannot reverse emigration ............... 106
3.
Latvia has yet to start the uphill battle to attract labour
and economic migrants to Latvia
..................................................................................................................
124
Notes
......................................................................................................................
137
References
...............................................................................................................
139
Chapter 3. A more productive labour force in Latvia
............................................ 141
1. Making the most of Latvia’s
human capital: Challenges ahead .......................... 142
2.Helping workers find productive employment in the formal
sector .................... 145
3. Skills needed to
boost productivity in the face of adverse demographic trends ..... 170
4.
Addressing the needs of youth and older workers
............................................... 178
Notes
......................................................................................................................
185
References
...............................................................................................................
189
Chapter 4. Reinforcing Latvia’s active social policies
............................................ 195
1. Making effective social protection
a key policy priority ..................................... 196
2. Promoting
self-sufficiency through accessible and adequate working age support
.............................................................................................................
211
3. Old-age pensions:
Bold reforms but significant risks for social sustainability
...........................................................................................................
219
Notes ......................................................................................................................
227
References
...............................................................................................................
230 6
TABLE OF CONTENTS OECD REVIEWS OF LABOUR
MARKET AND SOCIAL POLICIES: LATVIA 2016 © OECD 2016 Tables
Table 1.1. Most recent emigrants do not plan to return
............................................. 77
Table 2.1. Emigration rates are higher from urban areas
........................................ 112
Table 2.2 Many
factors prevent Latvian emigrants from returning ........................ 113
Table 2.3. Remittances are a key component of household
income for one in ten poor families ..................................................................................................
118
Table 2.4. Many Latvians abroad have the potential to create
and develop businesses in Latvia
.................................................................................................
123
Table 2.5. Foreigners in Latvia: Inflows (first temporary
permits) by permit category, selected categories, 2004-14
................................................... 125
Table 4.1. The
majority of poor or socially excluded receive no significant income support
........................................................................................................
214
Figures
Figure 1.1. Large but
uneven income gains
.............................................................. 43
Figure 1.2. Subjective wellbeing remains very low, despite
being remarkably resilient during the crisis
...........................................................................................
44
Figure 1.3. Key
challenges: Inclusiveness, demographics, and productivity ............ 46
Figure 1.4.
Low-income groups benefited from the pre-crisis boom but fared badly during the
recession
.........................................................................................
48
Figure 1.5. Income fluctuations cause hardship for many
Latvians .......................... 49
Figure 1.6. Large gaps between rich and poor, and a very
........................................ 51
Figure 1.7. Older workers and children are among the most
disadvantaged ............. 54
Figure 1.8. Large regional differences in income levels,
poverty and concentration of ethnic minorities
.............................................................................
55
Figure 1.9. Job prospects of youth, older men and low-skilled
workers deteriorated sharply during the crisis
........................................................................ 60
Figure 1.10. High wage inequality at the bottom and at the
top................................ 62
Figure 1.11. Gender, education,
labour market experience and citizenship have strong impacts on earnings
...............................................................................
63
Figure 1.12.
Estimated earnings shortfalls of national minorities are somewhat smaller than
in Estonia
..............................................................................................
64
Figure 1.13. The working age population has been
shrinking................................... 66
Figure 1.14. A trough
in births post-1990 contributes to a declining population ...... 66
Figure 1.15. The dependency ratio is rising quickly, driven
by population ageing .. 68
Figure 1.16.
Population decline is concentrated in rural areas and outside greater Riga
.........................................................................................................
68
Figure 1.17. Latvians are now emigrating mostly to European
countries ................. 70
Figure 1.18. Youth
cohorts show decline due to high emigration ............................. 70
Figure 1.19. The non-citizen population is declining
................................................ 73
Figure 1.20. Most non-citizens are older and the younger
non-citizen population is shrinking further
....................................................................................................
75
Figure 1.21. A large and growing emigrant population
............................................ 76
Figure 1.22. Productivity growth has fallen and remains
lower than in comparator countries
.................................................................................................
79
Figure 1.23. The incidence of long-term unemployment remains
high .................... 80
Figure 1.24. NEET rates
among youth are significant .............................................. 81
Figure 1.25. Strong disparities in unemployment across
regions .............................. 82
Figure 1.26. The
shadow economy represents a large share of the Latvian economy
....................................................................................................................
84
Figure 1.27. Incidence of temporary contracts in OECD
countries .......................... 85
Figure 1.28. Changes in employment across sectors
................................................. 86
Figure 1.29. The share of students lacking basic skills is
relatively low .................. 87
Figure 1.30. Strongly
declining enrolment in secondary and tertiary education ....... 88
Figure 1.31.
Perceived quality of vocational education and training ........................
89
Figure 2.1. The
decline in student enrolment has mostly been in self-paying students
....................................................................................................................
104
Figure 2.2. International study in Latvia is relatively
inexpensive ......................... 105
Figure 2.3. More than one in five recent emigrants was a
student or trainee before emigrating ....................................................................................................
106
Figure 2.4. Latvia’s emigration rate is higher and faster
growing than for almost all OECD countries
......................................................................................
107
Figure 2.5. Reasons for emigration of emigrants, 2000-14, by
period of emigration
...........................................................................................
108
Figure 2.6. Incidence of spells of employment, unemployment
or inactivity in Latvia during the previous year among Latvian guestworkers,
2002-13 ............ 109
Figure 2.7. Higher
educated emigrants sought more than just employment abroad
.................................................................................................
110
Figure 2.8. Members
of national-minority groups are more likely to cite political and social
security factors in their emigration decision ............................ 111
Figure 2.9 Reservation wage for emigrants is higher for men
................................ 114
Figure 2.10. About half of those working abroad return
......................................... 115
Figure 2.11. Emigrants' plans to return and family members
left behind in Latvia ..................................................................................................................
116
Figure 2.12. Remittance flows provide a major contribution
to GDP ..................... 117
Figure 2.13. Valid temporary permits, by reason, 1 January
2012-15 .................... 126
Figure 2.14.
Foreigners in Latvia: Inflows (first temporary permits) by permit category,
selected categories, 2004-11 and 2014 .................................... 129
Figure 2.15. Latvians do not think that their country is a
good place for migrants from other countries
.................................................................................................
130
Figure 2.16. There
are relatively few international students in higher education ... 132
Figure 2.17. The number of international students is
increasing............................. 133 8 – TABLE OF CONTENTS OECD REVIEWS
OF LABOUR MARKET AND SOCIAL POLICIES: LATVIA 2016 © OECD 2016
Figure 3.1. Participation in ALMPs has increased, but
remains low by international
standards........................................................................................
146
Figure 3.2. Expenditure on ALMPs is low
.............................................................. 147
Figure 3.3.Despite a large increase in unemployment, ALMP
spending declined ..... 148 Figure 3.4. The incidence of disabilities is
significant ............................................ 156
Figure 3.5.Despite cuts after the crisis, the number of
labour inspectors is relatively high ......................................................................................................
159
Figure 3.6. Fiscal pressure on labour is high, especially
for low-paid workers ...... 163
Figure 3.7. The minimum wage has increased significantly since
2007 ................. 166
Figure 3.8. The
proportion of workers earning at or below the minimum wage is high
......................................................................................................................
167
Figure 3.9. The tax wedge for minimum wage earners is among
the highest in the OECD, 2013
..................................................................................................
168
Figure 3.10.The share
of youth combining education and employment is relatively low
...........................................................................................................
175
Figure 3.11.Participation in lifelong learning is low
............................................... 177
Figure 4.1. Government programmes do little to alleviate
inequality ..................... 196
Figure 4.2. Public social spending is low
................................................................ 202
Figure 4.3. Limited use of means-testing is one reason for
weakly targeted social protection
......................................................................................................
203
Figure 4.4. Spending on working age support programmes has
been pro-cyclical ............................................................................................................
207
Figure 4.5. Social transfers are poorly targeted
....................................................... 209
Figure 4.6. Low
social protection coverage among the working age population .... 213
Figure 4.7. Safety net benefits are far lower than commonly
used poverty thresholds
................................................................................................................
216
Figure 4.8. Current legislation implies very large falls in
future public pension levels and spending
.................................................................................................
222
Figure 4.9. Latvians have an unfavourable view of their
pension system ............... 226
Turpinājums: :
https://www.oecd.org/latvia/OECD-Reviews-of-Labour-Market-and-Social-Policies-Latvia-AR.pdf
The Poverty and Shared Prosperity series
provides a global audience with the latest and most accurate estimates on
trends in global poverty and shared prosperity, as well as in-depth research
into policies and interventions that can make a difference for the world’s
poorest. The 2016 edition takes a close look at the role that inequality
reduction plays in ending extreme poverty and improving the livelihoods of the
poorest in every country. It looks at recent country experiences that have been
successful in reducing inequality, provides key lessons from those experiences,
and synthesizes the rigorous evidence on public policies that can shift
inequality in a way that bolsters poverty reduction and shared prosperity in a
sustainable manner. In doing so, the report addresses some myths about the
global picture of inequality, and what works to
reduce it.
Poverty
1 in 10 people in the world live under
$1.90 a day, and half of the extreme poor live in Sub-Saharan Africa
Global extreme poverty continues to fall rapidly. In 2013, the year for
which the most comprehensive data on global poverty is available, 767 million
people, or 10.7 percent of the population, were estimated to be living below
the international poverty line of $1.90 per person per day. Around 100 million
people moved out of extreme poverty from 2012 to 2013, and since 1990, nearly
1.1 billion people have escaped extreme poverty. The global poor are
predominantly rural, young, poorly educated, are mostly employed in the
agricultural sector, and live in larger households with more children.
Despite progress, extreme poverty remains unacceptably high, especially in
Sub-Saharan Africa. The region now has the largest number of extreme poor in
the world, 389 million, which accounts for half of the total number of extreme
poor in the world, and more than all the other regions combined. The decline in
extreme poverty was largely fueled by the rapid advances in two regions – East
Asia and the Pacific and South Asia –specifically in China, Indonesia, and
India.
Shared Prosperity
In 60 of 83 countries monitored, the
incomes of the poorest 40 percent grew
The larger the growth rate in the income of the bottom 40, the more quickly
prosperity is shared among the poor. Despite the global financial crisis of
2008 and 2009, in 60 of the 83 countries studied, the bottom 40 experienced
positive income growth, representing 67 percent of the world’s population. In
49 countries, the income growth of the poorest 40 percent of people exceeded
that of the top 60. However, in 23 countries, mostly high-income industrialized
ones, the poorest 40 percent saw their incomes actually decline.
East Asia and the Pacific, Latin America and the Caribbean, and South Asia
registered the best average growth performance among the bottom 40 with
annualized rates of 5.0 percent, 4.1 percent, and 3.7 percent, respectively. On
the other hand, the bottom 40 in the industrialized countries experienced an
average contraction of 1 percent of their income.
*Note: an earlier
version of the report erroneously reported inaccurate shared prosperity data
for Israel, which have since been removed.
Inequality
Tackling inequality vital to ending
extreme poverty by 2030
As sluggish growth threatens to roll back the gains of the last 25 years,
tackling income inequality can play an important role in ending extreme
poverty. If countries act strategically to cut inequality, they’ll lift more
people out of poverty faster. If families have vastly different economic
resources, some children in some families will face an unfair start in life and
policies have to make greater efforts to overcome these differences at a later
stage.
Inequality between people in the world has been going down since 1990,
driven by a convergence in average incomes across countries, especially rising
incomes in China and India. And though within-country inequality is higher than
it was 25 years ago, progress since 2008 shows that for every country in which
inequality widened, there were two countries in which inequality narrowed. This
positive news aside, there remains real concern over the share of incomes
controlled by top earners, and it is important to gather more information on
this issue.
Country Perspectives
In the past decade
many low- and middle-income countries have successfully cut their levels of
poverty and income inequality. These countries have shown that it’s possible to
reduce inequality under widely different circumstances and contextual factors
not under their control have played a substantial role in enabling their
progress against inequality. The countries analyzed are – Brazil, Cambodia,
Mali, Peru, and Tanzania.
·
Brazil’s rising minimum wage and expanding safety net programs have accounted
for 80 percent of the decline in inequality.
·
Before the outbreak of conflict, Mali’s high cereal production helped raise
farm production and off-farm labor income resulting in reduced inequality.
·
Boosted by prudent macroeconomic policies and high commodity prices, Peru’s
labor market, which closed the wage gap between formal and inform workers and
provided higher participation rates, was the main driver for the country translating
higher growth into reducing inequality and poverty.
·
Cambodia’s diversification of the economy from agriculture into light
manufacturing opened labor opportunities for the poor.
·
Tanzania’s commitment to policies explicitly aimed at rendering income
distribution more equitable and a surge in retail trade and manufacturing,
which has allowed the inclusion of less well skilled workers into the economy,
have contributed to the progress in reducing poverty.
When we analyze the
drivers of inequality reduction, we find several constants including strong
growth, good macroeconomic management, and well-functioning labor markets that
create jobs and enable the poorest to take advantage of the available
opportunities.
Policy Perspectives
Many effective policy
options exist for countries that decide to tackle inequality. Evidence points
to six high-impact strategies that have helped reduce inequality and poverty,
and so have contributed to better opportunities and stronger growth in a number
of contexts.
·
Early childhood development and nutrition interventions
·
Universal health coverage
·
Universal access to quality education
·
Cash transfers to poor families
·
Rural infrastructure – especially roads and electrification
·
Progressive taxation
Some of these measures
can rapidly affect income inequality while others deliver benefits more
gradually. However, these policies have worked repeatedly in different settings
around the world and credible versions of some are within the financial and
technical reach of virtually all countries.
Billionaire fortunes grew by $2.5 billion
a day last year as poorest saw their wealth fall
public-good-private-wealth-210119-summary:
https://oxfam.app.box.com/s/f9meuz1jrd9e1xrkrq59e37tpoppqup0/file/385579401962
Global Wealth Report 2018
The
ninth edition of the Global Wealth Report published by the Credit Suisse
Research Institute provides the most comprehensive and up-to-date source of
information available on global household wealth. During the twelve months to
mid-2018, aggregate global wealth rose by $14.0 trillion (4.6%) to a combined
total of $317 trillion, outpacing population growth. Wealth per adult grew by
3.2%, raising global mean wealth to a record high of $63,100 per adult. The US
contributed most to global wealth adding $6.3 trillion and taking its total to
$98 trillion. This continues its unbroken run of growth in both total wealth
and wealth per adult every year since 2008. Unsurprisingly, China is now
clearly established in second place of the world wealth hierarchy. The country
overtook Japan with respect to the number of ultra-high net worth (UHNW)
individuals in 2009, total wealth in 2011 and the number of millionaires in
2014.
This
year's report also provides new insights on female wealth holdings. Women now
account for an estimated 40% of global wealth overall and their share of wealth
has grown considerably throughout the 20th century. The report explores global
variations in female wealth accumulation, along with differences in portfolio
composition, risk aversion and the impact on female Millennials.
Interesting
Facts & Figures
317
trillion
USD global wealth in 2018
42
million
millionaires worldwide
63100
USD
average 2018 wealth per adult
399
trillion
USD global wealth by 2023
What are our obligations to others as people in a free society? Should
government tax the rich to help the poor? Is the free market fair? Is it
sometimes wrong to tell the truth? Is killing sometimes morally required? Is it
possible, or desirable, to legislate morality? Do individual rights and the
common good conflict?
This book is a searching, lyrical exploration of the meaning of justice, one
that invites readers of all political persuasions to consider familiar controversies
in fresh and illuminating ways. Affirmative action, same-sex marriage,
physician-assisted suicide, abortion, national service, patriotism and dissent,
the moral limits of markets—Sandel dramatizes the challenge of thinking through
these conflicts, and shows how a surer grasp of philosophy can help us make
sense of politics, morality, and our own convictions as well. Justice is
lively, thought-provoking, and wise—an essential new addition to the small
shelf of books that speak convincingly to the hard questions of our civic
life. https://www.goodreads.com/book/show/6452731-justice
Katrs divdesmitais ASV iedzīvotājs ir
miljonārs
«Apollo»
2017. gada 17. novembris
Miljonāru skaits ASV sasniedzis visu laiku
augstāko līmeni - izrādās, pašlaik par tādu uzskatāms katrs divdesmitais
amerikānis, vēsta žurnāls «Time».
Šogad miljonāru skaits ASV
pieaudzis par 1,1 miljoniem, salīdzinot ar iepriekšējo gadu. Līdz ar to ASV
pavisam ir 15 356 000 miljonāri jeb viena divdesmitā daļa no visiem
iedzīvotājiem.
Par to galvenokārt
jāpateicas akciju tirgus izaugsmei, ko izraisīja ekonomiskā stabilitāte un
diskusija spar iespējamo nodokļu sloga samazināšanu, norāda kompānija «Credit
Suisse», kas apkopoja datus. Notikusi atkopšanās no finanšu krīzes laika
zemākajiem ekonomiskajiem rādītājiem.
Amerikāņi
sastāda 43% no visiem pasaules miljonāriem. Tomēr visur pasaulē joprojām pastāv liela
ekonomiskā nevienlīdzība - pat ASV, kur ir tik daudz miljonāru, pēc vidējiem
iedzīvotāju turīguma rādītājiem ir 21.vietā pasaulē, kas nozīmē, ka
pastāv dramatiskas atšķirības starp turīgo iedzīvotāju slāni un nabadzīgajiem
amerikāņiem.
Visaugstākais
vidējais rādītājs ir Šveicē, kur viena iedzīvotāja vidējā bagātība ir 229
000 ASV dolāru. Otrajā vietā
ir Austrālija ar 195 400 dolāriem, bet pirmo trijnieku noslēdz Beļģija ar 161
000 dolāru. Pirmajā desmitniekā iekļuvusi arī Francija, Lielbritānija, Kanāda,
Jaunzēlande, Japāna, Singapūra un Taivāna.
4 октября 2024 года
The Royal Swedish Academy of Sciences has decided to award the 2024 Sveriges Riksbank Prize in Economic Sciences in Memory of Alfred Nobel to Daron Acemoglu, Simon Johnson and James A. Robinson “for studies of how institutions are formed and affect prosperity.”
Why Nations Fail: The Origins of Power, Prosperity, and Poverty
("Почему одни страны богатые, а другие бедные")
Institutions as the Fundamental Cause of Long-Run Growth
Brilliant and engagingly written, Why Nations Fail answers the question that has stumped the experts for centuries: Why are some nations rich and others poor, divided by wealth and poverty, health and sickness, food and famine?
D. Acemoglu, Simon Johnson, James A. Robinson
https://doi.org/10.3386/W10481
This paper develops the empirical and theoretical case that differences in economic institutions are the fundamental cause of differences in economic development. We first document the empirical importance of institutions by focusing on wo quasi-natural experiments" in history, the division of Korea into two parts with very different economic institutions and the colonization of much of the world by European powers starting in the fifteenth century. We then develop the basic outline of a framework for thinking about why economic institutions differ across countries. Economic institutions determine the incentives of and the constraints on economic actors, and shape economic outcomes. As such, they are social decisions, chosen for their consequences. Because different groups and individuals typically benefit from different economic institutions, there is generally a conflict over these social choices, ultimately resolved in favor of groups with greater political power. The distribution of political power in society is in turn determined by political institutions and the distribution of resources. Political institutions allocate de jure political power, while groups with greater economic might typically possess greater de facto political power. We therefore view the appropriate theoretical framework as a dynamic one with political institutions and the distribution of resources as the state variables. These variables themselves change over time because prevailing economic institutions affect the distribution of resources, and because groups with de facto political power today strive to change political institutions in order to increase their de jure political power in the future. Economic institutions encouraging economic growth emerge when political institutions allocate power to groups with interests in broad-based property rights enforcement, when they create effective constraints on power-holders, and when there are relatively few rents to be captured by power holders. We illustrate the assumptions, the workings and the implications of this framework using a number of historical examples." https://www.openread.academy/en/paper/reading?corpusId=263020556
«Economic Backwardness in Political Perspective»
Daron Acemoglu & James A. Robinson
We construct a simple model where political elites may block technological and institutional development, because of a 'political replacement effect'. Innovations often erode elites' incumbency advantage, increasing the likelihood that they will be replaced. Fearing replacement, political elites are unwilling to initiate change, and may even block economic development. We show that elites are unlikely to block development when there is a high degree of political competition, or when they are highly entrenched. It is only when political competition is limited and also their power is threatened that elites will block development. We also show that such blocking is more likely to arise when political stakes are higher, and that external threats may reduce the incentives to block. We argue that this model provides an interpretation for why Britain, Germany and the U.S. industrialized during the nineteenth century, while the landed aristocracy in Russia and Austria-Hungary blocked development…: https://www.nber.org/papers/w8831
Economic Development and Democracy: Predispositions and Triggers
Treisman, Daniel
Scholars continue to disagree about the relationship between economic development and democracy. I review the history of the debate and summarize patterns visible in data available today. I find a strong and consistent relationship between higher income and both democratization and democratic survival in the medium term (10–20 years), but not necessarily in shorter time windows. Building on several recent studies, I sketch out a new conditional modernization theory, which can account for such lags. The key idea is that the effect of development on democracy is triggered by disruptive events such as economic crises, military defeats, or—most generally—leader change. Political outcomes depend on both the development level and, at intermediate income ranges, how citizens coordinate. Waves of leader turnover in autocracies correlate with temporarily stronger links between income and democratization, which, in turn, coincide with the first two waves of democracy…: https://www.semanticscholar.org/paper/Economic-Development-and-Democracy%3A-Predispositions-Treisman/2de2b81d72ce70db72e9593c6a1f0cc1a11c9057
Daron Acemoğlu, James A. Robinson
Brilliant and engagingly written, Why Nations Fail answers the question that has stumped the experts for centuries: Why are some nations rich and others poor, divided by wealth and poverty, health and sickness, food and famine?
Is it culture, the weather, geography? Perhaps ignorance of what the right policies are?
Simply, no. None of these factors is either definitive or destiny. Otherwise, how to explain why Botswana has become one of the fastest growing countries in the world, while other African nations, such as Zimbabwe, the Congo, and Sierra Leone, are mired in poverty and violence?
Daron Acemoglu and James Robinson conclusively show that it is man-made political and economic institutions that underlie economic success (or lack of it). Korea, to take just one of their fascinating examples, is a remarkably homogeneous nation, yet the people of North Korea are among the poorest on earth while their brothers and sisters in South Korea are among the richest. The south forged a society that created incentives, rewarded innovation, and allowed everyone to participate in economic opportunities. The economic success thus spurred was sustained because the government became accountable and responsive to citizens and the great mass of people. Sadly, the people of the north have endured decades of famine, political repression, and very different economic institutions—with no end in sight. The differences between the Koreas is due to the politics that created these completely different institutional trajectories.
Based on fifteen years of original research Acemoglu and Robinson marshall extraordinary historical evidence from the Roman Empire, the Mayan city-states, medieval Venice, the Soviet Union, Latin America, England, Europe, the United States, and Africa to build a new theory of political economy with great relevance for the big questions of today, including:
- China has built an authoritarian growth machine. Will it continue to grow at such high speed and overwhelm the West?
- Are America’s best days behind it? Are we moving from a virtuous circle in which efforts by elites to aggrandize power are resisted to a vicious one that enriches and empowers a small minority?
- What is the most effective way to help move billions of people from the rut of poverty to prosperity? More
philanthropy from the wealthy nations of the West? Or learning the hard-won lessons of Acemoglu and Robinson’s breakthrough ideas on the interplay between inclusive political and economic institutions?
https://www.goodreads.com/book/show/12158480-why-nations-fail
Патология неравенства
1
декабря этого года в своем ежегодном послании Президент отнес задачу выхода на
темпы роста выше среднемировых на перспективу после 2019 года. Но очевидно, что
и до этого времени общество нуждается в осмысленной перспективе социальных
трансформаций. В частности, это касается повестки предстоящей кампании по
выборам президента. Вряд ли она может строиться по принципу «борьбы хорошего с
лучшим». Скорее, она должна быть в определенном смысле мобилизационной – не по
отношению к внешним или внутренним врагам, а по отношению к стратегическим
вызовам. Вызовам, которые одновременно могут рассматриваться как угроза, и как
потенциал для развития. Одним из таких вызовов является исключительно высокий
уровень неравенства в российском обществе.
Мы наблюдаем сегодня в России не только стагнацию экономики, но и стагнацию
экономической дискуссии. Очень скуден диапазон идей по поводу источников роста,
старая модель которого, по общему мнению, исчерпана, а новая не очевидна.
Вызов избыточного неравенства, естественно, связан со структурой экономики.
Но он не является простым следствием наших экономических проблем. В частности,
бросается в глаза контраст между экономическими показателями России и
показателями, характеризующими качество жизни и социальный климат. По объемам
ВВП Россия (по паритету покупательной способности) на данный момент находится
на 6 месте с 3725 млрд. долл. (для сравнения – Германия на 5 месте с
показателем 3860 млрд.долл.), по объемам промышленного производства – на 5
месте. Позиции по ВВП на душу населения заметно хуже (60 место, по данным
Всемирного Банка), но и здесь Россия оказывается в группе стран со средними
показателями. Между тем, в рейтингах, отражающих некоторые значимые социальные
показатели, мы оказываемся в аутсайдерах.
Так, по данным отчета Global Wealth Report за 2015 г. (исследование банка
Credit Suisse), Россия является
страной с самым высоким в мире имущественным неравенством. По данным
исследования Global Burden of Disease Study (GBD) 2015, оценивающего здоровье жителей планеты, Россия оказалась
на 119 месте (особенно плохими оказались показатели по уровню алкоголизма,
суицидов, распространению ВИЧ, гепатита и туберкулеза, числу курильщиков,
смертности от насильственных преступлений, химических отравлений и
неинфекционных заболеваний). В рейтинге комфортности жизни пожилых людей The
Global Age Watch Index Россия находится на 79 месте из 91, с крайне низкими
показателями по размеру пенсий, состоянию здоровья и качеству социальной среды
(доступность транспорта, физической безопасности, социальных связей).
По Индексу восприятия коррупции Transparency International за 2015 год – на
119 месте из 168.
При всей условности такого рода рейтингов, мы исходим из того, что они
отражают общую тенденцию: некоторые важные параметры социального развития в
нашей стране существенно ниже базовых параметров ее экономического развития.
Можно предположить, что этот диспаритет обусловлен, в первую очередь, именно
крайней неравномерностью распределения богатства в обществе. Соответственно,
политика, направленная на преодоление избыточного неравенства, может иметь
наибольший кумулятивный эффект с точки зрения социального развития даже в
условиях стагнирующей экономики.
Российское неравенство
на мировом фоне
Следует признать, что рост неравенства является общемировой тенденцией. Опубликованный
в конце 2014 года доклад ОЭСР «FOCUS on Inequality and Growth» показывает, что
мировое неравенство стало больше, чем в XIX веке – глобальный индекс Джини
вырос с 49 пунктов в 1820 г. до 66 пунктов в 2000 г. Мировое неравенство резко
сократилось лишь в период 50-70 гг. XX века, когда в развитых странах мира
работала модель социального государства, а в ряде развивающихся стран
модернизация вывела большую часть населения из нищеты. В наши дни, как на
Западе, так и на Востоке богатые все больше богатеют, бедные – беднеют, а
средний класс размывается.
Однако даже на общемировом мировом фоне ситуация с неравенством в России
выглядит аномально. Эта социальная болезнь имеет два слагаемых – аномальная
бедность и аномальное богатство.
Начнем с последнего. По данным уже упомянутого доклада Global Wealth Report
за 2015 г., на долю 1% россиян приходится 71% всех активов физических лиц в
России.[1] В мире в целом этот показатель равен 46%, в Африке — 44%, в США
— 37%, в Китае и Европе — 32%, в Японии — 17%. По данным консалтинговой
компании Knight Frank, число мультимиллионеров, имеющих активы в сумме от 30
млн долларов, centa-миллионеров (от 100 млн долл) и миллиардеров в России в
каждой категории выросло с 2004 по 2014 гг. в 3,5 раза, а по прогнозу до 2024 года
их число увеличится еще в полтора раза. Даже в кризисном 2014 году в России
наблюдался рост продаж предметов роскоши и машин премиум-класса. Именно
россияне наряду с саудовскими аристократами являются владельцами самых больших
и дорогих в мире яхт, российские топ-менеджеры – одни их главных потребителей в
сегменте частных самолетов.
Что касается оценок бедности в России, то они отличаются друг от друга.
Есть официальные данные Росстата, согласно которым в 2016 г. доход ниже
прожиточного минимума имеют в России 22,7 млн. человек (15,7% от общего числа
жителей страны). При этом размер прожиточного минимума многие эксперты считают
заниженным. Согласно принятому в данный момент согласованному определению
относительной бедности ОЭСР и Евростата, к числу бедных относятся те, кто имеет
доход ниже 60% медианного дохода в стране. В 2015 г. медианный доход в России
составлял 22,7 тыс. руб. Если применить норматив ОЭСР и ЕС, то по этим
критериям бедных в России оказывается около 25% населения. Есть социологические
исследования, проводящие границу бедности не по той или иной расчетной величине
доходов, а по комплексу показателей, включая покупательскую способность. Так, в
конце июля 2016 года Высшая школа экономики обнародовала данные очередного
исследования уровня жизни населения России, в котором доля граждан, у которых
денег не хватает на покупку одежды или даже продуктов питания, оценивалась в
41,4%. Отметим, что как оценки Росстата, так и другие расчеты показывают рост
числа бедных в последние годы.
При этом самыми бедными являются, вопреки распространенному мнению, не
пенсионеры. По словам первого замминистра финансов России Татьяны Нестеренко,
«самыми бедными в России, около 37% из числа всего бедного населения, являются
молодые семьи».
С 1990 г. по 2015 коэффициент Джини (показатель распределения доходов по
группам населения) вырос с 0,24 до 0,41, а коэффициент фондов (отношение
доходов самых богатых 10% населения к доходам самых бедных 10%) в России с 1992
г. по 2015 г. возрос с 8 до 15,6 (с учетом теневых капиталов он может быть
существенно выше), Это уровень США начала 20 века. По данным исследования
факультета социологии Санкт-Петербургского государственного университета
(СОЦИС, №8, 2014), в царской России коэффициент фондов равнялся 6. В СССР (как
и в сегодняшней Скандинавии) он равнялся 3-4.[2] То есть даже по самым
скромным оценкам сегодня в России разрыв между богатыми и бедными больше, чем в
дореволюционной Российской империи.
Злое богатство
Один из главных аргументов
"за Путина", который тиражируют борцы с "западными
захватчиками", патриоты и государственники всех мастей, – это его политика
в интересах страны. Вот в 1990-е у нас все разваливалось и разворовывалось, а
сейчас стало иначе. При этом нам предлагается смириться с коррупцией,
затяжным кризисом, уничтожением медицины и образования, а также обогащением
клана Путина, но многие действительно готовы закрыть на это глаза, лишь бы
танки НАТО не приехали. Но тому ли бояться черта, у
кого черт за плечами?
В руках 10%
богатейшего населения находится более 70% национального достояния, на
долю половины беднейших жителей страны приходится меньше 5%. Несмотря
на показательные расправы с олигархами и преследования бизнесменов, именно в
"путинской" России богатейший 1% стал получать четверть всех
доходов в стране. По расчетам экономиста Тома Пикетти, в офшорах российская "элита" прячет 75%
национального дохода (практически столько же составляет ее легальное
имущество). Страна, долгие годы получавшая огромные доходы от продажи
углеводородов, могла бы накопить приличный национальный фонд "на черный
день". Как Норвегия, создавшая в 1990 году "фонд будущих
поколений", в котором сейчас собрано уже более 1 триллиона долларов.
Российские олигархи накопили в своем "фонде" примерно столько же,
около триллиона долларов, или 60 триллионов рублей. Это фонд их будущих
поколений, детей и внуков олигархов, остальным же придется утешаться
"национальной политикой Путина" (в чем она состоит, смертному знать
не дано).
По мнению Пикетти, сотня самых богатых россиян богаче, чем сотня самых богатых
американцев. Ну хоть в чем-то Россия догнала и перегнала Америку,
самую богатую страну мира. Если изучить список десяти американских
миллиардеров, то выясняется: шестеро из них сделали состояние на новых
технологиях и программном оборудовании, один на финансовой аналитике, а
оставшиеся трое создали свои компании еще до Второй мировой войны. Российская
десятка выглядит совсем иначе. Российские олигархи обогатились на природных
ресурсах и советской тяжелой промышленности. В 1990
году 3/4 национального богатства России принадлежало государству, сегодня 7/9 –
в руках частных лиц, причем речь идет
преимущественно о перераспределении, а не создании чего-то нового, то есть
фактически об обогащении одних через обнищание других. Российская сотня Forbes состоит из людей, и главная заслуга которых в
том, что они урвали кусок государственного пирога иногда ловко
уходят от уплаты налогов. Многие из них являются налоговыми резидентами
других стран, имеют виды на жительство или второе гражданство. Они выводят
капиталы в офшоры, инвестируют в иностранные компании, скупают зарубежную
недвижимость. Именно в их интересах существует плоская шкала налогообложения,
позволяющая с официальных, оставшихся не выведенными за рубеж, доходов
выплачивать всего 13%.
Самый богатый (официально)
человек России, Леонид Михельсон, разбогател на газе и топливном сырье, а
предприятия, которыми он владеет, были созданы в СССР в 1960–70-е годы. Большая
доля доходов этих предприятий сегодня, по всей вероятности, оседает в офшорах
на Кипре. Следующий в списке, Алексей Мордашов, попал в число рублевых
триллионеров благодаря черной металлургии и горнодобывающей промышленности.
"Северсталь" появилась на свет в 1955 году, а сам Мордашов – только
спустя 10 лет. Компания "Силовые машины", созданная в 2000-м,
проглотила такие предприятия, как "Электросила", "Красный
котельщик" и Ленинградский металлический завод, созданные еще в XIX веке.
Часть доходов этих компаний уплывает на Кипр и Британские Виргинские острова.
Третий, Владимир Лисин, обогатился на черной и цветной металлургии, а
заводы, приносящие ему сверхдоходы, были построены в годы индустриализации.
Тогда на плакатах писали: "Тяжелая индустрия – основа нашей Родины".
Теперь тяжелая индустрия, помноженная на кипрские офшоры, – основа богатства
миллиардера Лисина.
Как только проект
"Россия" перестанет оправдывать их ожидания, олигархи свернут и его
Геннадий Тимченко разбогател на нефтегазовых ресурсах (и дружбе с
президентом). Алишер Усманов, в 2016-м переставший быть налоговым
резидентом России, – на газе, нефти, золоте и алмазах. Свои активы он держит на
Британских Виргинских островах. Компания Вагита Алекперова
"ЛУКОЙЛ" создана в начале 1990-х и в открытую выводит в офшоры чуть
ли не половину прибыли. Михаил Фридман, начавший обогащение с торговли нефтью и
металлургической продукцией, сегодня владеет своими акциями через компании
Люксембурга. Владимир Потанин владеет рудниками и горно-обогатительными
комбинатами Кольского полуострова и Красноярского края, в том числе Норильским
комбинатом, строившимся в 1930-м узниками Норильлага, а в годы войны работавшим
на нужды авиации. Акциями своего "Норильского никеля" Потанин владеет
через кипрские компании. Многие города, чьи главные предприятия обогащают
олигарха, включены в список моногородов "с риском ухудшения
социально-экономического положения".
44-летний олигарх Мельниченко
не является налоговым резидентом России, то есть налоги со своих доходов платит
в бюджеты других государств. А доходы получает от Ковдорского
горнообогатительного комбината (основанного в 1955 году, за 17 лет до рождения
Мельниченко), от добычи газа в Тюменской области, от "Невинномысского
Азота" (основанного в 1962 году), от новомосковского "Хлора"
(основанного в 1936-м) и новомосковского "Азота" (основанного в
1929-м), от "Белореченских минудобрений" (основанных в 1977-м), от
завода "Фосфорит" в Кингисеппе (основанного в 1950-е) и Мурманского
торгового порта, построенного еще до революции. Причем его компания,
поглотившая все эти богатейшие производства, является швейцарской. В Ковдоре Мурманской области, градостроительным предприятием которого владеет
Мельниченко, я провела свое детство. Город был построен в 1950-е для
обслуживания горно-обогатительного комбината. Лето здесь холодное, зимой
полярная ночь, круглый год плохая экология и изоляция в глухой тайге. Но в советское
время ковдорчане получали высокие северные надбавки и всевозможные дотации, в
городе была развитая инфраструктура, строились бассейны, профилактории,
спортивные комплексы, школы, больничные корпуса. Все потому, что доходы от
богатейшего железнорудного месторождения шли в городской бюджет и бюджет
страны.
Сегодня Ковдор включен в
список моногородов "с наиболее сложным социально-экономическим
положением", его бюджет стал дотационным, а население сократилось вдвое. В
городе закрылись школы, швейная фабрика, хлебозавод, молокозавод, леспромхоз,
совхоз, больница (осталось только необходимое для первой помощи), а
художественную школу прикрыли, потому что ее дорого отапливать. Заболевшим
жителям приходится ездить в другие города, за сотни километров через тайгу, и
хотя по закону затраты на дорогу им должно возмещать городское правительство, в
бюджете Ковдора таких денег нет. Как нет средств и на то, чтобы снести
обезлюдевшие пятиэтажные дома, стоящие в центре города. Зато у Мельниченко
есть 400 миллионов долларов на одну из самых больших яхт в мире.
История Ковдора – это
история всей России. В стране уже 22 миллиона официальных бедных, а на деле
каждый третий едва сводит концы с концами. Бюджетные траты на медицину и
образование, и без того ничтожные, сокращаются каждый год, социальных выплат и
пособий часто хватает только на то, чтобы напиться с горя, а изношенная
инфраструктура осталась в наследство с советских времен и в регионах
практически не модернизировалась. Зато где-то спрятан триллион долларов – больше
миллиона на каждого жителя страны, и эти деньги в Россию никогда не вернутся. У
миллиардеров ведь один патриотизм – патриотизм их кошелька.
Российские олигархи жертвуют
деньги на спорт и культуру, строят олимпийские объекты, кидают с барского плеча
большие суммы на благотворительность. За эти заслуги у каждого из них – длинный
список государственных и церковных наград. Вот только какие бы внушительные
суммы ни тратились ими на какую-нибудь выставку в Третьяковской галерее или на
постройку очередного горнолыжного курорта в Сочи, эти деньги на порядок меньше
того, что эти "меценаты" прячут в офшорах. Своими
"благотворительными" проектами олигархи откупаются от власти,
которая позволяет им безнаказанно выводить из страны капиталы и уходить от
налогов в обмен на лояльность и безоговорочную поддержку бессрочного
президентства Путина. Или решают свои личные проблемы. Как, к примеру,
депутат и номер 17-й в списке Forbes Андрей Скоч, внесенный в санкционные списки США задолго до
Крыма – за связи с мафией. Много лет он спонсировал зарубежные поездки молодых
писателей с одной целью – чтобы въехать в США. Каждый раз, когда делегация
отправлялась за океан, его имя вносилось в общий список, но каждый раз Штаты
отказывались выдавать ему визу, несмотря на "меценатские заслуги". В
конце концов "благодетель" свернул проект, как не оправдавший его
ожиданий.
За несколько лет кризиса,
вызванного санкциями, население России обнищало. Но только не
"элита", чье совокупное состояние продолжает расти. Еще быстрее растет
офшорное состояние, спрятанное богатство России, украденное будущее ее поколений.
И как только проект "Россия" перестанет оправдывать их ожидания,
олигархи свернут и его.
Россия: Состояние 200 богачей превысило
резервы ЦБ и накопления всех россиян в банках
Пока население продолжает
беднеть, состоятельные граждане умножают свой капитал и выводят его за границу.
26.04.2018 Александр
Аликин
Суммарный
капитал 200 самых состоятельных россиян вырос
в 2017 году до 485 миллиардов долларов, что значительно больше
золотовалютных резервов Центробанка (433 миллиарда долларов)
и денежных накоплений всего российского населения в банках (около 389
миллиардов долларов).
В целом, богатые граждане России (люди с состоянием от 5 миллионов
долларов, не включая стоимости основного жилья) разбогатели
в прошлом году на 22 — 27 процентов, добившись
состояния 1,2 триллиона долларов, или 73,5% ВВП страны.
Но заработанные деньги не остаются в российской экономике,
а продолжают уходить за границу. В то же
время доходы граждан падают пятый год подряд, продолжает расти
и количество бедных.
Власти, с одной стороны, заявляют о дурном влиянии социального
неравенства на экономику страны, но, с другой, не предпринимают попыток что-либо изменить. В
частности, государство продолжает поддерживать условия для дальнейшего
обогащения состоятельных граждан и хочет поднять подоходный налог
для всех граждан с 13% до 15%, что приведет к дальнейшему
падению реальных доходов населения.
Как разбогатели миллионеры
В России по итогам 2017 года резко увеличилось число богатых людей. Число
миллиардеров выросло на 10% с 96 до 106 человек, сообщает
деловое издание «Форбс».
Совокупное состояние 200 самых богатых граждан РФ выросло на 25
до 485 миллиардов долларов.
На 27%
в сравнении с предыдущим годом выросло количество граждан с состоянием
5-50 миллионов долларов (до 38 тысяч 120 человек) и граждан
с состоянием 50-500 миллионов долларов (до 2 тысяч 620 человек),
отмечается в ежегодном докладе The Wealth Report компании Knight Frank.
Также на 22% (до 220 граждан) увеличилось число людей, чье
имущество оценивается в более чем 500 миллионов долларов.
Несмотря на рост в 2017 году, количество богатых людей в стране
по-прежнему значительно ниже докризисных времен. В сравнении с 2012 годом
на 35% сократилось число граждан с состоянием 5-50 миллионов долларов
(с 59 тысяч 40 человек), на столько же упало количество миллионеров
с состоянием 50-500 миллионов долларов (с 4 тысяч 60), на 39%
уменьшилось число людей с состоянием более 500 миллионов долларов (с 360).
По оценке Knight Frank, 38,1 тысячи российских долларовых миллионеров владеют
состоянием $1,2 трлн, что соответствует 73,5% ВВП России 2017 года.
Доходы богатых граждан уходят за границу
Обогащению небольшой группы граждан России можно было бы радоваться, если бы
заработанные ими средства оставались в экономике страны. Однако,
как следует из данных Центробанка, они продолжают уходить за границу. В частности, отток
капитала частного сектора в 2017 году в сравнении с предыдущим
вырос на 34,8% до 24,8 миллиарда долларов. А в январе
Центробанк предварительно оценивал годовой отток капитала в еще большую
сумму — 31,3 миллиарда долларов, говорилось в «Оценке ключевых
агрегатов платежного баланса РФ».
Причем, если в 2017 году деньги частного сектора уходили за границу
благодаря «операциям банковского сектора по сокращению внешних
обязательств» (что на самом деле крайне сложно проверить), то отток
в первом квартале 2018 года ($13,4 млрд) сформировался «в
результате увеличения зарубежных активов прочих секторов», под которыми
понимаются финансовые компании (не считая банков), коммерческие фирмы, домашние
хозяйства (граждане) и некоммерческие организации.
Интерес богатых граждан к зарубежным активам подтверждается не только
статистикой Центробанка. Около 40% граждан с состоянием от $30 млн хотят
купить недвижимость за границей, и лишь их пятая часть собирается
купить недвижимость в России, сообщила в марте глава департамента
элитной недвижимости Knight Frank Людмила Потапова.
Интересы в сфере недвижимости богатых граждан проявляются
в направлении США, Великобритании, а также Кипра, по которому
наблюдается «шквал запросов», следует из комментариев Потаповой
и директора департамента зарубежной недвижимости и частных инвестиций
Knight Frank Марины Шалаевой.
Параллельно с поиском заграничного жилья состоятельные граждане изучают возможность покинуть Россию, и почти
половина из них — навсегда. «Наши соотечественники выбились
в лидеры по числу паспортов среди ультра-богатых людей. 58%
ультра-богатых россиян имеют второй паспорт (двойное гражданство). 45%
рассматривают переезд на постоянной основе», — добавила Шалаева.
Обычное население беднеет
На фоне обогащения состоятельных людей большинство
обычных граждан страны продолжает беднеть. Реальные располагаемые доходы
населения (доходы за вычетом обязательных платежей, очищенные
от инфляции) после 2014 года сокращаются ежегодно. К концу 2017 года они
снизились на 11,4% за четыре года. В январе-феврале 2018 года
реальные доходы сократились на 0,8%.
Одним из источников сокращения реальных доходов является рост обязательных
платежей — налогов, сборов, страховых взносов и платежей
по кредитам.
Параллельно с этим растет число граждан
с доходами ниже прожиточного минимума. По данным Росстата, их количество
с 2012 по 2016 год выросло с 17,9 до 19,6 миллиона человек.
А за 11 месяцев 2017 года — еще до 20,3 миллиона, по данным
Счетной палаты. В последний раз таким высоким этот показатель
был в 2006 году (21,6 миллиона человек).
Государство признает проблему, но не хочет ее решать
Власти не только не препятствуют богатым
гражданам зарабатывать деньги, но и активно помогают их интересам.
Например, госструктуры и госкомпании отдают, часто без конкурса,
самые крупные закупки компаниям крупных и известных бизнесменов. По
сообщениям, среди получателей таких контрактов в 2016-2017 годах — Геннадий
Тимченко, Аркадий Ротенберг, Владимир Лисин, Андрей Бокарев и другие.
По мнению специалистов, между обогащением состоятельных людей и обнищанием
большинства граждан России есть определенная связь. Например, в апреле
2018 года экономист Владислав Жуковский заявил, что в последние годы
наблюдается «процесс еще большего перераспределения доходов и богатства
в пользу, условно говоря, правящей оффшорной вертикали». «[Это]
нескольких тысяч семей, которые эксплуатируют сегодня российскую экономику, всю
Россию, ее недра, пилят бюджет, госзаказы», — считает он.
Бедность не только осложняет жизнь самим бедным, но и препятствует
развитию экономики, в чем признаются сами чиновники. Замминистра
экономического развития Максим Орешкин говорил, что бедность «мешает
экономическому росту», премьер-министр Дмитрий Медведев — что «бедность
является оборотной стороной недоразвитости в экономике».
В качестве одного из решений проблемы растущего социального неравенство
различные эксперты неоднократно предлагали ввести прогрессивную шкалу
налогообложения, в соответствии с которой размер налогов зависел бы
от доходов граждан (сейчас налог фиксированный для всех — 13%).
Чиновники обещали подумать над этим после выборов президента 2018 года,
однако теперь правительство намерено увеличить налог на доход физических
лиц для всех граждан, вне зависимости от их дохода, с 13%
до 15%.
OCCRP оценил в $24 млрд состояние бизнесменов
«ближнего круга Путина»
Центр по исследованию
коррупции и организованной преступности (OCCRP) оценил состояние «ближнего
круга» президента России Владимира Путина в $24 млрд, говорится в расследовании организации.
«Согласно подсчетам OCCRP и
рейтингов Forbes за 2017 г., совокупное состояние ближнего круга Путина -
членов семьи, старых друзей и друзей, ставших членами семьи, - составляет около
$24 млрд. Их наиболее успешные бизнесы связаны либо с крупными
нефтяными и газовыми госкомпаниями, либо с другими государственными
корпорациями», - сказано в расследовании.
К «ближнему
кругу» президента России организация причисляет Аркадия и Бориса Ротенбергов, Ильгама Рагимова,
Геннадия Тимченко, Николая и Юрия Шамаловых, Игоря, Романа и Михаила Путиных,
Виктора Хмарина, Юрия Ковальчука и других. OCCRP отмечает, что не
включил в этот список политиков и топ-менеджеров госкомпаний, являющихся
друзьями Путина.
OCCRP пишет отдельно о Михаиле
Шеломове, Сергее Ролдугине и Петре Колбине. «Несмотря на их внушительные
активы они остаются вне поля зрения общественности, кажутся мало осведомленными
об их собственных компаниях, и им требуются усилия, чтобы объяснить
происхождение их состояний. Это, с учетом их личных связей с президентом,
вызывает вопросы - действительно ли их активы принадлежат им, или они
лишь доверенные лица», - говорится в расследовании.
Чем занимается фонд Сергея Ролдугина в
Сочи
Главное здание и кампус
образовательного фонда «Сириус», созданного фондом «Талант и успех», занимают
бывшую 4-звездочную гостиницу Azimut на 720 номеров, построенную структурой Виктора
Вексельберга. Фонд «Талант и успех» выкупил здание гостиницы за 6,2 млрд
руб.
21 октября 2017
Лавров: "золотой миллиард" не
должен процветать за счет всех остальных
Процветание
какой-то одной части мира нельзя обеспечивать за счет бед и прозябания
остальных, заявил министр иностранных
дел РФ Сергей Лавров. В интервью для фильма, посвященного Всемирному фестивалю молодежи и студентов в Сочи, он напомнил, что мир многообразен, все люди
разные, и обеспечить процветание "золотого миллиарда" за счет бед
огромной территории остальных регионов.
Поэтому устойчивое развитие мира можно обеспечить только на основе
коллективных решений, на основе решений, которые будут обеспечивать баланс, а
не доминирование интересов одной группы людей над интересами остальных,
подчеркнул Лавров. По его словам, российская внешняя политика направлена на
создание именно такой системы международных отношений.
"Мы продвигаем
повестку дня, которая объединяет, а не пытается назначить кого-то
главным, а все остальные должны слушаться, — цитирует слова главы российского
МИД ТАСС.
"И я убежден, что дух
фестиваля, та атмосфера, которая была создана здесь организаторами, прекрасно
этому способствует", — продолжил глава внешнеполитического ведомства.
По мнению Лаврова, Всемирный
фестиваль молодежи и студентов в Сочи позволил молодым людям со всего мира
познакомиться с его культурным разнообразием, а это дает надежду, что в будущем
они смогут растопить лед в нынешней системе международных
отношений.
Министр отметил, что стремление общаться на основе взаимного уважения объединяет
людей. Он добавил, что на фестивале представлены различные
вероисповедания и культуры, и это культурно-цивилизационное многообразие
должно стать общим богатством, на основе которого мы должны стремиться
к процветанию и развитию всех сфер человеческой жизни ".
Всемирный фестиваль молодежи
и студентов проходит в России с 14 по 22 октября. Его участниками стали более
29 тысяч человек из 180 стран.
Неравенство и отсталость
Избыточное неравенство в широком спектре своих измерений «программирует»
социальную деградацию и экономическую отсталость. Можно выделить несколько
факторов разрушительного воздействия гипертрофированного неравенства на
экономику.
Деградация
внутреннего спроса. Сверхполяризованное общество – это, прежде всего, неразвитый внутренний
рынок. Потребление верхних слоев было и остается ориентированным на импорт.
Узость и слабость среднего класса – важнейший ограничитель для инвестиций в
реальном секторе экономики. Ситуацию усугубляет снижение потребительского спроса
в условиях кризиса, которое сегодня признается инвесторами основным барьером
для роста. В конъюнктурном плане снижение стоимости рабочей силы может
поддержать конкурентоспособность бизнеса, но в долгосрочном плане модель
дешевого труда для такой страны, как Россия (имеющей высокий человеческий
потенциал и способной расти с опорой на внутренний рынок) представляется
экономической ловушкой.
Взаимное
недоверие общества и крупного бизнеса. Атмосфера доверия в обществе – такое
же условие нормального инвестиционного климата, как разумные налоги и
качественная инфраструктура. Сверхконцентрация богатства разрушает эту
атмосферу и идет рука об руку с низкой легитимностью крупной собственности. В
нашем случае дело усугубляется одиозной историей приватизации, в силу которой
общество не доверяет крупному бизнесу. Можно было бы сказать, что в ответ крупный бизнес не доверяет обществу. Но
верно скорее обратное. Сама по себе сверхконцентрация богатства становится
фактором низкой лояльности обществу со стороны тех, в чьих руках оно
сконцентрировано – сделав страну «второсортной», элиты начинают соответствующим
образом к ней относиться. Симптомы этой низкой лояльности общеизвестны: низкая
норма инвестиций и утечка капитала, ориентация жизненных стратегий вовне, короткий
горизонт планирования и ориентация на «короткую» прибыль. Эти и им подобные
характеристики нынешней «деловой культуры» обусловливаются внеэкономическими
факторами и при этом делают устойчивое экономическое развитие невозможным.
Существующее сегодня в России воплощение «дикого капитализма» дискредитирует и
саму фигуру предпринимателя. Для населения, которое в массе своей далеко от
бизнеса, он все больше и больше превращается если не в социального врага, то,
как минимум, в человека из другого мира с которым не может быть общих
интересов.
Деградация
человеческого потенциала. Сверхконцентрация активов и доходов означает
нехватку приемлемых социальных позиций на среднем уровне. В верхние слои по
определению доступно прорваться немногим. А при четкой тенденции к наследованию
социальных статусов – практически никому. В этих условиях значительная часть
активных и талантливых людей обречены на относительную деградацию или
эмиграцию. Вымывание позиций на «среднем уровне» системы разделения труда будет
приводить и уже приводит к делению общества на наследственную элиту, с одной
стороны, и зоны застойной бедности – с другой. Увеличивается неравенство в
доступе к культуре и образованию – переход этих сфер на коммерческие рельсы
способен через 2-3 поколения привести к формированию класса людей не просто
бедных, но отсеченных от культурных и образовательных ценностей, что станет
фактором потери культурного единства нации.
Деградация
отношения к труду. В ситуации, когда
труд, созидательная деятельность не является гарантией справедливого
вознаграждения и заслуженного социального статуса трудовые ценности и трудовая
этика в обществе неизбежно снижаются. Для России характерна проблема бедности
работающего населения, включая квалифицированных специалистов. Среди самых
низкооплачиваемых профессий наряду с грузчиками, охранниками и курьерами
находятся медики, работники сферы образования, особенно дошкольного, и ученые
(средняя зарплата педагога в бюджетном учреждении составляет 18 тыс. руб.,
воспитателя в детском саду – 16 тыс. руб.; опросы Фонда независимого
мониторинга «Здоровье» показали, что половина всех медработников в России
получает даже с учетом работы по совместительству не более 20 тыс. руб. в
месяц). Статус «человека труда» в современном российском обществе существенно ниже
социальной нормы.
Провалы
территориального развития. Для России характерно крайне неравномерное развитие
регионов по уровню доходов граждан. По данным Аналитического кредитного
рейтингового агентства (АКРА) в 2016 г. 20% самых богатых регионов России
имеют относительный уровень собственных доходов (налоговых и неналоговых
поступлений, не включающих безвозмездные поступления из федерального
бюджета) в 6,8 раза более высокий, чем 20% самых бедных.
По данным исследования National Bureau of Economic Research «Growth in
Regions» в России разрыв благосостояния регионов по ВРП (валовый региональный
продукт) доходит до 25-кратного (по данным Росстата – до 15-кратного), больше
только в Венесуэле и Таиланде. Даже в Индии и Индонезии разрыв меньше.
Диспропорции регионального развития ведут к миграции молодежи из бедных
регионов в более перспективные. В результате, статус неблагополучной территории
дополнительно закрепляется. Развитие внутренней мобильности в определенных
пределах естественно и необходимо. Но модель расселения, подразумевающая
концентрацию населения в нескольких крупных агломерациях при запустении
остальных регионов несовместима ни с безопасностью государства, ни с устойчивым
демографическим развитием.
Низкое
качество базовых институтов. Базовые социальные институты и инфраструктуры
создают средний класс и одновременно обслуживаются, поддерживаются им.
Качественные школы, больницы, суды, полицейские участки, администрации, дороги,
жилищно-коммунальные системы требуют большого количества хорошо оплачиваемых
учителей, врачей, судей, полицейских, чиновников, инженеров. Это стоит довольно
дорого, и в сверхполяризованном обществе на это просто не хватает ресурсов. В
условиях деградации базовых инфраструктур разрастаются инфраструктуры особого
доступа («приватизированная безопасность» огороженных элитных поселков,
«приватизированное правосудие» коррумпированных правоохранителей и т.д.). Эти
частные инфраструктуры, конечно, тоже создают оплачиваемые позиции, но в
гораздо меньшем объеме и масштабе (не говоря уже о сопутствующих коррупционных
эффектах). Кроме того, медицина, образование, арбитраж по хозяйственным
договорам будут востребованы «элитами» за границей.
Так сверхполяризация создает эффект «дискомфортной
страны». Дискомфортной – в том числе для самих выгодоприобретателей
экономики неравенства. Характерно, что они, как правило, ориентируют свои
жизненные стратегии на страны с более равномерным распределением богатства.
Кстати, это недооцененный парадокс современной социологии элит: капиталы и их
носители бегут не только от избыточно уравнительной политики, но и из зон
избыточного неравенства. Последние оказываются дискомфортными для жизни и
малоинтересными для долгосрочных инвестиций.
Неравенство
в условиях кризиса
В условиях экономического кризиса социальная поляризация и связанные с ней
проблемы дополнительно усиливаются.
На фоне экономического роста нулевых годов социальные диспропорции
сохранялись и даже продолжали нарастать. Но они воспринимались куда менее
болезненно, поскольку в абсолютном выражении благосостояние «нижних слоев»
увеличивалось. Особенно важным с точки зрения оздоровления общества оказалось
«подтягивание» бюджетников к уровню доходов «среднего класса». В условиях
сегодняшней стагнации это достижение оказывается под угрозой. Происходит
сокращение реальных (с учетом инфляции) доходов населения и «вымывание»
среднего класса. Он сохраняет пока значительный отрыв от нижних слоев, но
каждый следующий кризис все больше ухудшает его положение.
Согласно данным Росстата, на сентябрь 2016 г. сокращение доходов населения
продолжается 22 месяца подряд. Минэкономразвития полагает, что по итогам года
они упадут на 4,7–4,9%, хотя раньше прогнозировало снижение лишь на 2,8% в
базовом сценарии. Ускоряются и темпы падения – по данным Росстата, реальные располагаемые
доходы граждан (деньги, которые остаются у человека после уплаты всех
обязательных платежей) в августе 2016 года по сравнению с тем же месяцем
предыдущего года сократились сразу на 8,3%, в июне спад оценивался в 4,8%, в
июле — в 7,3%. В последний раз сопоставимый провал доходов был зафиксирован
Росстатом в декабре 2008 года, когда они сократились сразу на 10,7% к
предыдущему году.
В своем исследовании бедности Институт социологии РАН отмечает существенное
ухудшение положения бедных за последнее десятилетие. Это касается жилищных
условий – происходит геттоизация, концентрация бедных в коммуналках,
общежитиях, зонах ветхой застройки и т.п., – роста доли услуг ЖКХ в структуре
семейного бюджета, роста долговой нагрузки на социально уязвимые слои населения.
Бедные не выживают, вопреки распространенному мнению, за счет «натурального
хозяйства» – это скорее практика среднеобеспеченных домохозяйств. Бедные же,
как правило, на данный момент не имеют ни земельных участков, ни подсобных
хозяйств и люмпенизируются. Бедность в России сконцентрирована в сёлах и в
малых городских населенных пунктах. В целом, как считают эксперты ИС РАН,
положение бедных ухудшается как относительно других слоев населения, так и
относительно ситуации десятилетней давности.
Одним словом, кризис бьет, прежде всего, по нижним и средним слоям
общества. Разумеется, в этих условиях гипертрофированное неравенство
воспринимается все более остро. Ведь «карнавал» сверхпотребления верхних слоев
общества – включая не только крупный бизнес и топ-менеджеров, но и часть
государственных служащих – по-прежнему продолжается. Это вызывает утрату
доверия к власти и социальную депрессию, ощущение невозможности улучшить свою
жизнь, безвыходности и отсутствия надежд. Отсюда, в том числе, возникает и весь
тот веер социальных бед, которые фиксируются в России – алкоголизм,
наркомания, высокий уровень насильственных преступлений. Можно говорить о
фрустрации достаточно большой части населения относительно собственных
перспектив при нынешнем устройстве общества и экономики. Люди не видят
возможностей для улучшения своей жизни и связи между собственными усилиями и
получаемым результатом.
Восприятие неравенства
Ставя проблему избыточного неравенства в России, важно избежать превратных
и недобросовестных толкований. Мы исходим из того, что абсолютное равенство не
является ни социальной нормой, ни социальным идеалом. Можно говорить об
определенной «норме неравенства», варьирующей в разных обществах и эпохах.
Проблема именно в том, что социальное неравенство в современной России крайне
далеко от этой нормы, оно является патологическим – и с точки зрения
количественного масштаба, и с точки зрения слабой (если не отрицательной)
взаимосвязи богатства с заслугами перед обществом.
Разумеется, «норма неравенства», приемлемая для общества, не может быть
выражена в каких-то точных показателях, но она довольно явно отражается в
общественных настроениях. Социологические опросы показывают, что даже самые
бедные россияне далеки от стремления «все отнять и поделить». В российском
обществе наблюдается достаточно здоровое и спокойное отношение к неравенству,
вызванному заслугами человека, его достижениями и трудом. Соцопросы ИС РАН
последних лет (2011-2016 гг.) показывают, что люди разного достатка допускают
существование неравенств, возникших на справедливых, по их оценкам, основаниях,
связанных с разницей в талантах и усилиях, с большей эффективностью работы.
Подавляющее большинство населения согласно также с тем, что различия в доходах
справедливы, если у людей имеются равные возможности для заработка. При этом
«подавляющее большинство граждан называет существующие различия в доходах
слишком большими (83%), две трети считают сложившуюся систему распределения
частной собственности в России несправедливой, и столько же граждан полагает,
что люди не получают достойного вознаграждения за свои навыки, способности и
квалификацию».
Важно отметить, что существующие сегодня в России социальные неравенства
кажутся несправедливыми всем слоям населения независимо от их уровня жизни и
динамики личного благополучия. Однако особенно несправедливым кажется
российское общество работающим россиянам, которые не видят связи между своими
трудовыми усилиями и улучшением своего положения.
Этот разрыв между действительностью и существующей в сознании людей
социальной нормой имеет не только этическое, но и экономическое измерение. В
социально-экономических дискуссиях мы часто упускаем из виду, что соответствие
хозяйственного уклада нравственным представлениям и ориентирам общества
является не ограничителем экономической эффективности, а его важнейшей
предпосылкой. Одним из очевидных этических запросов нашего общества является
справедливость, понятая не как механическая «уравниловка», а как воздаяние,
пропорциональное труду, знаниям и таланту. Несоответствие окружающей реальности
этому представлению – важнейший источник демотивации и социальной депрессии. И
наоборот, постепенная реализация запроса на справедливость способна сделать
экономические и управленческие процессы более эффективными. И в частности –
создать отсутствующее сегодня взаимное доверие и взаимную лояльность между
социальным большинством и высшими слоями общества.
Политика социального
выравнивания
История послевоенного развития индустриальных стран по обе стороны
«железного занавеса» хорошо показывает эту взаимосвязь между социальной
справедливостью и экономическим ростом. Даже сегодня, после того, как маятник
сильно качнулся в другую сторону (в сторону финансовой глобализации и интересов
элит), развитые страны демонстрируют в среднем куда меньшую степень
неравенства, чем страны «третьего мира».
Многие уверены, что возможность более равномерного распределения богатства
– просто награда за экономический успех. Действительно, как бы ни
распределялось богатство, прежде всего, его необходимо создать. Однако, как
отмечает нобелевский лауреат Пол Кругман, «общество среднего класса не
появляется автоматически по мере развития экономики; его необходимо создавать
политическими средствами».
В целом, параметры распределения богатства далеко не всегда можно
представить как производную от рыночных процессов. Например, если в США
пропорция доходов между топ-менеджментом крупных компаний и рядовыми
сотрудниками составляет 1:200, то в Японии 1:16 (это данные, на которые
ссылается в своей книге «Цена неравенства» другой нобелевский лауреат Джозеф
Стиглиц). Эта разница между США и Японией не отражает степень эффективности
корпоративного управления и не является следствием каких бы то ни было «законов
рынка». Скорее соответствующая пропорция оплаты труда в корпорациях является
элементом негласного общественного договора – корпоративной культуры,
социальных норм и установок, политической расстановки сил. Аналогичное верно и
для стран. Там, где неравенство введено в разумное русло, это стало результатом
определенного политического баланса, найденного, в том числе, за счет
целенаправленной политики выравнивания доходов и социальных шансов.
Вполне подходящим временем для такой политики социального выравнивания является период стагнации
экономики. Характерно, что именно в затяжной период Великой депрессии в США
были заложены институциональные основы более справедливого и
– как выяснилось впоследствии, на новом витке экономического роста – более эффективного общества.
Сегодня, когда граждане страны в целом уже осознали, что вошли в непростой
период «затягивания поясов», важно сделать так, чтобы бремя преодоления
трудностей ложилось не только на плечи средних и нижних слоев общества. Это
вопрос политической устойчивости в условиях кризиса. Это вопрос эффективности
самих антикризисных мер (которые вряд ли дадут эффект без поддержки внутреннего
потребительского спроса). И, наконец, это вопрос наших посткризисных перспектив
– более здоровой социальной основы для будущего цикла экономического роста.
Борьба с избыточным неравенством имеет целью не только перераспределение
общественного богатства, но и стимулирование его создания, поскольку
существующее неравенство во многом порождено широким распространением или
откровенно незаконных или малоэффективных с точки зрения максимизации
общественного блага способов обогащения.
Перечислим, не претендуя на полноту перечня мер и формулировку готовых
рецептов, некоторые группы задач, связанных с исправлением наиболее острых
социальных диспропорций.
Прогрессивное
налогообложение
В подавляющем большинстве развитых стран применяется прогрессивная шкала
налогов на доходы физических лиц. Плоская шкала НДФЛ является не правилом, а
исключением. Более того, фактически нынешняя плоская шкала НДФЛ для
обеспеченных граждан является регрессионной, так как они, в отличие от
малообеспеченных слоев населения обладают возможностью уменьшить
налогооблагаемую базу за счет различных форм налоговой оптимизации. При
этом вовсе не обязательно копировать наиболее радикальные образцы стран
скандинавского социализма, где предельная ставка для богатых доходит до 60-70%.
Кроме того, шкала НДФЛ должна предусматривать налогообложение свыше 13% лишь
для доходов, существенно превышающих уровень среднего класса. В прогрессивных
шкалах часто предусматривается освобождение от налогообложения бедных групп
граждан.
Другими «выравнивающими» налогами являются прогрессивные шкалы налогов на
имущество, недвижимость, наследство и др. Здесь, как и в случае с НДФЛ, важно,
чтобы высокие ставки не коснулись массы граждан с низкими и средними доходами.
Общий принцип выравнивания неравенств в налоговой сфере должен быть таким –
нетрудовые доходы должны облагаться большим налогом, чем трудовые. В частности,
введение прогрессивной шкалы НДФЛ потребует корректив в налогообложении
дивидендов. Сейчас в РФ налог на дивиденды составляет 20% для российских
юридических лиц, 15% – для иностранных (может снижаться до 5%
в рамках двусторонних договоров об избежании двойного
налогообложения, как, например, с Кипром), 13% – для акционеров-физлиц.
Фактически, владеть акциями выгоднее всего через иностранные фирмы-прослойки.
Выведение прибыли в дивиденды является сегодня одним из механизмов минимизации
налогообложения доходов компаний и увода средств в оффшоры.
Реальная
деофшоризация
Под иностранной юрисдикцией находится, по разным оценкам, 80-95% крупной
российской собственности (в т.ч. и большая часть списка стратегических
предприятий России). Из российской экономики ежегодно утекает
120–150 млрд. долл., из которых 70–80 млрд. долл. — это
движение денег через оффшоры. Увод капиталов из России и работа компаний через
оффшоры лишают российскую экономику таких средств, которые не компенсируют
никакие налоги на доходы физических лиц.
Ряд мер по деофшоризации уже принят. В частности, с 2016 года
в России начал действовать закон о контролируемых иностранных
компаниях. Этот закон требует от российских налоговых резидентов
раскрывать налоговым органам структуру иностранных компаний, которыми они
владеют, и платить налоги с их нераспределённой прибыли
по ставкам, которые действуют внутри страны (13% для физических и 20%
для юридических лиц). Однако на практике российские предприниматели
предпочитают просто быть нерезидентами (для этого надо проводить в России менее
183 дней в году) либо регистрируют оффшорные структуры на третьих лиц и в любом
случае стремятся избежать регистрации своих компаний в российской юрисдикции.
Ужесточение требований в этой сфере, по мнению сторонников сложившейся
модели, только вытолкнет бизнес из России. Однако этот аргумент неуместен в
отношении того бизнеса, который занимает ниши в высокорентабельных секторах
(как правило, извлекая ренту в широком смысле слова – за счет тех или иных
преимуществ на российском рынке) и/или пользуется преференциями от государства
(госзакупки, субсидии и т.д.). Между тем, эта категория бизнеса в России весьма
значительна, и именно ее возможно и необходимо вернуть в российскую юрисдикцию
с помощью соответствующего регулирования (в частности, обсуждаются инициативы
по разработке статуса национальной компании как условия допуска к работе с
гостендерами и инструментами господдержки, отдельным стратегически важным и/или
высокодоходным видам хозяйственной деятельности).
Приоритет
– качество общедоступных социальных инфраструктур
Тенденция к планомерному сокращению бесплатного сектора в образовании и
медицине (по принципу – за качественные услуги надо платить) идеологически
ошибочна. Можно признать, что современные практики социальных государств
создают серьезные социокультурные риски, связанные с поощрением иждивенческих
настроений и моделей поведения. Но акцент на поддержании качественных и
общедоступных социальных инфраструктур полностью лишен этих рисков. Они не
создают искаженных стимулов для «нижних слоев», а помогают им подтягиваться
«наверх».
По некоторым оценкам, «социализированные» модели образования и медицины
могут быть не только более справедливыми (в соответствии с критериями и
представлениями нашего общества), но и более эффективными, чем
«коммерциализированные». Показателен в этом отношении пример США. Имея более
высокие медицинские расходы на душу населения (и самые передовые
медико-биологические технологии), США (то есть система с явным преобладанием
частного медицинского страхования) уступают странам с сильной системой
государственного медицинского страхования (таким, как Канада, Франция,
Великобритания) в ключевых показателях здоровья населения (включая ожидаемую
продолжительность жизни). Аналогичное верно и для образовательных моделей. Те
же США компенсируют сложившуюся в образовательной сфере социальную сегрегацию
(систему, когда, не родившись в состоятельной семье и не попав в хорошую школу,
человек практически лишен шанса на социальные лифты) за счет активного «импорта
мозгов». Но для стран, которые, с одной стороны, не являются центром глобальной
научно-образовательной миграции, а с другой – не готовы смириться с участью
глухой интеллектуальной провинции, необходимы другие решения. Только бесплатное
основное и дополнительное образование способно обеспечить наибольшую реализацию
интеллектуального потенциала собственного общества, становясь тем «ситом», в
котором государство может выделить самых способных детей и подростков и дать им
возможности для дальнейшей реализации. Это касается как общеобразовательной
школы, так и системы спортивных, научных секций, художественных и музыкальных
школ.
Социальная
поддержка семьи
Как уже было отмечено, сегодня самой социально уязвимой (и одновременно
социально значимой) категорией населения является молодая семья с двумя и более
детьми. Кормильцы таких семей поставлены в заведомо невыгодное положение на
рынке труда, именно они несут существенную нагрузку образовательных и
медицинских расходов, своими «родительскими инвестициями» они обеспечивают
будущее страны. И более узко – «пенсионное будущее» населения, включая его
бездетную часть. Но эти инвестиции не вознаграждаются обществом. За исключением
«материнского капитала», меры государственной поддержки семей с детьми весьма
незначительны. Если вынести за скобки меры, требующие существенного повышения
государственных расходов, заслуживают обсуждения возможные модели перестройки
налоговой политики в интересах семей с детьми. Речь может идти о
налогообложении доходов домохозяйств вместо доходов физических лиц (что
позволит учитывать среднедушевой доход семьи при определении налоговой
нагрузки), более существенных налоговых льготах для семей с детьми,
дополнительном налоге на бездетных (по аналогии с существовавшим в СССР «налоге
на холостяков, одиноких и малосемейных граждан») и других мерах, которые, не
увеличивая общую фискальную нагрузку, перераспределяют ее с учетом
социально-демографических приоритетов.
Социально
ориентированные подходы в жилищной политике
Если говорить о социальном самочувствии семьи, то, очевидно, доступность
жилья является одним из ключевых его факторов. По данным социологических
опросов, улучшить свое жилищное положение хотят более 40% россиян, фактически
же это доступно единицам процентов населения. При этом именно на ипотеку
делается основная (до последнего времени – по сути единственная) ставка в
решении жилищного вопроса в России. Отметим, что подавляющее большинство
ипотечных кредитов, независимо от их условий, выдается на покупку 1-2 комнатных
квартир – никакие, даже самые льготные условия ипотеки не дают возможности
большинству заемщиков позволить себе больший метраж. Более того, началось
строительство «малометражных» квартир площадью около 20 м., фактически новых
хрущевок. Очевидно, что это путь в демографический тупик, не говоря уже о том,
что такое жилье не отвечает цивилизованным нормам метража на человека.
Одной из альтернатив ипотеке является социальный найм, заключение договора
аренды на много лет. Сейчас он распространяется только на малоимущих, а доля
государственного и муниципального жилищного фонда составляет менее 15%. В
мировой практике оптимальным показателем считается, если на социальный найм
приходится треть жилого фонда. Однако девелоперы не заинтересованы в
строительстве доходных домов – доходность от сдачи в аренду жилья сегодня
составляет 3-6% годовых, выгоднее просто положить средства на депозит.
Государство должно либо дополнительными мерами обеспечить привлекательность
такого рода проектов для застройщика, либо само непосредственно их
финансировать. Фактически необходимо реализовать программу массового
строительства жилищного фонда социального использования.
Альтернативой долевому строительству могло бы являться возрождение
механизма ЖСК и ЖНК – жилищно-строительных и жилищно-накопительных
кооперативов. В отличие от ипотеки, где подразумевается наличие залога в форме
покупаемой собственности, жилищные кооперативы не накладывают обременения на
приобретаемую недвижимость, а лишь позволяют оформить право собственности после
окончательной выплаты пая. Однако на фоне недоверия к любым накопительным
схемам эта форма жизнеспособна только при условии механизмов господдержки
и гарантий для системы жилищно-строительных кооперативов.[3]
Приоритет
коренного населения на рынке труда
Массовая иммиграция низкоквалифицированной рабочей силы (преимущественно из
государств Средней Азии) стала существенным фактором давления на качество жизни
в России. Это связано и с проблемами этнокультурной интеграции, и с негативными
эффектами демпинга рабочей силы, «сбивающего цену» в нижних сегментах рынка
труда и дестимулирующего модернизацию, и с ухудшением криминогенной обстановки,
и со снижением качества социальных инфраструктур общего доступа (школы,
больницы, роддома, рекреационные городские пространства, не рассчитанные, по
проектным нормативам, на такой дополнительный «проблемный» контингент). Совокупность
этих обстоятельств приводит к тому, что в России, как и в ряде других стран,
массовая инокультурная иммиграция способствует люмпенизации коренного
населения, приглашая его к участию в своеобразной «гонке на дно».
Некоторые меры по ограничению нежелательной миграции в последние годы были
приняты. Однако миграционная политика страны по-прежнему нуждается в
комплексных изменениях, которые бы, с одной стороны, позволили облегчить наем
квалифицированных мигрантов из развитых и / или культурно близких стран, а с
другой, ужесточить въездной барьер для тех категорий иммигрантов, которые
характеризуются низкой социально-профессиональной квалификацией и высокой
культурной дистанцией по отношению к принимающему обществу. Такого рода меры не
несут экономических рисков (в России нет дефицита трудоспособного населения –
особенно в условиях кризиса; напротив, есть большой резерв для повышения
производительности труда; в большинстве отраслей, где задействован труд
мигрантов, возможно внедрение трудосберегающих технологий и/или разумное
улучшение условий и оплаты труда для привлечения местного населения), при этом
они способны существенно улучшить социальный климат в обществе.
Территориальное
выравнивание
На данный момент в Москве и Московской области с учетом временно
проживающих находится до 25 млн. чел. – 18% населения России. В Москве
находятся 78% головных офисов крупнейших российских компаний. С учетом
гигантских региональных диспропорций как в плотности населения, так и в доходах
регионов важно поощрять (в т.ч. и мерами налогового стимулирования) более
равномерное расселение, распределение налоговой базы и размещение
производительных сил. Тем, кто готов работать и жить в селах и деревнях, можно
предоставить льготные условия владения землей, недвижимостью и т.п. Регионам
необходимо больше прав на доходы, генерируемые на их территории – иначе они не
заинтересованы в создании условий для развития бизнеса. При этом без масштабных
инфраструктурных госпрограмм и государственной политики по развитию
территорий сами по себе эти неравенства будут лишь нарастать.
Стоит отметить, что концентрацией материальных благ в России отличаются
именно административно-политические центры: уровень жизни в современной столице
намного выше уровня областных центров, включая бывшую столицу, а уровень жизни
в любом областном центре выше, чем в других городах той же области. При прочих
равных условиях статус административного центра даёт населённому пункту
очевидные бонусы. Это говорит о том, что региональное неравенство
возникает не только в силу географических или экономических, а прежде всего в
силу политических причин, и должно преодолеваться политическими же
инструментами.
Формирование
социально-ответственной модели бизнеса
Это комплексная задача, которая может решаться сразу на нескольких
направлениях. Перечислим некоторые из них.
- Расширение
участия трудовых коллективов в собственности и управлении компаний. В
целом, развитие солидарных отношений между нанимателями и работниками,
особенно на уровне малого и среднего бизнеса. Примером могут служить
неакционированные предприятия Германии, возникшие в рамках социальной
рыночной экономики, корпоративные традиции Японии и Южной Кореи – здесь
речь идет и о крупных корпорациях, выстроенных с учетом восточноазиатского
менталитета и национальной культуры.
- Выравнивание
пропорций оплаты труда в крупных компаниях. По некоторым исследованиям,
топ-менеджеры российских корпораций имеют больший объем вознаграждений,
чем их западные коллеги, и, соответственно, демонстрируют больший разрыв в
оплате труда с рядовыми сотрудниками. Инициативы по установлению более
разумных внутрикорпоративных пропорций пока не возымели эффекта.
- Развитие
форм и механизмов социального предпринимательства, так называемых
преобразующих инвестиций (инвестиции в проекты, развивающие территории,
дающие новые возможности населению, создающие позитивные культурные и
социальные эффекты, требуют особой поддержки со стороны государства и
общества).
- Развитие
корпоративных систем социальной поддержки и социальных инфраструктур
(собственные детские сады, поликлиники, адресная поддержка
пенсионеров-бывших работников предприятия, льготные кредиты работникам,
реализация собственных жилищных программ для удержания и стимулирования
кадров и т.д.).
- Легитимация
крупного бизнеса, связанного с историей приватизации 1990-х гг.
Нерешенность этой проблемы остается одним из главных институциональных
дефектов постсоветского капитализма. В 2012 г. в качестве кандидата в
президенты страны В.В. Путин выдвинул идею разового компенсационного
налога – по аналогии с «налогом на конъюнктуру», примененного после
приватизации в Великобритании. В дальнейшем идея не получила развития. В
случае целого ряда активов последующая смена собственников затрудняет
применение этой схемы. Альтернативой может служить своего рода легитимация через развитие – через масштабные
публично значимые промышленные и инфраструктурные проекты
общенационального уровня, реализуемые соответствующими компаниями (или
финансируемые при их участии).
Выводы
Конкретные формы политики социального выравнивания требуют отдельного
профессионального обсуждения. Цель этого текста – предложить не готовые
рецепты такой политики, но аргументы в пользу того, чтобы увидеть в ней один из
национальных приоритетов на ближайшую перспективу. Суммируя сказанное, эти
аргументы можно свести к нескольким тезисам:
- Масштаб
социального неравенства в России является патологическим, аномальным на
фоне стран с сопоставимым уровнем развития и на фоне собственного
экономического потенциала страны.
- Избыточное
неравенство обрекает нас на социальную деградацию и экономическую
отсталость, а также ставит под вопрос культурно-цивилизационное единство
общества. Причем в условиях кризиса эти вызовы дополнительно усиливаются.
- Общественные
настроения в России характеризуются, с одной стороны, неприятием
существующей модели социальной поляризации, с другой – здоровым
восприятием неравенства, основанного на заслугах.
- Запрос
общества на социальную справедливость является по сути своей консервативным
(основанным на традиционном представлении об обязанностях разных слоев
общества перед общественным целым), а не социал-радикальным запросом. Его
реализация одинаково важна с точки зрения улучшения морального климата и
экономической эффективности.
- Более
равномерное распределение богатства в обществе не происходит автоматически
по мере экономического роста, а является плодом сознательных и планомерных
политических усилий.
- Комплекс
мер, нацеленных на преодоление избыточного неравенства, способен послужить
основой социальной стратегии государства в текущий исторический период.
Иными словами, даже при нынешних параметрах экономического развития мы
сможем стать более здоровым и солидарным обществом, если будем готовы
выработать и реализовать комплекс мер по преодолению острых социальных
диспропорций. Такие меры должны образовать своего рода пакт социальной
ответственности элиты в условиях экономической стагнации и внешнего давления на
страну.
[1] Некоторые эксперты оспаривают эти цифры на том основании, что в
них, вероятно, не учтена реальная, коммерческая стоимость жилья, находящегося в
собственности у граждан и полагают, что, с учетом этой коррективы, 1% населения
в России принадлежит «лишь» половина всех активов, а не три четверти. Но, с
другой стороны, значительная часть активов «верхней» прослойки находится в тени
(в трастовых фондах, оффшорных юрисдикциях) и не может быть напрямую учтена.
Поэтому погрешности учета могут иметь место с обеих сторону и уравновешивать
друг друга.
[2] Данные по Калабеков И.Г. Российские реформы в цифрах и фактах.
2008-2016. М., 2007.
[3] Подробнее о
социально ориентированных альтернативах в жилищной политике см. Специальный
доклад журнала «Эксперт» «Нужно опять качнуть маятник»// Эксперт. 2016, №16
(984)
Сверхбогатые американцы потеряли связь с реальностью
22.06.2017
Москва, 22 июня - "Вести.Экономика". Разрыв между сверхбогатыми
американцами и рабочим классом становится все больше, особенно этот процесс
усилился после последнего финансового кризиса, однако причина этого явления
выходит далеко за пределы политики или денег.
США, Россия, Норвегия:
неравенство в странах (коэффициент Джини)
Сверхбогатые полностью отделены от
повседневных проблем, стоящих перед миллионами их сограждан. Вместо того, чтобы
осознавать актуальность нынешней ситуации и способствовать решениям, которые
помогли бы всем членам общества, сверхбогатые предпочитают потакать сиюминутным
прихотям, снова и снова скупая предметы роскоши. Такое эгоцентричное мировоззрение проявлялось на протяжении всей истории,
но расцвет его приходится, как правило, на момент упадка империи.
Сейчас обычный человек вынужден беспокоиться о том, что центробанки
девальвируют свои валюты, коррумпированные чиновники разрушают гражданские свободы
и экономику. Богатые же обеспокоены
только тем, чтобы оградить себя от всех беспорядков, будучи одержимы идеями
продления жизни, генетическими манипуляциями и созданием роскошных планов конца
света. Те, у кого есть интеллект, ресурсы и влияние, необходимые для реальных
перемен, полностью поглощены собой и
абсолютно равнодушны к будущему.
Одной из наиболее тревожных тенденций стало повышение интереса к парабиозу -
переливанию крови между молодыми и пожилыми в попытке замедлить процесс
старения. Эта процедура изучалась в прошлом, но всегда встречала критику со
стороны ученых. В последнее время калифорнийский стартап под названием Ambrosia
начал предлагать клиентам возможность купить кровь кого-то в возрасте до 25 лет
всего за $8 тыс.
Этот процесс привлек внимание после того как соучредитель Paypal Питер Тиль
выступил в поддержку дальнейших исследований: «Все, что связано с парабиозом
действительно интересно. Молодая кровь в старых мышцах дает омолаживающий
эффект. Это одно из самых странных явлений, исследование которого начались в
1950-х годах, а затем полностью прекратилось. Я думаю, есть много вещей,
которые были странно недооценены».
Кровь, используемая для этих переливаний, часто покупается в банках крови, о
чем не сообщается первоначальным донорам. Такими темпами, в скором времени
может появиться новый стимул для поощрения студентов к участию в этих
процессах. Да, любые медицинские достижения, которые помогут улучшить жизнь
больных людей, должны быть изучены. Но частный бизнес не должен извлекать
выгоду из щедрости других без их на то согласия. Вопрос эффективности этого
лечения является вторичным вопросом, вопросом этического характера. Что это
говорит о нашем обществе? То, что
оно не пытается создать лучший мир
для последующих поколений, а тешит собственное эго, отчаянно
цепляясь за свою молодежь. Есть в этом что-то похожее на вампиризм. Возможно,
некоторым иллюзии дороже истины.
Супербогатые, которые видят опасность, стоящую перед миром, спокойно закроются
в своих бункерах при худшем раскладе. Сообщество, которое некогда
изолировало себя «теориями заговора», теперь составляет тот самый 1%. Несколько
миллиардеров даже зашли так далеко, что купили целые острова, чтобы
гарантировать спасение от паники масс.
«Нас очень много в Долине. Мы встречаемся и обсуждаем планы создания резервных
ресурсов, которые накапливают люди. Здесь множество людей,
занимающихся биткойнами и криптовалютами, выясняющих как получить второй
паспорт, если он им нужен, или дома для отдыха в других странах, которые могли
бы стать убежищами... Я буду откровенен: мы запасаемся недвижимостью, чтобы
генерировать пассивный доход, а также иметь убежища… Я бы назвал этот сценарий
ужасов: «Боже мой, если случится гражданская война или гигантское
землетрясение, мы хотим быть готовыми», - отметил управляющий директор
финансовой фирмы «Mayfield fund» Тим Чанг.
Хотя идеи демократического социализма распространились по всей стране, ясно,
что в противоположность этому развивается крайний индивидуализм. Большинство
тех, у кого есть средства для содержания себя и своей семьи, отгородились от
остального общества. Пока влияние
предстоящих потрясений не затронет их напрямую, судьба остальных их не касается.
Менталитет нации перешел от активного к реактивному, и есть ощущение
неизбежности в отношении конечного результата, с которым мы все столкнемся. Не
предпринимается никаких усилий, чтобы открыто обсуждать растущую перспективу
гражданской войны или серьезного экономического краха, даже когда это
становится очевидным для тех, кто обращает на это внимание. Эта навязчивая идея
сверхбогатых для богоподобного контроля над их судьбами показывает только
страх, которым в подавляющем большинстве продиктован их выбор. Может быть,
современным крестьянам стоит прислушаться к советам Мари Антуанетты - и есть
торт, пока рушится мир.
Подробнее: http://www.vestifinance.ru/articles/87160
21
января 2019
Исследование:
состояние 26 богатейших людей равно достатку 3,8 млрд бедняков
Нищета и голод: 31 страна с самым бедным
населением
27.10.2017
Москва, 27 октября -
"Вести.Экономика". Жить на $1,90 в
день может казаться практически невозможным для людей в развитых
странах. Однако согласно оценкам Всемирного банка 10,7%
мирового населения, или почти 760 млн человек, живут именно так.
Именно этих людей Всемирный банк причисляет к населению, живущему в состоянии крайней нищеты.
В целях более точной оценки и классификации организация выделяет страны со
средним доходом и страны с высоким доходом.
На графике ниже показано соотношение числа людей, живущих с низким, высоким и
средним уровнями дохода.
Всемирный банк планирует победить крайнюю
нищету к 2030 г. путем реализации программы Sustainable Development Goals
("Цели устойчивого развития").
Уже сейчас наблюдается успех в этой области, который был достигнут благодаря
действиям таких организаций, как Всемирный банк, ЮНИСЕФ, Фонд Билла Гейтса,
которые за последние десятилетия потратили миллиарды долларов на то, чтобы
улучшить ситуацию во всем мире.
Тем не менее остаются страны, население которых проживает в состоянии крайней
нищеты.
Северная Корея
Экономика страны смешанная, с большой долей
государственного вмешательства.
Особенностью является изолированность от остального мира, и поскольку с начала
1960-х гг. КНДР не публикует никакой экономической статистики, все данные о ее
экономике являются внешними экспертными оценками.
Подробнее: http://www.vestifinance.ru/articles/93015
Nav komentāru:
Ierakstīt komentāru