https://www.gazeta.ru/comments/2019/08/18_a_12586327.shtml?utm_source=push
Семен
Новопрудский о мировом кризисе
идеи государства
Личное будущее даже не миллионов, а миллиардов жителей
планеты давно не было таким неопределенным и пугающим, как сейчас. Люди не
понимают, как и чему учиться, где работать, где и как жить. «Мир уходит из-под ног. Мы теряем контроль над собственной
жизнью», — это чувство все более
явно овладевает массами в развитых и богатых странах в той же мере, как в
бедных и отсталых.
Одна
из главных причин этого
ощущения надвигающейся катастрофы — нарастающий острейший
кризис государства как главной формы существования человеческих сообществ в
последние три тысячи лет.
Черты
этого кризиса видны практически повсюду. Коронавирус в Китае (самой населенной стране мира, 15% мирового
ВВП). Затяжные непредсказуемые по своим последствиям внутриполитические
приключения в США (самой экономически развитой стране мира с самой мощной
армией и самыми большими внешнеполитическими амбициями, 25% мирового ВВП). Внезапное
хаотичное переписывание Конституции в России (одной из главных мировых
военных держав с глобальными геополитическими притязаниями). Brexit и
очевидный тупик политической субъектности Евросоюза (в странах доминировавшей в
мире на протяжении почти двух тысячелетий лет западной христианской
цивилизации).
И
все это на фоне судьбы государств вроде Сирии, где почти десять лет идет натуральная мировая война (с
разных сторон в ней в разное время уже участвовало больше государств, чем во
Второй мировой). А сама эта многострадальная страна стала полигоном испытания
на живых людях оружия ведущих армий мира в боевых условиях.
К идущим десятилетиями, а то и веками войнам в
отдельных государствах и за отдельные земли человечество более или менее
привыкло.
Ничего удивительного для нас нет и в том, что
конкретные государства — как люди — рождаются и умирают. Всякое государство,
конечно. Где теперь Римская империя? Урарту? Ассирия? Византия? Советский Союз?
Но
сейчас речь идет о том, с чем мы еще не сталкивались.
О стремительном
размывании базовых оснований для существования государства как такового в том виде, в
каком мы его себе представляем. Границы, таможня, паспорта, армия, полиция,
пенсии, пособия, суды, парламенты, президенты, короли — вот это все.
В конце января были опубликованы результаты Edelman Trust Barometer, ежегодного
исследования американской социологической и консалтинговой фирмы Edelman. Опрос
проводился в октябре-ноябре 2019 года. Опросили более 34 тысяч человек в 28
странах мира. В российских СМИ результаты этого опроса трактовались как
разочарование людей по всему миру в капитализме. Но если посмотреть
внимательнее, люди разочарованы государством как таковым.
56%
респондентов полагают,
что вреда от капитализма в нынешнем
виде больше, чем пользы. При этом улучшения своей
жизни в ближайшие пять лет в развитых странах ждет лишь треть населения.
Пессимизм по поводу капитализма (про социализм,
коммунизм, феодализм и рабовладельческий строй людей просто не спрашивали —
едва ли у этих форм политического устройства оказалось бы сильно больше
поклонников) преобладает среди представителей всех возрастов с любым уровнем
доходов. Нет различий между мужчинами и женщинами: капитализмом недовольны 57%
мужчин и 56% женщин.
Но! Когда у людей спросили про причины этого
пессимизма, выяснилось, что дело не в общественно-политическом строе,
а именно в работе государства. 57%
участников опроса говорят, что органы
власти служат интересам «немногих», и только 30% верят, что правительство работает в общих интересах.
И
лучше не будет, считает
большинство. Только 47% верят в то, что через пять лет они сами и их
семьи будут жить лучше, чем сейчас. Самый высокий уровень оптимизма — в
наиболее бедных странах из числа участниц опроса: Кении (90%), Индонезии (80%),
Индии (77%). При этом в Италии в лучшее будущее через пять лет верят 29%, в
Великобритании — 27%, в Германии — 23%, во Франции — 19%.
В России на улучшение жизни через пять лет
надеются 34% опрошенных. По
сравнению с предыдущим подобным опросом доля оптимистов у нас сократилась на 6
процентных пунктов.
При этом больше половины россиян (52%) опасаются, что
подобные им люди потеряют положение, которого достигли в предыдущие годы (в
среднем по миру таких 57%). Так что Россия, как, кстати, и в других страновых
опросах по разным социальным, экономическим и политическим проблемам, где-то в
середине по уровню пессимизма. Ничего особенного в российском отношении к
человеческим проблемам нет — чтобы не было иллюзий по поводу необходимости
«особого российского пути».
Самое интересное — результаты Японии. С точки зрения массового обывательского сознания Япония —
богатое технологически развитое социальное государство, которое гарантирует
людям высокий уровень жизни и достаточно предсказуемую карьеру: люди работают в
японских корпорациях десятилетиями и твердо знают, через какое время достигнут
каждой следующей ступени в карьерной лестнице. При этом безработица в Японии
составляет 2,3 % трудоспособного населения — вдвое меньше, чем в России, хотя у
нас чиновники любят хвастать рекордно высокой занятостью населения.
Так вот, в Японии лишь 35% недовольны капитализмом, но
при этом только 15% верят в личное лучшее будущее через пять лет.
Так что не в
капитализме дело. Это становится еще более очевидно, когда в
выясняется, что 83% жителей 28 стран мира (с рейтингом 83% побеждают на выборах
только лидеры откровенных деспотий) боятся потерять работу.
В страхе потерять работу оптимисты и пессимисты по
отношению капитализму, оказывается, практически едины.
А теперь подумаем, зачем нам вообще нужно
государство? Прежде всего, мы воспринимаем государство как
территорию, на которой живем. Как власть, которая дает нам работу, обеспечивает
возможность получать доходы и гарантирует безопасность. Как эмиссионный центр:
государство и только государство печатает деньги. Как дом в широком смысле слова.
Как убежище.
Но реальный уклад человеческой жизни и реальные проблемы, стоящие
перед человечеством, все менее совместимы с государством как формой.
В мире все больше фрилансеров, все больше возможностей
работать и жить не там, где ты родился. Мы живем в эпоху рекордной миграции.
Рынок труда больше не замкнут в государственных границах, как и возможность
получать доходы. Миллионы людей живут в одном месте, а зарабатывают деньги в
другом. И таких будет становиться все больше.
На примере коронавируса, криптовалют, гонки ядерных
вооружений, международного терроризма мы видим, как государство буквально на
глазах лишается своих ключевых монопольных функций. Оно больше не имеет
монополии на насилие, на печатание денег, на обеспечение безопасности (точнее,
не имеет возможностей обеспечить ее в некоторых случаях), на использование
граждан как пушечного мяса (само понятие гражданства в современном мире
становится и будет становиться все менее важным).
Все
главные проблемы человечества — экология, глобальная бедность, эпидемии, наличие у десятков
государств оружия массового поражения, способного почти моментально уничтожить
жизнь на Земле — надгосударственные, общечеловеческие. Их в принципе невозможно решить в рамках одного государства.
Главной
скрепой государств
в современном мире остаются национализм и религия. Но и
они по-настоящему действуют в очень ограниченных случаях. Израильтяне прекрасно
понимают, зачем им государство. Израиль — это прежде всего их убежище. Но
евреев в диаспоре все равно больше, чем в Израиле. Россия наглядно показала
украинцам в последние шесть лет, зачем им нужна (или кому-то, наоборот, не
нужна) Украина. А теперь пытается объяснить то же самое белорусам.
При этом национальных государств, где представителей
титульной нации меньше, чем за рубежом, в мире много и становится все больше.
Армян в мире намного больше, чем в Армении. Азербайджанцев — чем в
Азербайджане. Русская диаспора неизбежно будет приближаться к числу русских в
России. Причем в России русских будет становиться меньше, а в диаспоре больше.
Не говоря уже о том, что национальный состав России в горизонте 30-50 лет, по
всем прогнозам, претерпит кардинальные изменения: китайцы и татары существенно
увеличат свою долю.
Дополнительным испытанием для системы государств в их
нынешнем виде станет скорый неизбежный конец привычного нам «западоцентричного»
христианского мира. К середине ХХI века мусульман на планете впервые станет
больше, чем христиан, и этот численный разрыв будет только увеличиваться.
Разумеется, еще одна важнейшая функция государства и
смысл его существования — оборона территории и ресурсов. Но мировые запасы
нефти и газа могут быть исчерпаны в горизонте 100 лет, если раньше не появятся
другие массовые источники энергии.
Оборонять и даже просто заселять пустыню, в которой
нет ресурсов и возможностей прокормиться, решительно незачем.
Есть модные теории, что привычные нам государства в
обозримом будущем вытеснят города-государства или глобальные деревни. Что
вместо примерно двух сотен нынешних государств человечество будет
концентрироваться вокруг 50 или 100 глобальных мегаполисов с их окрестностями.
Наши потомки и даже самые молодые из нас, возможно,
смогут проверить истинность таких теорий и прогнозов. Пока же мы видим, как
исчезает жесткая привязка людей к географическому месту рождения. Как
технологии, гаджеты и новые способы организации труда лишают смысла не только
профессии, но и целые населенные пункты. Как
государство становится все более искусственной и плохо работающей формой
насилия над живой жизнью, неспособной обеспечивать базовые потребности людей и
делать мир безопаснее.
Постгосударственный
мир — не такая
утопия, как кажется. И уж точно бессмысленно и бесполезно ради сохранения любой ценой статус-кво
отгораживаться от реальности, строить новые великие китайские
(российские, американские — нужное подчеркнуть) стены, переписывать Конституции (их, к слову, до 1787
года не существовало вовсе) в угоду политической
конъюнктуре, фетишизировать абстрактную идею государственного суверенитета.
Государства существуют для людей, а не наоборот.
Если людям от суверенитета ни жарко, ни холодно, но при этом еще и
голодно — никакие конституции или поиски смысла и легитимности государства в
военных победах далеких предков не помогут.
Несправедливая
Россия: гибель русской мечты
27.09.2019, 08:32
Семен
Новопрудский о том, почему
власть игнорирует запрос народа на справедливость
…На днях специалисты Научно-исследовательского
центра социально-политического мониторинга Института общественных наук РАНХиГС
опубликовали итоги опроса россиян о социальной и экономической справедливости в
стране.
Выводы исследования исполнены холодного академизма:
«Чувство ущемленности в материальных и социальных
благах беспокоит население, способствует отчуждению его от власти,
недопониманию смысла законодательных инициатив, а также может приводить к росту
социальной напряженности».
…Три четверти опрошенных (74,1%) считают существующие социальные различия в стране
несправедливыми. Хотя их чуть меньше, чем в аналогичных
соцопросах 2003 и 2007 годов (тогда было 77,9% и 79,4%), понятно, что это
разница укладывается в пределы статистической погрешности. «Рейтинг
несправедливости» в России остается запредельно высоким. И, главное, ничего не меняется к лучшему почти 20 лет.
…
Но
людям безразличны эти «общие» цифры — им важна личная
судьба и судьбы их близких. Когда тебе нечего есть и нет работы, бодрые
рапорты начальства о сокращении безработицы как-то «не заходят».
…При этом судебная система для большинства
россиян давно и прочно связана со понятием «произвол», а не «правосудие».
В судах правды не найдешь.
Посадить в России могут кого угодно, когда
угодно, за что угодно. Запросто могут посадить и вообще «ни за что».
17,3% уверены, что в России есть неравенство в
обеспечении личной неприкосновенности граждан. И только 17% отмечают
неравенство политических прав: собственно, примерно столько в России, по
разным опросам, убежденных противников нынешней власти и сторонников
либеральной демократии западного образца. Русских «европейцев».
Бедные («сюрприз»!) ощущают несправедливость
устройства жизни в России острее, чем более обеспеченные, пишут авторы
исследования. В группе с низким материальным положением 87,2%
респондентов указывают на несправедливость существующих в стране социальных
различий.
И еще одна важная деталь для понимания реального
отношения народа к порядкам в стране: среди тех, кто считает, что жизнь у
нас устроена несправедливо, больше сторонников «теневой» экономики.
Проще говоря, если
государство нас обманывает, почему бы и нам его не обмануть?
Если власть заботится только о себе, почему бы и нам не позаботиться о себе? Не
спрятаться подальше от такого государства, устроив жизнь максимально незаметно
для него.
Не случайно из года в год в России опросы
фиксируют, что не меньше четверти наших сограждан
считают правильным не платить по кредитам, если попал в сложную жизненную
ситуацию, и уклоняться от налогов.
Государство замораживает пенсионные накопления и,
вопреки публичным обещаниям высших должностных лиц, повышает пенсионный
возраст. А мы в ответ думаем, как уклониться от налогов: в том числе потому,
что не знаем, куда идут эти налоги, и не верим, что они не станут отделочным
материалом очередных заморских вилл или местных дворцов начальства….
Между тем именно жажда справедливости,
мечта о ней — главная и очень давняя «духовная
скрепа» российской государственности и нашего национального самосознания, если таковое еще осталось.
Идея России как самой справедливой — не сейчас, в
далеком светлом будущем, разумеется — страны на свете веками согревала
душу простым людям. Помогала им терпеть жестокость начальства, бесправие,
беспросветную нищету, постоянные унижения. Идея справедливости, защиты
униженных и оскорбленных вдохновляла великих русских писателей и пламенных
революционеров. Справедливость была мечтой, маяком, утопией, ради которой только и стоит
жить и страдать.
Советская
власть строила свой политический идеализм прежде всего на идее достижения
справедливости и всеобщего равенства. Да, великодержавный шовинизм, желание
навязать миру свои порядки оставалось важнейшей частью реальной советской
политики и официальной идеологии («мы за мир во всем мире»). Но идеи
равенства и социальной справедливости хотя бы на
словах в СССР присутствовали и доминировали всегда.
Сегодня российская власть озабочена удержанием политического статус-кво,
гонкой вооружений, навязыванием политической воли другим государствам,
сохранением собственных бизнесов сомнительного свойства и попытками как-то
передать их по наследству в стране, где не работают ни закон, ни гарантии
частной собственности, ни социальные или политические институты. Но не развитием собственной страны, не
созданием более честных и справедливых порядков.
Справедливость
больше не цель развития России даже на словах. Доминирующая политическая идея начала
2000-х, которая отмечалась тогда президентом
и другими чиновниками постоянно — построение социального государства — забыта напрочь.
Мы строим
великую и ужасную империю, а не какое-то там жалкое социальное государство, которое заботится о
каких-то никчемных «людишках».
Разумеется, полная и всеобщая справедливость
невозможна. Невозможно никакое всеобщее равенство, кроме равенства в нищете.
Люди не одинаково умны, не одинаково сильны, не одинаково здоровы. Но
равенство возможностей (социальные лифты), социальная защита самых слабых
(стариков и детей), равенство всех граждан перед законом вполне достижимы.
Начальники, которые ездят по городу без перекрытия
улиц и мигалок — это вполне реально и нормально. Это не подрыв устоев.
Острая
нехватка социальной, политической, бытовой справедливости — главный дефицит в
сегодняшней России. И заодно главная точка совпадения интересов тех,
кому по душе великодержавный шовинизм и либеральная демократия, свободный рынок
и коммунизм, права человека и «православные традиции».
Государство унижает и оскорбляет (так много
вульгарных оскорбительных публичных высказываний о бедных и слабых из уст разных чиновников,
как в последние годы, мы не слышали, пожалуй, никогда), но не намерено хоть как-то
защищать униженных и оскорбленных.
Этот
дефицит справедливости угрожает России значительно
сильнее, чем любые политические или экономические напасти. Чем любые
оппозиционеры и акции протеста. Государство, которому наплевать на
человека, никто не станет защищать в случае реальной опасности. Общество, в
котором нет солидарности, не сможет наладить нормальную жизнь на любой
территории, какой бы обширной и богатой природными ресурсами она ни была. Люди
будут спасаться от такого государства, даже делая вид, что они за начальство.
Сегодняшнее российское государство откровенно, явно, вопиюще
бесчеловечно. Поворот к человеку, к необходимости более справедливого
устройства образования, правосудия, здравоохранения, политической системы —
самая главная задача развития
России. Потому что
технологии и цифровая экономика, которыми мы пытаемся прикрыть эту
бесчеловечность России — всего лишь оболочка, форма. Они никогда не станут
содержанием. Содержание — это возможность жить,
учиться, работать, растить детей, а потом (если доживешь) и внуков, заниматься
творчеством, влюбляться. А не гордиться ракетами и танками, заменяющими совесть
и отменяющими справедливость.
https://www.gazeta.ru/comments/column/novoprudsky/12687619.shtml
27.02.2020,
08:54
Анастасия
Миронова о том, что демократию
в России надо не зарождать, а вернуть
В
России публицисты и политики часто спрашивают, как здесь может зародиться демократия.
Не пойму, почему решили, что никакой демократии в России нет. Она давно у
нас зародилась, и сегодня, если уж на то пошло, нужен рецепт ее
возрождения.
Не
знаю, откуда появилось убеждение, будто в нашей стране не просто нет запроса на
демократию, а, как утверждают порой особенные оригиналы, население в принципе
не способно воспринять демократические ценности.
Российские
народы,
кто-то в большей мере, кто-то в меньшей, давно проявили свои возможности
самоорганизации и демократии. Вот только демократия — это не
одна лишь готовность в демократии жить. Это
еще и желание власти демократию допустить.
Люди наши вполне
способны управляться демократически, но им для отстаивания права на демократические ценности нужно приносить
большие жертвы.
Российский народ вообще в XX веке понес
беспрецедентные жертвы во имя демократии и... проиграл.
Потому
что нет ни одного примера в мире, когда бы общество, столкнувшись со столь
кровожадным режимом, выиграло: ни вьетнамских коммунистов, ни красных кхмеров,
ни Мао победить не удалось. У нас еще неплохой в контексте всеобщей истории
результат. Мы, спустя 70 лет подавления, в перестройку, смогли. Но не
удержали завоевания.
Российский
народ
— вполне себе европейский и чувствительный к ценностям
свободы с демократией. Однако из последних 100 лет он почти девяносто
живет под чудовищным репрессивным прессом и просто не
может платить за свое право быть европейцем еще большую цену — он и так очень
много заплатил.
Ни один из европейских народов не
оплачивал свое право на свободу такой кровью. Все эти швейцарские
свободные люди, английские ремесленники, германские низовые бюргеры — что они
платили за демократию? Даже французы не платили в свои революции такой цены,
сколько выложили российские народы в первые 30 лет становления большевистского
режима.
Надо
говорить честно: во Франции, в Бельгии, в Нидерландах демократические институты
работают, потому что жителям этих стран не приходилось выставлять на их защиту
десятки миллионов человек, как это произошло в большевистской России. Сослагательность
в таких спорах смешна, однако игнорировать исторический опыт тоже глупо.
Российские
народы столкнулись
с беспрецедентным по жестокости к собственному населению режимом, пролили много
крови именно в борьбе за демократию и сдались.
Западные
европейцы и даже чехи, поляки, югославы с таким испытанием не сталкивались,
поэтому мы не знаем, сильно ли демократическими были бы сегодня эти народы.
Почему
именно в России случились большевики, трудно сказать, этому находят много
объяснений: и большие расстояния, затрудняющие мобилизацию населения против
узурпатора, и суровый климат, и бедность, и азиатский менталитет — что только
ни называют в попытке объяснить феномен большевистской власти.
Но
вот социал-демократы возглавили в 1918 году революцию в Германии. Там было
ведь, по сути, то же самое, что в России: советы взяли под контроль берлинский
гарнизон, но не смогли подавить сопротивление, не пошли на массовые расстрелы.
Как не смогли сделать этого в других регионах. В 1919 году в Германии также
было выбрано Учредительное собрание, в котором революционеры получили 45,5%, но
не удержали результата, потому как для этого требовалось начать террор. На
выборах в земельный парламент в Баварии им досталось только 2,53% голосов.
Несмотря на это на короткое время левым удалось провозгласить Баварскую советскую
республику.
Также
советское государство было создано в Бремене. Знаете, чем это закончилось?
Первая Баварская советская республика продержалась шесть дней, вторая —
двадцать. Они развалились, как только перед социал-демократам встал вопрос о
применении массового террора для удержания власти. Если бы глава советского
правительства в Мюнхене Евгений Левине объявил тотальный террор
населению и немецкой, тогда находившейся в печальном состоянии, армии, еще
неизвестно, как бы обернулось дело.
Примерно
в это же время Бела Кун бежит огородами в Россию, потому что в Венгрии ему не
позволили открыть массовый революционный террор.
Соратники сказали ему «Нет!» А в России нашлись поклонники его талантов, и вот
уже объявился Кун в Крыму, где вместе с Розалией Землячкой расстрелял 52 000
белых офицеров на месте. Всего же жертвами красного террора в Крыму падут 120
тысяч человек.
Если
бы, с поправкой на численность населения, Евгений Левине убил бы в Баварии —
расстрелял, сжег, потопил в баржах — примерно 230 тысяч человек, какая бы
демократия была в Германии? И как бы там потом Гитлер пришел к власти на
выборах? Никак, потому что издохла бы, облилась кровью немецкая демократия.
Почему
немецкие социал-демократы не утопили Германию в крови? Тем более что Левине был
из России и считался соратником Ленина. Кто его знает, почему не утопили… По
совокупности личных качеств, наверное. Ленин был такой. А Роза Люксембург,
Левине и Георг Ледебур такими не были, вот и все.
Свою
готовность принять демократические ценности российские народы проявили еще до
того, как бросались в защиту своего Учредительного собрания на пулеметы. А
именно — при появлении земств, при введении судов присяжных. Царь с опаской
делегировал земствам мелкие функции самоуправления. И ничего, русские люди —
земства преимущественно были организованы в русских регионах — справились. И с
выборностью судей справлялись. И суд присяжных освоили.
Александр
II вывалил на Россию демократические дары, как будто плеснул из таза — народ
без заминок их принял. Оказалось вдруг, что русский мужик вполне способен
к демократии.
Это
подтвердили потом и четыре созыва Государственной Думы: прекрасно люди в России
восприняли парламентаризм, они включились в политическую жизнь, крестьянство
было политически активным и любознательным. И потом мужики — вот уж во что
трудно поверить — приезжали в Петроград для защиты Учредительного собрания.
А
весь советский опыт, по крайней мере первые лет 35, пока страной управляли
разные выдвиженцы и прочие некомпетентные люди, был ничем иным как суперэффективным
народным самоуправлением. Страна выживала, развивалась исключительно
благодаря навыкам самообъединения и договороспособности людей,
которые были настолько сильны, что могли даже сдерживать разрушающий пресс
государства...
Вы
вообще представляете, какие чудеса самоуправления, коллективного планирования и
умения улаживать споры должны были, например, предпринимать члены какого-нибудь
совхоза или ткацкой фабрики, если к ним начальником присылали дурака с четырьмя
классами образования?
Да
советские люди и выжили только благодаря умению объединяться и решать
поставленные задачи вопреки линии партии и под прессом объявленного против них
открытого террора.
Представьте
германский или американский сталелитейный завод, на котором каждую неделю
арестовывают по несколько сотрудников, а руководство — в прямом смысле
неграмотные выскочки.
Конечно,
можно сказать, что американский или немецкий рабочий не допустит, чтобы такое
творилось на его заводе. Но вспомните про 120 тысяч убитых только во время
красного террора в Крыму и устыдитесь.
Сегодня
не принято писать о навыках самоорганизации и самоуправления, проявленных
российскими людьми на оккупированных немцами территориях. А надо бы помнить,
что население тогда под немцами фактически обходилось самоуправлением, участие
немцев в организации управления было минимально. Я живу на бывших
оккупированных землях и знаю. Все, вплоть до планирования коллективных полевых
работ и суда по бытовым преступлениям, было отдано на откуп местному населению.
И люди справились без указующего перста.
Перестройка,
кооперация, массовые митинги рубежа 1990-х — вполне наглядное
подтверждение готовности к демократии. И люди ее проявили, как только
сошла смертельная опасность террора.
И
сегодняшнее, безусловно, уже всеми улавливаемое ощущение фрустрации общества —
это есть именно неудовлетворенность отсутствием демократических институтов, к
которым русский народ вполне органично расположен. А из нерусских многие
расположены еще больше. Например, народы Кавказа, потому что они вообще всего
лишь сто пятьдесят лет как были оторваны от родоплеменного общества. Я бы даже
сказала, что сегодня они едва ли не больше других народов России страдают от
бесправия — у них не было тысячелетнего опыта феодализма, крепостничества,
царей…
Кроме
того, у нас в стране много поляков, немцев, сохранивших, безусловно,
преемственность с европейской культурой.
Открытые
письма, петиции — это свидетельства неудовлетворенного запроса на
демократические процедуры. Так прорывается жажда и готовность влиять на
политику и жизнь общества. Кто-то сказал, что открытое письмо — это
тоталитарный жанр. Мол, в свободных обществах открытых писем не пишут. Я бы
добавила, что это тоталитарный жанр общества, еще недавно бывшего
демократическим.
Люди в России — обычные европейцы, которым не повезло. Им в борьбе за демократию и свободу достался слишком
серьезный враг.
Даже
американские рабы в борьбе за свободу не понесли такие жертвы, даже рабов не
топили баржами, чтобы именно утопить. Если бы у них за четыре месяца
гражданской войны без разбора уничтожили 120 тысяч рабов, еще неизвестно, что
бы сейчас было с Соединенными Штатами. Может, не индусы бы в эти дни перед
приездом Трампа газоны красили, а, наоборот, американцы бы в подобострастии
чистили улицы Нью-Йорка перед приездом Рам Натх Ковинда.
Мы — иллюстрация того, во что бы превратились
европейцы, если бы и их много десятилетий подряд топили баржами и ставили без
разговора к стенке. И не надо нам никакую демократию зарождать. Надо нам ее вернуть.
https://www.gazeta.ru/comments/column/mironova/12975595.shtml
Зона временного
содержания
06.03.2020,
08:13
Денис
Драгунский о том, почему надо отменить обязательное среднее
образование
Недавно
в прессе появилась статья известного педагога, заслуженного учителя РФ Евгения
Ямбурга под названием: «Российским учителям предложили выдать боевую экипировку
с камерой заднего вида».
…
А ведь и в самом деле. Все чаще и чаще читаешь не только о неуважении к
учителю, не только о презрении к его словам, не только о насмешках,
издевательствах, ругани и оскорблениях, но даже о побоях. Даже иногда – о
ножевых ранениях. Почему?
А
ни почему. Точнее, прекрасно понятно, почему. Не надо называть «безмотивным»
проступок, мотив которого прост и ясен. Настолько прост, что эта ясность для
нас неприемлема. Потому что разрушает нашу привычную картину мира.
Огромная масса
школьников ненавидит школу. Не знаю, сколько там в процентах, но, мне
кажется, не менее половины. А может быть, и больше.
Причем
дети ненавидят школу не потому, что их там унижают-оскорбляют. Это тоже
случается, увы, это ужасно – но не это главное. Дети
ненавидят школу потому, что не видят в ней смысла, цели, перспективы. Не могут ответить на самый главный вопрос:
«Зачем мне все это? Синусы и косинусы, нейтроны и щелочи, взятие Бастилии
и в придачу дуб, который неизвестно за каким чертом рассматривает князь
Андрей?».
Вот
отсюда и возникают унижения и оскорбления со стороны учителя: он сам, человек
прежнего поколения и прежних ценностей, глубоко оскорблен принципиальным
нежеланием детей изучать нейтроны и князя Андрея. Не каким-то там непослушным,
веселым и хулиганистым сиюминутным нежеланием, как в прежние времена случалось,
и ничего страшного – а именно принципиальным. Потому что непонятно, зачем
это все человеку надо. Но учитель, оскорбленный этой принципиальностью,
которая бьет в самую сердцевину его убеждений и ценностей – в ответ начинает
карать ученика. Теми средствами, которые в его распоряжении – от двоек и
проработок до издевательств и морального террора. Ну и получает «ответку», как
нынче принято говорить в высших сферах.
Не
подумайте, что я оправдываю жестокого учителя или агрессивного ученика. Оба
(не)правы. Я всего лишь пытаюсь увидеть общую картину школьного
образования. А она безрадостна.
Особенно
на фоне веселых криков о том, что так называемые «hard skills» не так уж
нужны, нужны «soft skills». То есть твердые знания и навыки (та же
математика, физика, литература) должны потесниться, уступить мягким – умению
общаться, договариваться, улыбаться, находить друзей, работать в команде.
На фоне
бесконечных курсов по укреплению самооценки и прокачке мотивации.
На фоне
вдохновляющих (а на самом деле демотивирующих) историй успеха – но теперь не о Форде,
Гейтсе или Джобсе, которые что-то созидали, а о пятнадцатилетних юношах и
девушках, которые якобы зарабатывают миллионы, ведя «бьюти-блоги».
На
фоне того, что старая индустриальная система массовой однотипной
фабрично-офисной занятости уже практически рухнула. Фабричное производство
вынесено в дальние страны, где не надо отапливать помещения (ибо тепло), и даже
освещать их как следует не надо (ибо обойдутся), и где рабочему надо платить в
десять раз меньше, чем в европейских странах, включая Россию. А в офисной
работе все больше «удаленки» и многоступенчатого аутсорсинга, который, в
конечном итоге, сводится к той же самой удаленке.
То
есть причина объективна: существенные изменения структуры занятости в
постиндустриальном обществе, в котором нам повезло жить.
Если
совсем грубо – школа столетиями (примерно три века) готовила молодых людей к
фабрике или к конторе, к госслужбе или к работе в научном коллективе. Все
знания и навыки, которые давались в школе, были нацелены именно на это (ну и на
продолжение образования в университете). В этой ситуации попытки
сохранить школу в том виде, в котором она была двадцать-тридцать лет назад,
принесут только вспышки насилия. Потому что при нынешней структуре занятости
насилием является обязательное среднее образование для всех, особенно же для
тех, кому оно ни к черту не сдалось. А насилие порождает насилие, это
элементарно, мой дорогой Ватсон.
Но
как сделать, чтобы учителя уважали или хотя бы не обижали?
Одни
говорят, что надо вооружить учителя правовыми и техническими средствами защиты
от учеников – от закона об оскорблении учителя до видеокамер кругового обзора.
Другие
говорят, что надо резко увеличить зарплаты и соцпакеты для учителей, уменьшить
количество учеников в классах, и вообще «сделать профессию учителя престижной».
Не
выйдет.
Насчет
видеокамер и прочих средств контроля, изъятий гаджетов при входе в школу и
прочих полицейских мероприятий – напомню старую мудрость из рассказа Чехова:
«Воры завсегда были проворней сторожов!» Все равно обманут,
извернутся, изощрятся и посмеются.
Насчет
денег и престижа. Мне кажется, что, если бы мне платили 300 000 рублей в месяц
и дали бы мне чин государственного советника первого ранга, но при этом я (сидя
в классе на 10 учеников), объяснял бы восьмиклассникам особенности почерков
византийских писцов Х века, или что-то про эволюцию взглядов Жака Лакана в
сравнении с Мелани Кляйн, они бы меня ненавидели точно так же. А может быть,
еще сильней, потому что в маленьком классе труднее спрятаться от столь жестокого
интеллектуального насилия.
Господа!
Не надо учителю шлемов, бронежилетов и панорамных видеокамер. И делать его
чиновником высокого ранга с огромной зарплатой – тоже не надо. Я полагаю, что
сделать профессию учителя весьма уважаемой – довольно просто. Надо всего лишь
отменить обязательное среднее образование. Обязательным (особенно в эпоху гаджетов) должно стать максимум четырехклассное (а лучше трехклассное)
начальное образование.
Человек
должен уметь: читать и понимать смысл прочитанного, уметь расписываться и записывать
от руки недлинные тексты, уметь бойко набирать в мессенджере и в текстовом
процессоре. Пользоваться поисковиками и социальными сетями. Считать устно в
пределах сотни, считать на калькуляторе в рамках четырех действий арифметики.
Быть вежливым, уважать старших, не обижать девочек. Обладать общими
представлениями о правах человека, об уважении к личности. Знать в общем и
целом, что такое закон и о том, что бывает за его нарушение. Ну и
конечно, твердо усвоить, что дуб – дерево, роза – цветок, олень – животное,
воробей – птица, Россия – наше отечество, а смерть неизбежна. Последнее надо
сообщать ближе к концу курса начальной школы, чтобы зря не расстраивать
малышей.
А
как же дальше, после четвертого класса?
Да
очень просто. Среднее образование (как и начальное) должно оставаться
строжайше, безо всяких оговорок бесплатным. Кстати, на мой личный вкус, я бы
вообще запретил платные школы в принципе. Но посещение
средней школы должно быть строго добровольным. В возрасте от 10 до 12
лет это должно быть выбором родителей или опекунов, а с 13 и до 17 — выбором
самого подростка. Хочешь учиться? Учись и соблюдай правила. Учись, чему тебя
учат умные, специально этому обученные люди. Не хочешь учиться или не
хочешь соблюдать правила – вон там дверь.
Вот,
собственно, и все. Никто никого ни к чему не
принуждает.
При
этом всякий человек в любом возрасте может продолжить образование хоть в школе,
хоть на каких угодно курсах. А уж работодатель или приемная комиссия вуза будут
решать, чего это образование стоит, на что может претендовать его обладатель.
Сейчас
все чаще приходится слышать, что самые востребованные профессии будущего – это
инженеры-биотехнологи и специалисты по искусственному интеллекту. Ибо это
передний край науки. Увы. Тут маленькая путаница. Самые желанные и самые
высокооплачиваемые профессии – это одно. Самые востребованные (то есть те, на
которые проще всего устроиться) – совсем другое.
В
конце 1940-х – начале 1950-х передним краем науки было все, связанное с ядерной
бомбой и ракетами. Однако сказать, что физик-ядерщик или инженер-ракетчик были
самыми востребованными профессиями в послевоенном СССР – это значит впасть в
романтические фантазии.
И
тогда, и сейчас самими востребованными профессиями являются те, что связаны с
не самыми сложными навыками работы. Уборка помещений. Погрузка-разгрузка и
доставка. А также все прочие работы в сфере услуг и торговли. Плюс
строительство, наверное. Вот это на самом деле востребованные, а не вымечтанные
профессии.
Всякий
родитель хочет видеть своего взрослого ребенка если не «топ-», то хоть каким-то
менеджером. Администратором, юристом, бизнесменом, актером. Если желания
родителей и детей совпадают – слава Богу.
А
если нет – давайте с этим, наконец, смиримся.
Но
вот тут возникает самое сильное возражение. «Значит, вы хотите,
чтобы половина детей в возрасте от 10 лет была предоставлена самим себе? Это
же ужас! Это какие-то «банды Нью-Йорка!» Они же будут сбиваться в стаи
и нападать на прохожих, будут воровать, грабить, калечить! Куда они, простите,
денутся, когда родители на работе?».
В
самом деле, кошмар. В этом возражении есть резон. Но в этом резоне есть некое
страшное открытие. Значит, примерно для половины учеников школа – это
всего лишь «изолятор временного содержания», «дневная тюрьма», «зона с 8 до
15», место, куда их загоняют, чтоб они не хулиганили, не крали, не разбойничали
без надзора?
Сдается,
что в огромной массе случаев это именно так. Значит, для начала надо признать, что проблема школы именно в этом, а не в
программах обучения.
Nav komentāru:
Ierakstīt komentāru